Читать книгу От самого темного сердца - Виктория Селман - Страница 12

Любовь не купить. Привязанность бесценна.

Леденцово-розовый стикер с выведенной золотым маркером надписью.

В первый год отношения мамы и Мэтти были идеальными, сказочными, само совершенство. Он кружил ее в танце по комнате, и они в два голоса пели «Люблю тебя от и до». Он делал сюрпризы, дарил цветы. Приносил завтрак в постель. «Не мог разбудить такую красавицу».

Постепенно, с неизбежностью, с которой наступает прилив, все перевернулось. Подкрадывается незаметно, захватывает сантиметр за сантиметром, а ты и не замечаешь подступающей воды, пока не обнаружишь, что шорты промокли, а песочный замок превратился в бесформенную груду.

Напряжение нарастало. Непринужденные разговоры сменились неловким молчанием. Они редко улыбались и все чаще хмурились.

Мы с Мэтти по-прежнему веселились, он держал меня, а я выбиралась из «тюрьмы», но маме эти игры разонравились. Если поначалу она приветствовала наши забавы, то теперь нервничала и едва сдерживалась, чтобы не выйти из себя. То, что веселило Мэтти, убивало в ней всякую радость и пробуждало недоброе.

– Ты же не ребенок. – Ее голос звучал резко. – Хватит.

А если это не срабатывало, то она командовала:

– Пора накрывать на стол, Софи. Я не буду просить дважды.

– Не будет просить дважды? Вот и отлично, да, тыковка?

– Мэтти, ты делаешь только хуже. Софи, подойти и сделай, что велено.

Почему она так часто ворчала? Почему ей обязательно нужно было отравлять нам веселье? Что изменилось? С каких пор она стала такой строгой, превратилась во вторую бабушку?

Я думала, что она его этим отпугнет. Что Мэтти это не понравится. Как можно этого не понимать?

Поэтому от нас ушел отец? Она его сама оттолкнула?

Мэтти навещал нас реже, чем прежде. Обещал заглянуть – и не приходил. И даже когда мы были вместе, что-то в нем будто перегорело. Казалось, что он заставлял себя улыбаться. А если смеялся, то неискренне.

Я винила не только маму, но и бабушку. Я подслушала достаточно их разговоров, чтобы оценить ущерб от ее заразного недовольства.

– Год прошел, и чего ты ждешь, Амелия-Роуз? Ты хочешь нормальной жизни?

– Мне самой сделать ему предложение?

– Нет, конечно. Нужно как-то все устроить. Он, вообще, знает, что ты хотела бы выйти замуж?

– Думаю, да.

– «Думаю, да» мало. Четко говори о своих желаниях.

– Не хочу на него давить.

– Так и будешь играть в семью даже без кольца на пальце? – Бабушка цокнула языком, выказывая неодобрение. – Ты спишь с ним, я полагаю.

– Мама!

– Я к тому, что у него нет мотивации. Зачем ему связывать себя узами брака, если ты просто так все ему даешь?

– Я…

– А как Софи? Ты не считаешь, что ей не нужна полноценная семья?

Дело было не во мне. И не в бабушкиных представлениях о приличном и неприличном. Просто ее охватила свадебная горячка, от которой тогда лихорадило весь мир.

У бабушки не было паспорта, и она не выбиралась никуда дальше Нью-Йорка, что, однако, не мешало ей обожать британскую королевскую семью. Когда намечалась свадьба принца Чарльза и Дианы, бабушка ужасно разволновалась. Эмоции бурлили, как извергающийся вулкан из соды и уксуса, который я подготовила для школьной научной ярмарки.

– Мы с отцом будем смотреть трансляцию по телевизору, – срывающимся от восторга голосом сообщила она маме по телефону.

– Церемония начнется в пять утра, – донеслось бурчание дедушки. – В потемках.

Бабушка не унималась:

– Ты слышала, что платье обошлось в девять тысяч фунтов стерлингов? Девять. Тысяч! – Даже не видя ее, я могла представить, как она качает головой. – Они еще купили запасное на случай, если с этим что-то случится.

О платье принцессы Дианы мне было известно все, и даже больше. Я вела особую тетрадку с вырезками из журнальных заметок о грядущем бракосочетании, собирала мельчайшие подробности о торжестве – от количества подружек невесты до формы бусинок на атласных туфлях цвета слоновой кости.

Не помню, почему Мэтти не присоединился к нам, когда мы смотрели трансляцию. Нет, он не мог быть занят на работе, по всей стране был выходной, но к нам он пришел только вечером, когда по телевизору повторяли лучшие моменты дня.

– Какая красота! – мурлыкала я от восхищения.

Учитывая, что мне были совсем не близки всякие женские штучки и я не проявляла никакого интереса к моде, королевская свадьба на удивление захватила мое воображение.

Мэтти хрустел конфетами «M&M’s» из общей тарелки на журнальном столике, закидывая их в рот целыми пригоршнями. Когда я попробовала ему подражать, тут же получила замечание от мамы.

– Красота поверхностна, главное – внутри, – философствовал Мэтти.

– Мама всегда так говорит.

Он легко сжал ее колено:

– Твоя мама – мудрая женщина.

Дешевое сюсюканье, но ей было приятно; она поцеловала его в щеку и одарила нежной улыбкой.

– Диана прекрасна, – упорствовала я. (Раз, два, три, на меня смотри!) – Это видно по глазам.

– Разве? Твои глаза намного красивее.

Я ткнула его под ребра.

– За что? – Мэтти погладил якобы ушибленный бок. – Я же тебе комплимент сделал.

– Скорее себе. У меня такие же глаза, как у тебя. Даже по форме.

Он просиял:

– Какие мы с тобой красавчики!

Еще один тычок под ребра, так что он охнул. Вот и замечательно.

«Последняя карета останавливается перед ступенями собора Святого Павла. Двери открываются, и мы впервые видим платье принцессы по всем великолепии. Она выглядит сказочно…»

Я собрала из миски остатки попкорна.

– Больше не будут называть ее Леди Ди.

– Софи, не разговаривай с набитым ртом.

Замечание, естественно, исходило от мамы.

Мэтти подмигнул мне. Он всегда был моим союзником в войне за хорошие манеры.

– Леди Ди. Зловещее прозвище[10], если вдуматься, – размышлял он.

– Что значит «зловещий»?

Мама хмыкнула:

– Значит, что Мэтти непонятно что взбрело в голову.

– Зато я точно знаю, что у вас в голове – шоколад и попкорн. Правда, тыковка?

Репортаж о свадьбе наконец-то сменился местными новостями.

«У Риджентс-Кэнэл неподалеку от Хэмпстед-роуд найден труп обнаженной молодой женщины…»

– Рядом с Хэмпстед-роуд? – шепотом повторила я.

В километре от нашего дома. Мы втроем только вчера ходили туда за мороженым.

«В 6:30 утра убитую обнаружил местный житель, совершавший пробежку. Труп был частично скрыт листвой, которую, вероятно, разметали недавние сильные ветра. Женщина в возрасте 18–20 лет, вероятно, мертва не менее трех недель и еще не опознана. Место, где нашли труп, оцеплено, полиция ищет свидетелей».

– Это только начало, – сказал Мэтти. – Вот увидите.

Он будто хвастался, или мне это сейчас так кажется? Знание обо всем, что случится потом, окрашивает мои подлинные воспоминания.

Как наставляет Дженис, память обманчива, и полагаться на нее нельзя.

Мама метнула на Мэтти недоуменный взгляд:

– С чего ты взял?

Вопрос прозвучал жестко, с укором.

Он подался вперед, поочередно оглядел нас с мамой и, хотя никто не мог нас подслушать, понизил голос:

– Никому не рассказывайте, но мой знакомый полицейский, который работает с такими делами, сказал, что эту женщину задушили ее собственным чулком. Чулок завязали на шее в пышный бант, как на рождественском подарке.

Мама пронзила его взглядом, в котором безошибочно читалось «не при детях!». Мрачнее тучи, губы сжались в тонкую полоску.

– Что значит «это только начало»? – Мне очень хотелось все знать.

Как консультант, помогающий людям, пережившим потерю близкого, Мэтти прекрасно разбирался в психологии. «Эксперт по темной материи», – шутил он.

– Фетишизм и уровень агрессии в этом нападении указывают на убийцу особого рода, – ответил он, обращаясь скорее к маме, чем ко мне. Взрослые все время так поступали, хотя от него я ожидала другого. Потому попробовала еще раз.

– Особого рода – это как?

– Значит, он уже убивал и будет убивать снова. Этот человек получает удовольствие от преступлений, он одержим.

Мэтти не произнес «серийный убийца». Специальный термин тогда еще не появился. Оставалось совсем чуть-чуть.