Читать книгу Не стирайте поцелуи. Книга 2 - Виктория Мальцева - Страница 9

And You Don’t Even Know You Hurt Me – Nick Murphy

Иногда мы словно ползли друг к другу на четвереньках, иногда подкрадывались на цыпочках, но ни разу не шли уверенно напрямик.

Ноябрь в Ванкувере – это не ноябрь в Калифорнии, и мой подопечный мёрзнет. Я еду в Спорт чек и выбираю ему самую тёплую, удлинённую, пригодную как для обычной жизни, так и для хайкинга парку. Новые технологии обещают лёгкий вес и сохранение тепла при минус двадцати пяти градусах. Впрочем, ниже нуля в Ване почти никогда не бывает.

– У меня кое-что есть для тебя, – вручаю ему свёрток.

Лео смотрит вначале на упаковку, потом на меня, и в глазах его конечно вопрос.

– В Канаде сегодня день подарков, – отвечаю на него. – Очень уважаемый день.

– А… – начинает он было.

– А ты не знал, поэтому освобождён от ответственности. В следующем году уже будешь знать, и смотри не забудь!

Впервые мне стало страшно из-за тепла. Это была ночь, меня разбудила необходимость сбегать в туалет, и когда я вернулась, вместо остывшей постели меня ждало пятно не моего тепла. Вначале было очень приятно – вместо того, чтобы согнуть ноги в коленях и прижать их к животу, как я делаю всю свою жизнь, когда пытаюсь согреться, они сами собой вытянулись. Я лежала с закрытыми глазами и прислушивалась к солнечным зайчикам внутри себя, они делились и множились, как клетки – быстро и неумолимо, пока до меня не дошло, что сама я теперь излучаю гораздо больше тепла, чем когда-либо.

Потом стало страшно. Мне не хотелось отвечать на вопросы, стоящие передо мной во весь рост. Я отворачивалась и пыталась игнорировать даже самый главный из них: «Что я делаю в его постели? Что я делала в ней вчера и позавчера?». Куда всё это приведёт, если с самого начала известно, что для него этот путь тупиковый?

Мы с Тьяго спали не только в разных постелях, но и в разных комнатах. Между нами был секс, но мне с самого начала хватило ума понять, что ждать большего бессмысленно. И я не позволила этому большему родиться и внутри себя, начертила границу. Хоть внутри этой границы, хоть снаружи всегда было холодно.

Почему теперь границ нет? Просто момент был упущен. Причём задолго до того, как у нас случилась первая близость.

У Лео немного приоткрыт рот во сне. Интересно, как часто ему снится Карла? Потому что днём, я знаю точно, она не покидает его мыслей. Мне кажется, я даже могу видеть её образ, когда он задумчив, а задумчив он практически всегда.

Странно осознавать, что принадлежит он не мне, а спящим вижу его именно я. Ведь это так интимно – видеть человека спящим. Хотя, сколько я наблюдала людей на улицах, никогда не было вот этого щемящего чувства внутри, желания обнять, спрятать от всех. Сама, когда жила под открытым небом и ещё до того, как обзавелась палаткой, всегда старалась максимально спрятаться, а если не удавалось, то закрывала хотя бы лицо. Был у нас один чудак, который разговаривал только сам с собой, поэтому никто не знал его имени, но у меня почему-то всегда было чувство, что оно должно начинаться на «М», так вот, он прятался за раскрытыми зонтами – всегда чёрными. Было у него штук десять таких зонтов, из них он сооружал себе домик, скрывал в нём не только себя, но и свои ценности – тележку со всяческим хламом, которую всегда возил за собой. Он и ел тоже так – закрывшись от мира чёрными зонтами.

В комнате теперь совсем светло, а я вот уже несколько часов охраняю сон Лео и изучаю его лицо. Когда его больше со мной не будет, я смогу закрывать глаза и включать эту картинку. Он будет виртуально рядом, расслабленный, доверяющий, размеренно дышащий, а я стану смотреть на его приоткрытые губы и мечтать дальше – вот-вот он проснётся и потянется ими ко мне, но не для того, чтобы поцеловать, а чтобы просто прикоснуться, потому что иначе ему не прожить этот день, не одолеть его физически. Потом, несмотря на то, что ему нужно спешить на работу, он тоже будет долго рассматривать моё лицо, и не потому, что ему понравился секс, и он хочет повторения, а больше ему не с кем, а потому что хочет меня запомнить на будущее, чтобы закрывать глаза и думать обо мне, когда меня не станет.

Он открывает глаза, смотрит пару секунд на меня и снова закрывает.

– Который час? – спрашивает.

– Утро, – отвечаю.

– Опять дождь?

– Угу. До мая.

Он секунд пять молчит, потом говорит:

– Мне нравится.

А днём мы оба, как обычно, притворяемся, будто не знаем, что происходит в его спальне ночью.

I work for the Universe – Nick Murphy

В эти осенние дни красота живёт пусть не снаружи, но внутри меня. Впервые в жизни осень не вгоняет меня в тоску, не возвращает воспоминания о том, как тяжелы ночи в холода и дожди, если у тебя есть только ты сам и небо над головой. Да и дни не особенно легче.

И я впервые ощущаю физически и духовно, какой может быть обратная пропорциональность. Чем холоднее становятся вечера и ночи, чем дальше уносит ноябрьский ветер опавшие листья, чем безнадёжнее затягивается свинцом небо и чаще поливает нас дождь, тем теплее и уютнее в нашем маленьком мире. То, что началось и существовало только ночью незаметно и неумолимо прорастает в наши дни. Самое интересное, что ни один из нас в то время даже не догадывался об этом. Но настанет момент, и жизнь поставит каждого перед фактом… хоть и в разное время.

Кафе ассоциируются у меня со словом «тепло». В них даже свет по-особенному тёплый, уютный, что уж говорить о запахе свежей сдобы и кофе с молоком. Мы сидим во вьетнамском чайном доме и неспешно потягиваем душистый жасминовый чай. Лео из всех ароматов предпочитает именно жасмин, а я всматриваюсь в вещи, которые его привлекают, принюхиваюсь к запахам, которые нравятся ему, пробую на вкус его мир.

Это тот редкий вечер, который возможен только в начале ноября: жара осталась в августе, а северный холод и ледяные январские дожди ещё до нас не добрались. Стройный высокий клён, закованный в асфальт, засыпал тротуар сухими листьями; скомканные солнцем, свернутые, они похожи на золотые осенние розы. Город ленится, притих, словно утомился за лето, и над домами и улицами поселилась мягкая, тёплая, купающая последним в этом году солнцем, осенняя тишина.

– Ты похож на осень, – говорю ему.

– Я?! Почему?

Лео не улыбается, но в его глазах мгновенно начинает искриться оживление, любопытство.

Я не хочу отвечать. Красота необъяснима.

Мне приходится сделать над собой усилие, чтобы думать о насущном, а не о прядях его волос, лезущих ему в глаза и льнущих к его шее вместо меня – они снова отрасли. И день мгновенно становится ночью, и там, в темноте, мои губы снова и снова целуют его шею, ключицы, плечи, губы, впитывают его тепло, нос собирает молекулы его запаха. От всего этого так сильно кружится голова, что кажется, будто земной шар в последние месяцы ускоряет своё вращение, и наши ноги вот-вот начнут сами собой отрываться от земли и парить над ней.

– Гм-гм, – бужу сама себя.

Сегодня мы выслушали вердикт – нужна операция. Возможно, она будет долгой и сложной, поскольку проведённые исследования не дали однозначных ответов – причина боли не выявлена, и в нашем распоряжении есть только версии. Самая вероятная из них – осколок, который не видим ни на одном из снимков, но который подвижен и воздействует на нервные окончания при физических нагрузках. Мы знаем, где его искать – это разбитые и уже зажившие за год позвонки в двух различных точках позвоночного столба. Во время операции их вскроют не только для того, чтобы найти возможный осколок или осколки, но и чтобы выполнить ещё одну операцию кифопластики – устранение последствий травмы. Дело в том, что у Лео позвоночник повреждён в нескольких местах, а после аварии его прооперировали только в одном таком месте. По словам врача, тогда, год назад, возможно картина была иной и показаний для дополнительной кифопластики не было. Теперь есть.

– Давай решать… насчёт операции, – напоминаю.

– Это слишком дорого, – отрезает Лео.

Стоимости, которую нам назвали, не ожидала даже я – слишком сложная и длительная работа предстоит хирургам. Страховки, такой, которая покрывала бы подобную операцию, у Лео нет даже в США.

– Сколько бы ни было, шанс снова стать здоровым, даже относительно здоровым – он бесценен. Я хочу увидеть, как ты бегаешь, плаваешь, занимаешься дайвингом, прыгаешь со скалы.

– Ты знаешь, что всё это невозможно. Ни без операции, ни с ней.

В его словах такая горечь, которую, наверное, поймёт только другой человек, прикованный к коляске. Мне приходится собраться с духом и потратить некоторое время, чтобы совладать с эмоциями и произнести:

– Я была бы счастлива увидеть только, как ты ходишь. Я была бы счастлива, даже если бы ты не мог ходить, но избавился от этих адских болей. На боль они дают гарантии – её больше не будет, Лео!

Это враньё. Они ни на что не дают гарантий.

Теперь время требуется ему. И гораздо больше, чем мне.

– У меня просто нет такой суммы денег, – признаётся, наконец.

Я бухгалтер, и ситуации, когда обеспеченные люди не имеют свободной наличности – не редкость для меня. Чаще всего именно они и не умеют грамотно распоряжаться финансами.

– Продай квартиру, – предлагаю.

Лео на мгновение оторопевает. Выражение его лица: «Что за бред ты несёшь?!»

– Как я могу продать то, что мне не принадлежит?

Теперь уже оторопеваю я.

– А кому оно принадлежит?

– Понятия не имею. Я арендовал её через агентство.

Моя память и способность мыслить лихорадочно пытаются осознать сказанное, принять, как реальность. Сложно представить, что именно выражает в эту секунду моё лицо, но на лице Лео проявляется болезненное разочарование, степень которого с каждым мгновением берёт всё более высокие, стонущие, почти плачущие ноты.

Вначале на меня накатывает злость. Потом стыд… вернее, понимание того, о чём именно сейчас думает Лео – я приняла его за представителя золотой молодёжи, и одному Богу известны причины, по которым согласилась на его далеко не заманчивое предложение. Я лихорадочно стараюсь припомнить все наши первые разговоры, отыскать все те причины, по которым сделала не те выводы.

Лео отворачивается, и это небольшое движение странным образом приводит меня в чувство.

– Ну ладно. Хорошо. Давай думать ещё. Есть у тебя что-нибудь, что можно было бы продать?

Он больше не смотрит в глаза. Он молчит.

– Что? Совсем ничего?

О, Боже.

Мои шестерёнки крутятся, и чем дальше, тем быстрее.

– А где ты жил до этого? Ваш дом с Карлой… – и тут я осекаюсь.

– Он не мой.

– Ну может, есть смысл теперь поговорить с ней об операции… и разъяснить ситуацию…

– Нет.

Печально. Моя рука прижата к губам – а это верный признак того, что у клиента дела плохи.

– Из любой ситуации можно найти выход… мы что-нибудь придумаем, – спешу его заверить.

И уже через мгновение меня осеняет мудрая мысль:

– А сколько же ты платишь за аренду этой квартиры?

– Одиннадцать тысяч.

– Одиннадцать тысяч?! – я даже вскакиваю с места от возмущения. – Ты шутишь? Сколько же ты всего уже за неё выложил? Мы здесь как долго?.. Шестой месяц? Это почти семьдесят, мать твою, кусков?!

– Да.

– Почему было не снять квартиру попроще, господи! – и теперь я уже в прямом смысле хватаюсь за голову.

Он не отвечает. И меня разбирает злость, потому что… потому что женщины хотят жить в красивых и комфортных местах – именно этим он руководствовался, в экстренном режиме подыскивая квартиру, куда собирался привести… меня. А потом предложить место сиделки? Что-то тут не сходится.

Я опускаю руки и долго, ошарашенно глазею на Лео. Он, как и прежде, избегает смотреть в глаза.

– Лео…

– Да?

– А ты о сбережениях что-нибудь слышал?

– Конечно. У меня есть… были некоторые.

Пока он не отдал их мне, а я банку. Ой, мама…

Мы долго сидим в тишине, пока я соображаю.

У меня есть дом. Не до конца выплаченный, но, если его продать, деньги будут. Плюс мои сбережения, плюс девяносто пять тысяч.

Но остаться опять без дома… боже…

Решение зависит от того, с какого ракурса посмотреть на дилемму. С позиции «Стоит ли моя долгожданная крыша над головой его боли?» ответ не только однозначен, но и сам факт того, что этот вопрос задан, пованивает чем-то нехорошим. Ну а с другой стороны, он сам оставил свой дом в Калифорнии бывшей жене. Почему я – человек, два года проживший на улице – должна расплачиваться за его широкий жест самым важным для меня? Потому что дура. Но в свете первого пункта, это не важно. It's okay.

– Я продам свою квартиру. Денег за вычетом всех удержаний банка будет до обидного мало, но на операцию должно хватить. Завтра же я найду место подешевле – переедем туда. Возьму всех клиентов, каких мне предложат, найду работу. Если всё это приплюсовать к твоим одиннадцати тысячам, нам должно хватить на реабилитацию.

Лео очень тихо и даже не глядя произносит:

– … нам?

Потом очень чётко, громко и глядя в глаза, добавляет:

– Об этом не может быть и речи. Я перееду в дешёвую квартиру, это не вопрос, уже через год денег должно скопиться столько, сколько нужно.

Его взгляд, как таран – мощный и непреклонный. Но меня так легко не протаранить. Ты мужчина Лео, конечно, и ты не допустишь, чтобы женщина тебя облагодетельствовала, а тем более финансово. Но ты забываешь о том, что в первую очередь я человек, который никогда не допустит даже день твоей боли, если её можно избежать. И ты совершенно прав: не может быть и речи. Даже допускающей мысли не может быть о том, чтобы отложить на год то, что избавит тебя от боли. Не может быть и речи о том, чтобы отнять у тебя год полноценной жизни, юности, в которой должно быть намного больше, чем коляска и кэмпинг в оборудованных для инвалидов местах.

Лео слишком умён и проницателен, чтобы, тараня, не увидеть всех этих мыслей в моих глазах.

– Не смей! – требует. Причём, довольно грубо.

– Ну, попробуй, останови, – просто пожимаю плечами.

Однако позже мне приходит в голову идея получше. Я нахожу в сети макеты медицинской документации, связанной с финансированием сложных и дорогостоящих операций для граждан, и вписываю туда имя Лео. Откуда ему знать о деталях и нюансах этих программ?

– Такие вещи существуют в каждой стране только для своих граждан, -говорит он мне, сузив глаза.

– Канада очень социальная страна, во-первых, а во-вторых, существуют и в медицине явления, вроде студенческого или научного обмена. Другие страны лечат наших пациентов, если у них это направление лучше развито, а мы – их. Канада славится своими ортопедическими хирургами! – вру.

– Поехали к тебе домой.

– Ты сможешь увидеть только один из моих туалетов.

– Ничего. Мне хватит.

– Хорошо, поехали.

Я предвидела такой вариант развития событий, и продала свой таунхаус азиатскому инвестору. Комичность ситуации в том, что гражданин Китая не имеет даже визы для въезда в Канаду, но это не мешает ему приобретать недвижимость и даже сдавать её в аренду через того же риелтора, который помог ему купить мой дом. Я сняла у него свой же скворечник ещё на два месяца – мне нужно время, чтобы придумать, куда перевезти пожитки и сделать это незаметно для Лео. Ну и в моей голове была мысль, что упрямец может внезапно захотеть ко мне в гости.

Нет, туалета ему мало. Он вцепляется рукой в поручень перил и лезет на второй этаж. Там сползает по стене, а я уже с иглой наготове. Бледный и тяжко дышащий, подставляет сгиб руки, весь исколотый предыдущими инъекциями, и требует:

– Покажи мне свои фотографии… в рамках.

– Ты знаешь, что я не фотографирую себя. С какой стати я буду делать со своей физиономией рамки?

Он молчит и смотрит своими уставшими глазами.

– Ну хочешь, – предлагаю, пока ввожу ему лекарство, – я скажу, что находится вон в том ящике? А потом вон в том? Я принесу их тебе, и ты убедишься, что я не ошиблась.

– Принеси мне юбку…

– Какую ещё юбку?

– Как у балерины. Зелёную.

– Ментоловую.

– Один хрен. Она должна быть, как у балерины.

Юбка из фатина, которая была на мне, когда мы впервые встретились в аэропорту.

Со вздохом я поднимаюсь на третий этаж, в свою спальню, нахожу юбку, спускаюсь и вручаю неверующему. Он скомкивает её в руке и закрывает глаза.

Надо ж, какой упёртый, думаю. Как хорошо, что я вовремя догадалась обмануть его. Он бы не согласился своим ходом, это точно.

Ты всё вернёшь мне, Лео, мысленно говорю ему. Конечно, вернёшь. Улыбками своими вернёшь, спокойным сном без боли. Походами в бассейн и прогулками вдоль набережной. Даже уютными ночами, которые мы проведём вместе, может быть вернёшь, но это не точно – просто, как потенциальная возможность. Но, самое главное, позволишь полноценно любить себя, и конечно, полюбишь в ответ. Ты не можешь меня не полюбить, не имеешь права. Ты мне нужен, Лео. Ты даже представить себе не можешь, как сильно мне нужен.