Читать книгу Нидерланды. Страна мельниц, тюльпанов и сыра - Виктория Хогланд - Страница 7

Тот разноцветный букет был вовремя доставлен хмурым небритым курьером. Цветы идеальные – не придерешься. Во-первых, их было много. Потому что три жалких тюльпанчика в торопливой мятой фольге тянут не больше чем на дежурное извинение и, если вдуматься, были бы Насте просто оскорбительны.

Нет, принесли все как надо – целую охапку хрустящих стеблей, спрятанных в крафтовую бумагу. Тюльпаны кивали ей плотными прохладными головками и обещали через пару дней распуститься в летнюю мощь.

Во-вторых, с букетом не было никаких дурацких шариков, открыток или конфет. И потом оказалось, что это тоже очень правильно.

Насте было немного не до подарков. Возможно, она рассеянно мазнула взглядом по яркому пятну, а может, даже и не заметила его, погруженная в свой особенный мир, что в последнее время случалось все чаще. Ну цветы и цветы.

Настя была очень привлекательна и знала об этом. Это знание существовало как бы объективно, само по себе. Оно не лезло в глаза, не раздражало, не вызывало желание тут же отыскать какое-то несовершенство, потому что не бывает же так, чтобы и фигура, и лицо, и волосы, и вообще…Это был факт, и Настя его принимала. А окружающим просто ничего другого не оставалось.

Она работала ведущей на местном телевизионном канале, пользовалась популярностью и вообще заметно украшала собой пространство. «Да, у меня трое детей, – хохотала она прямо в камеру, – и простите, что не выгляжу как загнанная лошадь». Смех у нее был тоже невероятный, звенящий, ни с кем не спутать было. И еще походка. Мужчины на улицах не то что останавливались, они дышать рефлекторно переставали. Завидовать ей было бессмысленно – несется такой ураган, воздух вокруг трещит, как в летнюю грозу, а она радуется, звенит, подшучивает, кому-то названивает, с кем-то ругается и тут же расцеловывает в обе щеки и опять убегает работать, работать…

В Москву Настя приехала по делу и не одна, с Оксаной. Поездка получилась в их стиле, прямо шоу. Даже в аэропорт они заявились в одинаковых костюмах и там блистали. Им повезло найти квартиру в центре, в доме, где, говорят, жила Земфира и даже иногда появлялся (сами видели!) Митя Фомин.

Днем у них были важные дела, а вечером они делали и ели любимый Настин салат – «помидоры со вкусом помидор». Это когда отбираются сочные овощи, торопливо режутся, неровно так, прямо на глаз, и кидаются в миску. Сверху присыпаются красным луком и крупной солью. Чуть сметаны и – вуаля – готово самое настоящее, самое что ни на есть узбекское блюдо. Настя никогда не была в Ташкенте и не знала, что такой салат, только без заправки – наиглавнейшая закуска к плову. Называется шакароб. Лучше брать розовые помидоры сорта «Бычье сердце». Вытирать потом хлебом дно косушки. С ума сойти можно как вкусно.

На второй день в Москве они пошли в место силы – ЦУМ. Оксана терпеливо ждала на диванчике и мерзла от обилия кондиционеров, а Настя порхала по залам, привычно влюбляла в себя продавщиц, которые все несли ей джинсы, платья, очки, шарфы и какие-то дурацкие все в заклепках ботинки за совершенно бешеные деньги. А потом вереницей пошли модные тяжелые кожаные куртки, и уже на исходе третьего часа Настя вдруг потухла, стянула очередную с тонких плеч, недоуменно сказала: «А зачем она мне?» и купила только толстовки старшим сыновьям. На вырост.

Через окно такси они смотрели на московские закаты. Настя снова повеселела и приставала к Оксане с дурацкими вопросами: а получится ли ей на следующий день рождения привезти живую зебру, лечится ли привычка бесконечно делать селфи и можно ли прямо сейчас позвонить в Красноярск ее младшей дочке, двухлетней девочке с неожиданно французским именем Зои. Ночью она писала свой блог, смотрела видео от друзей, иногда будя Оксану громкими звуками телефона.

На следующий день они снова поехали по знакомому адресу, который даже звучал подходяще: Рублевское предместье. Сразу хочется снять с полки какой-нибудь старомодный роман. «В предместье скрипучий экипаж Анастасии прибыл уже под вечер». И дальше что-нибудь про молодого блестящего офицера, трогательного в своей первой любви, и смешливую лучшую подругу и наперсницу Оксану, и небольшие интриги завистниц, и маленькую Зои в шуршащем платьице, которая уже так очаровательно делает реверанс и обязательно будет иметь успех при дворе…

Но ту жизнь Настя не прожила. Ей досталась эта, здешняя. Итак, в предместье она действительно попала под вечер. Позже туда как раз и приехал взлохмаченный сонный курьер и принес от меня кусочек Нидерландов в жесткой коричневой шуршащей обертке.

Через неделю Настя умерла.

Это случилось в подмосковной больнице недалеко от Рублевского предместья. Рядом были мама Лариса и, конечно, Оксана. Туда принесли ей мои голландские тюльпаны. И храбрые цветы вздохнули, набрались сил и немного пожили для близких Насти, грустно кивая поникшими бутонами.

У нее был рак легких четвертой стадии. Она молилась о чуде и получила полгода. Хотя врачи упорно давали всего лишь недели, дни. Заболев, она стала использовать свою популярность, чтобы рассказывать о других, кто в диагнозе, и успела помочь нескольким десяткам человек. Основала благотворительный проект re: missia, который живет и спасает людей. Ездила на химию в фиолетовом кабриолете, шумно праздновала вечеринки, успела сфотографироваться с дочкой на ее второй день рождения. В Москву приехала, когда метастазы добрались до мозга, надеясь выиграть еще немного времени.

Не потеряла свои шикарные волосы, оставалась такой же ошеломляюще красивой, только сильно похудела. Но даже это ей каким-то невероятным образом шло. Эльфийская принцесса, вечно юная, с счастливыми глазами, острыми скулами, тончайшей талией и прозрачными коленками…

Перед уходом она обещала нам, что это не конец, а начало.

Я не плачу. Я верю Насте. Что еще остается?

Опа-Опа-Опа Ян

Адри родился в той самой деревушке Эймнес, где мы живем и сейчас. Родители держали небольшую булочную, вставали в четыре утра, чтобы начать выпекать хлеб, ложились поздно. И Адри, и три его сестры помогали им в этом семейном бизнесе. Деньги он приносил маленькие, все работали на износ.

Настоящей звездой семьи (конечно, до того как Адри вырос, стал своим человеком в мире шоу-бизнеса и превратился в барона Хогланда) был его дедушка Ян. Говорят, муж очень на него похож, и я в это верю. Я теперь понимаю, откуда в нем столько любви к авантюрам, энергии и прочего идиотизма.

Опа Ян («опа» – это и будет по-нидерладски «дедушка») был отцом моей любимой свекрови. Кстати, еще одна совершенно уникальная личность. Вот сняли бы реалити-шоу про несколько поколений этой голландской фамилии – рейтинги бы зашкаливали! Наша брутальная крошка Кори (передвигающаяся на инвалидном кресле и совершенно глухая), отправила бы Ким Кардашьян в нокаут правым прямым в голову и невозмутимо покатила в ресторан своего дома престарелых пить кьянти классико или строить на плацу местный обслуживающий персонал.

Как мы с ней хохотали, сплетничая про местных жителей или вспоминая семейные истории! Как ласково она меня обнимала!

…Она ушла семь лет назад. Я настолько часто вижу ее в своей малышке Коринн, названной в честь бабушки, что немного начинаю верить в путешествия душ и реинкарнацию…

Опа Ян был известен тем, что делал только что хотел, когда хотел и где хотел. Сейчас бы сказали, что он поклонник метода Михаила Лабковского, но тогда деревенские старожилы просто качали головой, закатывали глаза, дергали бровями, короче, как можно отчетливее старались языком тела выразить свое осуждение. Он тоже работал в булочной – развозил по субботам заказы клиентам, заезжая по пути в тот или иной кабачок или к другу перекинуться в картишки. Возвращался он зигзагами с пустой тележкой и, бывало, с небольшой недостачей.

На восьмидесятилетие он опустошил свой сберегательный счет и устроил вечеринку. Пригласил половину деревни, заказал суперзнаменитого на тот момент диджея и грузовик музыкальной аппаратуры, рассчитанной на небольшой стадион. Диджей со странным именем Кряйн Торринга решил было, что он ошибся дверью – ехал на олигархический частный концерт, а попал в хор пенсионеров «Весенний взмах». Но честно отработал свое.

…Однажды опа Ян обьявил детям и внукам, что пришла пора ему снова жениться. Исполнилось ему на тот момент восемьдесят шесть лет. Как там поется: «Был жених серьезен очень, а невеста ослепительно была молодой». Так вот это не про них, нет. Жених, переводя буквально с голландского, был zo dronk als een garnaal – пьян как креветка. Молодая была совсем не молода, за восемьдесят, отличалась сварливым характером и вообще не блистала. Лицо у нее было скошено немного влево и вниз. Было ли это следствием болезни или врожденным достоинством, история умалчивает. Но жених, ослепленный любовью, считал, что, наконец, нашел ту самую и вообще пора уже как-то остепениться.

Для нас она так и останется безымянной, потому что дети прозвали ее Ома Бюссум. «Ома» – это по-нидерландски бабушка, а Бюссум – название городка, откуда она приехала. На русском будет звучать, наверное, типа как баба Керчь или, скажем, тетка Нижний Волочок. Удобно. Шлешь телеграмму родственникам «SOS, Мытищи едут». И все ясно – скандальная двоюродная сестра папы собирается в гости. Надо валить.

Адри утверждает, что Ома Бюссум любила носить наполовину прозрачные блузки, из которых немного вываливались разные неожиданные части тела. От себя тактично замечу, что эта соблазнительная тактика все же явно сработала, раз довела Ому Бюссум до венца с опой Яном, правда же? В общем, внуков и правнуков она очень смущала, бедные дети боялись с ней разговаривать, так как просто не знали, куда смотреть. Сначала в глаза лезли ее достоинства различных размеров и видов, а поднимешь взгляд выше, к лицу, – там вообще все на разном уровне. Как тут налаживать смол ток о погоде?

По прошествии четырех лет (новоиспеченному мужу было соответственно девяносто) он плюнул на все и развелся с молодой женой, не дотянув до деревянной свадьбы. «Не создан я для семейной жизни», – откровенничал он с Адри, раскуривая очередную сигару.