Читать книгу Бонус Дамиена - Виктория Мальцева - Страница 2

Beyond the Waves – Eternal

Beving: 432 (Suzanne Ciani Rework)

Я безмерно скучаю по своей семье, особенно по девочкам, и только сейчас во всей полноте осознаю, что в моей жизни с Мел семьи никогда не было. Мы были людьми, заключившими брак, отдавшими дань традициям и религиозному культу. Улыбались репортёрам, друзьям и приятелям, иногда даже друг другу. Позировали фотографам и операторам, ставили «сцены» нашей «образцово счастливой» семейной жизни, чтобы тысячи жён выносили мозг своим мужьям из-за недостатка удовольствий и гламура в их буднях. Мы дурачили публику, расходясь по своим углам всякий раз, как погаснет свет камер. Иногда играли в этой драматической пьесе наедине, притворяясь, что муж и жена: жили в одном доме, спали в одной постели, умудрялись даже душ принимать вместе и иметь полноценную интимную жизнь, но никогда не выходили из своих углов. Или, может быть, только я не выходил. Так и стоял, уткнувшись в него лицом, развернувшись спиной к миру. Спрятав от него душу.

А теперь она живёт, рвётся домой, навстречу близким, самым родным и самым важным для меня людям – жене и детям. Я с упоением наблюдаю за тем, что происходит в моей груди, за переливами радости и щемящей нежности, тянущей тоски и глубинной потребности быть рядом с теми, кого люблю, и кто любит меня. Я нужен, и мне нужны все они: моя Ева и дети. Я привязан, прикован, припаян мыслями и даже клетками, жаждущими близости, объятий, поцелуев на ночь.

Посередине ночи долго жду свой багаж в аэропорту Ванкувера, а его всё нет. Помнится, когда путешествовал один, мне хватало небольшой сумки, но женившись на Мел, вынужден был таскать не меньше трёх чемоданов, забитых шмотками, в направлении «из дома» и около пяти-семи в режиме «возвращаемся домой». Теперь же, будучи четырежды отцом, я сам спешу к близким, занимая целых четыре багажных места – подарки. А подарок для Евы везу в непосредственной близости от своего сердца – в кармане рубашки. Я нашёл его, всё-таки нашёл – того самого продавца на Понте Веккьо во Флоренции. Ездил только за этим. И он узнал меня, этот ювелир по имени Марио. Невероятно, но он меня вспомнил, а ведь столько лет прошло:

– Очень красивая девушка! Очень! Опиум! – восхищается, глядя на меня своими состарившимися глазами. – Ты ведь всё-таки женился на ней?

– Конечно.

– А почему просишь такое же кольцо? Потеряли?

– Да.

Потеряли гораздо больше, чем кольцо, Марио. Намного больше. И вернуть это невозможно: время, здоровье, мою дочь Лав. Но кольцо можно выплавить, повторить.

– Через три недели сделаю. Приедешь за ним? Или прислать?

– Приеду, но через две. Добавь за срочность.

– Не надо добавлять: раз сам приедешь, будет готов твой заказ через две недели.

И вот я везу его, спрятав около сердца, но до сих пор так и не решил, имею ли право отдавать. Не станет ли этот диск из золота и красных камней напоминанием? Конечно, станет. Поэтому, пожалуй, пусть оно будет, пусть существует, но только для меня, для моей памяти, чтобы всегда помнил о НЕЙ, о моей Лав.

До дома в Западном Ванкувере добираюсь к пяти утра. Впервые в жизни кусты рододендронов, собственноручно выбритая три недели назад лужайка и страшная ёлка, которую посадил, перепутав саженцы в Canadian Tire, кажутся мне родными. Вхожу тихо, чтобы никого не разбудить, и первое, что со мной случается – бесконечная улыбка: я чувствую запахи своего дома. Да, тут пахнет моим домом: Евой, детьми и хвоей – потому что мои отпрыски, похоже, заставили Еву в начале ноября купить Рождественскую ёлку в горшке. При виде увешанного гирляндами холла, столовой и лестницы, у которой красуется высоченная, но ещё не украшенная ель (видно, вчера только купили), я улыбаюсь. Сгрузив чемоданы с подарками у стены, опускаюсь на мгновение на пол, чтобы в тишине и темноте перевести дух, насладиться красотой и уютом развешанных по стенам крошечных жёлтых огоньков и осознать, насколько счастливый я человек.

Поднимаюсь наверх, заглядываю в спальни к детям – все четверо ещё спят. Дрыхнут мои маленькие гномы.

Однако, открывая дверь в супружескую спальню, я не могу унять не только пришибленную от радости и предвкушения улыбку, но и ускоренное сердцебиение.

Ева тоже спит, и тоже как беззаботный гном. Я невесомо касаюсь губами её лба, но она не просыпается – продолжает мирно сопеть, смешно подвернув под щекой руку. В этом мгновении я ещё отчётливее осознаю всю силу своей любви к ней и собственную роль в её судьбе – наконец она перестала кричать по ночам. Годы ушли у меня на то, чтобы залечить её раны, но я знаю, что исцелить их полностью мне никогда не удастся. Я буду до самой своей смерти нести этот крест – чувство вины.

Протягиваю руку к её смартфону, выключаю будильник, заведённый на шесть тридцать – разбужу детей сам и сам же развезу их по школам. Пусть Ева поспит ещё немного, дети наверняка измучили её за эти недели, особенно мальчишки.

Дочь бужу первой – именно так поступает Ева, нужно ведь ещё косы заплести. Моя вторая девочка, Альба, не просто ребёнок для меня – она напоминание. Альбе достались мои глаза – каре-зелёные, и Ева как-то сказала, что у Лав были такие же. Я не спрашивал, откуда ей это известно – некоторые вещи мы просто знаем.

– Папа! Ты приехал! – в глазах дочери, хоть и сонных, мгновенно загорается искрящаяся радость. – А мы ёлку купили! Настоящую! В горшке! Она не умрёт долго-долго, а в январе ты посадишь её на заднем дворе! А Дариуса выгнали из школы, но потом приняли обратно! А Джордан плюнул в учительницу, и мама запретила ему мультики на неделю! А мы по тебе очень скучали! Особенно мама! Мама сильно-сильно скучала, даже плакала!

Господи…

– А что ты мне привёз?

– Много всего, но подарки мы посмотрим после завтрака, окей?

А ещё лучше – после школы, но это вряд ли реалистичный сценарий.

– Ура-а-а! А ты купил мне рюкзак с единорогом? А костюм?

– Рюкзак купил, а костюм тебе уже мама купила, – подмигиваю.

Альба надувает губы:

– Он голубой и полосатый…

– А ты какой хотела?

– Розовый, конечно!

– Почему же вы не купили розовый?

– А не было!

– Так и там, где я был, розовых тоже не было! – вру. Костюм спрячем на Рождество под ёлкой – будет подарок от эльфов.

– А русалочий хвост купил?

Господи, это что-то новенькое… Очередная девчачья заморочка, о которой Ева ещё не успела мне сказать. С мальчишками проще – Лего много не бывает.

– Про русалочий хвост я не в курсе, но зато привёз тебе три очень красивых платья из Италии, несколько кукол из Испании с запахом ванили… это когда кукла пахнет, как пирожное… ещё конфеты, новый купальник… два! Книжки…

– Пап, я хочу русалочий хвост и розовый костюм единорога.

Господи, как же тяжело… Напрягаю свои почти уже сорокалетние извилины и нахожусь:

– Напиши письмо Санте. Да, точно, у Санты однозначно найдётся и розовый цвет, и хвост.

– С чешуйками?

– Ты в письме это уточни, а он поищет.

– А я пишу плохо и с ошибками, – сейчас заплачет.

– Это ничего, сегодня после школы сядем вместе и напишем. Я помогу.

– Правда? – трёт красные глаза кулачками.

– Правда!

– Пойдём мальчишек разбудим?

– Пойдём! – подскакивает, мгновенно повеселев.

Да, побудка моих сыновей Джордана и Элайи – тот ещё цирк. Во-первых, нужно умудриться целым и невредимым добраться до их кроватей – кругом снаряды: впивающиеся в ступни Лего кубики, железные модельки автомобилей, магнитный конструктор, но серьёзнее всего покалечиться можно, наступив на металлические волчки – самое последнее увлечение. Чтобы заставить их всё это убрать перед сном, нужно приложить титанические усилия, кино отснять проще, ей Богу. Еву они вообще слушать не хотят, меня боятся, но роль домашнего блюстителя порядка мне не по вкусу.

Альба тормошит Джордана за плечо, он вскидывается на постели сонный – сидит, глаза закрыты, кудрявые волосы спутались и почти полностью скрывают лицо. Из всех детей именно Джордан больше похож на Еву – только ему достались её шоколадно-карие глаза, вьющиеся каштановые волосы и неуправляемый характер. Элайя послушнее, покладистее, к нему тянутся дети, особенно девочки, но он никогда не строит сумасшедших фигур из Лего, не рисует по-настоящему талантливо внутреннее устройство танка – всё это Джордан.

Я убираю с лица сына волосы, целую его в лоб – хоть он трудный ребёнок, но не менее любимый. Элайя уже свесил ноги с постели и радостно смотрит своими зелёными глазами в мои:

– Паааа-паааа!!! – бросается мне на шею. – А мы ёлку купили!!!…

Джордан продолжает спать сидя, и Альба пытается стянуть с него спящего верх пижамы.

– Альба, не нужно ему помогать, пусть проснётся сперва.

– Он же не успеет свои подарки посмотреть!

– Да?

– Да!

– Ну, тогда давай скажем ему об этом!

И Альба орёт Джордану прямо в ухо:

– Джо-о-ордан! Пода-а-арки!

– Пода-а-а-арки!!! – вопит Элайя, напрочь меня оглушив, и уже через секунду срывается в холл.

– Элайя! – теперь уже я воплю ему вдогонку, но это бесполезно – цепная реакция запущена: Элайя, Альба вслед за ним, Джоран с уже открытыми, но ещё полуспящими глазами – впереди всех.

Спускаюсь вниз и наблюдаю за актом вандализма над моими чемоданами – орать бесполезно, одна молния уже сломана.

– Так! – хлопаю в ладоши, зная, что этот звук всегда заставляет детей сосредоточиться, потому что является свидетельством приближения моего терпения к точке закипания.

Не три, а уже четыре пары глаз устремлены на меня (потому что Дариус тоже проснулся и поспешил присоединиться к беспорядкам), и я как можно более солидно оповещаю:

– Подарки после завтрака, и только тем, кто будет вести себя тихо! Мама ещё спит!

– Она приняла успокоительное вчера вечером, – сообщает Дариус.

В моё сердце мгновенно вонзается осколок тревоги:

– Что случилось? – вглядываюсь в глаза своего самого взрослого и серьёзного ребёнка.

– Ничего особенного: эти двое снова подрались, и Джордан наступил Элайя на ухо, оно распухло, мама плакала и мазала его кремом от ушибов.

Фууух… Я боялся более серьёзных проблем.

– Ладно, – говорю, – садитесь за стол, Дариус, доставай тарелки и хлопья, кто будет чай, а кто сок?

Во время завтрака в столовой царила бы почти гробовая тишина, если бы не хлюпающе-чавкающие звуки.

– А ты знаешь, пап, какой у Луны радиус? – пытается завалить меня на лопатки Элайя.

Напрягаю мозг, и он так громко поскрипывает, что я боюсь, дети могут услышать. Какой он там? Четыре тысячи? Или шесть? Господи, как давно это было – школа.

– А! Не знаешь! Не знаешь – не мужик!

– Шесть! – рискую.

– А вот и нет! Она тысяча семьсот тридцать семь! – ликует.

– Шесть – это радиус Земли, пап! – подсказывает Дариус, а я пыхчу, как паровоз.

– А какое животное самое большое в мире? – не унимается всё тот же один из моих троих сыновей.

Но это уже легко, спасибо, Господи, за шанс реабилитироваться:

– Кит!

– А что такое…

Твою ж мать… этот допрос когда-нибудь закончится?

– Сингулярность?

– Вселенная в момент Большого взрыва!

Элайя поджимает губы, Дариус гордо усмехается – не так и безнадёжен его отец. Да, в их возрасте я тоже любил канал Discovery, и на этой оптимистичной ноте я задаю свой главный вопрос: