Читать книгу Спору нет! - Виктория Волкова, Виктория Борисовна Волкова - Страница 6

– Герда! – Денис снова позвал собаку, но бесполезно. Никто не прибежал, не потерся об ноги. Цесаркин в нарастающей панике оббежал всю квартиру. Заглянул в бабушкину комнату, до сих пор хранившую запах ее любимых духов – «Красной Москвы». Затем распахнул дверь в гостиную, где накрытые простынями плюшевые диваны мигом напомнили могильные холмы, запорошенные снегом. Денис отпрянул в сторону и в два шага пересек коридор, оказавшись в бывшей детской, абсолютно пустой комнате.

«Где же ты, Герда?» – мысленно осведомился у собаки Цесаркин, потирая затылок.

Оставались еще библиотека и столовая. Но в последней расположилась Арахна, а дверь в библиотеку всегда запиралась на ключ. Цесаркин на секунду даже застыл от догадки, что собака не смогла бы самостоятельно войти в закрытые комнаты в незнакомом доме, а вот выскочить следом в распахнутую входную дверь запросто!

«Фу ты ну ты, море ясное!» – про себя выругался Денис и добавил еще парочку крепких выражений и, запретив себе переживать раньше времени, подхватил валявшийся на сумке поводок и бросился на улицу. Он выбежал во двор и попытался вглядеться в темноту.

– Герда! – снова окликнул собаку. – Герда!

Ему показалось какое – то мимолетное движение в деревянной беседке в дальнем конце двора. Цесаркин кинулся туда, но лишь вспугнул тискавшуюся парочку.

«Хорошо хоть не в самый ответственный момент я к ним ворвался, – мысленно хмыкнул Денис, извинившись перед двумя влюбленными оленями. Длинные конечности, острые локти. И глаза, растерянные и испуганные. – Испугались, что сообщу маме с папой, – догадался он и досадливо пробурчал про себя: – Что ж родители их не гоняют?»

Цесаркин раздраженно глянул на часы. Половина второго.

«Куда же ты делась, моя собака?» – отчаянно вскинулся он, злясь на себя, что на минуту отвлекся от поисков. И что есть духу ринулся в соседние дворы. Выскочив к детскому саду, Денис обнаружил дыру в заборе. Герда никогда не славилась любовью к загулам, но все случается в первый раз. Оглядев ограждение из кривых, с облупившейся краской, прутьев, Цесаркин, вспомнив, как в детстве легко перескакивал через этот самый забор, решил повторить. Он поставил ногу на металлическую полосу, связывающую воедино все колченогие прутья, и попытался перемахнуть, на миг ощутив себя восьмилетним мальчишкой. Но затрещавшие по швам джинсы оказались против этой затеи. Денис всмотрелся в непроглядную тьму, превратившую деревья, детские веранды и горки в единое целое, и снова позвал собаку. Бесполезно! Понимая, что пробраться внутрь не получится, он бросился бежать вдоль забора, но и это не дало результатов.

«Где ты, девочка? – снова воззвал к любимице Цесаркин. – Одна, в чужом районе!»

Решив завтра с утра продолжить поиски, он понуро поплелся домой. Если старый бабкин чулан можно было назвать его новым домом. Перед самым подъездом Денис оглянулся по сторонам и в отчаянии заорал:

– Герда!

В соседнем подъезде открылось одно из окон, и пьяный мужской голос пригрозил:

– Вали на фиг к Снежной королеве, Кай! Сейчас спущусь, все зубы пересчитаю!

В этот момент на третьем этаже, прямо над его головой, распахнулась балконная дверь и из комнаты, прозванной бабушкой «столовой», выскочила большая коричневая собака, просунула морду между прутьями, внимательно глянула на Дениса и громко гавкнула. Всего один раз, словно говоря: «Я здесь. Где тебя носит, хозяин?»

– Вы там совсем обалдели?! – закричали откуда – то сверху.

Денис, мысленно отмахнувшись от дурацких воплей, взлетел на свой этаж и, напоминая себе Кинг – Конга, яростно ворвался в квартиру.

Герда как ни в чем не бывало восседала посреди коридора, а дверь к бабуле оказалась заперта изнутри.

– Пойдем спать, вероломная собака, – пробормотал вымотанный Цесаркин и, потрепав Герду по холке, побрел к себе в чулан. Она, поджав хвост, потащилась следом. И с полувздохом – полустоном улеглась на новую постилку.

Остаток ночи Денис проворочался на неудобном жестком диване, стоявшем здесь с незапамятных времен. Цесаркин вспомнил, как давным – давно бабушка с дедом ругались между собой – выкинуть «топчанчик» или нет. Денис словно заново увидел кухню, где с самого утра пахло сдобой, бабушку в красном переднике, надетом поверх темно – синего платья, с аккуратной стрижкой и завитыми на мелкие папильотки волосами. А рядом насупленный дед в шелковой полосатой пижаме и с неизменным журналом «Наука и жизнь» в нервных узловатых пальцах. И он сам, Дениска Цесаркин, сидит между стариками и ест свежую, чуть теплую ватрушку, запивая ее молоком. Сколько же лет прошло? Денис почувствовал, как в душе закипает злость на эту чертову куклу, Нину Тарантуль. Арахна, блин!

Почему же так распорядилась судьба, что он – наследник Крутояровых – должен ютиться в чулане, а эта алчная гадина дрыхнуть на велюровом диване? Да еще Герду приманила. Выставила дураком в глазах собаки.

Цесаркин тяжело вздохнул, и снизу эхом ответила Герда.

«Не раскисай», – сам себе наказал Денис, поймав себя на мысли, что расставание с Шуркой далось ему легко, а вот мнимая пропажа собаки заставила поволноваться.

Он постарался сосредоточиться на работе, но в который раз мысли перекатились на предательство близких – маменьки, Шурки и даже Герды. Денис запретил себе плохо думать о матери и Герде. Во всем виноват только один человек. Арахна ей имя!

«Трахни в бок меня медуза», – выругался он, снова представив тонкую шею бабули и шелковую ткань, мягко стелящуюся по плечам и груди. Цесаркин мысленно шагнул к Нине почти вплотную и аккуратно ладонью провел по нежной коже, отвел в сторону русые пряди и погладил ежик волос на затылке, а затем медленно принялся развязывать пояс, запутавшись пальцами в тонкой ткани. Денис потянулся к манившей его женщине, мечтая отодвинуть в сторону шелк, холодящий пальцы, и коснуться горячей кожи. Но привередливая Арахна отступила в сторону, он всем телом двинулся следом… И свалился с «топчанчика». Хорошо хоть не на голову Герде. Собака жалостливо глянула на него, словно говоря: «Предлагала же пойти спать к новым знакомым. Там удобнее и веселее!»

– Даже не проси, – рыкнул в ответ Цусаркин и, обидевшись на Герду, отвернулся к стене и уснул.

Проснулся он поздним утром и сразу понял, что находится в квартире один. Подошел к двери в столовую, заглянул внутрь. Как будто никто и не спал этой ночью. Никаких улик типа брошенного на стул пеньюара или разбросанных по углам тапочек. Он обернулся и осмотрел прихожую. Есть! Бледно – розовые тапки, Шурка называла такой цвет нюдовым, притаились на полке. Цесаркин, быстро вернувшись, взглядом обшарил кухню. Арахна никуда и не думала съезжать. В углу, недалеко от мойки, одиноко маячили две миниатюрных тарелочки, словно из набора игрушечной посудки. Столовый сервиз Фиби – Буффе, собачьего недоразумения.

По привычке Денис залез в шкафчик и, пошарив взглядом по полкам, выудил зубочистки.

– Вас то, родимые, мне и надо, – хмыкнул он недобро и, заглянув в чулан, убедился, что Герда на месте. Она приподняла голову и, недовольно рыкнув, завалилась спать дальше.

«Вот и правильно, – мысленно фыркнул Денис. – Свидетели мне не нужны!»

Он вернулся обратно к двери в столовую и, внимательно осмотрев дверной замок, точным движением воткнул зубочистку в узкое отверстие, напрочь заклинив металлический язычок. Потом аккуратно отрезал ножом никому не нужный конец тонкой деревяшки и отправился к себе писать иск. Воскресный день не предвещал никаких встреч и развлечений. Цесаркин прогулялся по парку с собакой, потом забрал в кафе заказанные роллы и после обеда, смахнув пыль со старого журнального столика и разложив на нем материалы дела, принялся за работу. Антон Анатольевич Рогинский, прозванный друзьями АнтАнтом, разводился со своей женой после сорока лет совместной жизни. И если не скальп несчастной жены, то хотя бы все нажитое во время брака стремился получить в личное пользование. Что там жена и дочка, если все заработал он сам, вот этими натруженными руками!

Цесаркин вспомнил «мозолистые» ладони заказчика – холеного мужика лет шестидесяти с тщательно закрашенной сединой и кольцами на безымянных пальцах. На правой руке – перстень с крупным темно – синим сапфиром, а на левой – замысловатое, по краям обрамленное бриллиантами кольцо с набитыми по кругу золотыми цифрами, сверкающимина черном фоне.

– Чем больше удастся отжать, тем выше твой гонорар, – отрезал на прощание Рогинский, автоматически потирая кольцо с цифрами и, заметив взгляд адвоката, серьезно пояснил:

– Когда это кольцо в Париже купил, так сразу пруха поперла. Я его на ночь в сейф прячу. Дважды забыл надеть, так один раз евро скакнуло, а второй – в обэп вызвали.

– Тогда лучше не снимать, – улыбнулся Цесаркин. – Такие риски. – И шутя добавил: – А где в Париже покупали? Я б смотался.

Рогинский хохотнул, давая понять, что ему шутка понравилась, и, погрозив пальцем, направился к выходу.

Денис особо не верил байкам о кольце, но доподлинно знал, что товары из-за бугра АнтАнт завозил под видом гуманитарной помощи, практически не платя пошлины и НДС. Состояние Рогинского, подлежащее разделу, включало пакет акций банка, входящего в пятерку региона, розничную сеть магазинов постельного белья, фабрику «Милый дом», завод строительных материалов, несколько гектаров леса и свиную ферму. И все бы ничего, а только фабрика, магазины и лес оказались записаны на тещу. И вот тут начиналось самое интересное. Лес жена, вот глупая женщина, отдавала и так, магазины предлагала поделить поровну, а вот фабрику категорически не захотела включать в общее имущество. Этот номер мог пройти с любым другим мужиком, но только не с АнтАнтом. Он по мировому соглашению забрал лес и магазины, а теперь требовал фабрику.

«Не на того напала, голубушка», – хохотнул про себя Цесаркин и почесал затылок, пытаясь понять, как и чем надавить на строптивую разведенку. Время от времени он отвлекался от ноутбука, задумчиво глядел в окно на стайку воробьев, расположившихся на стоявшем неподалеку тополе, и рассуждал, где же носит Нину Тарантуль. Но вот в замке повернулся ключ и по паркету зацокали собачьи когти.

«Фиби – Буффе не приходит одна», – под нос себе пробормотал Цесаркин.

Герда, насторожившись, выглянула на кухню.

– Ты куда? – недовольно пробурчал Денис, и собака тотчас вернулась обратно, виляя хвостом, словно говоря: «А что? Я ничего…»

Он услышал на кухне знакомые шаги, и тут же на всю квартиру запахло жареной картошкой и мясом. Денис, съевший за целый день только сет роллов, почувствовал острый приступ голода. Нестерпимо захотелось мяса. Отбивную или кусок шашлыка. Хоть что-нибудь! Цесаркин попробовал убедить себя, что растительная пища гораздо полезней и в фасоли содержится белка… не сосчитать. Но упрямый организм не хотел ничего знать про белки и углеводы, а нагло требовал мяса. Даже не курицу с индейкой, а кусок хорошо прожаренного стейка. Или на худой конец отбивной.

«И если вдуматься, что там за стенкой в холодильнике… Нет, нельзя, – оборвал он свои мясные фантазии. – Мясо вредно, от него происходит гниение в желудке. Подумай о несчастных животных, умерщвленных ради твоей прихоти… Их все равно уже забили, – перебил внутренний голос. – Если не ты, то кто – то другой обязательно съест, – подначил он совесть Цесаркина. – Пойди посмотри! Арахна что – то ставила в холодильник. Можно взять один маленький кусочек. Всего один. В качестве платы за моральные издержки и издевательства».

Денис напряженно прислушался. В душе лилась вода. Мадам Тарантуль принимала омовения перед сном.

«Она ничего не заметит», – подначил он сам себя и тут же оказался около холодильника. Быстро открыл дверцу и уставился на прозрачные пластмассовые судочки, составленные друг на друга. В одном бултыхалось что – то темно – красное, похожее на борщ, в другом лежала жареная картошка и сквозь стенку даже виднелся румяный бок шампиньона. А в третьем, стоящем на верху пирамиды, просматривались пласты мяса и плавленого сыра. Мясо по-французски! Цесаркин попытался вспомнить, когда ел это блюдо. Получалось, еще до жизни с Шуркой. В какой – то прежней, давно забытой жизни.

«Открой, посмотри, – скомандовал внутренний голос. – Просто посмотри. Уйми приступ мясной лихорадки!»

Денис потянулся к судочку и, быстро открыв, залюбовался ровными кусками мяса, зажаренными с сыром и помидорами. Беглого осмотра оказалось достаточно, чтобы сосчитать каждый кусок. Всего пять!

«Если взять один, она и не заметит. Вон тот, сбоку, самый маленький», – промелькнула шальная мысль. Проснувшаяся совесть попыталась урезонить, но Цесаркин, приказав ей молчать, выудил двумя пальцами понравившийся кусок и, запихнув его в рот, захлопнул холодильник и, вернувшись в чулан, поймал на себе осуждающий взгляд Герды.

– Молчи, – пробубнил он с набитым ртом и, взяв со стола бутылку с водой, принялся жадно пить.

Перед сном Нина попробовала закрыть дверь на замок – маленькую задвижку, входящую в один комплект с ручкой, черненой под бронзу. Не получилось.

«Да что же это такое?» – в сердцах подумала Арахна и снова попробовала провернуть заветную защелку. Никак.

«Что ж, и ежу ясно, кто тут постарался, – хмыкнула про себя Нина. – Ни дня без гадости. Прям девиз семейства Крутояровых». Она глянула на часы, понимая, что в половину первого ночи звать кого – то на помощь уже поздно.

Пришлось расстелить постель и улечься спать с открытой дверью.

«Ну не придушит же он меня? – мысленно озадачилась Нина, представив, как на цыпочках Денис Цесаркин с подушкой или гарротой крадется к ней в комнату. – Глупости!» – отмахнулась она и, спихнув на пол надоедливую Фибку, вздумавшую облизать хозяйке лицо, закрыла глаза.

Сон не шел. Слишком нервным выдалось воскресенье. Нина вспомнила, как утром вместе с Элкой и Настей выносила из порушенной квартиры мусор: мебель и вещи, еще пару дней назад радовавшие хозяйку. А теперь придется заново покупать абсолютно все. Знала бы, в первый раз затарилась бы дешевым ширпотребом. А так выбирала самое лучшее, на что запал глаз. Мишка, намбер ван в списке мужей, тоже приезжал ненадолго, пока новая супружница не хватилась. Помог вынести расколотый на части платяной шкаф и разбитый телевизор. А потом смущаясь оставил деньги.

– На, – протянул увесистую пачку пятитысячных купюр. – Это на обустройство.

– Много что – то, – возразила она. – Половины хватит. Жена тебя заругает.

– Она не знает об этих деньгах, – серьезно отмахнулся бывший муж. – А тебе сейчас нужнее. Бери, Нунька! Тут все-таки и мой сын живет.

Нина, тяжело вздохнув, положила деньги в сумочку и велела испуганной Фиби, сидящей на подоконнике:

– Сторожи!

Михаил рассмеялся.

– В этом ты вся! Любую неприятность обращаешь в шутку. Моя жена повесилась бы на люстре от такого погрома… Жалею, что тебя бросил и с ней сошелся. Если вернусь, пустишь?

– Нет, Ломакин, поезд ушел, – слабо улыбнулась она. – Той женщине ты нужнее. И ее детям тоже. Спасибо, что не забываешь нас с Ромкой, но обратной дороги нет, – твердо поставила точку в разговоре.

– Прости, – прошептал он, легко касаясь губами ее виска. – Никогда мне не вымолить прощения!

– Я не держу на тебя зла, – отмахнулась она, поправляя ему вихор на макушке. – Береги себя, Мишка!

Когда за бывшим закрылась дверь, а следом и подруги разошлись по своим делам, Нина, примостившись рядом с Фиби, пересчитала деньги. Четыреста пятьдесят пять тысяч.

«На ремонт хватит и мебель», – решила про себя Нина и, тут же позвонив знакомому прорабу СанСанычу, принялась в черных красках расписывать разрушенную квартиру, изо всех сил надеясь, что тот сжалится над ней и возьмет ее квартиру в работу без всякой очереди.

– Мысли материальны! – пропела она тихонько, положив трубку, и принялась быстро собираться.

Сан Саныч не только сжалился, но и предложил съездить в Леруа Мерлен за строительными материалами. А потом еще подвез в Тарнаус. Остаток дня она вместе с Ромкой собирала пазлы, наблюдала, как в парке ее сын и собака гоняют голубей, варила отцу куриный супчик и от всех этих простых и незамысловатых дел испытывала тихую радость.

«Так бы жить и жить», – с горечью подумала она, прекрасно понимая, что родилась под другими звездами и должна хлебнуть сполна. Сначала вранье и измену мужа, а теперь вот безудержную ненависть семейства Цесаркиных. Хотя еслиположить руку на сердце, то именно она должна ненавидеть всю эту поганую семейку. Но на самом деле вместо ненависти и злобы испытывала лишь отвращение и брезгливость.

Нина, сморгнув слезы, велела себе думать о чем-нибудь приятном. Она мысленно представила, как гуляет по улицам Палермо, а потом в порту любуется многоэтажными белоснежными красавцами – лайнерами, курсирующими по Средиземному морю. Нина словно перенеслась на широкий проспект, мельком глянула на театр, расположившийся на площади. Кажется, там снимали третьего «Крестного отца» и на его ступеньках погиб хитроумный Майкл Карлеоне. Она мысленно свернула в сторону и оказалась в маленьком уютном кафе. И будто воочию увидела знакомого мордатого официанта, чмокающего пухлыми жирными губами толстые пальцы и орущего «Белиссимо!». И тут же перед самым носом замелькали круассаны, канноли, пицца, аранчини.

«Хрен редьки не слаще», – поморщилась Нина, сглотнув. И понимая, что с такими мыслями успокоиться невозможно, а вот возбудить аппетит запросто, она уселась на постели, размышляя: то ли пойти доесть оставшуюся жареную картошку, то ли почитать книжку, раз заснуть все равно не удастся. Послышался слабый скрип, и, испугавшись, она воззрилась на открывающуюся дверь. Может, Цесаркины решили устранить ее физически? Нина перевела дух, лихорадочно соображая, что предпринять. Но в этот момент с тапок хозяйки радостно подскочила Фиби и засеменила к двери. В свете дворового фонаря, падающего как раз на дубовые створки, показался сначала кожаный нос, а затем любопытная морда Герды. Фиби подбежала к выглядывающей из коридора подруге, а та, словно получив приглашение, бочком втерлась в комнату.

«Ай молодца, господин Цесаркин, – про себя усмехнулась Нина, догадавшись, что Денис специально заблокировал замок, чтобы в любой момент призвать к себе Герду, пресекая нежелательное общение. – Вы, конечно, против. Но у вашей собаки другое мнение!»