Читать книгу Троя. История первая. Первый поход греков против Трои - Виктория Горнина - Страница 4

Ранее погожее утро только занималось над долиной, приветственные крики птиц, встречавших солнце, только-только огласили округу взволнованным переливом многоголосья – казалось, мир едва начал пробуждение и теперь нежится в утренней прохладе, словно молодая девушка в своей постели, оттягивая ещё немного момент неизбежного подъёма. Капельки росы блестели в пригнувшейся травке, лёгкий туман скользил в низинах, спускаясь к реке, цветы повернули свои головки навстречу солнцу, бабочки застыли в ожидании теплых лучей – всё готово, чтобы встретить новое утро.

Здесь всё было первозданно, свежо и оттого очень нежно: ни один человек не вторгался до сих пор в этот хрупкий мир – никто ничего не строил, никто не пахал и не сеял, никто не выкорчёвывал деревья, не копал колодцы и не пас скот; здесь не было даже дорог – только ковёр травы, сочной высокой травы, что склонилась сейчас под тяжестью капель росы. Разве могло так продолжаться всегда? Думаю, вы сами знаете ответ.

Потому именно в это утро сразу с разных сторон на пышный ковёр долины ступили ноги будущих разрушителей этого рая.

Справедливости ради стоит сказать, что ноги эти были жалки и тощи, равно как их хозяева – типичная местная голытьба – зачастую в обносках с чужого плеча, с печатью недоедания на ввалившихся лицах, с ранней сединой от перенесённых лишений. Кто налегке и в одиночку, а кто с нехитрым скарбом и всей семьёй, они брели по столь чудесной долине, внося нестройные ноты своим появлением в этом царстве красоты и гармонии.

Не сговариваясь, эти люди тянулись в сторону холма Ата. Молва быстро разнесла весть о том, что некто Ил строит здесь новый город и будто бы город этот теперь защищают боги. Кто-то сразу поверил в это, но большинство ещё сомневалось: ведь все знали, что место это проклятое. Никто раньше-то и соваться туда не смел. Оттого и сохранилось всё в первозданном виде.

А теперь на этот лакомый кусочек нашёлся-таки храбрец, и боги дали ему добро: «Вот счастливчик», – с завистью вздыхали люди.

– Да кто он? Неужели младший сын Дардана? Тот, что ушёл во Фригию?

– Во Фригию, как же, бери дальше – в Персию.

– Так он перс?

– Перс ни перс, а привёл с собою пропасть народу в златотканых одеждах – все красивые, точно боги…

– Так это боги были с ним? Тогда понятно, почему проклятье потеряло силу. Чего только не бывает на свете.

Новый город обрастал легендами и слухами прежде, чем шатры сменились домами и возникли улицы, прежде чем через всю долину к холму Ата протянулось множество дорог, разрезая мягкий ковёр травы.

– А что, может, пристроимся на новом месте, как знать. Я вот – резчик по камню, жена – повариха. Глядишь, найдётся какая-никакая работа… Да ты сам-то, откуда будешь? Из Сминфия? А мы из Дардании. Всё оставили. Там жизнь труднее год от года. Господа власть делят – о народе кто думает? Нынче все только и твердят: Илион, Илион. Свояк уехал – года два как будет. Ничего, устроился. Тогда, говорят, проще было. Может, и нам повезёт.

Путники медленно шли по долине в сторону холма Ата.

Маленькая женщина в простой тунике ядовито-жёлтого цвета и таком же платке, прикрывавшем рыжеватые вьющиеся волосы, несла на руках малыша.

Её муж, худой нескладный мужчина с грубоватыми чертами лица, но неожиданно доброй мягкой улыбкой, тащил нехитрый семейный скарб, уместившийся в средних размеров мешке.

Их случайный попутчик, совсем юный паренёк, шёл налегке.

Мальчик был бос, серая хламида явно не по размеру, вся в прорехах, но было заметно, что ради такого случая парень старался привести себя в порядок: тщательно вымыл лицо, почистил платье, попытался расчесать волосы.

– А я сирота. Отца с матерью не помню совсем. Воспитывал меня старый гончар. Да никто он мне – так… Просто понадобился мальчонка, я и подвернулся.

Бил, конечно. Чуть что – хватался за плеть. Вздорный был старик. И пьяница. Оттого и помер. А наследников-то нету. Вот и появился царский писец – мол, городу отходит помещение. Меня, конечно, никто и слушать не стал. Иди, куда хочешь. Я помыкался немного, делать нечего – пойду в Илион. Говорят, там богато люди живут. А значит, работа найдётся.

– Так ты гончар?

– Да, есть немного. Но могу и подсобить на стройке, и в услужение пойти, лишь бы взяли.

Так за разговором, путники подошли к подножию холма.

Невиданных размеров строительная площадка начиналась прямо здесь, постепенно поднимаясь выше по пологому склону. В самой высокой точке красовался храм, ниже сияли покатыми крышами большие богатые дома, в основном достроенные – радиусы улиц делили холм на сектора, здания постепенно спускались, плотно опоясывая пространство. Везде оживлённое движение: там возводили стену, тут подвозили камень, здесь разгружали лес. Цепочка водовозов спешила к реке и обратно, стук молотков и зубил перекликался в воздухе весёлым ритмом, облачка каменной крошки оседали на землю, пахло известью и свежеспиленным лесом.

Пока наши путники растерянно озирались по сторонам, соображая, куда же податься, к ним, прихрамывая, подошёл свирепого вида подрядчик. Лысая голова блестела на солнце, безбровое лицо подозрительно нахмурилось:

– Вы кто такие? Откуда взялись?

– Пришлые мы… Работу ищем.

Голова недобро усмехнулась.

– Много вас тут. А документы получили?

– Какие документы? – ошарашено спросили наши путники.

– Как какие? Вы что, с Луны свалились? Нынче каждый, кто хочет работать в Илионе, должен получить документ, – и, видя полное непонимание в глазах собеседников, распалился ещё больше. – Ну, карточку такую. Понятно?

– Нет. Мы ничего не знали. Мы думали, можно просто прийти… Мы – соотечественники, не чужие…

Подрядчик досадливо поморщился: и так проблем хватает, тут ещё эти трое…

– Думали они, – и неожиданно смягчил тон. Что с них возьмёшь – наивные люди. – Ладно, не мешайтесь тут. Ступайте вон туда, видите шатёр? А рядом толпа. Очередь займите. Там вам всё объяснят.

Шатёр синего шёлка, расположенный у подножия холма, представлял собой паспортную службу и биржу труда одновременно.

В глубине помещения располагался стол, весь заваленный пергаментом, прямо с потолка на него струился поток света, освещая беспорядок. Это и был тот самый заветный стол, где решались судьбы вновь прибывших. Справа от входа находилось место писца – маленького сгорбленного человечка неопределённого возраста – в чьи обязанности входило выдавать документы: аккуратные стопочки зелёных и красных карточек ожидали своих будущих хозяев. Ведал заведением энергичный молодой человек с бегающими глазками и неуловимым выражением лица.

Впрочем, достаточно было несколько минут незаметно понаблюдать за ним, чтобы стало ясно: обязанности этого молодого человека явно тяготили его. Мелкие усики возмущённо топорщились по любому поводу: кто бы ни обращался к нему, чиновник досадливо пожимал плечами; как они мне все надоели – читалось на его физиономии. А между тем, он получал неплохое жалование, город выстроил ему дом в числе первых, но полученные блага молодой человек считал недостаточными, себя – неоцененным по достоинству, оттого он отчаянно скучал, пропуская вереницы соискателей – их лица сливались в однородную бесцветную массу – этому чиновнику хватало двух минут, чтобы решить судьбу претендента.

Очередь у шатра волновалась и шумела.

Нестройный ряд из пёстрой, небогато одетой публики возбуждённо делился своими страхами и надеждами, наблюдая удачу или крах уже прошедших отбор. Незнакомые доселе люди бросались навстречу выходящим из заветного шатра, окружали их плотной толпой с одним единственным вопросом: ну как, взяли? А что ты говорил? А что там спрашивают? И каждый надеялся, что удача улыбнётся именно ему. Но, между тем, отказов за это чудесное утро получили больше половины прошедших из тех, кто ещё затемно занял очередь возле вожделенного шатра. Они не спешили уходить, неопределённо переминаясь с ноги на ногу, разочарованно вздыхая, пытаясь сообразить, что теперь делать-то, а? Им сочувствовали, но это сочувствие не могло ни помочь им, ни подсказать, как быть дальше. Отказники медлили, но всё же постепенно уходили прочь, бросив последний взгляд на негостеприимный город, так жестоко обошедшийся с ними. А очередь продолжала шуметь и жить надеждой. Наши путники пристроились в её хвост, рассчитывая пройти хотя бы до обеда. Но они не учли той энергичной поспешности, с коей расправлялся с вновь прибывшими молодой чиновник.

– Смотри, смотри, тех берут, берут… эх, – завистливо пропищал тощий старикашка, приподнявшись на цыпочки. – Человек десять сразу. Везёт же кому-то.

Все вытянули шеи, посмотреть на счастливчиков. Очередь застыла на миг.

– Конечно. Это бригада…

– Каменотёсы…

Бригада отошла в сторону дожидаться документов – зелёных карточек с какими-то значками.

– Больше никого не взяли – вон уходят.

– А какие мастера нужны нынче?

– Да кто их знает…

– Вчера одни, сегодня – другие. Ни за что не угадаешь…

В течение десяти минут люди, как ошпаренные, вылетали из шатра, в воздухе то и дело звенело «Следующий!», женщина нервно прижала ребёнка, муж обнял её, отвёл взгляд в сторону – волнительно-тоскливо заныло сердце – не возьмут…

– Следующий!

Отец семейства шагнул в шатёр. Жена, помедлив, зашла следом.

– Откуда? Возраст? Специальность? – посыпались вопросы.

Чиновник не удостоил взглядом вошедших претендентов. Он как раз изучал пергамент с квотами на сегодняшний день, вычёркивая занятые позиции.

– Из Дардании мы… тридцать лет… Резчик по камню я…

– Резчики нужны. Пойдёшь в восточный сектор. Там поглядим, какой ты мастер…

– С женой я.

Чиновник впервые оторвался от своего списка.

– С женой нельзя.

– Она повариха… хорошая очень, хорошая, господин… – запинаясь, промямлил резчик.

– Город не резиновый. Тем более с дитём. Куда его девать?

– При ней, при ней будет. Он не помешает. Мальчик смышлёный… – всё ниже склоняя голову под свинцовым взглядом, защищался простой человек.

– Нет, – это прозвенело громом, резчик ясно видел, что стены шатра содрогнулись и земля разверзлась пред ним. Где-то из глубины прозвучало: – Тебя берём. Жену отправляй назад. Или оба вон отсюда. Не задерживай. Там ещё много таких… Следующий!

Этот крик странным образом вернул его к действительности – резчик шагнул к столу, развязывая мешок.

– Погодите, погодите, – мужчина оценил обстановку: писец вышел отдавать бригаде пропуска – они одни, совершенно одни в этом шатре, чиновник и он с женою… – Вот, возьмите это.

Он поспешно извлёк блестящий персидский платок тонкой работы с кружевной каймой. Ткань заискрилась в потоке света, нескольких секунд хватило, чтобы намётанным глазом оценить – превосходная вещь, главное богатство семьи, свадебный подарок родителей. Платок опустился на стол и сразу исчез из виду.

– Хорошо, – проделав этот фокус, чиновник небрежно бросил вернувшемуся писцу: – Оформляй семью… Следующий!

Юноша в серой хламиде замялся у входа.

– Откуда? Возраст? Специальность?

– Гончар я.

– Гончар? Не нужен.

– Могу подсобником или учеником…

Чиновник с сомнением посмотрел на парня. Ему хватило минуты, чтобы принять решение.

– Свободен.

– Господин, не выгоняйте, дайте шанс… – отчаянно выдохнул паренёк.

– Свободен, я сказал.

Юноша понуро вышел на улицу.

– Не взяли, – сообщил он своим попутчикам, ожидавшим пропусков.

– Куда ты теперь?

– Не знаю. Куда-нибудь.

Он помялся немного, обречённо всплеснул руками:

– Не знаю куда.

Обида выступила слезами: столько надежд связывал нищий мальчик с великолепным городом, а он вышвырнул его, словно щенка.

– Эй, погоди, парень. Поди-ка сюда.

Пожилой мужчина неопрятного вида пробирался к нему сквозь толпу.

– Не хочешь к нам? Нам как раз гончар нужен.

– Кому это вам? – подозрительно насупившись, спросил паренёк.

– Да ты что? Не бойся, сынок. Не обидим.

Он практически насильно отвел своего собеседника в сторону от шумной очереди у шатра.

– Пойдём, по дороге всё расскажу.

Их путь лежал вокруг подножия холма к западной его стороне.

– Не горюй, нас тоже когда-то не взяли, но мы всё-таки обосновались здесь. Не так богато, конечно, но ничего, жить можно.

Вскоре путники подошли к целому поселению из глинобитных низеньких домиков, ютившихся у западного склона, более крутого и каменистого, чем остальные склоны холма Ата.

Здесь селились те, кто не попал в Илион, но кому решительно некуда было возвращаться. Постепенно здесь собрались выходцы со всей Троады, а потому как-то незаметно поселок получил название Троя.

Неизвестно, кто первый дал ему это имя, но оно прижилось.

Беспорядочно построенные низенькие домишки Трои составляли резкий контраст продуманной великолепной архитектуре Илиона – здесь не было того шика и богатства, однако в воздухе витало что-то особенное, характерное для малых поселений: искренняя доброта и радушие, приветливость, безыскусность и неспешность в противовес суете, жестокости и расчётливости большого города.

Маленькая бесправная деревня принимала новых жильцов, не требуя документов и не пытая, зачем да почему, просто предоставляя кров и надежду отчаявшимся, задавленным нуждой людям, покинувшим родные места в поисках лучшей жизни. Они сами создавали её – эту лучшую жизнь – и вскоре Илион, прежде смотревший с высока и презиравший такое соседство, Илион, считавший позором для себя снизойти до признания Трои, Илион, где не раз раздавались голоса уничтожить поселок, в конце концов, вынужден был признать его право на существование.

Более того, со временем здания большого города всё ниже спускались с западного склона, пусть медленно, но верно город приближался к своему посёлку.

Пока Илион неуклонно сползал с горы, Троя росла вокруг холма, опоясав западную сторону и захватывая всё новые и новые участки. Это был естественный процесс слияния, помешать которому не мог ни Ил, ни кто-либо другой.

Кстати, заканчивая рассказ об Иле, нужно признать, что тот был на редкость удачливым человеком. Всё, о чём он мечтал в юности, воплотилось в реальность при жизни. Жена родила ему сына и дочь, и в старости Ил нянчил восемь внуков – пять мальчиков и трёх девочек – что ещё можно желать человеку? Ил умер вполне счастливым и довольным. Однако сын его, Лаомедонт, не разделял уверенности отца, будто сами боги хранят город и потому незачем строить укрепления.

Боги богами, – рассуждал Лаомедонт, – а хорошая стена ещё никому не помешала.

При жизни родителя, Лаомедонт, как почтительный сын, не смел возражать отцу. Но сразу после смерти Ила новый правитель Илиона взялся осуществить столь грандиозное строительство. Этот новый царь уже не делил Илион и Трою, но считал их единым целым, признавая свершившийся факт. Он решил обнести крепкой стеной весь образовавшийся город, а жителей Трои признать полноправными гражданами Илиона.

Новое название оказалось проще и благозвучнее, к тому же Ил уже почил и не мог никому помешать, а потому с лёгкой руки своего правителя скоро весь город стал называться Троей, а его жители – троянцами.

Официальные документы, конечно, сохраняли прежнее название – Илион, но это никого не смущало.

Таким образом, город, имевший теперь два названия, вознамерился возвести крепкие стены, чтобы сохранить свои несметные богатства, кои ежедневно прибывали по суше и морю со всех концов света.

И городу несказанно повезло. Но обо всём по порядку.