Читать книгу Восточная сказка - Виктория Волкова, Виктория Борисовна Волкова - Страница 2

Амина

Пятью годами ранее

– Меня просватали, – шепчу Тимуру, стоит нам только остаться одним в магазине. Делаю вид, что рассматриваю витрину. То и дело важно сверяюсь со списком, выданным мне матерью.

– За кого? – так же одними губами шелестит Тимур, медленно, слишком медленно раскладывая товар по близлежащим полкам.

– За Айрата, – еле слышно говорю я и прикусываю губу, чтобы не разреветься.

– За брата Нур? – глухо рыкает мой возлюбленный. И я смотрю в пронзительные черные глаза, полыхающие огнем, чувствую боль любимого и ничего не могу поделать. Даже прикоснуться к нему.

– Зачем спрашиваешь? – вздыхаю, отворачиваясь. – Можно подумать, есть еще какой-то Айрат.

– Это невозможно. Он же старый и, говорят, психованный! – бьет себя по ноге Тимур и подскакивает ко мне.

– Ему всего тридцать. Отец считает наш брак вполне приемлемым. Они уже сговорились.

– Но тебе-то только исполнилось восемнадцать! – не сдерживаясь, вскрикивает Тимур. – Почему ты мне не разрешила прийти посвататься…

– Мои против тебя, – печально мотаю головой. И отскакиваю в сторону, стоит Тимуру прикоснуться к моей руке. – Ты что? С ума сошел? – Сверкаю глазами.

– Я люблю тебя, Амина, – отрешенно говорит Тимур. – Разреши, я все-таки попробую…

– Нет, – отрезаю я. – Ничего не выйдет. Я вскользь упомянула о тебе матери. Она даже слушать не захотела.

– Мы бедные, – кивает Тимур. – А твоему отцу нужен богатый зять…

– Да, и он уже все решил.

Киваю в сторону подсобки, откуда слышатся шаги тети Аиши, матери Тимура. Она работает в магазине, принадлежащем нашей семье. А Тимур ей помогает. Другой работы в нашем поселке нет.

До сих пор нам удается держать наши отношения в секрете. После обеда я всегда прихожу в магазин со списком. Моя мать пишет, что ей может понадобиться на завтра. А тетя Аиша собирает заказ и передает его с Тимуром. Или вечером отец заезжает из офиса и забирает все пакеты. Но иногда нам везет. Если матери что-то требуется срочно, то Аиша нагружает Тимура и велит ему проводить меня с покупками. Мы бодро идем по улице и разговариваем. А скрывшись от людских глаз на тенистой аллейке, можем взяться за руки. Постоять минутку и посмотреть друг на друга. О чем-то большем речь не идет. Моя семья очень строгих правил. И если узнают о наших отношениях, никогда больше не выпустят меня из дома. Тимур единственный, кто скрашивает мою жизнь. Нет, я не жалуюсь. Чувства долга и ответственности перед семьей превыше всего. Так живут все вокруг. Сестры отца и матери, обе бабки. Временами, оставшись одна, я представляю, как сложилась бы моя жизнь, останься я с мамой.

Отец отобрал меня сразу после рождения и привез к Нур, своей жене, у которой на тот момент не было своих детей. Она приняла меня как родную. Да и что ей оставалось делать? Живи мы в Стамбуле или в Анталии, она бы, может быть, и воспротивилась. Но у нас принято во всем и всегда слушаться мужчину. И учитывая разницу в возрасте, обращаться на «вы». Нур с отцом очень ласкова, со своими сыновьями тоже, а вот мне иногда достаются от нее браные слова.

– Это для твоего же блага, – говорит мать. – Кто еще подскажет, если не я?

«Ну конечно, – вздыхаю горестно после каждой выволочки. – Кроме тебя, матушка, некому».

И каждый вечер мечтаю поехать в Россию, в Питер, и там найти свою настоящую маму.

«Лариса Петровна Кузнецова», – твержу я как молитву. Представляя, как, оказавшись в Санкт-Петербурге, сразу отыщу ее. Может, лучше выйти за Айрата? Отправиться в свадебное путешествие. И встретиться с мамой. Надеюсь, мой будущий муж не станет возражать.

Мы идем с Тимуром по улице, и я вполуха слушаю его планы, позволяющие мне избежать свадьбы.

– Перестань, – отмахиваюсь я от него. – Не мели ерунду. Я запрещаю. Осенью тебя заберут в армию, а когда ты вернешься, мать найдет тебе невесту.

– Да, от армии мне откосить не удастся, – печально замечает Тимур, вжимая голову в плечи. – У нас нет двух тысяч лари для ежегодной отсрочки. И особыми талантами Аллах не наделил. Разве что, – делает он паузу и добавляет со вздохом. – Я люблю тебя!

– Перестань, – отмахиваюсь я. – Ты в первый месяц забудешь обо мне.

– Нет! – вскидывается Тимур, и глаза его загораются яростным блеском. Давай попробуем удрать, Амина! – предлагает он и, убедившись, что улица пуста, пытается приобнять.

– Прекрати, – негодую решительно. – Я почти уже невеста. Узнают отец или Айрат – порки не избежать.

– Он тебе не пара, – веско заключает Тимур и, отстранившись, обиженно сопит до моего дома. Худенький, невысокого роста. Но бесконечно родной.

– Что так долго? – с порога напускается на меня мать. – Скоро портнихи должны прийти, а тебя где-то носит.

Поворачивается к Тимуру, держащему в руках два пакета с мукой, и кивает на подсобку.

– Поставь там!

Смотрит на меня внимательно, потом переводит взгляд на расстроенного сына Аиши.

– Амина, посмотри на меня!

– Что, матушка?

– Нет, ничего, – машет пухлой ладошкой Нур. – Ступай переодеваться, скоро портнихи придут. А тебя как будто иблисы по аду гоняли.

Убегаю в комнату и из окна смотрю, как по улице понуро бредет Тимур. Мать явно что-то заподозрила. Сказать не скажет, а вот в магазин теперь одну не пустит. Отправит со мной кого-то из братьев. Теперь наедине с Тимуром мы увидимся нескоро. Только на сборе мандаринов. Но к тому времени меня уже выдадут замуж. И я перееду к мужу. Вряд ли кто-то из родственников возьмет меня с собой. Айрат не позволит. Хотя тут недалеко. Меньше двух часов до деревни, где отец купил дом и огромный мандариновый сад, тянущийся по склону горы. Когда приходит пора урожая, он нанимает местных жителей. Любой согласен помогать по хозяйству или возделывать сад. Тут семье Тимура повезло больше остальных. Мать очень уважает Аишу, доверяет ей. Но это скорее исключение. Прислуга у нас в доме и персонал в отцовских отелях и ресторанах сплошь состоит из приехавших из Турции профессионалов.

– Айрат уезжает на соревнования, – щебечет Нур, когда две худеньких женщины снимают с меня мерки. – К его возвращению нужно Амине новый гардероб пошить.

– А когда обратно ждете? – осторожно спрашивает одна из портних. – Мы успеем?

– Конечно, – отмахивается мать. – Он сейчас в Стамбул полетит, потом в Москву, а оттуда вроде во Францию с командой.

– Счастливый человек, хоть мир посмотрит, – задумчиво восклицает одна из женщин. – Может, и тебе, Амина, заграницу покажет.

– А что там смотреть, Фирюза? – обрывает ее мать. – Везде одно и то же. Говорят, в Италии красиво. А как по мне, красивее наших гор и моря нет. Чего попусту по свету слоняться и деньги тратить? Тут своих дел полно. Детей рожать надо, да воспитывать.

– А где молодые будут жить? – спрашивает вторая, быстро переводя разговор с опасной темы.

– У Айрата пентхаус в городе. И тут дом около моря. Амина там будет настоящей хозяйкой.

– А ты, небось, рада-радешенька?

– Конечно, – самодовольно кивает мать. – Считай, для брата жену воспитала. Амина у нас хорошая девочка. Покорная.

Слушаю Нур и изо всех сил пытаюсь не закричать. Не хочу! Не хочу замуж за Айрата! Но кто б меня спрашивал. Естественно, идея нас поженить исходит от матери. Она уж точно не потерпит в семье женщин другой веры. Лет пять назад я слышала, как они с отцом обсуждали похождения Айрата. Вроде как он женился в Стамбуле на русской женщине. Да еще и с ребенком.

– Харам, несмываемый позор, – причитала мать.

– Этот брак долго не продержится, Нур, – заявил тогда мой мудрый отец. И как в воду глядел. Через пару лет Айрат развелся с женой и, обвинив ее в бесплодии и воровстве, выгнал из дома.

– Нужно жениться на своих, – отчитывала его мать. – Что, в приличных семьях перевелись хорошие девушки?

– Да ладно тебе, – отмахнулся тогда Айрат. – Я еще погулять хочу. Дай мне время. Какие наши годы?

– Ну и кому ты в тридцать будешь нужен? Кто за тебя, старого, дочку отдаст? Женись и дальше катайся по соревнованиям.

– Да не хочу, – поморщился Айрат и, заметив меня в соседней комнате, рассмеялся. – Вот как раз Амине через пять лет исполнится восемнадцать, на ней и женюсь. У тебя еще есть время, сестра, подготовить мне идеальную жену.

Может, конечно, Айрат пошутил, но моя мать взялась за дело серьезно. И если до этого времени на меня мало кто обращал внимания, то теперь моя жизнь превратилась в пансион благородных девиц. С меня сняли главную обязанность следить за младшими братьями. Наняли репетитора по английскому и русскому языкам и учителя рисования.

– А когда никах? – спрашивает языкатая портниха, отмеряя подол будущего платья.

– В конце августа.

– Да, времени мало, – причитает вторая. – Всего три месяца. А столько работы… Нужен аванс, госпожа Нур.

– После первой примерки выдам, – отрезает мать. – А сейчас заплачу за материал и фурнитуру.

Когда начинаются расчеты, загнанной птицей вылетаю во двор. Задираю голову к небу, силясь не разреветься. Вдыхаю воздух полной грудью и, понимая, что сейчас расплачусь, затуманенным взглядом смотрю на виднеющееся вдали море.

«Люди тратят баснословные деньги, чтобы приехать сюда хотя бы на неделю. А тебе повезло здесь жить. Не Анталия, конечно, но отец уверяет, что здесь, на границе Турции и Грузии, выгодно развивать отельный бизнес. Может, поэтому ему одному из первых пришло в голову отхватить тут кусок пирога».

– Амина, – говорит мимоходом мать, провожая портних. – Звонила Латифа. Она не справляется. Приехала какая-то группа из Венгрии. Спустись вниз, помоги их расселить!

Дважды меня просить не надо. Срываюсь с места и по выложенной камнями дорожке бегу к морю, где прямо на берегу стоит белоснежная гостиница, построенная моим отцом. Это именно семейный бизнес. Самим отелем управляют папин брат дядя Искандер и его жена Латифа. Вместе с ними живет моя бабушка Зарема, мать отца. И вот уже год после школы я изредка работаю здесь дежурным администратором. Подменяю Латифу днем. А вечерами за стойкой сидит сам дядя Искандер. Члены моей семьи никогда не заходят в отель. Папа очень устает на работе. А Нур и мои братья считают себя выше обслуживания туристов.

– Амина, – зовет меня бабушка, восседая во дворе на низком диване. – Как хорошо, что ты пришла. С группой Латифа управилась сама, – замечает с хитрой улыбкой и, похлопав по месту рядом с собой, заявляет без всякого перехода. – Если хочешь, я поговорю с Муратом. Айрат не годится тебе в мужья.

– Матушка все равно настоит на своем, – усевшись, прячу я заплаканные глаза. – Если б можно было уехать к маме…

– Что ты, что ты… молчи! – машет на меня бабка, задыхаясь от возмущения. Утыкаюсь носом в черное платье. Чувствую, как старушечья рука опускается мне на голову.

– Даже думать забудь, Амина, – шипит бабка. – Для твоего же блага. Та женщина… Она недостойная…

– Кого, бабушка? – спрашиваю чуть слышно.

– Мурата, – вздыхает старуха и добавляет весомо. – Ну и тебя, конечно. Сама подумай, какая мать бросит свое дитя? Вон, в наше время как трудно было, а всех подняли, в люди вывели. Твоего отца в университете выучили! Никого не бросили, понимаешь?

– А вы видели ее, бабушка? – спрашиваю, не надеясь на ответ.

– Да, – морщится старуха. Поправляет черный платок на голове и продолжает со вздохом. – Я тогда с твоим отцом в город на встречу ездила. Тебя забирала.

– А почему туда?

– Ну, не к нам же домой ее приглашать. Мы тогда в Трабзоне жили, – всплескивает руками бабуля и велит строго. – Слезы вытри и пойдем. Что-то тебе подарю.

– Куда это вы? – спрашивает нас Латифа, стоит нам только войти в жилые комнаты. – Амина, звонила Нур. Ты ей нужна.

– Мне тоже, – парирует бабка. – Сейчас меня проводит и вернется. Что-то сердце закололо…

– Конечно-конечно, – кивает Латифа. – Может, и мне вам помочь?

– Амина справится, – кряхтит бабка. Я смотрю на обеих женщин. Высокая и статная Латифа в модных тряпках обычно кажется мне королевой. Но истинная правительница дома все-таки бабушка. Вон как тетка присобралась, стоило только бабке поджать губы.

Если в доме Айрата я стану полноправной хозяйкой, то уже легче. Никто не будет мной командовать. А мужу повиноваться я с детства приучена.

Вместе с бабушкой прохожу через богато обставленные комнаты. Итальянская мебель с позолотой, дорогие ковры ручной работы. Раньше мне казалось, что так живут все. Пока лет семь назад я вместе с младшим братом случайно не попала в дом Тимура. Белая штукатурка на стенах, старая мебель. Из еды – мамалыга.

– Пойдем отсюда, – скривился Керим. – Тут полный отстой…

– Не суди о людях по деньгам, – цыкнула на брата я. – Ты сам еще ни копейки не заработал.

Конечно же, Керим все доложил матери, а та пересказала отцу. Он вызвал меня к себе в кабинет и без предисловий заявил.

– Больше к Тимуру ни ногой. Нечего с всякими нищебродами знаться.

Я стояла, опустив глаза в пол, и не смела поднять их на отца. А внутри меня закипала ярость.

– Садись, Амина, – пророкотал он, указывая на диван, оббитый красным в белую полосу шелком. – Давай поговорим, дочка.

Я опустилась на самый краешек и замерла, твердо зная, что сейчас последует выволочка. Но отец, вздохнув, заметил.

– Дело не в деньгах, Амина. А в жизненной позиции. Кто-то любит копаться в навозе, а кто-то идет вперед. Постигает новые знания и делает все, чтобы его мечты осуществлялись. Мы все – дети своих родителей. У Тимура род слабый. Вот и родители не пойми чем занимаются. В такой разрухе живут. Хотя можно купить обои. Самые простые. И обклеить стены. Постепенно поменять мебель. Но люди привыкли к нищете и ждут волшебников. Приедет богатый дядя и все для них сделает. Только нас с тобой это не касается. Поняла?

– Да, папа, – прошептала я.

– Тимур и его родня – прислуга, и всегда ею останутся. Мы им платим и используем их труд себе на благо. Дружить с этими людьми не следует, дочка. Не пятнай себя и нас такими знакомствами.

– Хорошо, папа, – киваю, не споря. И с тех пор мы с Тимуром соблюдаем конспирацию.

– Заходи, – бабушка открывает дверь в комнату, пропуская меня вперед. Достает из ящика комода резную шкатулку с драгоценностями. – Выбери сама себе подарок. Коли отец выдает тебя замуж, хочу что-нибудь подарить тебе на память. Как увезет тебя Айрат в Стамбул или в Париж… Когда помру, мои невестки растянут все по своим норам, тебе уж точно ничего не достанется, – добавляет она, поморщившись. – Выбирай!

Пальцы тянутся к круглым аквамариновым серьгам. Мне с детства кажется, что они волшебные и, как палочка Гарри Поттера, способны исполнить любое желание.

– Хорошо, – кивает бабуля. – Я вручу их тебе при Мурате. А то если сейчас возьмешь домой, Нур точно отберет.

– Храни тебя Аллах, бабушка, – шепчу, целуя старуху в морщинистую щеку. – Пусть он продлит дни твои…

– Беги, – улыбается бабка, – а то эта крокодилица тебя съест.

Я не успеваю выйти из отеля на улицу, когда рядом с входом тормозит папин Мерседес.

– Садись уже, – нетерпеливо просит отец, пропуская меня на заднее сиденье. Грузно плюхается рядом. – Сегодня Айрат вечером заглянет. А до его приезда нам с матерью нужно с тобой поговорить.

От на всю катушку работающего кондиционера прохлада разносится по всему салону. Ежусь, будто от холода.

«Поговорить? О чем? Кто-то заметил нас с Тимуром и нажаловался отцу?»

Мерседес быстро идет в горку, но в наступившей тишине, да еще под строгим взглядом отца, мне становится не по себе. Опускаю глаза вниз.

«Лучше лишний раз не нарываться», – лихорадочно соображаю, чем могла прогневить родителя.

– А этот что тут делает? – поморщившись, будто видит дохлую обезьяну, бросает отец.

Поднимаю глаза и вопросительно смотрю на отца. Он раздраженно кивает на окно. Всматриваюсь в надвигающуюся темноту сумерек. И почти у самого нашего дома замечаю деловито спешащего Тимура в белой рубашке и чистых джинсах. Не иначе как свататься идет.

«Вот неймется человеку! Сказала же, чтобы не смел соваться к отцу! Только хуже будет!»

– Не к тебе шакаленок спешит? – негодует отец.

– Нет, – шепчу еле слышно. – Уже все знают о моей скорой свадьбе.

– Значит, идет ко мне клянчить деньги, – тяжело вздыхает отец и велит водителю. – Нас высадишь, Муслим, отгони от дома это ничтожество. Терпеть не могу попрошаек!

– Обязательно, господин Мурат, – кивает важно Муслим в зеркало заднего вида. И мне становится не по себе. Чувствую, как застревает ком в горле.

«Храни тебя Аллах, Тимур, – мысленно молюсь я, опустив голову. – Только не попадайся на глаза моему отцу!»

– Амина, – строгий голос словно разрезает накалившийся воздух. – Если узнаю, что ты путалась с этой мразью, лично изобью как собаку.