Читать книгу Вторая любовь всей моей жизни - Виктория Уолтерс - Страница 6

Глава 2

Оглавление

Я проснулась в три часа ночи от звука собственного сердцебиения в темном доме посреди тишины. Я поняла, что прошло несколько недель с тех пор, как я в последний раз так просыпалась. После аварии мне вообще с трудом удавалось уснуть. Кровать казалась невыносимо пустой. Переезжая к Эмме и Джону, я надеялась, что смена обстановки поможет, но я все еще по привычке поворачивалась, чтобы коснуться Лукаса, – а рука сжимала только простынь. Боль одиночества была так пронзительна, что мешала дышать.

Я села, стараясь прогнать мысли о сновидении. Мне снился Лукас, он шел к морю по песку, а я бежала за ним, тщетно пытаясь догнать. Я звала его, но он не слышал, все ближе и ближе подходя к воде. И так до самого моего пробуждения. Я редко видела имеющие значение сны, все больше глупые и неинтересные, из тех, что сразу забываются, но сны о Лукасе оставались со мной на несколько дней.

Я бегло взглянула на часы. Интересно, наступит ли день, когда я перестану регулярно видеть на часах три пополуночи. Не хотелось бы пропустить его. Я снова легла и уставилась в потолок.

Я коснулась пальцами своих колец – подаренного в честь помолвки и обручального. Я держалась за них изо всех сил, за них и за Лукаса. Интересно, покажется ли мне когда-нибудь нормальной жизнь без любви, которая была между нами?

В девять утра я наконец вышла на свежий воздух. Запах моря был слышен даже на расстоянии. Я оглянулась на маленький белый домик, который купила после того, как съехала от Эммы и Джона. Мы с Лукасом жили в особняке недалеко от пляжа; он любил морской вид, но мне пришлось продать особняк. Представить жизнь без мужа я могла только в месте, совершенно непохожем на то, что мы имели. В месте, которое было бы только моим. Домик располагался в стороне от тихой дороги, терялся среди окружающих его дубов. Мне нравилась уединенность. Сад с розовыми кустами и старая крыша – казалось, что я живу в другом времени. Такие места я раньше любила рисовать. Лукас сказал бы, что место подходит художнику. А еще он был бы поражен его чистотой. Постоянным предметом наших шуток было то, что я грязнуля, а он помешан на порядке. Наверное, раньше так было потому, что между рисованием и уборкой я всегда выбирала рисование. Теперь же у меня была куча времени на уборку.

Лукаса я знала практически всю жизнь. Много лет он был для меня просто надоедливым мальчишкой, но когда нам исполнилось по четырнадцать, нас посадили вместе на уроке искусства. Лукас не умел рисовать. Даже людей из палочек. Однажды, глядя на его попытку нарисовать дерево, я разразилась смехом. Он потянулся, чтобы увидеть мой рисунок, готовый к ответным издевкам, а вместо этого посмотрел на меня огромными голубыми глазами и, улыбаясь, произнес: «В один прекрасный день ты нарисуешь дом, я построю его, и там мы вместе состаримся». Как могла четырнадцатилетняя девчонка ответить на такое высокопарное заявление? «Ты хочешь построить дом престарелых?» Теперь была его очередь смеяться. «Нет, я имел в виду не это». Я поняла, что промахнулась, смутилась, и мы оба стыдливо замолчали. Однако после этого мы стали сидеть за одним столом во время обеда, он подружился с Эммой, а я с его компанией.

Первый раз мы поцеловались поздно вечером в парке. Я хотела бы сказать, что это был какой-то особенный момент, но мы были навеселе от дешевого сидра, который купил для нас старший мальчишка. И целовались мы в окружении половины школы. В этом поцелуе было слишком много языков, но все же он предложил мне быть его девушкой, а я согласилась, не имея ни малейшего представления, что значит быть чьей-то девушкой. И я так никогда этого и не узнала, ведь я всегда была только его девушкой. Это хуже всего. Я знала только, каково быть с Лукасом. Мы были вместе так долго, что я так и не научилась быть сама по себе.

Пара чаек пролетела над моей головой и вернула меня к реальности. Я направилась к гостинице «Толтинг», где мы с Эммой договорились позавтракать перед тем, как начнем готовиться к ярмарке. Я шла мимо длинной череды разноцветных пляжных киосков, распахнувших окошки в готовности продавать еду, напитки и какие угодно товары. Я приостановилась, чтобы краем глаза взглянуть на маляров, заканчивающих ремонт в кафе миссис Моррис. Стены красили в кремовый, они выглядели голыми без моих картин. Такое чувство, что заканчивалась целая эра.

Миссис Моррис заметила меня и направилась к двери. Она была одета в неизменные длинную юбку и рубашку, ее прямые седые волосы были заправлены за уши, а на шее висело длинное ожерелье из бисера.

– Роуз, дорогая, ты в гостиницу? Я слышала, там остановился коллекционер живописи, который приехал только ради распродажи твоих картин.

– Серьезно? – новость ошеломила меня. Мои работы пользовались популярностью у туристов, которые хотели увезти домой частичку Корнуэлла, но никто никогда не приезжал специально за ними. – Вы уверены?

– Он сказал Мику, что приехал именно за твоими работами. Судя по всему, увидал ту ужасную статью в газете, – с моей стороны было бессмысленно спрашивать, откуда она все это знает, ведь ничего из происходящего здесь не ускользнет от ее внимания. Она подошла ближе и прошептала заговорщицким тоном: – И вроде бы, у него хорошо подвешен язык, он вежлив и хорош собой к тому же…

Она нырнула в кафе, и через секунду я уже слышала, как она кричит на одного из маляров.

Я покачала головой и продолжила путь на набережную. Я действительно не могла понять, зачем какому-то коллекционеру живописи приезжать на мою распродажу, наверное, он просто интересуется искусством, а сюда приехал по другому делу. Та статья сделала хоть какую-то рекламу.

Я всегда любила все виды рисования. Моя талантливая мама поощряла меня, убеждая, что я смогу ее переплюнуть. Она была учителем и передала мне все свои знания. Мы часто сидели за кухонным столом, рисуя под музыку. Иногда Лукас заходил, чтобы просто понаблюдать за нами. Его всегда поражала моя способность создавать что-то.

Мама говорила, что мне стоит поступить в школу искусств в Лондоне, но я не хотела покидать наш дом, а потом она заболела раком.

Мне было всего шестнадцать, когда мама умерла. Папу я никогда и не знала. Просто как-то летом он проезжал через наш городок.

Тоска по маме не стихала, но я всегда чувствовала, будто она со мной. Нас столько всего связывало, и мы были так близки, будто в мире были только мы двое.

Кое-какие деньги от продажи дома, в котором прошло мое детство, помогли нам с Лукасом купить свой дом, а позже – мне мой собственный. Иногда я сидела за кухонным столом и думала, что, если бы мама все еще была со мной, мы бы рисовали за этим столом, а Лукас смотрел бы на нас с улыбкой, немного растерянный в нашем мире искусства. Но этому домику не суждено было узнать моих родных.

Я почувствовала приближение нового приступа грусти и посмотрела на море. Пляж Толтинга представлял собой полосу золотого песка, омываемую глубокими голубыми водами. Вдали от него находился изгиб скалистого берега, крутая скала, с верхушки которой видны были окрестности на мили вокруг. В тот день волны разбивались о берег, море искрилось от высокого солнца и пляж был заполнен любителями прогулок. Правда, не за горами те дни, когда он будет забит и местные станут обходить его стороной. Сотни раз я писала этот пейзаж, сидя на пляже со своим альбомом, пока Лукас занимался серфингом. Его гидрокостюм подчеркивал мускулы и круглогодичный загар, приобретенный на стройплощадках. Иногда он приходил ко мне, приносил пиво. А за горизонтом садилось солнце. Когда ты растешь на побережье, оно становится сначала твоей площадкой для игр, а позже – алтарем.

Мы с Лукасом бывали на самых известных пляжах мира, но моя душа принадлежала этому.

Я ненадолго остановилась, чтобы насладиться видом, и пересекла изгиб пляжа по направлению к гостинице «Толтинг». В последнее время я стала много ходить пешком. Я никогда не училась водить. Лукас садился за руль, чтобы добраться в любую точку, даже в пределах Толтинга, где все так близко. Ирония в том, что теперь его нет со мной. Мне не помешал бы автомобиль, но именно он стал причиной его смерти, а мне претила мысль учиться обращаться с вещью, забравшей его у меня. Я ездила и на машине, и в автобусе в прошлом году, но сейчас это вызывало у меня беспокойство, чего раньше не случалось.

Эмма в длинном черном платье с огромными красными цветами ждала снаружи. Ее волосы развевал морской бриз. Я жалела, что не надела солнцезащитные очки, когда увидела, как она волнуется, глядя на меня. Выглядела я, должно быть, паршиво. Однако подруга быстро натянула улыбку, и мы обнялись. Она не успела ничего спросить, так как кто-то закашлялся за моей спиной. Я обернулась, и сердце мое ушло в пятки, когда я увидела, что ко мне приближаются двое вчерашних посетителей бара. Оба в темных очках, они выглядели даже хуже, чем я. Я надеялась, что они переживали ужасное похмелье. Эмма уперла руку в бедро.

Тот, который собирался сесть за руль вчера ночью, снова закашлялся.

– Я просто хотел, эм-м-м… извиниться за вчерашнее. Я выпил лишнего и… эм-м-м… спасибо, что остановили меня, – он мельком взглянул на друга, который одобрительно закивал. – Мы уезжаем сегодня, но я не мог уехать, не извинившись. – Он снял очки и посмотрел мне в глаза. – Мне правда жаль.

– Это не твою жизнь она пыталась спасти, а жизни других людей, которым ты мог навредить, – резко оборвала Эмма.

Я вздрогнула от ее слов, хотя она была права.

– Я просто надеюсь, что в будущем ты будешь умнее. Я потеряла близкого человека из-за того, что никто не остановил пьяного идиота-водителя, – сказала я дрожащим голосом и отвела взгляд.

– Нам и правда жаль, – подтвердил второй.

Я услышала, как они уходят, и выдохнула. Эмма коснулась моей руки, и я кивнула ей в знак того, что все в порядке. Надеюсь, они больше не сотворят ничего подобного. Через плечо я смотрела, как они возвращаются к гостинице.

– Ну что ж, я рада, что они уезжают, – призналась Эмма. – Я тебя умоляю, они не стоят того, чтобы продолжать думать о них.

Она схватила меня за руку и увела. Мы поднялись на террасу и сели за столик, который Эмма заняла для нас.

Моя подруга всегда любила командовать, но я просто не могла представить, что было бы со мной без нее. Ее семья приютила меня после смерти мамы. Они позволили мне два года жить в ее комнате и стать фактически второй дочерью. Как только мне исполнилось восемнадцать, я потратила оставленные мамой деньги на дом для нас с Лукасом. Я начала работать в баре Джо, чтобы заплатить за курс живописи в колледже. Эмма присоединилась ко мне. Она говорила, что не хочет идти в университет без меня. Она не блистала в школе, но все же могла бы куда-то поступить. Джона она встретила на отдыхе в Девоне пару лет назад, и он переехал сюда к ней. Так что, как и я, она никогда не жила нигде, кроме этого городка.

Несмотря на то что я прожила всю жизнь в Толтинге, я сменила несколько домов. И искренне надеялась, что не произойдет ничего, что заставит меня покинуть еще один.

Мик, хозяин гостиницы, спешил к нам с чайником и двумя стаканами апельсинового сока на серебряном подносе. Мик был ровесником Джо, у него были густые седые волосы, одет он был в свой обычный деловой серый костюм. Он управлял гостиницей вместе со своей женой Джоан, сколько я себя помнила. Он широко улыбнулся нам обеим.

– Ну и ну, наконец-то зашли на завтрак, – сказал он полушутя. Он знал, что, когда мы завтракаем не дома, ходим в кафе к миссис Моррис, с которой они давно соперничали в том, кто подает лучший английский завтрак. Большинство из нас предпочитало мудро промолчать, когда спрашивали наше мнение на этот счет. – Ремонт ее кафе значительно поднял наши продажи. Послушай, Роуз, я рад, что ты зашла. Слышала о моем новом госте? – спросил Мик, оглядываясь через плечо, чтобы убедиться, что мы одни.

Я увидела, как Эмма поднимает бровь.

– Миссис Моррис упоминала…

Мик закатил глаза.

– Кто бы сомневался. В общем, он поселился вчера и, судя по всему, прибыл в Толтинг, чтобы купить картины на ярмарке. Спрашиваю у него: «То есть картины Роуз Уокер?», он говорит: «Да». Как тебе это нравится?

Эмма захлопала в ладоши.

– С ума сойти, как здорово! Он приехал специально за твоими работами.

– Но ведь он не мог нигде их раньше видеть.

Эмма вздохнула.

– Ради всего святого, когда у тебя появится хоть капля веры в себя? Наверное, он видел ту статью, там же были две фотографии твоих картин, к тому же, если он коллекционер, я уверена, он слышал о тебе раньше. По-моему, тебе пора поднять цены на распродаже.

Мик кивнул:

– Эмма дело говорит. Ладно, я скоро вернусь с вашей едой, – сказал он.

Совершенно не беспокоясь о том, чтобы спросить, что мы хотим, он исчез.

А я задумалась: быть может, я и правда могла заработать больше, чем рассчитывала.

– Пожалуй, мне не помешали бы деньги, а моему дому – новый бойлер.

– Или ты могла бы потратить их с удовольствием. Как насчет отпуска?

Эмма давно пыталась отправить меня куда-то. Она считала, что мне нужно сменить обстановку, а я хотела оставаться поближе к Лукасу.

– Я совсем не хочу.

Не то чтобы я никогда не покидала Толтинг. Шесть месяцев, которые мы с Лукасом провели, путешествуя, перед тем как обручились, были по-настоящему прекрасны: мы посмотрели мир, но оба чувствовали, что никакое другое место на свете не могло бы стать домом для нас. Здесь мы были умиротворены. Нет, счастливы. Мы были счастливы здесь. И мне очень нужна была вера, что я снова смогу быть здесь счастливой. Я просто хотела бы, чтобы мысль о счастье без Лукаса не наполняла меня страхом и чувством вины.

– Можем поговорить о чем-то другом? – спросила я с надеждой, хватая апельсиновый сок и делая большой глоток.

– Ладно. Собственно говоря, у меня как раз есть кое-какие новости: Джон может получить повышение, – ответила она.

– О, это же отлично, Эм.

Джон работал бухгалтером в Труро. Они с Эммой были вместе уже шесть лет, но, несмотря на это, его по-прежнему считали здесь чужаком, а он, в свою очередь, находил это забавным. Понадобилось изрядное количество времени, чтобы городок принял его после того, как он приехал сюда вместе с Эммой после их курортного романа. Джон стал лучшим другом Лукаса, и мы все время проводили вчетвером.

Смерть Лукаса затронула всех нас. Через три месяца после похорон Эмма и Джон уехали на выходные, а вернулись уже мужем и женой. Они воочию убедились, как хрупка человеческая жизнь, и не хотели больше ждать. Иногда было нелегко наблюдать за их счастливым супружеством, зная, что свое я потеряла навсегда, но я всегда испытывала чувство вины за такие мысли, ведь они как никто заслуживали счастья. И я знала, как был бы счастлив за них Лукас.

– Ага, мы думали, что если он его все же получит, то это может значить, что пришло время для…

Она умолкла, увидев Мика, выходящего из гостиницы с двумя тарелками для нас. Я сразу поняла почему – в Толтинге нужно быть очень осторожным, обсуждая личное на людях. Но я слишком хорошо знала Эмму и, конечно, могла догадаться, что она собиралась сказать. Они давно планировали попытаться завести ребенка, а повышение – это деньги для семьи. Сбывалась давняя мечта Эммы.

Честно говоря, появление Мика стало облегчением для меня, так как дало время подумать над ответом. Мне нужно было поддержать подругу. Просто я всегда думала, что мы с Лукасом будем первыми, кто обзаведется семьей. И я ненавидела эти эгоистичные мысли.

– Вот, пожалуйста! – произнес Мик, церемонно ставя наши тарелки. Я уставилась на гору бекона и яиц. Моя порция была почти вдвое больше Эмминой. Да что не так с этим городом, почему всем здесь есть дело до того, что я ем?

Вдруг Мик нагнулся, притворяясь, что наливает мне чай. «Это он», – услышала я театральный шепот, больше похожий на шипение. Мик повернулся, чтобы одарить улыбкой мужчину, выходящего из гостиницы на террасу.

Эмма пнула меня ногой под столом. Все ее мысли были написаны у нее на лице.

Высокий, точно выше, чем метр восемьдесят, одетый в хлопковые брюки и черную рубашку-поло мужчина провел рукой по темным волосам, а я не могла удержаться, чтобы не проследить за движением, но все же нашла силы быстро отвернуться, тотчас же испытав укол вины за то, что согласилась с Эммой насчет его привлекательности. Это было похоже на предательство Лукаса.

– Роуз, разрешишь представить тебя гостю, о котором я говорил? Это Роберт, – сказал Мик, подводя его к нашему столу. – Роберт, а это известная местная художница, Роуз Уокер.

Наши глаза встретились, и по мне как будто прошел электрический разряд – я узнала его! Это он помог мне остановить пьяниц вчера ночью, и, по всей видимости, этот человек прибыл сюда, чтобы купить мои картины.

Вторая любовь всей моей жизни

Подняться наверх