Читать книгу Асса! - Виктория Габриелян - Страница 4

С Мариной в классе училась красивая и умная девочка Шахнавердян Гаянэ. Она была всегда лучшая и везде первая. А еще Гаянэ была любимицей учительницы их третьего «А» класса Розы Рачиковны. Я называла учительницу теть Роз, потому что она была еще и Марининой мамой.

Моя подруга больше не могла слышать, как мама постоянно хвалит Гаянэ и ставит Марине в пример: и красавица, и отличница, и танцует, и поет, и рисует, и в пионеры первую приняли. Марина, сжав зубы, выслушивала похвалы мамы в адрес Гаянэ и бежала со своего второго этажа ко мне на третий – рыдать.

– Подумаешь, глаза голубые! Подумаешь, волосы густые и светлые! Конечно, она не такая, как все. Мальчишки дар речи теряют, когда она в класс входит. И форма у нее самая красивая, и фартук самый белый и самый накрахмаленный. А тетради ты ее видела? Как прописи, только на выставку такие тетради отправлять! А стихи, знаешь, как она наизусть рассказывает? Никогда ни одного слова не забудет, и с выражением, и с жестами, как артистка. И Снегурочкой ее мама выбрала, а не меня. Потому что еще и поет! Да как! Голос как хрусталь, прямо белка из сказки про царя Салтана.

Я понимала, что Марина повторяет слова мамы.

– Во саду ли в огороде, – запела Марина тонюсеньким голосом, подражая белке из мультфильма и однокласснице Гаянэ одновременно.

– Бегала собачка, – подхватила я басом.

И мы вместе:

– Хвост подня́ла, навоняла, вот и вся задачка!

Как могли, так и выражали свой протест против идеальной во всех отношениях Шахнавердян Гаянэ!

– Я тоже отличница, но мама никогда меня перед всем классом не хвалит.

– Ну и что? Зато с тобой все дружат, а с ней – никто.

* * *

И вот однажды бабушка Гаянэ пригласила Марину провести у них весь выходной день – воскресенье. Как сейчас бы тут в нашей Америке сказали: play day.

Марина неожиданно уперлась (как потом оказалось, она очень боялась этой Гаянэ) и наотрез отказалась идти в гости без меня. Бабушка Гаянэ окинула меня оценивающим взглядом, спросила, кто у меня родители, и согласилась. Я побежала отпрашиваться, папа и мама очень обрадовались, что смогут отдохнуть от меня в воскресенье, и отпустили.

Мы сели в большую блестящую машину. Наверное, это «Чайка», подумала я. И личный шофер семьи Шахнавердян повез нас по ереванским улицам с нашей окраины в их престижный район.

Жила Гаянэ с родителями и бабушкой в великолепном доме сталинской постройки, с колоннами и скульптурами у входной двери. По широкой лестнице с ажурными перилами мы поднялись в квартиру на третьем этаже.

Тяжелая двухстворчатая дверь распахнулась, и к нам на шею бросилось сияющее существо – все в лентах, голубых оборках, кружевах и лакированных туфельках. Гаянэ прыгала вокруг нас, обнимая по очереди. Она была по-настоящему рада и счастлива.

Нас родители тоже приодели. Бабушка Гаянэ предупредила, что вечером мы пойдем на отчетный концерт во Дворец пионеров, где Гаянэ будет выступать со своей танцевальной студией. Поэтому родители постарались – на нас с Мариной были платья, лучшие в нашем гардеробе. Одинаковые. Тетя Роза и моя мама периодически летали то в Москву, то в Донецк на шопинг. Город шахтеров в советские времена снабжался так же хорошо, как и Москва. И покупали наши мамы, если вдруг что-то попадется, всегда по два. Все детство и юность, вплоть до выхода замуж, мы с Мариной носили одинаковую одежду, обувь, портфели, в старших классах – спортивные сумки и куртки.

Наши лучшие платья тоже были одинаковыми. Из цветастого шелка с отложным салатовым воротником, который плавно переходил в большой бант на груди. Юбка у платья была в складочку, и мы с Мариной очень любили кружиться в этих платьях у зеркала, чувствуя себя настоящими принцессами. Но на фоне Гаянэ наши наряды поблекли. На ней было платье голубого цвета – как ляпис-лазурь. Из-под подола выглядывали белые кружева нижней юбки. Белые носочки с оборками и белые лакированные туфельки с застежками в виде белых розочек. Откуда в Советском Союзе такие наряды, мама дорогая? Ее густые длинные волосы были собраны в два хвостика и подвязаны голубыми шелковыми лентами. Ну прямо Мальвина! На наших с Мариной головах были пришпилены одинаковые белые банты.

Гаянэ схватила нас за руки и потащила в свою комнату. По дороге я заметила широкие коридоры, высокие потолки, какое-то несусветное количество комнат. А может быть, тогда деревья были большими…

Посреди комнаты стоял круглый стол, за которым свободно уместилось бы шесть человек, покрытый накрахмаленной скатертью. В углу – кровать с розовым покрывалом. Письменный стол. Но самым главным украшением комнаты был большой, от пола до потолка, шкаф, забитый детскими книгами и игрушками. Чего там только не было! Мы с Мариной постояли у шкафа минут пять, открыв рты, разглядывая это детское богатство, и с усилием сделали вид, что у нас тоже все есть.

Из комнаты французская дверь вела на огромную лоджию. Бабушка отодвинула тюль и распахнула дверь. С потолка лоджии спускались качели. Это был первый и последний раз в моей жизни, когда я взлетала на «крылатых качелях», раскачиваясь все выше и выше, на уровне третьего этажа. Я видела людей, деревья, скамейки, машины во дворе далеко-далеко внизу. Это было удивительно. И все внизу летало и качалось вместе со мной.

Пока бабушка Гаянэ накрывала круглый стол к чаю, мы играли с куклами. Кроме того что куклы Гаянэ ходили и говорили «мама», они еще обладали кучей всякого добра. Все платья кукол были выглаженными, туфельки блестели. Ни у одной куклы не было потеряно ни носочка, ни туфельки. У всех были красивые прически со сверкающими заколками. Одни сидели за красивыми столами на стульчиках, а перед ними стояли фарфоровые кукольные сервизы, другие отдыхали на кроватях под атласными одеялами, на кружевных подушках. Рядом с куклами присутствовали их кавалеры – оловянные солдатики, щелкунчики, обезьяны и медведи.

У кукол Гаянэ была райская жизнь.

Мне стало стыдно за свой маленький деревянный шкафчик на балконе. У него заедало дверцы от перепада температур. В нем хранились мои игрушки. Все вперемешку. Мячи, скакалки, куклы, мелки… У кого-то что-то было оторвано, у кого-то что-то затерялось. Плачевно, как у неумытого поросенка из «Мойдодыра», выглядели мои игрушки.

Папа периодически чинил шкафчик, мама перебирала игрушки, выбрасывала то, что ремонту не подлежит, покупала новые, но через некоторое время все возвращалось на круги своя. Я игрушки не любила. Я любила игры с другими детьми.

– А ты умеешь играть в «семь камней»? – спросила я Гаянэ.

– Нет, а ты меня научишь?

– Конечно! Для этого нам нужен мяч. У тебя есть?

– Вот!

Чистенький красно-желто-голубой мяч покатился к нам. – Камни на улице найдем, – сказала я подружкам.

Марина кивнула.

– А еще нам нужны мальчишки. С ними интереснее играть в «семь камней». У тебя есть знакомые мальчики? Друзья есть у тебя?

– Мне не разрешают выходить во двор без взрослых, – сказала Гаянэ. – И играть с мячом не разрешают, чтобы я не поранила ноги. Я занимаюсь балетом.

– Серьезно? – я сразу потеряла интерес к мячу. – И ты на пальцах стоять умеешь?

– Конечно!

– Я тоже умею! Вот смотри!

Я подбежала к зеркалу.

– Марина, помоги!

Опираясь на Маринино плечо, я согнула все десять пальцев на ногах и чуть-чуть, с огромным усилием, оторвала пятки от пола.

– Видишь? Я на пальцах стою!

– А надо не так! – сказала Гаянэ и из какого-то шкафчика достала шелковые туфельки с длинными розовыми лентами.

– Это что? Никогда таких не видела! Это которые на балеринах?

– Это пуанты! – так важно сказала Гаянэ, что мы с Мариной, не сговариваясь, показали ей языки.

– Можно потрогать? – спросила Марина.

– Конечно!

Пуанты были изумительно шелковые, с шелковыми розовыми лентами.

– А можно мне их примерить? – спросила я. – Можно!

С невероятным трудом, как сестры Золушки в хрустальную туфельку, я втиснула свои стопы в эти пуанты.

– Помогите встать!

– Вика, не надо! – тихо попросила Марина. Но меня уже было не остановить.

Одной рукой схватив за шею Гаянэ, другой опираясь на плечо Марины, я оторвалась от стула, выпрямилась и тут же грохнулась лицом вниз. Это было ужасно унизительно, но я не могла даже представить, как можно в них стоять, ходить, да еще и танцевать.

Но Гаянэ стянула с меня пуанты, как-то очень легко и свободно надела эти кандалы (иначе не скажешь) на свои ножки, запеленала лентами, изящно встала и прошлась перекрестным шагом по паркету, затем подпрыгнула и присела в реверансе. Мы с Мариной смотрели на нее, уронив челюсти.

Спасла нас от экзекуции совершенством бабушка Гаянэ.

– Ай, бала-джан, – сказала она внучке ласково, – мы же тебя просили не танцевать в комнате. Паркет скользкий.

И повернулась к нам.

– А вы помойте руки в ванной, я там чистое полотенце приготовила. Будем пить чай.

В ванной комнате, открыв воду на всю мощность, чтобы никто не подслушал, мы с Мариной дали друг другу самые страшные клятвы, что никогда в жизни не станем такими воображулями, как Гаянэ.

Бабушка показала, куда кому садиться вокруг стола.

Чай был подан в лучшем, наверное, сервизе. На большом блюде красовались мои самые любимые пирожные – заварные. На специальной подставке стоял торт, сверкая розами из крема всех цветов – красными, розовыми, желтыми с зелеными листиками. Я мечтала о таком торте всю свою жизнь, прилипнув к витрине кондитерской, разглядывая его через стекло. Мама мне никогда не разрешала есть этот торт. Я умирала, как хотела его попробовать, но мне было раз и навсегда запрещено прикасаться к этому ужасному торту с этим ужасным жирным кремом. Но я его так хотела, так хотела… А тут и торт, и пирожные, и печенье, и варенье, и конфеты дефицитные. Чего только не было на столе! У меня глаза разбежались, а Марина уставилась на Гаянэ. Эта великолепная девочка брала изящную чайную чашку, не вставляя палец в ручку, держа ее спокойно на весу двумя тонкими пальчиками, и беззвучно отпивала глоток. Хорошо, что мы с Мариной чай в блюдца не налили.

Перед нами сидела принцесса, вела себя как принцесса, даже чай пила как принцесса.

Я подняла руку вверх, сжала кулак и сказала Марине:

– Помни клятву!

И Марина ответила:

– Чтоб мы сдохли!

Гаянэ занималась в балетной студии Дворца пионеров Шаумянского района – лучшего Дворца пионеров города Еревана. Это был действительно дворец. Великолепное новое здание из розового туфа с огромными окнами от пола до потолка и хрустальными люстрами. Прямо в огромном фойе был разбит зимний сад с бассейном и фонтаном из камней причудливой формы. В бассейне плавали большие рыбы, блеск люстр отражался в воде. Это было так красиво! Все сверкало и сияло! Мы, дети, мечтали хоть как-то прикоснуться к этому дворцу, но туда было так же трудно попасть, как в Оперный театр. А записаться в какую-нибудь группу или кружок могли только самые талантливые дети Еревана, прошедшие жесточайший отбор, или члены семьи партийной элиты.

Эти везунчики раз в год устраивали отчетный концерт для родителей и друзей – чтобы показать, чему они научились, объяснила нам бабушка Гаянэ. Пока ее внучка готовилась к выступлению, она провела нас с экскурсией. Мы обошли весь Дворец, побывали в кружках шахмат и юных натуралистов, моделирования самолетов и в радиокружке, заглянули в учебные классы – музыкальные, танцевальные, акробатические; где-то разыгрывался и настраивался оркестр, где-то разминались гимнасты. Заглянули даже в костюмерную балетной группы, где мама Гаянэ наносила дочке на лицо макияж.

Мы с Мариной так устали, что готовы были лечь на пол рядом с бассейном с рыбами и так же, как они, беззвучно открывать рот. Мы задыхались, еще не понимая, почему.

Наконец-то настало время концерта. Бабушка Гаянэ провела нас к нашим местам, мы упали в бархатные кресла и приготовились смотреть.

Представление нас потрясло. Оркестр звучал слаженно, дети прекрасно пели и читали стихи, танцы сменяли выступления акробатов и гимнасток с разноцветными лентами.

И вот наступил кульминационный момент! Объявили выступление балетной группы Дворца.

Зазвучала бравурная музыка, и на сцену выпорхнули итальянские крестьяне и крестьянки с тамбуринами в руках. Это была тарантелла. Девочки и мальчики закружились в танце.

Мы с Мариной усиленно вертели головами, но никак не могли определить, которая из танцующих – Гаянэ. Все девочки были на одно лицо. Музыка заводная, ножки балерин стучат по паркету сцены, изящные ручки бьют в тамбурины, мальчики задают ритм хлопками в ладоши, все кружится и несется кувырком! Мы с Мариной притопываем и прихлопываем. Музыка летит к концу! Последний крут и шквал аплодисментов. Все встают – это последний номер программы. Овации, крики «браво». Гаянэ с танцорами отвешивают поклоны на краю сцены…

И вот наступает конец этого длинного дня. Родители Марины – тетя Роза и дядя Миша встречают у выхода из Дворца. Усаживают нас с Мариной на заднее сиденье, долго прощаются с бабушкой Гаянэ, обещают снова встретиться, пригласить в гости, благодарят за прекрасный день. Мы с Мариной сидим почему-то нахмуренные, мрачные, смотрим исподлобья. Дядя Миша наконец-то заводит мотор, а тетя Роза поворачивается к нам с пассажирского сиденья и радостным таким голосом спрашивает:

– Ну что, подружки, как прошел день?

И мы с Мариной, совершенно не сговариваясь, неожиданно, вдруг как зарыдаем! Громко, в один голос, как маленькие, хлюпая носами и размазывая слезы по лицу. И уже не просто рыдаем, а воем.

Родители Марины перепутались:

– Что? Что случилось?

А мы смотрим на них, ревем, широко открыв рты, икая и всхлипывая, и ничего объяснить не можем.

А разве могут объяснить дети, что происходит с ними в десять лет? Что взрослые комплексы приходят из этого счастливого детства и остаются навсегда? Когда какая-то девочка настолько красива, восхитительно талантлива, настолько безупречна, что на ее фоне ты – некрасивая, глупая и никогда не сможешь так танцевать и бить в тамбурин, и никогда у тебя куклы не будут в накрахмаленных платьях, и сама ты не знаешь, почему этого никогда не будет. А не будет, потому что ты – другая. Но в детстве тебе этого не понять, и никто не может объяснить. И ты рыдаешь не от зависти к красивой девочке, нет, – от поражения по всем фронтам.

На следующее утро моя мама – тетя Света – спустилась с нашего третьего этажа на Маринин второй и позвонила в дверь.

Открыла тетя Роза.

– Как Марина? – спросила мама.

– Спит еще. А что?

– Не знаю, чем там их кормили. Мы всю ночь не спали. Вику рвало, марганцовкой желудок промывали.

– Кажется, торт был с цветочками.

– Сколько раз говорила! Но разве кто-то слушает? Там же крем – сплошной маргарин!

– Да, – согласилась тетя Роза. – Крем очень жирный.