Читать книгу Опиум. За мгновения до - Виктория Мальцева - Страница 4

Gracious – Ben Howard

Мы останавливаемся у дома, который я не узнаю. Место вроде бы то же – Вестминстер, долина реки Фрайзера, но сам дом другой. Он стал раза в два, если не в три, больше, однозначно красивее и современнее. Зелёный фасад в европейском стиле выгодно отличается на фоне типичных прямоугольных коробок, построенных, к тому же, из картона. Но больше всего мне нравятся балкончики и террасы, украшенные цветущими ярко красными и белыми геранями. В окнах первого этажа горит свет, и сквозь большое панорамное стекло я вижу хлопочущую на кухне мать и Дэвида.

Дамиен вынимает мой чемодан из багажника и так же, не опуская на колёсики, относит в дом. Я плетусь за ним, сдержанно обнимаюсь с матерью, приветствую отчима. Всё быстро и без лишних сантиментов – чем быстрее переживу, тем лучше.

Мой чемодан демонстративно плюхается на плиточный пол кухни, хрустя конструкцией и содержимым (ну вот я знала же, знала!), и Дамиен ставит точку в вынужденной/вымученной, очевидно, миссии:

– Готово.

«Год» – говорю себе. «Один только год продержаться, и буду свободна!».

Свобода… Как заманчиво, как сладко это слово! Пусть начнётся нелёгкая студенческая жизнь – общежитие, кампус, неустанная зубрёжка и стресс из-за не вовремя сданных проектов – но она навсегда избавит от необходимости делать вид, что мне известно значение слова «семья».

– Мам?

– Да?

– А почему ОН меня встречал? – решаюсь на вопрос, как только Дамиен исчезает в недрах этого огромного теперь дома.

– Нам нужно серьёзно поговорить, Ева.

Затем с улыбкой:

– После ужина!

Вскоре Дамиен спускается, и я замечаю, что он переодет в секси плейбоя. Подходит к одному из двух холодильников, заглядывает в него и, спустя короткое время, уже стоит с упаковкой натёртого сыра, уплетая его в скоростном режиме.

– Дамиен! Ужин! – восклицает мать.

Дамиен смотрит на неё, как всегда, исподлобья. Как бы она ни старалась ему угодить, а делала моя мать всегда именно это, мне очевидно, что пасынок воспринимает её в тех же понятиях и категориях, как и я своего отчима. То есть никак. Как пустое место. Как временный персонаж в непредсказуемой ленте жизни.

Мать всегда из кожи вон лезла, желая стать идеальной женой новому мужу и безупречной матерью не своему сыну. Я считаю это самым настоящим предательством. Это как отречься от Бога и продать душу дьяволу. Переступить через собственного ребёнка и облизывать чужого, лишь бы угодить желанному мужику. Прогнуться под обстоятельства.

Дамиен уехал, не дожидаясь ужина. Собственно, он много и не потерял: креветки с соусом – полуфабрикат из Костко – и картофельное пюре.

– Мам! У нас есть семейные альбомы? – спрашиваю после чая и односложных ответов на односложные вопросы Дэвида о перелёте.

– Есть. А что это ты вдруг заинтересовалась? – и во взгляде усмешка.

– Захотелось взглянуть на себя в детстве, – отвечаю, не моргнув.

– Или на Дамиена?

И я краснею. Чёртовы предательские щёки.

– Зачем он мне нужен, мам?

– Он изменился, правда? – с гордостью.

И мне эта гордость не то, что неприятна, у меня, кажется, шею свело, от вида материнских восторженных глаз.

– Возмужал! Такой крепкий стал, красивый! Учится хорошо, драться совсем перестал.

– Да уж! – не выдерживает Дэвид. – Конечно, перестал!

– Ну, по крайней мере, совсем не то, что раньше было. Теперь он взрослый и мудрый, научился контролировать себя, сдерживаться. Ну а то, что морду набил тому парню…

– Брэндону! – подсказывает отчим с возмущением.

– Да, Брэндону, так тот сам виноват! Нарвался!

– Брэндон как раз за честь сестры заступился!

– Да какая там честь, Дэвид! Они ж дети ещё: сошлись – разбежались! В этом возрасте у всех так, что ж Дамиену жениться что ли на ней нужно было?

– Если взял на себя обязательства за девушку – отвечай!

Дэвид либо не в духе, либо с Дамиеном у них, как у двух самцов на одной территории, имеются разногласия. Но в целом мне нравится то, что говорит отчим.

– Ерунда это всё! – не унимается мать. – Дамиен всё правильно делает. Молодец он у нас.

Мне аж тошно. Вот прямо вывернуло бы.

– Так что там с моими фотками?

– Посмотри под телевизором в тумбочке – там должны быть и твои, и Дамиена.

Семейный фото-архив находится почти сразу, и только я собираюсь уединиться, как мать выхватывает альбом Дамиена из моих рук:

– Давай вместе посмотрим, я сто лет их не видела! – восклицает.

Надо сказать, братец действительно очень сильно изменился. Обычно люди легко узнаваемы, пусть и вырастают почти в два раза, но Дамиен совсем не похож на себя в детстве. На фото он – мальчишка с дерзким плутовским взглядом и соответствующей ухмылкой, сейчас – мужчина. И хотя мне неприятно это признавать, взгляд у него умный и гораздо более глубокий, чем можно было бы ожидать.

Но если рассуждать по совести, то и меня ведь теперь не узнать. На фото я – девочка с распущенными каштановыми волосами, частично беззубая и настолько худая, что подвздошные кости и ключицы не просто выпирают, а выглядят анатомическим пособием. А в глазах – Вселенская Ненависть. Снимок был сделан Дэвидом всего за пару недель до «того случая» и моего отъезда. Это был пикник в Роки-парке: мы вчетвером и ещё несколько семей на зелёной поляне. Дэвид сфотографировал нас, когда вся компания детей играла в волейбол, и я чётко помню, как это пресмыкающееся с вечной грязью под ногтями, по имени Дамиен, почти всё время «случайно» попадало в меня. Ага, ему было двенадцать, как и мне, и метнуть мяч он мог уже очень сильно. Настолько, что у меня болел живот, ноги, руки, да всё вообще. Братик дважды норовил попасть в мою, только начавшую расти, грудь, но я успевала прикрыться, совершенно уже наплевав на счёт очков. Его сокомандники ржали, как кони, а мои ругали меня, пока не выгнали. Да! Я не очень хороший игрок в волейбол. И бейсбол. И сокер. Да я вообще терпеть не могу эти тупые обезьяньи развлечения, лучше книжку почитать! Такое фото в альбоме тоже есть: я сижу, скрючившись, на красном складном стуле. У него ещё надпись на спинке была Canada и кленовый лист посередине – до сих пор помню.

А ещё помню, как подвыпившие взрослые пекли кукурузу, и кто-то, уж не знаю, нарочно ли, поручил Дамиену отнести початок мне, сидящей всё на том же красном стуле у воды. Помню, что разворачивать фольгу не хотелось, но я всё же рискнула. Дура. В ней была моя сладкая кукуруза в сливовом масле и черви. Дождевые. Я тоже в долгу не осталась. Когда вся компания детей полезла ловить крабов на мелководье, Дамиен вызвался расставлять ловушки в камнях и разулся. Дурак. Кроссовки его так и не нашлись, хоть мама и пытала меня, и угрожала. Назвала тогда же несносной девчонкой, отравляющей жизнь – это я хорошо запомнила. Очень хорошо.

– Ева, – обращается ко мне мать со вздохом, – мы уже говорили с Дамиеном, а теперь я хочу попросить и тебя: примите друг друга по-человечески. Нет никакого смысла в вашей вражде. Вы одна семья, а это на всю жизнь. Если не можете дружить, то хотя бы постарайтесь не быть друг другу врагами!

Дэвид откладывает один из альбомов в сторону и также принимается промывать мои мозги:

– Вы оба выросли, стали взрослыми людьми. Оба умные, красивые, успешные.

«Это в каком месте я-то успешная, интересно?» – думаю. А Дэвид продолжает:

– Ева, мы с мамой очень страдали от того, что тебе пришлось жить все последние годы вдали от нас. Это неправильно! – тут он делает паузу, чтобы справиться с собственными нахлынувшими эмоциями. – Это несправедливо ко всем нам! Я думаю, что в этом году, последнем, когда Вы оба живёте с родителями – у вас ещё есть шанс всё изменить. Для нас с мамой это очень важно, но и вы должны понять, что семья – это любовь, понимание и поддержка. Мы с матерью любим друг друга и хотим, чтобы и между вами, детьми, не было вражды. Мечтаем видеть вас в родительском доме и после того, как оба вылетите из гнезда!

– Поэтому мы оба тебя просим: Ева, будь благоразумной! Постарайтесь оба понять, что вы – семья! – встревает мама.

Тяжело припомнить, с чего всё это началось, но насколько я могу судить, теперь уже как взрослый человек, посеял вражду между нами Дэвид. Всему виной оказалась мамина любимая чашка с голубыми розами. Ничего необычного в той чашке не было, кроме того, что она единственная уцелела из прабабушкина китайского сервиза. Ну и маме именно из неё удобнее всего было пить её любимый инглиш брекфаст.

Разбила её я, но Дэвид, через секунду влетевший на кухню, почему-то решил, что это сотворил Дамиен. Неделя без видеоигр, телевизора и прогулок с друзьями – таким было суровое наказание без вины виноватого. Помню, как сильно удивил меня Дамиен, ни разу не возмутившийся и не объявивший реальное положение вещей. А мне было девять лет, и я обожала наблюдать за людьми, попавшими в «ситуацию»: в столь юном возрасте меня интересовала стратегия поведения каждого отдельно взятого индивидуума и его реакции на раздражители. А ещё Дамиен не признавал меня, игнорировал и смеялся со всеми своими друзьями, и этот маленький триумф был сладким на вкус и совсем не оставлял горечи, не звенел в ушах противным словом «подлость».