Читать книгу Голяком по крапиве. 202 записи из дневника порочной твари - Виктория Вайс - Страница 47

Прошел ровно год с того злополучного эпизода в пионерском лагере. Моя слива на носу за пару недель рассосалась, но обида на лохматого хиппи, сделавшего ее, осталась. За это время я сильно изменилась: подросла, похорошела, еще больше округлившись в некоторых интересных местах, обзавелась кудрявым треугольничком внизу живота и стала чуть-чуть умнее, поскольку прочла «Анжелику», кое что из Мопассана и весь раздел большой медицинской энциклопедии, где рассказывалось о строении человека и его способности к деторождению. Я даже уже умела целоваться… Ну так, не умела, а скорее просто целовалась пару раз. И даже была удостоена чести быть облапанной группой препубертирующих одноклассников. В общем всё шло в правильном, как мне казалось, направлении. Приближалось лето, и мама, не изменяя себе, принесла с работы путевку в пионерский лагерь сразу на три смены. Умоляюще посмотрела на меня, опасаясь получить отказ, но я не стала брыкаться и с радостью приняла подарок, ведь у меня уже созрел план, как провести это лето… Моему счастью не было предела, когда я в ряду вожатых увидела моего прошлогоднего обидчика. Он, правда, немного изменился. Куда-то делись немытые патлы и заношенные джинсы. На нем были выглаженные светлые брючки, белая рубашечка с коротким рукавом и модные сандалии вместо кроссовок. И все это благолепие венчала очень симпатичная улыбающаяся мордашка с аккуратной прической. Когда же он произнес мою фамилию, я даже не удивилась. Он явно узнал меня и сделав паузу, сопроводил взглядом мой элегантный проход перед строем. Как он позже пожалеет об этом… Ну а пока меня интересовало лишь одно, что случилось с моим «принцем», почему он так кардинально изменился? Поспрашивала, поподслушивала, посплетничала и вот что оказалось: у идейного хиппи папа был большой шишкой районного масштаба и понимая, что ждет его сына в будущем, сделал ему вливание и промывание, кому надо подмазал, с кем надо поговорил и дитятю взяли да приняли кандидатом в члены КПСС, что гарантировало ему в дальнейшем выгодное распределение на теплое местечко, стремительный карьерный рост и полное житейское благоденствие. Сынуля взвесил все за и против, и взяв у папы сорок копеек, отправился в парикмахерскую… Мне от всего этого стало вдвойне противно, и начистив перышки, я принялась осуществлять свой план мести. Оказалось, что я была еще той Лолитой и мне не составило никакого труда сделать так, чтобы он не мог оторвать от меня глаз. На утренней гимнастике я всегда была рядом с ним или чуть впереди, на прогулке именно у меня внезапно случался солнечный удар и он нес меня на руках до самого медпункта, уткнувшись носом в расстегнутую на груди блузку, на речке я выныривала рядом с ним и как бы случайно с плеч слегка спадал купальник, вечером в кинотеатре я снова усаживалась впереди и дурманила его ароматом «Красной Москвы». Ровно через неделю, во время дежурства по корпусу, он остановил меня в коридоре, когда я задрав юбку мыла полы, и прошептал мне на ухо, что ждет меня сегодня после отбоя в дальней беседке… Знали бы вы, что такое «дальняя беседка» и сколько девчонок там лишилось девственности… Но это отдельная история… И я пришла. Он сидел на лавочке, жадно курил и каждую затяжку запивал вином, налитым в граненый стакан. Рядом стояла почти пуста бутылка Портвейна. Он вылил остаток во второй стакан и протянул мне. Я морщась выпила его, а он следил за каждым мои глотком, словно ожидая мгновенной реакции, как от цианистого калия. Ручонки потянулись к моей блузке и начали расстегивать пуговички.

– Нет, – говрю, – давай сначала ты разденься, я хочу посмотреть какой ты красивый, а потом я.

Он молниеносно разделся, не забыв при этом аккуратно сложить брюки и рубашку. Он был так возбужден… Я вообще-то тогда впервые увидела возбужденный мужской член, не так четко как хотелось бы, ведь из света была только полная луна, но всё же…

– Теперь ты, – сказал он, приближаясь.

– Отвернись, а то я стесняюсь…

И он, драк, отвернулся… А я тихонько сгребла в охапку его шмотки, и как драпанула по парку к своему корпусу… Он сначала орал мне в след, угрожал, матерился, потом умолял, клянчил, плакал…, а к утру затих. Больше я его в лагере не видела.