Читать книгу Сопротивление материала. Роман. Том 2 - Виктория Травская - Страница 6

На другой день в школе только и разговоров было, что о Бродяге. Ребята, которым посчастливилось прокатиться на возрождённом паровозе, на несколько ближайших дней стали звёздами, и некоторые из них с наслаждением использовали свою минуту славы, рассказывая об этом событии всем желающим. В их числе был, конечно, Воробей, голос которого, и без того зычный, теперь просто звенел от гордости. Он детально расписывал все этапы восстановления Бродяги, непринуждённо оперируя техническими терминами, и говорил о паровозе с теплотой и почти с нежностью, как о живом существе.

Вскоре кто-то из живущих по соседству с вокзалом принёс известие о том, что «комки»1, стоявшие вдоль путей, перевозят в другое место. Самые любопытные отправились после уроков смотреть – им, выросшим в девяностые, трудно было представить привокзальную площадь без этих «комков». И в самом деле: позади автобусных остановок теперь образовалось пустое пространство, по которому теперь сновал бульдозер, уничтожая последние следы от киосков и ларьков. Позади них был только бетонный забор, звенья которого рабочие крепили теперь к тросам автокрана. Первое звено было поднято и установлено по другую сторону запасного пути. Самые терпеливые – это были, в основном, мальчишки из пятых-седьмых классов – оставались до конца, и на другой день, помимо невыученных уроков, принесли в школу известие о том, что запасной путь теперь полностью расчищен.

Все эти радостные вести окрылили и участников предполагаемого театрализованного действа, для которых до сих пор репетиции были обычной рутиной, ничем не отличающейся от подготовки к другим большим праздникам. Бόльшая часть танцующих вполне сносно освоила фигуры венского вальса, и теперь Жанна Суреновна с военруком обсуждали костюмы и прочий реквизит. Нужны были гимнастёрки – по возможности, образца сороковых – а также платья той эпохи. Кубанцев вызвался связаться с ближайшими войсковыми частями и «потолковать с прапорщиками».

Только для Саши репетиции были настоящей пыткой. Не говоря уже о том, что ей приходилось смотреть, как Седых, с видом хозяйки, прикасается к Славику – её собственный партнёр, Букин, оказался хореографически абсолютно безнадёжен. Когда Жанна Суреновна, убедившись в бесплодности своих усилий, перевела их пару в массовку, Саша испытала и досаду, и облегчение одновременно. Теперь ей не оставалось ничего другого, как стоять в сторонке с остальными неудачницами и с малышнёй из младших классов, изображая матерей с детьми, встречающих своих мужей. По звуку паровозного свистка парни, стоявшие на сцене актового зала, которая должна была изображать вагон, спрыгивали, и девчата бросались их встречать. Все обнимались, «отцы» подхватывали на руки «детей», и тут начинал звучать вальс. Несколько пар – их число пришлось увеличить за счёт параллельных классов – отделялись от толпы и принимались кружиться в танце…

Учитывая масштабы привокзальной площади, репетиции пришлось перенести в «Локомотив», в просторном фойе которого соорудили временный подиум из хоровых помостов. К тому же у дворца культуры имелась звуковая аппаратура и собственный звукорежиссёр. Кубанцев, как и обещал, «пошуровал по сусекам» войсковых складов и раздобыл несколько лежалых, но самых настоящих военных гимнастёрок и галифе. Их на всех, конечно же, не хватало: предприимчивые прапорщики давно уже «утилизировали» старые запасы, но Дедов вспомнил про Валентину Борисовну Воробей, Борькину мать, которая по-прежнему работала на швейной фабрике в должности начальника цеха. Та охотно согласилась организовать пошив военной формы для ребят по имеющимся образцам – сколько потребуется, в рамках праздничного почина! – и даже предложила одеть девочек.

– Это было бы замечательно! – лицо Дедова озарила улыбка. – Если вас это не слишком затруднит, конечно, – прибавил он уже серьёзно.

– Затруднить-то не затруднит, но дело вот какое… – Она задумчиво посмотрела на военрука. – На девчачьи платья ткани у нас найдутся, а вот хаки и сукно вам придётся обеспечить.

Последний почесал седую, в боевых шрамах, голову.

– Идёт. Будет вам и белка, будет и свисток…

– Отлично, – ответила Валентина Борисовна. – Я пока распоряжусь, чтобы конструкторы изготовили лекала, и сниму мерки.

– Сколько времени займёт пошив? – поинтересовался Иван Ильич. – Нам бы ещё пару репетиций в костюмах провести, чтобы ребята пообвыкли…

– Это будет зависеть от того, как быстро вы раздобудете ткани. А уж моим закройщицам и швеям не привыкать к авралу. И, кстати, не забудьте про фурнитуру!

– Фурнитуру? – озадаченно переспросил Кубанцев.

Валентина Борисовна улыбнулась.

– Пуговицы, погоны, лычки, пряжки – не знаю, что там ещё…

– Ааааа! Понятно. – Полковник раскатисто захохотал. – Я думал, фурнитура – это про мебель…

– И ещё. Мне понадобится список участников с указанием костюмов.

– Будет сделано, Валентина Борисовна! – отвечал Дедов. – Сегодня скопирую и передам вам с Борей.

На другой день после репетиции с её участников снимали мерки. Процедура проходила в кабинете администратора дворца, ребята шумно толклись в коридоре и заходили по одному. Всем девочкам Валентина Борисовна велела поспрашивать бабушек, не сохранились ли у них послевоенные платья, – ей казалось, что участники такого представления не должны выглядеть с иголочки. Как-никак оно подразумевало, что закончилась долгая война, и вряд ли многие тогда могли позволить себе обновки!

– Если что-то найдется, скажите об этом Ивану Ильичу, он со мной свяжется. Возможно, платья придётся подгонять по фигуре.

Придя домой, Саша застала маму и бабушку перед телевизором.

– Привет, – бросила она, стараясь угадать настроение матери: той не нравились эти затяжные репетиции. Мать считала их пустой тратой времени, которое дочери следовало употребить на учёбу – выпускной класс, надо готовиться к экзаменам!

– Ну, слава Богу! – проворчала Вера Сереевна, поднимаясь. – Уже всё давно остыло.

– Мама, сиди, она сама разогреет – не маленькая!

– Сама!.. Ещё успеет сама-то. – Бабушка уже направлялась в кухню.

Мать смерила Сашу требовательным взглядом.

– Иди, мой руки! Поешь – и за уроки.

– Ладно, – ответила дочь и скрылась в ванной.

В кухне, пока бабушка накладывала в тарелку плов, Саша сказала:

– Ба, у меня к тебе дело.

– Выкладывай, – ответила та, заговорщически глядя на внучку.

Саша помотала головой.

– Не сейчас. Ты иди, а то мама рассердится.

– Потом так потом, – согласилась Вера Сергеевна и вернулась в комнату.

Саша за полчаса управилась с историей, проигнорировала литературу – не станет она читать этот дурацкий учебник, в котором автор излагает свои довольно спорные взгляды на Булгакова! Вполне достаточно того, что она прочла самого автора. Параграф по физике тоже не был особенно сложным, к тому же перед глазами стояла подвижная фигура Шустера, самозабвенно объясняющего квантово-волновую природу света. С задачами сложнее, но задачи можно у кого-нибудь списать – да хоть у Букина! Зря что ли она с ним мучилась на репетициях. Пусть компенсирует ей крушение мечты хотя бы задачами по физике. «А заодно и по алгебре!» – нахмурилась Саша, безнадёжно глядя в учебник. Алгебра была настоящей проблемой!

Когда бабушка досмотрела свой мексиканский сериал и зашла в их общую комнату, Саша сидела над раскрытым учебником химии, но Вера Сергеевна сразу поняла, что мысли её внучки сейчас далеко.

Прикрыв за собой дверь, она прошла к кровати и, аккуратно завернув покрывало, села на её край. Саша встряхнулась и повернулась к бабушке, которая уже выжидательно смотрела на неё, сложив руки на коленях.

– Ба, у тебя сохранились какие-нибудь старые платья? – начала Саша без предисловий.

– Зачем тебе? – удивилась Вера Сергеевна.

– Для представления. Борькина мама сказала, что мы должны быть одеты в платья, которые носили после войны. И хорошо, если у кого-то сохранились старые, потому что тогда все донашивали то, что оставалось.

– Так и есть, – ответила бабушка, – одно платье на каждый сезон. И берегли же его! – Она задумалась, уперев руки в поясницу, повязанную серым пуховым платком и глазами, обращёнными внутрь сознания, обшаривая закрома памяти. Вдруг её глаза посветлели. Вера Сергеевна встала и направилась в кладовку – крошечный чуланчик в углу комнаты, где хранились домашние заготовки и всё, что рука не поднимала выбросить. Одним из таких предметов был загадочный старый чемодан с никелированными уголками, втиснутый под самый потолок.

– Ага! – удовлетворённо воскликнула бабушка, словно наконец застукала чемодан за чем-то непозволительным. – Лежит, милок! Я, грешным делом, подумала, что Леночка его таки выволокла на помойку. Сашка, подсоби!

Стула оказалось мало – пришлось карабкаться по полочкам. Опершись ногами в противоположные полки, Саша пыталась вытащить плотно втиснутый чемодан, но он сопротивлялся – как будто врос в своё ложе!

– А ну-ка толкни его кверху! – предложила бабушка. – Это коленкор, небось, прилип, давно ведь лежит…

Саша упёрлась обеими руками и что есть силы толкнула выступающие углы чемодана к потолку. Послышался сухой треск и – о, чудо! – чемодан наконец подался. Красная, растрёпанная Саша передала бабушке это сокровище и слезла на пол. Бабушка смахнула с него пыль своим носовым платком и щёлкнула застёжками.

Из пасти чемодана пахнуло нафталином. Внутри оказались аккуратно сложенные вещи, которые Вера Сергеевна принялась одну за другой вынимать, бережно перекладывая на кровать: белая батистовая блузка с мережками и вышитым воротничком, ещё одна – шёлковая, в мелкий цветочек; костюм из рогожки, «салатового» цвета – юбка в складку и жилет на скользкой саржевой подкладке, отделанный руликом; несколько вышивок – крестиком и ришелье… Вышивки восхитили Сашу.

– Бааа! Это ты ввышивала?!

Вера Сергеевна обернулась.

– А то кто ж! Конечно, я.

– Но почему ты их прячешь?!

– А что с ними делать, Сашенька?

– Да ты что, ба! Это же hand made! Им теперь цены нет!

Бабушка вздохнула и опустилась на стул.

– Да разве ж кто купит?

– Я не говорю – продавать, но можно же использовать самим…

– Использовать?

– Ну, да. Вставить в рамочку и повесить на стену. Или сшить диванные подушки!

– Твоя мама не одобрит…

– А мы их здесь положим, у себя! Ну, можно, ба? А? Что ж такой красоте пропадать!

– Как хочешь, милая, – вздохнула бабушка, и только тут Саша увидела у неё на коленях что-то зелёное с чёрным.

– Что это у тебя? – спросила она.

– Его-то я и искала! – Вера Сергеевна протянула то, что держала в руках. – Настоящий креп-жоржет! Я его уже после войны сшила, материю твой дед с фронта привёз, из самой Германии. Говорил: трофей, в разрушенном доме нашёл. Он тогда ещё большой кусок батиста привёз, я из него белья нашила и вот эту блузку, с мережками. Там, говорил, были и вещи, красивые, почти не ношенные, но у него рука не поднялась…

Но Саша уже слушала вполуха. Приняв из рук бабушки, она осторожно встряхнула вещь. Это оказалось платье изумительного, сочного зелёного цвета в чёрный горох: расклешённая юбка, строгий лиф с воротничком и пышным бантом, короткие рукава-фонарики. Саша открыла дверцу шкафа, на которой было большое зеркало, и приложила платье к себе. Даже в искусственном свете лампы было видно, что оно просто создано для неё! Вера Сергеевна всплеснула руками, ахнула:

– Красавица моя! Вот ведь, права я была, что берегла его!

Саша просияла.

– Я примерю?

– Конечно, милая. Давай, скидывай эту кофтёнку, я пока пуговки расстегну…

Лиф сел на Сашу как влитой. Продевая маленькие, обтянутые материей пуговки в аккуратные, из той же ткани, круглые петельки, она изумлённо спросила:

– Бабуль, неужели ты была такая худенькая?

Бабушка фыркнула.

– А что ж ты думаешь, я всю жизнь толстухой была?

– Ну, зачем сразу – толстухой! Я ж видела фотографии. Но у тебя тогда уже мама была…

– Война, Сашенька! Вот она, диета-то… – Бабушка горько усмехнулась и вздохнула. – Я его и надела-то раза четыре от силы – берегла! Последний раз на Леночкин выпуск, помню. А потом Серёжа родился – и всё: поплыла я…

Но в голосе бабушки при этих словах совсем не было сожаления – напротив, она улыбалась. Впрочем, как и всегда, когда говорила или думала о своём сыне. Это был поздний ребёнок – на восемнадцать лет младше Сашиной матери. Когда Степан вернулся с войны, они с Верой хотели ещё детей, но те всё не получались, и Мальцевы в конце концов смирились с этим: зачем Бога гневить, у них есть дочь – и какая! Леночка неплохо училась в школе и со временем выросла в настоящую красавицу, предмет отцовской гордости: Стёпа любил по праздникам, надев боевые ордена, пройтись под руку со своими «девчатами»… Когда Лена поступила в медицинский и уехала учиться, дом их опустел. Мальцевы теперь жили в ожидании писем от дочери и первых каникул, и Вера, поглощённая тревогой за своего птенца, впервые вылетевшего из родного гнезда, даже не сразу поняла, что беременна. Ей уже было почти сорок, и, не дождавшись очередных месячных, она только пожала плечами – ну, значит, всё. Вышел её бабий срок. Но когда, спустя положенное время, она ощутила в своём теле движение новой жизни, то сначала даже не поверила своим ощущениям. Это был невероятный подарок: ожидание, а затем рождение сына заполнило пустоту, образованную отъездом дочери, а Мальцевы снова почувствовали себя молодыми.

Вот так и вышло, что брат Елены Степановны был значительно моложе её самой и всего на восемь лет старше её собственной дочери, которая звала его просто Серёжей – как и мама с бабушкой. Он был человеком лёгким, необычайно располагающим к себе, и его все любили. Казалось, и даётся ему всё легко: с самого первого класса он учился на отлично без каких-либо видимых усилий, почти играючи. Наверно, поэтому в школе его никогда не травили и даже не дразнили «ботаником», хотя им-то он, строго говоря, и был: помешанный на растениях, он постоянно что-то выращивал на участке возле родительского дома, подоконники которого были заставлены ящичками и торфяными горшочками с рассадой во всех фазах вегетации – от едва проклюнувшихся семян до взрослых растений. Когда была маленькой, Саша обожала помогать Серёже в его опытах. Он-то её и научил ухаживать за растениями, рассказывая о них много и с нежностью, как о разумных и чувствующих существах.

Саша застегнула последнюю пуговку и, оглаживая на боках платье, внимательно посмотрела на себя в зеркало. Она повернулась к зеркалу спиной и посмотрела через плечо. Верх выглядел отлично, но что-то всё же было не так…

– Лиф коротковат, – констатировала Вера Сергеевна. – Оно понятно: ты повыше меня будешь. Из-за него и юбка коротка…

– С этим можно что-нибудь сделать? – с надеждой спросила Саша. Она уже видела себя глазами Славика – встречающей поезд с бойцами на не построенном ещё перроне привокзальной площади…

Вера Сергеевна встала, повернула внучку к себе, прижала, раздвинув пальцы, материю к её талии. Покачала головой.

– Сантиметров шести, пожалуй, не хватает. Расставить надо. А мы втачной пояс сделаем! Вот только из чего?.. – Бабушка пошарила в памяти. – Я тогда всё до последнего кусочка израсходовала, даже маленькие лоскутки подчистую ушли на пуговки и петельки…

– Может, из этого банта? Без него, в принципе, можно обойтись. – Саша на секунду задумалась, и её осенило: – Или сделать его из другой ткани, чёрной!

– А что, это мысль, – бабушка подняла глаза к Сашиному лицу, сощурилась, представляя. – Ай да молодец, внучка! И как это я тогда не догадалась – бант надо было с самого начала делать чёрным!.. Ну, всё. Снимай! Завтра займусь.

– А я в «Ткани» забегу, на Красноармейской! Присмотрю что-нибудь подходящее.