Читать книгу Темный оттенок магии - Виктория Шваб - Страница 4

I

– Санкт! – объявил Мортимер, раскрыв карту. На ней фигура со склоненной головой, скрытой капюшоном, держала руну. Мортимер довольно ухмыльнулся. Перси скривился и швырнул оставшиеся на руках карты рубашкой вверх. Мортимер, конечно, жульничал. Впрочем, Перси и сам мухлевал битый час, но так ни разу и не выиграл. Он с ворчанием придвинул свою ставку через узкий стол к груде монет, лежащей перед напарником. Мортимер собрал выигрыш и принялся тасовать колоду.

– Продолжим? – спросил он.

– Я – пас, – ответил Перси и встал: лязгнули металлические пластины нагрудной брони и ножных щитков, за спиной заструился плащ с красными и золотыми клиньями, расходившимися, подобно солнечным лучам.

– Ир час эра, – усмехнулся Мортимер, переходя с королевского английского на простонародный арнезийский язык.

– Я не злюсь, – буркнул Перси в ответ. – Просто на мели.

– Брось, – миролюбиво сказал Мортимер. – В третий раз точно повезет.

– Мне надо отлить. – Перси поправил короткий меч на боку.

– Ну иди.

Перси замер и огляделся: нет ли чего подозрительного. Но ничего подозрительного в зале, полном разнообразных красивых вещиц, не обнаружилось. Тут были королевские портреты, награды, несколько столов, за одним из которых они играли, а в самом конце зала – богато украшенные двустворчатые двери из вишневого дерева. На них была вырезана эмблема Арнеса – чаша и восходящее солнце. Желобки залиты расплавленным золотом, а над эмблемой светилась золотая же буква «Р».

Двери вели в покои принца Ри, а Мортимер и Перси – личная охрана наследника престола – их стерегли.

Ри нравился Перси. Конечно, он был избалован, как все принцы (по крайней мере, Перси так казалось, хотя других принцев он пока не видел), но зато добродушен и ничуть не строг к собственной охране. Да он сам подарил Перси колоду карт – красивых, с позолоченными краями! И порой после ночной попойки принц переходил со своего напыщенного английского на народный язык (его арнезийский был безупречен) и запросто с ними беседовал. Казалось даже, Ри было неловко оттого, что страже приходится нести караул у него под дверью, как будто у них не было дел поинтереснее. Впрочем, на службе у принца от охраны требовалось не столько мастерство в обращении с оружием, сколько умение держать язык за зубами.

Но больше всего Перси нравились те вечера, когда принц Ри и мастер Келл отправлялись в город, а они с Мортимером шли позади на почтительном расстоянии. Принц разрешал стражникам его сопровождать только ради компании, а не для защиты (все знали, что никто не защитит принца лучше, чем Келл). Однако Келл до сих пор не вернулся. Поэтому вечно неугомонный Ри был не в настроении и рано удалился в свои покои. Перси и Мортимер заступили на вахту, и Мортимер лишил Перси почти всех карманных денег.

Перси сгреб шлем со стола и пошел опорожниться. Пока он шагал через зал, за спиной слышался стук монет – Мортимер подсчитывал выигрыш. Перси не спешил, рассудив, что напарник может и сам какое-то время покараулить, раз так его обчистил. Но, вернувшись наконец в зал, Перси с тревогой обнаружил, что Мортимера и след простыл. Перси нахмурился – это уж слишком! Одно дело азартные игры, но если капитан увидит, что покои принца не охраняются, то придет в ярость.

Карты по-прежнему лежали на столе. Перси принялся их собирать, как вдруг услышал мужской голос, доносившийся из спальни принца, и замер. Само по себе это не было странным. Но стражник тотчас узнал этот голос. Человек говорил по-английски, однако с акцентом – еще резче арнезийского.

В голосе – тихом, холодном, мрачном – было что-то жуткое, как в тенях в ночном лесу. И этот голос принадлежал Холланду – антари из другого мира.

Перси слегка побледнел. Он преклонялся перед мастером Келлом (за что Мортимер частенько его дразнил), а вот Холланд его пугал. Перси и сам не знал, в чем тут дело – в ровной интонации, странно не запоминающейся внешности или тревожных глазах, один из которых был, конечно, черным, а другой – молочно-зеленым. Или, возможно, дело в том, что он казался бездушным, словно сделанным из воды и камня, а не из плоти и крови. Как бы там ни было, чужеземный антари всегда вызывал у Перси дрожь.

Другие стражники придумывали Холланду клички, вроде Холодный Холланд, но Перси никогда не отваживался их повторять.

– Чего трясешься, думаешь, он тебя через стену между мирами услышит? – со смехом спрашивал Мортимер.

– Кто знает, – шептал Перси в ответ. – А вдруг.

И вот теперь Холланд был в комнате принца. «Принц его ждал? Кто его впустил? Где Мортимер?» – ломал голову Перси, занявший свое место перед дверью. Он не собирался подслушивать, но между створками осталась узкая щель, и, когда он слегка повернул голову, до него донесся разговор.

– Простите, что без приглашения, – послышался спокойный, низкий голос Холланда.

– Пустяки, – небрежно ответил Ри. – Что привело вас ко мне? У вас же дела с моим отцом.

– У него я уже был, – проговорил Холланд. – А теперь мне нужны вы.

Перси подумалось, что подслушивать нехорошо, но он не двинулся с места. Было слышно, как Ри опустился в кресло.

– И зачем же? – с легкой улыбкой поинтересовался принц.

– Скоро ваш день рождения, не так ли?

– Да, уже не за горами. И если ваши король и королева вас отпустят, я приглашаю вас на праздник.

– Боюсь, не отпустят, – возразил Холланд. – Но я пришел по их поручению и принес подарок.

Наступило неловкое молчание. Принц поерзал в кресле.

– Холланд, – вкрадчиво заговорил наконец он. – Вы же знаете закон. Я не могу принять…

– Конечно, я знаю закон, юный принц, – успокоил его Холланд. – Но подарок выбрал здесь – в вашем городе, от лица своих повелителей.

Последовала долгая пауза, после чего Ри встал.

– Ну ладно, – решился он.

Перси услышал шорох: принц взял подарок и снял упаковку.

– Для чего это? – спросил он после долгого молчания.

Холланд не то фыркнул, не то хмыкнул. Перси не знал, что бы мог означать такой звук.

– Для силы, – пояснил антари.

Ри начал что-то говорить, но в ту же секунду часы во всем дворце принялись отбивать час и заглушили окончание беседы. Не успело стихнуть эхо часового боя, как двери распахнулись и в зал вышел Холланд. Он вперил свои разноцветные глаза в королевского стража, захлопнул дверь и недовольно вздохнул. Затем пригладил черные как смоль волосы и посетовал вполголоса:

– Спровадишь одного охранника, а другой тут как тут.

Не успел Перси придумать, что ответить, как антари достал из кармана монету и швырнул ему.

– Меня здесь не было, – отчеканил Холланд.

Монета описала широкую дугу и приземлилась на ладонь стражника. В ту секунду, когда Перси почувствовал холодок металла, он был уже один. Он смотрел на монету и не понимал, откуда она взялась. И еще ему казалось, он что-то забыл. Перси сжал кулак, силясь поймать ускользающее воспоминание.

Но тут оно улетучилось окончательно.

II

Даже ночью река светилась красным.

Когда Келл шагнул с набережной одного Лондона на набережную другого, гладкая черная полоса Темзы сменилась алой лентой Айла, излучавшего теплый свет. Сверкая, как бриллиант, Айл струился через весь Красный Лондон, озаряя его собственным ровным свечением.

Главная артерия города, вена, по которой текла магия.

Одни считали, что магия исходит из разума. Другие искали источник магии в душе, в сердце и силе духа.

Но Келл знал: магия – это кровь.

А кровь – это воплощенная магия. В ней она расцветает, ее она отравляет. Келл видел, что бывает, когда сила подчиняет себе человека, поглощает его, делает кровь черной. Если красный – цвет гармоничной магии, цвет равновесия между силой и человечностью, то черный – цвет несбалансированного, необузданного колдовства.

В Келле, как в любом антари, было и то и другое: и гармония, и хаос. Его кровь была нормального алого цвета – цвета реки в Красном Лондоне, но правый глаз блестел чернотой, как разлитые чернила.

Келлу хотелось верить, что именно кровь – и только она – дает ему силу, но печать черной магии на лице постоянно о себе напоминала. Она смотрела на него из каждого зеркала, отражалась в расширенных от изумления и страха зрачках обычных людей. Черная магия гудела у него в голове всякий раз, когда он прижимал окровавленную руку к стене и призывал силу.

Но кровь Келла никогда не темнела и была красной, как река. Как воды Айла – кровь Лондона.

Над рекой, словно мост, соединяя два берега, раскинулся королевский дворец, построенный из стекла, бронзы и камня. Его называли «Сонер раст» – «Бьющееся сердце» города. Его изогнутые шпили сверкали рядами сияющих точек.

Люди стекались сюда денно и нощно. Одни шли с обращениями и просьбами к монархам, но многие приходили именно к Айлу. Маги медитировали на берегу реки и черпали из нее силу, местные гуляли, а гости из арнезийской глубинки просто любовались рекой и чудесным дворцом и приносили сотни цветов – лилий, цикламенов, азалий, – чтобы положить их на набережной.

Стоя в тени у стены магазина, Келл посмотрел на дворец, похожий на солнце, вечно восходящее над городом, и на краткий миг увидел его таким, каким его видят гости: величественным, необыкновенным.

Но тут рука стала саднить, и он опомнился. Поморщившись, Келл повесил монету на шнурке на шею и направился к реке.

На берегах Айла кипела жизнь. Ночная торговля была в самом разгаре.

При свете реки, фонарей и луны торговцы в цветных шатрах продавали местным и приезжим еду и всякие безделушки и сувениры, как магические, так и обычные. Вот девушка с огромной охапкой лилий продает цветы желающим возложить их на ступени дворца. Вот старик выставляет напоказ десятки амулетов из полированной гальки, согласно поверьям, усиливающих власть над стихией. Едва уловимый аромат цветов растворяется среди запахов жареного мяса и свежих овощей, душистых специй и глинтвейна. Человек в темных одеждах предлагает засахаренные сливы, а женщина рядом с ним торгует хрустальными шарами. Другой продавец разливает по низким стеклянным кубкам горячий чай напротив прилавка с яркими масками и лотка с крошечными пузырьками с водой из Айла – вода все еще слабо светится.

Жизнь на ночном базаре не замирала круглый год. Торговцы менялись, но энергия оставалась прежней. Базар был такой же неотъемлемой частью города, как и река, подпитывавшая все вокруг своей магией. Келл прошел вдоль самого берега, петляя мимо пестрых прилавков, наслаждаясь вкусом и запахом воздуха, смехом и музыкой, магическим гулом. Уличный фокусник показывал стайке ребятишек трюки с огнем. Когда из его пригоршни вырвалось пламя в виде дракона, один мальчик отшатнулся от удивления и повалился прямо под ноги Келлу. Но прежде чем тот грохнулся на мостовую, Келл подхватил мальчишку за рукав и поставил на ноги.

Паренек затараторил «спасибо-сэр-извините», но вдруг заметил черный глаз Келла, и глаза мальчишки – оба карие – расширились от ужаса.

– Матье! – крикнула женщина.

Мальчик вырвался из рук Келла и спрятался за ее спиной.

– Простите, сэр, – сказала она по-арнезийски, качая головой. – Не знаю, что на него…

Но тут женщина умолкла, взглянув в лицо Келлу. Воспитание, конечно, не позволило ей отвернуться и убежать, как ее сын. Но то, что она сделала, было для Келла еще хуже: женщина поклонилась ему, причем так низко, что парень испугался, как бы и она не грохнулась на мостовую.

– Авен, Келл, – выдохнула женщина.

У Келла сердце упало, он шагнул к ней, чтобы поскорее прервать поклон, еще надеясь, что никто ничего не заметил. Но было уже поздно.

– Он не смотрел… под ноги, – пробормотала склоненная женщина, подыскивая слова на английском – королевском наречии. Это еще больше покоробило Келла.

– Я сам виноват, – мягко сказал он по-арнезийски, наконец подхватив женщину под локоть и заставив выпрямиться.

– Он просто… просто… не узнал вас… в этой одежде, – та явно обрадовалась, что Келл заговорил с ней на простонародном языке.

Келл окинул взглядом свой наряд: он по-прежнему был в потрепанной коричневой куртке, в которой ходил в таверну, а не в своем дворцовом наряде. Он специально не переоделся, чтобы насладиться атмосферой ярмарки вместе с приезжими и жителями Лондона, – и все равно его узнали. Келл почувствовал, как новость облетела рынок, что-то изменилось – несильно, но ощутимо, как морской прилив.

Когда он отпустил руку женщины, толпа перед ним расступилась, а смех и крики сменились благоговейным шепотом.

Это Ри знал, что делать в таких ситуациях, умело извлекал из них пользу. А Келлу было так неловко, что хотелось исчезнуть.

Он попробовал выдавить улыбку, но понял, что она больше напоминает гримасу. Тогда Келл пожелал женщине и ее сыну спокойной ночи и быстро пошел вдоль реки, оставляя позади себя шушукавшихся торговцев, покупателей и простых зевак. Он не оглядывался, но шепот преследовал его до усыпанных цветами ступеней королевского дворца.

Стражи не двинулись с мест – лишь слегка склонили головы, когда Келл поднимался по лестнице. Он обрадовался, что большинство из них не стали кланяться. Только Перси – один из охранников Ри – не выдержал, но, по крайней мере, постарался поклониться как можно незаметнее. Поднимаясь по ступеням, Келл на ходу сбросил с себя куртку и вывернул ее справа налево. Когда он снова сунул руки в рукава, они уже не были изорванными и засаленными. Гладкая дорогая ткань была такого же алого цвета, как воды струившегося под дворцом Айла.

В Красном Лондоне алый – королевский цвет.

Келл остановился на верхней ступеньке, застегнул блестящие золотые пуговицы и вошел внутрь.

III

Он застал их в саду, где они пили чай под сенью пожелтевших деревьев, сквозь ветви которых проглядывало ясное осеннее небо.

Король и королева сидели за столом, а Ри, растянувшись на диване, без умолку болтал о своем близящемся дне рождения и связанных с ним торжествах.

– Это называется день рождения, – не отрывая глаз от стопки бумаг, сказал король Максим, широкоплечий великан с ясными глазами и черной бородой. – Один день, а не несколько дней, ну и, разумеется, не целая неделя!

– Двадцать лет! – воскликнул Ри, взмахнув пустой чайной чашкой. – Двадцать! Попраздновать пару дней не зазорно. – Его янтарные глаза лукаво блеснули. – К тому же половина торжеств устраивается для народа – как я могу отказать людям в радости?

– А другая половина? – спросила королева Эмира. Ее длинные темные волосы были собраны в толстую косу, переплетенную золотой лентой.

Ри победно улыбнулся:

– Ты же сама мечтаешь, чтобы я нашел себе пару, матушка.

– Да, – кивнула она, рассеянно передвигая предметы на столе, – но это не значит, что нужно превратить дворец в бордель.

– Какой еще бордель?! – воскликнул Ри, взъерошив свои густые черные волосы и ненароком сдвинув набок золотой венец. – Это просто чрезвычайно эффективный способ оценить множество разнообразных качеств потенциальных… а вот и Келл! Он меня поддержит.

– По-моему, это кошмарная идея, – откликнулся Келл.

– Предатель! – буркнул Ри с притворной обидой.

– Но он все равно сделает по-своему, – добавил Келл, подходя к столу. – Так что уж лучше устроить праздник прямо во дворце, где проще уберечь его от неприятностей – ну, или хотя бы свести их к минимуму.

Ри просиял.

– Разумно, очень разумно, – прогудел он, подражая низкому голосу отца.

Король отложил в сторону бумагу и посмотрел на Келла:

– Как прошло путешествие?

– Оно оказалось длиннее, чем хотелось бы, – ответил Келл, пытаясь отыскать в карманах своего необыкновенного плаща письмо от принца-регента.

– Мы уже начали волноваться, – сказала королева Эмира.

– Старый король совсем плох, а принц-регент еще хуже, – доложил Келл и передал письмо королю. Тот взял его и отложил в сторону, не читая.

– Присядь, – пригласила королева. – Ты какой-то бледный.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил король.

– Нормально, сэр, – ответил Келл, с радостью опускаясь на стул. – Просто устал.

Королева коснулась щеки Келла. Все члены королевской семьи с их смуглой кожей, карими глазами и черными волосами, казались похожими на отполированные деревянные статуи. Рядом с ними бледный и рыжеватый Келл чувствовал себя белой вороной. Королева отвела в сторону его челку. Она всегда стремилась заглянуть в его правый, совершенно черный, глаз, будто в нем, как в магическом кристалле, можно найти ответ на любой вопрос. Впрочем, что она там видела, королева никогда не рассказывала. Келл взял ее руку и поцеловал.

– Со мной все хорошо, ваше величество. – Она бросила на него недовольный взгляд, и Келл исправился: – Матушка.

Слуга подал сладкий чай с мятой. Келл с наслаждением стал его пить. Пока королевская семья беседовала, он витал в облаках под убаюкивающее журчание их голосов.

Когда начали слипаться глаза, Келл попросил разрешения уйти. Ри тут же вскочил с дивана. Келл не удивился. Он чувствовал на себе пристальный взгляд принца с тех пор, как только появился в саду.

Оба пожелали королевской чете спокойной ночи, и Ри отправился за Келлом во дворец, машинально поправляя золотой венец, надетый на черные кудри.

– Что я пропустил? – спросил Келл.

– Не так уж много, – ответил Ри. – Заходил Холланд. Недавно ушел.

Келл нахмурился. Красный Лондон поддерживал более тесные связи с Белым, нежели с Серым, но тем не менее визиты наносили по определенному графику. А Холланд явился почти на неделю раньше.

– С чем ты вернулся? – поинтересовался Ри.

– С мигренью, – буркнул Келл, протирая глаза.

– Ты знаешь, о чем я. Что ты протащил в наш мир?

– Всего пару монет. – Келл развел руками и добавил с ухмылкой: – Обыщи, если хочешь.

Ри никогда не мог разобраться в устройстве его плаща. Решив, что вопрос исчерпан, Келл развернулся и зашагал по коридору, но принц вдруг догнал его, схватил за плечи и толкнул к стене с такой силой, что висевший на ней портрет королевской четы покачнулся. Стражники повернули головы, но с места не двинулись.

Келл был на год старше Ри. Но в отличие от принца, фигурой напоминавшего античные статуи, был высоким и худым и, конечно, не мог потягаться с ним в силе.

– Никогда не лги мне, – проговорил Ри, прижимая Келла к стене.

Тот поджал губы. Два года назад Ри узнал обо всем. Нет, конечно, не поймал с поличным, но все же правда вышла наружу. Как-то летней ночью они пили вдвоем на одном из многочисленных дворцовых балконов. Внизу светился Айл, над головой раскинулись небеса, и Келл поделился своим секретом. Он рассказал Ри о своих сделках в Сером, Белом и даже порой в Красном Лондоне, о различных штуковинах, пронесенных контрабандой. И Ри внимательно его слушал. Когда Келл закончил, он не стал читать нотаций, только спросил:

– Зачем?

– Не знаю, – честно ответил тот.

Ри выпрямился, постарался сфокусировать взгляд.

– Разве тебе чего-нибудь не хватает? – спросил он, явно расстроенный. – Разве ты в чем-то нуждаешься?

– Нет.

Это было и правдой, и ложью одновременно.

– Тебе недостаточно, что мы все тебя любим? – прошептал Ри. – Принимаем как родного?

– Но на самом-то деле я вам не родной, – возразил Келл. – Я не Мареш, хотя король с королевой и предлагали мне взять вашу фамилию. Но я не чувствую себя принцем, скорее вещью.

Вот тут Ри ударил его кулаком по лицу.

Келл еще неделю ходил с подбитым глазом, так что черными казались оба. Он никогда больше не поднимал эту тему, но слово – не воробей. Сперва Келл надеялся, что Ри был так пьян, что ничего не вспомнит, но напрасно. Принц не рассказал ни королю, ни королеве, и Келл был ему за это благодарен, но теперь всякий раз, когда он возвращался из другого Лондона, названый брат приставал к нему с расспросами. Келл оправдывался, чувствуя себя не только преступником, но еще и круглым дураком.

– Почему ты не бросишь свои глупости? – спросил принц, отпустив наконец Келла.

– Мне нравится. Какое-то разнообразие, – усмехнулся тот, расправляя камзол.

Ри покачал головой:

– Послушай, я довольно долго закрывал глаза на твой ребяческий бунт, но эти двери были заперты неспроста. Контрабанда – преступление.

Келл зашагал по коридору.

– Я проношу только безделушки. Это не опасно.

– Еще как опасно, – возразил Ри, шагая с ним рядом. – Хотя бы потому, что если родители узнают…

– Ты им скажешь?

Ри вздохнул. Келл видел, что он дважды собирался что-то сказать, но молчал. Наконец принц проговорил:

– Ради тебя я бы отдал все, что угодно.

У Келла защемило сердце.

– Знаю.

– Ты – мой брат. Мой лучший друг.

– Знаю.

– Тогда прекрати эти дурачества сам, пока я не положил им конец.

Келл выдавил усталую полуулыбку:

– Осторожнее, Ри. Ты говоришь прямо как король.

Принц ухмыльнулся:

– Когда-нибудь я им стану, и мне нужно, чтобы ты был рядом.

Келл улыбнулся в ответ:

– Поверь, мне тоже.

И это было чистой правдой.

Ри похлопал его по плечу и отправился спать. Сунув руки в карманы, Келл смотрел ему вслед. Жители Лондона, и всей страны, обожали принца. Да и как его не обожать? Молодой, красивый и добрый. Пожалуй, он слишком часто и слишком успешно играл роль повесы, но за образом ловеласа с лучистыми глазами, в которых вспыхивали золотистые искры, скрывались острый ум и добрые намерения – желание всех вокруг осчастливить. У него было мало способностей к магии и еще меньше интереса к ней, но недостаток силы с лихвой возмещался обаянием. К тому же Келл точно знал: магия только портит правителей – каждое его путешествие в Белый Лондон это подтверждало.

Он пошел к себе. За темными дубовыми дверьми его ждала просторная спальня с балконом, за которым сиял алым светом Айл. Ветерок колыхал драпировки, подвешенные под высоким потолком. Роскошная кровать с балдахином, пуховыми перинами и шелковым бельем манила к себе. Келл собрал всю свою волю в кулак, чтобы не повалиться на нее, пересек спальню и шагнул в другую комнату, поменьше, заставленную шкафами с книгами по магии, в том числе и магии антари. Таких было немного – все, что Келлу удалось отыскать (после того, как были навсегда закрыты двери в Черный Лондон, большинство книг на эту тему уничтожили). Келл закрыл за собой дверь, небрежно щелкнул пальцами, и на краю полки зажглась свеча. В ее неярком свете он разглядел несколько меток на внутренней стороне двери: перевернутый треугольник, параллельные линии, круг… – знаки совсем простые, но зато их легко рисовать и трудно перепутать. Для него это были двери, ведущие в разные места Красного Лондона. Келл остановил взгляд на метке посредине: две пересекающиеся черты. Он прижал пальцы к самому свежему порезу на руке, где еще не засохла кровь, и начертил метку.

– Ас Тасцен, – устало произнес он.

Стена дрогнула, и его личная библиотека превратилась в тесную каморку. Величественная тишина королевских покоев сменилась шумом таверны внизу и городским шумом за стеной – здесь он слышался гораздо отчетливее, чем во дворце.

Таверна называлась «Ис кир айес» – «Рубиновые поля». Заправляла ею старуха по имени Фауна. Она ругалась, как матрос, и характер у нее был не более покладистый, чем у старого пьяницы. Когда-то давно Келл заключил с ней сделку (уже тогда Фауна была старухой, будто такой родилась), и арендовал у нее каморку на втором этаже.

Жалкая, обшарпанная и такая тесная, что не развернуться, эта комната зато целиком и полностью принадлежала ему. На окно и дверь он нанес заклятия – не совсем законные, – так что никто не мог проникнуть внутрь и даже догадаться о существовании этой комнаты. На первый взгляд каморка казалась совершенно пустой, но на самом деле все пространство под кроватью и все ящики комода были забиты коробками, а в этих коробках хранились сокровища, которые Келл добыл во всех трех Лондонах.

Он тоже считал себя коллекционером.

На виду были только томик стихов, стеклянный шар, наполненный черным песком, и три географические карты. Книгу стихов, написанных человеком по фамилии Блейк, Келл выменял у одного коллекционера в Сером Лондоне в прошлом году, и корешок уже обтрепался. Стеклянный шар – безделушка из Белого Лондона. Считалось, что в нем можно увидеть свои мечты, но Келл его еще не опробовал.

А три карты висели на стене, прикрепленные кнопками, и служили единственным украшением комнаты. Издали их можно было принять за карту одной и той же островной страны, но общим было лишь слово «Лондон» на всех трех картах. Серый Лондон. Красный Лондон. Белый Лондон. Слева висела карта Великобритании – от пролива Ла-Манш до самой оконечности Шотландии, очень подробная. На карте справа напротив мало что было обозначено. Столицей правили безжалостные близнецы Даны, страна называлась Макт, и все в ней постоянно менялось. Карту в центре Келл знал лучше всего, ведь это была его родина – Арнес. Название страны, выведенное изящным шрифтом, шло вдоль острова, но на самом деле остров со столицей находился на краю огромной империи.

Три совершенно разных Лондона в трех совершенно разных мирах, и Келл – один из немногих, кто видел их все. Зато, в отличие от других людей, он почти не бывал за пределами этих городов. На службе у короля и королевы Келл не имел права отлучаться надолго, а потому ни разу не удалялся от того или иного Лондона больше чем на один день пути.

Все тело ломило от усталости. Келл потянулся и сбросил с себя плащ. Он порылся в карманах, нашел сверток с серебряной музыкальной шкатулкой и, аккуратно опустив его на кровать, бережно развернул. Фонари в комнате разгорелись ярче, когда он поднес безделушку к свету. Однако, вновь почувствовав боль в руке, Келл отложил шкатулку, встал и подошел к комоду, где всегда стояли тазик с водой и несколько кувшинов. Келл закатал рукав черной рубашки, омыл предплечье и принялся обрабатывать ранки мазью. Он знал команду для исцеления – «Ас Хасари», – но она не предназначалась для самих антари. К тому же совсем не годилась для мелких ран, так как отнимала энергии больше, чем возвращала здоровья. Порезы на руке уже и сами начали затягиваться. Благодаря магии в крови у антари все быстро заживает. К утру неглубокие отметины должны были полностью исчезнуть, а кожа разгладиться. Келл собирался опустить рукав, когда его внимание, как обычно, привлек маленький блестящий шрам чуть ниже локтевого сгиба – почти незаметный символ.

Почти, но не совсем.

Келл жил во дворце с пяти лет и впервые заметил этот знак в двенадцать. Много недель искал он эту руну во дворцовых библиотеках.

«Память».

Он провел большим пальцем по шраму. Вопреки своему названию, руна нужна была не для того, чтобы помнить, а для того, чтобы забыть.

Забыть минуту, день, целую жизнь. Но такого рода заклинания строго запрещены. За них приговаривают к высшей мере – лишению силы. А в мире, где правит магия, это хуже смерти. И Келл носил на себе след такого заклятья. Более того, он подозревал, что, кто бы ни лишил его памяти, он сделал это с разрешения короля и королевы.

«КL».

Инициалы на ноже. Он ничего не знал (и никогда не узнает) о своем оружии, об этой метке и связанной с ними жизни. Буквы английские или арнезийские? Ведь они встречаются в обоих алфавитах. Что означают «К» и «L»? Что скрывается за инициалами, давшими ему имя: «кей» и «эл» постепенно превратились в «Келл». Когда его привели во дворец, Келл был совсем маленьким. Нож его собственный? Или принадлежал его отцу? Может быть, кто-то оставил ему этот нож, чтобы Келл когда-нибудь вспомнил, кто он? Так кто же он? Этот вопрос всегда его мучил. Он часто ловил себя на том, что смотрит на центральную карту на стене, задаваясь вопросом, откуда он и кто его родители.

Одно ясно: они не были антари. Магия живет в крови, но не передается по наследству. Она сама выбирает свой путь и собственную форму. От сильных магов порой рождаются слабые, и наоборот. Отец огненного мага управляет водой, а мать целителя повелевает землей. Силу нельзя культивировать как урожай. Иначе антари специально бы разводили. Идеальные маги, способные управлять любой стихией, творить любые заклинания, повелевать окружающим миром при помощи собственной крови, они легко стали бы опасным оружием в преступных руках. Вероятно, природа позаботилась о том, чтобы сила антари не наследовалась, как раз для того, чтобы поддерживать равновесие, баланс сил.

По правде говоря, никто не знает, как и почему появляются на свет антари. Одни считают это случайностью. Другие верят, что это божественный промысел, а сами антари чуть ли не полубоги, явившиеся в мир, чтобы совершать подвиги. Некоторые ученые, например Тирен, полагают, что антари – результат перетекания магии разных видов между мирами, потому они и вымирают. Но какой бы теории кто ни придерживался, большинство считают антари избранниками магии, благословленными и отмеченными ею.

Келл рассеянно поднес пальцы к правому глазу.

Впрочем, факт остается фактом: антари встречаются все реже и ценятся все больше. Дар антари всегда вызывал интерес и уважение, но теперь, когда они рождаются настолько редко, их выискивают, берегут и охраняют, как сокровища. И, хотя Ри не хочет этого признавать, Келл входит в королевскую коллекцию.

Он взял серебряную музыкальную шкатулку и несколько раз повернул рычажок у нее на боку.

«Ценная безделушка, – подумал Келл, – но все равно безделушка». Зазвучала мелодия, и шкатулка задрожала в руке, будто птичка, но он не поставил ее, а крепко сжал и, растянувшись на жесткой кровати, слушал негромкую музыку и любовался этим изящным устройством.

Как же он сам стал ценной безделушкой? Что случилось, когда его глаз почернел? Он таким родился и пять лет его скрывали или магическая метка проявилась позже? Пять лет его воспитывали другие люди. Они не хотели с ним расставаться или, наоборот, с радостью преподнесли в дар королевской семье?

Король и королева отказывались говорить о его прошлом, и Келл научился не задавать лишних вопросов даже самому себе. Отгородился от них, но сейчас усталость разрушила границу, и вопросы нахлынули с новой силой.

Та жизнь, которую он забыл, какой она была?

Келл вздохнул, досадуя на самого себя. Много ли может упомнить пятилетний ребенок? Кем бы он ни был до того, как его привели во дворец, это уже не имеет значения.

Того мальчика уже нет.

Пружинка раскрутилась, и мелодия умолкла. Тогда Келл снова завел шкатулку и закрыл глаза. Музыка Серого и воздух Красного Лондона погрузили его в сон.