Читать книгу Не такая - Виктория Левина - Страница 4

Глава 3. Бабушка-антисемитка

Оглавление

У каждого человека есть самые ранние воспоминания, которые прочно впечатываются в подсознание и остаются до конца дней. Мои по большей части связаны с ярким и противоречивым образом моей бабушки по материнской линии.

Вторую мою бабушку – папину маму – мне узнать не довелось. По словам оставшихся в живых после нашествия фашистов родственников, она была добрейшей души человек! Но вместе с тем все в один голос называли её строгой и решительной. Папа сохранил о ней самые нежные и тёплые воспоминания на всю жизнь… А вот с тёщей, являвшей собой полную противоположность покойной матушки, взаимоотношения у него не сложились. И это вовсе неудивительно. Даже меня, полного несмышлёныша, иногда озадачивал характер моей единственной живой бабушки.

Я часто вспоминаю, как сидела в её маленьком, уютном и чистеньком домике, построенном у нас в саду, рисовала или пыталась писать большими печатными буквами. И давалось мне это непросто.

Здесь я должна кое-что объяснить. Когда родители осели на Украине после демобилизации, папе было предложено стать директором военного завода, который располагался в пойме реки Днепр. Там впоследствии всё было затоплено – сотни процветающих сёл с плодороднейшими землями ушли под воду, уступив место огромному Кременчугскому водохранилищу! «На низу», как это тогда называлось, и располагался папкин танковый завод.

Жить новому директору с семьёй было негде. А ведь ему нужно было заботиться о жене, её пятнадцатилетнем сыне, новорождённой малышке, появившейся на свет в Бурятском крае, и тёще, которая не представляла своего существования без младшей и единственной любимой дочери! Ситуация осложнялась тем, что мне тогда исполнилось всего несколько месяцев, я с трудом перенесла двухнедельный переезд на поезде из Забайкалья и последовавшие за тем мотания туда- сюда в Ленинград и обратно.

Жильё нам выделили… в церкви, стоявшей на небольшом пагорбке рядом с заводом. Это было старое, полуразвалившееся, непригодное для проживания здание. Но у моей мамочки руки были сноровистые, ухватистые, работящие. Да и солдат дали в помощь. Так что вскоре общими усилиями они сделали невозможное – привели церквушку в приличный вид, и наша семья заселилась в необычную квартиру.

И всё бы было хорошо, да вот только комары… Житья от них не было! А в это время в Украине, да и по всей Европе, шагала эпидемия полиомиелита. Дети сотнями заболевали этой страшной хворью, их нервную систему парализовывал коварный вирус, приговаривая тело к атрофическому, полуобездвиженному существованию… Несметное количество комарья «на низу» увеличивало шанс подхватить заболевание в разы. И вот однажды бабушка подошла к немецкой трофейной коляске, в которой я должна была, по всеобщему замыслу, мирно посапывать под охраной верной Альмы, немецкой овчарки, специально обученной нянчиться с ребёнком, и отпрянула со страшным криком:

– Воно померло! Немовлятко не дихає[2]!

Накрыв меня с головой простынкой и причитая на все лады, женщина уселась возле коляски отмаливать мои ещё не существующие грехи… Мне ужасно повезло, что как раз в это время с работы на обед пришёл папа. Он отбросил бабушку и простынку, схватил едва живую меня на руки и ринулся к самолёту, который находился в его ведении как директора военного объекта и уже стоял на небольшой взлётной полосе, проходящей тут же, возле церквушки. Спустя пару часов он был в военном госпитале в Киеве, где врачи зафиксировали клиническую смерть ребёнка, повергнув отца в неописуемое горе. Но потом что-то там не срослось с моим преждевременным уходом в мир иной, и я осталась здесь, с вами, ещё на долгие-долгие годы…

На этой оптимистичной ноте папка получил от местных властей кусок болота (но в центре города!). Не теряя времени, он начал осушку территории и строительство огромного (как его широкая душа!) дома. А я вдруг, вопреки прогнозам врачей, пошла! Стройка продвигалась семимильными шагами – уже заливали смолой крышу и во дворе для этих целей развели костёр… Никто не заметил, как я встала с расстеленного на траве одеяльца и поковыляла к интересному и манящему огню…

Кричать я не смогла из-за шока. Рука лежала на тлеющих углях и дымилась. Завыла Альма. Все бросились на этот вой и выдернули меня из дымящихся углей, куда я, видимо, упала, споткнувшись на слабых ножках. Я была без сознания, рука сильно пострадала от ожога. Кожа на правой ладони практически отсутствовала. В больнице мне пересадили мамину кожу, взяв кусочек из подмышки. Долго, это я уже помню отчётливо, на большом пальце у меня была дырка, в которую я любила смотреть на солнышко… Ходить я снова перестала.

Теперь, когда всё встало на свои места, вернёмся к моим детским воспоминаниям. Я была ребёнком-инвалидом. Ходила с трудом, а потому в основном сидела и рисовала. Ри совать мне тоже было трудновато, так как обожжённая до кости рука плохо удерживала карандаш. Бабушка жила рядом с нашим большим домом. У неё имелся свой маленький кирпичный домик, который папа был вынужден для неё построить. В нём была всего одна комнатка с печкой. Зачем ей понадобилась отдельная жилплощадь? Всё очень просто. Дело в том, что бабушка не общалась с зятем-евреем. Чтобы избегать нежелательных встреч, она заходила в гости, когда он отсутствовал и только имея вполне определённую цель, например искупаться, помыть голову, пообщаться с любимой дочкой.

Я помню, как мама лила горячую воду из кувшинчика на роскошные русые густые косы бабушки. Скорее всего, в то время она была ещё не старой женщиной и сохранила следы неимоверной красоты! Но одевалась она в длинные до пола юбки, телогрейку и неизменный платок, который никогда не исчезал с её головы. Вот почему для меня любимым и заманчивым занятием было наблюдать за таинством мытья чудесных волос моей бабушки, венчавших её ещё не седую голову.

Закончив с водными процедурами, мама брала специальный костяной гребень и принималась осторожно и с любовью расчёсывать её пышные локоны… Бабушка в одной сорочке сидела на табуреточке перед мамой и казалась непривычно молодой и весёлой! Они ворковали о чём-то своём, чего я ещё не понимала. Разговор вёлся с любовью и перемежался смехом. Но к тому времени, когда папа возвращался с работы, бабушка всегда успевала уйти к себе. Ей не нравилась даже мысль о том, чтобы лишний раз встретиться с «жидовской мордой»…

Самой большой своей бедой бабушка считала то, что её любимица, в которую она вложила столько сил и души, решила связать жизнь с евреем! Происходя из обедневшей семьи польских шляхтичей-дворян, она была жуткой антисемиткой! Её биография заслуживает особого внимания.

Получив прекрасное по тем временам образование, свободно говоря на нескольких языках, бабушка нанялась гувернанткой в дом графа Бобринского, знаменитого в те времена сахарозаводчика, владеющего огромным количеством земель на Украине. Мало кому точно известно как (тайну эту знала только мама, а потом и я), но три моих старших тётки родились в его имении… Граф был уже в летах и хотел устроить жизнь бабушки. А к ней, невероятно красивой польке, сватался уже несколько раз (но безрезультатно) мой будущий дед, влюблённый в неё безумно! Он хотел взять свою избранницу замуж с тремя детьми и носить её на руках. И однажды ему повезло.

Дед был мастеровитым, весёлым, заводным мужчиной и любил заложить за воротник. Но на бабушку он молился. В один прекрасный день, осознав выгоды столь тёплого отношения, высокомерная гувернантка согласилась принять его предложение руки и сердца, тем более племянник графа уже начинал прибирать имение и заводы к рукам, а значит, в любой день бабушка и её дети могли оказаться на улице…

Отца деда, моего прадеда, то же графское семейство выменяло на охотничью собаку в Орловской губернии ещё во времена крепостного права. Так что дедушка был гол как сокол. Несмотря на заводной характер и множество достоинств, бабушка всегда относилась к нему как к «быдлу». У них родилось ещё четверо детей (двое близнецов- мальчиков умерли в младенчестве). Мама была последней, седьмой по счёту дочерью, родившейся от этого союза.

Бабушка семью свою, мягко сказать, не любила, мужа ни во что не ставила, лежала на печи и читала французские романы. А дед делал по дому всё: и стирал, и готовил, и деньги зарабатывал, и за детьми смотрел! Неудивительно, что постепенно он начал пить лишнего. Бабка держала мужа в строгости, деньги отбирала, и у него, я так думаю, другого пути, как податься в пролетарии, не было…

Так они и жили: бабушка ненавидела всех своих домочадцев, кроме младшенькой доченьки, ставшей впоследствии моей мамой. Дедушка был председателем местной партячейки и нередко снимал стресс с помощью сорокаградусной. Дети росли неграмотными и лишёнными ласки. Кроме мамы. Заботясь о ней, бабушка помогла своей любимице выучиться в техникуме, а потом и в институте (том самом, который основал ещё граф), вывязывая и продавая чепчики на местном базаре.

Со своей младшей дочкой бабушка связывала эгоистичные чаяния о счастливой старости, которую они должны были непременно провести только вдвоём. Кто мог предположить, что красавица и умница, презрев многочисленных ухажёров, выберет невзрачного рыжего «жидёнка»!

Деда убили немцы во время оккупации как коммуниста. Его расстреляли в лесу за городом. Тётки выросли скандальными, частенько злоупотребляли алкоголем и не могли даже с натяжкой называться интеллигентными. Каждый раз, думая об этом, не могу избавиться от чувства удивления перед «выбрыками» истории: граф Бобринский был прямым потомком Екатерины II (внебрачным правнуком) и происходил от её романа с графом Орловым. То есть мои крикливые тётки-самогонщицы, детей которых мой папа помогал выучить и поставить на ноги и которые, так же как и бабушка, не любили его только за то, что он еврей, – являлись прямыми потомками великой императрицы! Какая шутка истории! Какой «чёрный» юмор! Хорошо, что они этого не знали при жизни…

Но хватит об истории семьи! Вернёмся в счастливые дни моего детства, к тем моментам, когда я сидела в домике моей уже немолодой и вдо́вой бабушки, получившей страшное разочарование в лице зятя-еврея. Я повторяла немецкие и польские слова, глаголы, спряжения… Для своих пяти лет я неплохо читала и писала карандашом. Однажды я даже написала актёру, сыгравшему главного героя в фильме «Матрос с „Кометы“». В моем невинном послании значилось: «Я тебя люблю. Не женись. Скоро я вырасту». Письмо это мама не отослала, как обещала мне тогда, а хранила долгие годы.

Если я правильно отвечала на вопросы, бабушка гладила меня по голове и приговаривала:

– Файна дытына[3]!

Если же я ошибалась, то неизменно получала подзатыльник: – Пся крев! Жидівська морда[4]!

К брату моему бабушка относилась с большей любовью и нежностью. Он же не был сыном моего папы! Валерка отвечал ей тем же. Я давно собиралась у него спросить, да всё ещё не собралась: знает ли он тайну бабушки? И что ему известно о фактах из её биографии, которые мама однажды поведала мне по секрету?

Раз в месяц бабушка надевала «праздничное» платье с кружевами, красиво укладывала пышные волосы, пекла яблоки, раздавала их соседям («святая женщина!») и уезжала на богомолье во Львов. Папа кайфовал, хоть на время избавляясь от сложного соседства!

Потом бабушка заболела. Болезнь была неизлечимой, протекала тяжело и быстро. Папа хотел помочь, предлагал обратиться за советом к лучшим врачам, достать самые современные и эффективные лекарства, добиться операции… Но она ничего не принимала. Только в самом конце, когда стало уже не до гонора, она начала брать у мамы болеутоляющие…

В день, когда бабушки не стало, мама кричала и плакала навзрыд! Она схватила кухонное полотенце и рыдала, погрузив в него лицо…

– Мама, мамочка!

Я подъехала к ней на стульчике на колёсиках и тоже заплакала – было страшно… Мама оттолкнула мою руку и зарыдала ещё горше. Так я в первый раз столкнулась лицом к лицу со смертью. Остального не помню. Скорее всего, меня берегли от стресса – я ведь ещё не ходила… Брат тоже плакал. Папа в тот день пошёл на футбол.

2

Он умер! Ребёнок не дышит! (укр.)

3

Чудное дитя! (укр.)

4

Собачья кровь! Еврейский выродок! (польск.-укр.)

Не такая

Подняться наверх