Читать книгу Правда о маяках. Возвращение императора - Виктория Прессман - Страница 5

Как вы уже знаете, по прошествии трех месяцев с момента своего возвращения к людям, к миру и к себе домой, я купила в кредит цифровое пианино Роланд. Инструмент звучал как рояль, на нем было легко играть, я не могла остановиться. Когда я доставала ноты (они пролежали в пуфике долгое время, ждали, когда я достану их), так вот в этом же пуфике неожиданно обнаружилась икона огненных ангелов, которую я считала безвозвратно утраченной. Я привезла ее лет десять назад с острова Лерос, куда поехала после папиной смерти через Одессу, Стамбул и Бодрум, и где провела почти пол-лета. На Леросе жила знаменитая старица Гавриила, она работала с прокаженными в Индии, дружила с Ганди, у нее была прямая связь с ангельским миром. Гавриила приняла постриг на святой Земле, в монастыре в Вифании, но потом подвизалась в разных странах, помогая людям, оставаясь монахиней и бессребреницей. Конец жизни она провела на острове в обители ангелов. И вот эта икона привезена оттуда. Я было подумала, что ее уже нет, вспоминала про нее. Икона пропала, когда квартира сдавалась третьим или четвертым по счету жильцам, гагаузам, трудолюбивой семье из Молдавии. Потом было еще 3 или 4 арендатора. И вот теперь ангелы вернулись домой. И черно белые клавиши дома.

Любопытно, что трезубец – это еще и символ музыки, таланта музыканта. В моем случае дара и проклятия, всю жизнь меня любили и ненавидели за мою гениальность и я использовала ее не по назначению, потакая желаниям своим и чужим и занимаясь бесконечным самовыпячиванием и самоутверждением, вместо самореализации и трудов. Одно утешает, как и многие гении, я протусовалась до 40 и остановилась. Теперь меня ждала работа. Я не теряла ни минуты времени. Лет в 20 я написала «успею впрыгнуть в последние закрывающиеся двери последнего вагона уходящего поезда». И вот теперь я в поезде. И это мой поезд.

А еще мне стали везде попадаться пятерки. Остаток денег на счете – 555, номера машин. Новое для меня число, я ломала голову к чему бы это.

А потом мне приснилась печать Соломона. Я загуглила и обнаружила, что в ней кроме всего прочего скрыт палиндром Сатор, квадрат 5 на 5, в церковнославянской версии в центре квадрата буква Н, которая также означает цифру 50. (В церковнославянском все цифры обозначаются буквами). Вот они три пятерки. Палиндром сатор – это сжатая модель мироздания и он всегда сопровождается следующей надписью: «Святым Духом всякая тварь обновляется, когда снова возвращается к началу». Я ведь вернулась к началу.. И продолжаю возвращаться. Пятеричный состав человека, пять переводит материю в дух и наоборот. В моем случае сейчас наоборот. Когда-нибудь я вернусь, и все вернется снова.

Если соединить одни и те же буквы, вписанные в квадрат палиндрома, получается узор меркаба и отчетливо видно мальтийский крест. Я купила маленький серебряный мальтийский крест в городе остановившегося времени, в Рабате, на Мальте. В ту самую поездку, когда я случайно или промыслительно, улетая с острова блаженных, оставила в аэропорту в выброшенном рюкзаке (в нем завелись жуки) большой дорожный деревянный крест, который был со мной все 10 лет скитаний и которым я когда-то крестила папу. Да, на Мальте огромное количество мегалитов, связанных с обрядами друидов и людей атлантиды. Может быть эти мегалиты также связаны с большими захоронениями и культом мертвых. Крест, забытый в помойке аэропорта на Мальте стал последней взяткой царству мертвых, и душа отца обрела покой.

Мальтийский крест – маленький, изящный, будто испещренный морщинками филиграни, узорчатого деликатного ремесла, уходящего в прошлое из-за трудоемкости и временных затрат, крестик этот висит на гвозде дома, на одной цепочке с крестом Святой Нины, подаренным мне в Тбилиси и серебряной маленькой иконой Прп. Антония, купленной у дальних пещер Киево-Печерской Лавры. «Всем нужны быстрые деньги», сказала мне филигранных дел мастерица в городке мальтийского ордена. А я бродила часами по залитым солнцем старинным улицам. Времени не существовало. Казалось, что я в раю… В музейном раю.

Недавно, придя с работы, я почувствовала сильный запах побелки или штукатурки. Зашла в комнату и о ужас, из прорвавшегося выше этажом стояка отопления лила вода, потолок был залит, пол поднялся, я вызвала аварийку, стояк перекрыли. Еще чуть-чуть и вода бы стала капать на инструмент. Но я пришла вовремя. Верхних соседей дома не было. Их не было дома и все последующие дни. И только через 3 дня проблема была устранена, инженер составил акт. Виноваты были не соседи, а старая система общих коммуникаций. Правда, инженер сразу мне объяснила, что денег они мне дать не могут. Потом увидела у меня ноты и говорит «я нашла на улице мешок выброшенных старинных нот. Вам надо?». «Конечно надо, я их заклею и буду играть». Я вспомнила о потерях своей жизни. О том, что все мамины ноты сгнили в подвале у сестры, все старые книги были проданы, когда сестра сидела на наркоте. Рояль мачеха продала, а рояльный стульчик до сих пор стоял у нее. И вот тут, подарок. Возвращение нот. Да, кстати, к Роланду бесплатно прилагалась банкетка и подставка. Так что теперь у меня было все или почти все для счастья. Чего мне не хватало? Признания, успеха, известности? Кого-то кто бы любил, понимал, и был рядом? Я по привычке, по инерции иногда звонила старым друзьям, людям из прошлого, бывшим любовникам и любовницам, но никто из них не был мне интересен и это было взаимно.

Среди нот оказался Бах в большом количестве, я сразу стала его играть, читать с листа – инвенции, симфонии, фуги. Романс «я ехала домой», издание 30 годов, рижские ноты конца 20 годов, Лист, Шуберт, Стравинский, Шостакович. Кстати «я ехала домой» был любимым романсом моей бабушки. Маминой мамы. А те самые 24 прелюдии и фуги Шостаковича в исполнении Кита Джарета я заслушала в плеере на французском Пути святого Иакова. Еще одни ноты, самарское издание 1927 года, их составителем оказался однофамилец, Пресман. Это довольно странное совпадение, т.к. людей с такой фамилией не так уж много. В общем мир мертвых заботился обо мне наверное даже лучше, чем мир живых. Хозяев этих нот должно быть уже не было в живых, как и моих родных и близких.

Прорвав покров старых вещей, покров, отделяющий мертвое от живого, через измерение антиквариата я вернулась к жизни, но вернулась ли я?

Под покровом трезубца работали психологи, они лечили человеческие души. Я была их капитаном, капитаном баронов человеческих душ. Моя душа была огнегрива, предельно открыта, наши глаза часто пересекались – они работали с душами, и их глаза тоже были зеркалами души. Я творила музыку, эту королеву душ, я чувствовала лимфотоки вселенной, запускала свои руки в покров коллективных душ. И я была в центре и я управляла этими потоками в пространстве под покровом трезубца. Психологи по призванию в большинстве своем чистые открытые создания, врачи, которые работают на пограничной территории души и тела. Я пришла сверху, я работаю на пограничной территории души и духа. Высшее предназначение искусства – очищение души и напоминание душе о Боге. Большинство психологов говорят, что зла нет. Есть зажатости, несвободы, травмы, с которыми надо работать. Возможно, на пути к освобождению будет выплеск негатива, выплеск мата, крика, вопля. Странно, но именно психологи были теми людьми, с которыми мне хотелось дружить. Странно, потому что столько лет я считала психологов шарлатанами, а саму психологию псевдонаукой, появившейся на фоне полной деградации человека. А еще, мне казалось, ла и немного кажется до сих пор, что психология потакает человеческим слабостям и порокам, оправдывает их, вместо того, чтобы указать человеку путь к истинной свободе в Боге.

В определенный момент я стала вытеснять своей энергией начальника, все меня любили и вся информация проходила через меня, я знала о его клиентах больше, чем он, и это конечно его раздражало. Маленький ничтожный повод послужил толчком к моему уходу. И значит пришло время. Я собиралась работать до весны. И если бы не обострение отношений с начальником, я бы в силу аморфности просидела еще долго на этой работе. Или если бы мне предложили повышение, оценили мой труд. Но ничего из этого не произошло. На мне висели кредиты, на дворе была уже весна, в кошельке лежала сумма на погашение первого взноса по пианино. И мне еще должна была причитаться страховка из-за залива. Впереди как всегда ждала неизвестность. Свобода окрыляла. Скоро бутон раскроется, и все зацветет.