Читать книгу Любовники Камиллы - Виктория Янссен - Страница 4

Герцогиня Камилла сидела на краю своей огромной кровати; покрывало из голубого бархата и шелка приятно ласкало заднюю часть ее обнаженных бедер, а откинутый полог тяжелого балдахина мягко касался плеч пушистой бахромой, слегка щекоча их. Под присмотром зорких, орлиных глаз Сильвии и опасаясь острого язычка старшей служанки герцогини, вокруг кровати возбужденно суетилась кучка девушек, чья работа состояла в купании госпожи. Одни подхватывали с пола отбракованные Сильвией полотенца и приносили новые, другие собирали бутылочки с ароматными маслами для ванны, баночки с пахучими кремами и благовониями, бритвы и ремни для правки бритв, порошки для наведения блеска и стеклянные флаконы со всевозможными ароматизированными маслами и бальзамами, которыми Лаура втирала в кожу Камиллы, пока Татьен и Соланж брили ей ноги и зону лобка. Вся эта процедура занимала очень много времени и была чрезвычайно утомительной. Герцогиня Камилла частенько задумывалась над тем, зачем все это надо, если в обнаженном виде ее могли лицезреть лишь девушки-купальщицы, ну и сам герцог. Иногда ей приходило на ум, что процедура ежедневного ухода за телом была придумана только для того, чтобы хоть чем-то занять скучающих дам вроде нее.

Сейчас Камилла радовалась тому, что послушалась конюха и позволила ему увести себя из спальни в гостиную. По ее приказу Сильвия расставила и зажгла в гостиной несколько ароматизированных свеч, чтобы удалить запах греха, и навела там относительный порядок. Даже если глазастые девушки что-нибудь и заметили, то не подавали виду, и лица их ничего, кроме благолепия и усердия, не выражали.

На пару мгновений Камилла прикрыла глаза, наслаждаясь легким покалыванием от подсыхающей на коже воды после ароматной ванны. Ей нужно было осознать то, что с ней сегодня произошло, ведь скоро наступит вечер и супруг призовет ее к себе. Если, конечно, такое случится.

Она очень устала, все ее тело ныло и напоминало о бурном сексе с юным грумом. Чувствуя настроение госпожи, Сильвия прогнала прочь последних замешкавшихся девушек со склянками и полотенцами, а потом вызвала двух крепких лакеев и велела им вынести из спальни ванну. Когда они остались одни, Сильвия склонилась над герцогиней Камиллой.

– Мадам, – обратилась она к своей госпоже гораздо более мягким тоном, чем тот, которым общалась с низшими служанками, – вам необходимо подкрепиться. Пока вы принимали ванну, я принесла вам немного еды – все, что вам нравится. Вон там, видите? Я все приготовила сама.

Камилла посмотрела туда, куда показывала служанка. На боковом столике возле кровати, чуть скрытом за пышным пологом, стоял серебряный поднос с тонко нарезанным острым сыром, свежевыпеченным хлебом, горшочками с мягким козьим сыром и меренгами, а рядом красовалось блюдо с дольками сочной груши, красиво уложенными в виде веера.

– Благодарю, Сильвия, – молвила герцогиня, – ты можешь идти.

– Мадам, у вас все в порядке?

Эта женщина была в услужении у Камиллы уже очень давно, и герцогиня отлично понимала, что ее вопрос касался парня с конюшен. Камилла подавила желание осведомиться у верной горничной о том, как та относится к юному груму, и вместо этого спокойно произнесла:

– У меня все хорошо. Ступай, сейчас мне не понадобится твоя помощь, я поем сама.

– Да, мадам. – Сильвия присела в низком реверансе и удалилась.

Вздохнув, Камилла равнодушно взяла с блюда дольку груши и заставила себя положить ее в рот. Сегодня она должна быть сильной. Ей совсем не хотелось видеться с герцогом. Не сейчас. Однако придется повиноваться его воле, если он пожелает послать за ней. Делать то, что было ей не по душе, являлось частью ее долга, и едва ли не основной частью.

Огромная кипа документов скопилась на столе, инкрустированном деревянной мозаикой, давно уже задвинутом в угол рядом со стеллажами, битком набитыми увесистыми фолиантами, которые достались Камилле по наследству от отца, а тому – от его отца. В последнее время Камилла была целиком поглощена крайней раздражительностью и даже непримиримостью по отношению к ней мужа и поэтому полностью забросила свои обычные занятия: внимательное прочтение и рассмотрение финансовых и судебных отчетов, доставляемых ей ежедневно секретарем лорда Стажьера. Более пяти лет минуло с тех пор, как герцог запретил Камилле посещать слушания дел в суде, но она не могла отказать себе в просматривании материалов в своих личных апартаментах. Когда-то лорд Стажьер был ее наставником и до сих пор пользовался исключительным доверием при королевском дворе. Даже если герцог прознает о том, какую информацию тот доставлял и продолжает доставлять Камилле, его спасет статус заслуженного государственного деятеля.

Однажды Камилла по собственному почину занялась довольно рискованным делом – анализом официальных исследований и альтернативных судебных решений. Никто, собственно, не заставлял ее посвящать этому свое время, но это была достойная работа, и Камилла была к ней хорошо подготовлена. Однако, после того как Камиллу отстранили от руководства процессами, которые она так тщательно рассматривала, и даже от элементарного права безмолвного присутствия на вынесении приговоров, эта деятельность оказалась абсолютно бесполезной. Ее можно было сравнить с кропотливейшей вышивкой по драгоценной канве, которую никто никогда не увидит. А когда ей запретили, к тому же, посещать своих любимых лошадок, она и вовсе замкнулась в себе. При виде стола с кипой заброшенных бумаг Камилла всякий раз испытывала укол совести. Отказавшись от своих исследований, она сделала именно то, чего и хотел от нее герцог.

Но вместо того чтобы вернуться к делам, она решила забеременеть!

Уйдя в свои мысли, Камилла вспомнила, каким грохотом отразился у нее в ушах тихий хлопок двери, закрывающейся за Сильвией и молодым конюхом. Этот мальчик… Впрочем, нет, одернула она себя, он не просто мальчик, у него есть имя, и зовут его Анри. Именно ему она доверила свое тело, именно его она приняла в свое нутро. Если у них все получится, он станет отцом ребенка, которого она станет носить под сердцем, а ее дитя никак не может быть зачат каким-то безвестным мальчиком-грумом.

Прикрыв глаза, Камилла представила, каково это – родить ребенка, наблюдать, как он растет, говорит первое слово, делает первые шаги. Интересно, это будет мальчик или девочка? Только мальчик спасет ее от неминуемой гибели. Правда, она никогда не сможет поведать ему тайну его рождения. Это будет слишком опасно. Не менее опасно будет даже разрешить Анри видеть малыша, даже иногда, даже крайне редко. А может, Анри этого и не захочет, может, ему будет на него наплевать, кто знает. Камилле как-то рассказывали, что люди низшего сословия совсем не заботятся о своих отпрысках, поскольку рождают их едва ли не ежегодно и слишком многие из них умирают. Камилла не задавала лишних вопросов: никакой крестьянин никогда не скажет правду своей герцогине. Но Сильвия, возможно, все узнает, она такая находчивая и предприимчивая. А может, ответ даст матушка Аннет.

Когда истек первый год ее брака с Мишелем, Камилла призвала к себе городскую повитуху и велела ей тщательно обследовать себя, потому что не особо доверяла мужчине-целителю. Повитуха не нашла в ней абсолютно никаких физических изъянов – по крайней мере, так сказала ей женщина, и еще пообещала, что Камилла забеременеет в самое ближайшее время. Еще через два года Камилла, устав ждать и впав в уныние, решила позвать другую повитуху, и тогда на первый план выступила Сильвия, которая и нашла матушку Аннет. В первый раз Сильвия провела Аннет во дворец под видом мальчика-пажа, воспользовавшись ее короткой стрижкой. Аннет скрупулезно исследовала Камиллу сначала внешне, а затем и внутренне и в свойственной ей бесстрастной манере осведомила герцогиню, что та не страдает никакими заболеваниями, препятствующими деторождению, и подняла на смех нелепейшее предположение герцога о том, что езда верхом может помешать его супруге забеременеть.

– Всему виной сперма вашего мужа, – заявила матушка Аннет, усмехаясь, – уж чересчур часто он использует ее впустую.

Ее презрение по отношению к Мишелю было настолько очевидно, что Камилла даже порадовалась тому, что герцог не стал искать удовлетворения своей похоти в городском борделе. Услышь Мишель хоть краем уха слова Аннет, он бы, не раздумывая, подверг ее самой жестокой казни.

Камилла верила всему, что говорила ей Аннет, но до сегодняшнего дня не решалась последовать ее совету и найти подходящего отца для своего будущего ребенка.

А вот теперь она пожалела, что не сделала это раньше, – слишком много времени потеряно в ожидании невозможного. Какая ирония судьбы! Ведь ее собственная мать родила спустя десять месяцев после свадьбы, вот только почти совсем не уделяла времени крохотной Камилле, оставив ее на попечение кормилицы, и лишь на торжественных церемониях являла двору малышку, разодетую в шелка и бархат.

Камилла не имела ни малейшего представления о том, будет ли она способна любить свое дитя. Если у нее не проснется материнское чувство, это будет жестоко, тем более если ребенок узнает тайну собственного рождения и поймет, что своим зачатием и появлением на свет он спас жизнь матери. Нет, она полюбит этого малыша, по крайней мере, постарается полюбить. Она не станет проводить время в праздных развлечениях и не бросит свое дитя на кормилиц, нянек и домашних репетиторов.

Впрочем, к чему ей беспокоиться заранее, ведь беременной она себя пока совсем не чувствует. Интересно, когда у нее не останется сомнений? Почему-то Камилла абсолютно не сомневалась, что она все поймет еще до того, как пропадут месячные и начнутся непременные утренние недомогания, а затем и внешние изменения в фигуре. Улыбнувшись, Камилла погрузилась в размышления, пытаясь представить, как будет выглядеть ее малыш, но перед ее внутренним взором возникала лишь крохотная копия Анри, с пышными каштановыми волосами, спадающими на лоб, очаровательным, чуть вздернутым носиком, огромными синими глазищами в обрамлении длинных и густых, как летняя нескошенная трава, ресниц и пухленькой нижней губой. А если она не забеременела, если все прошло впустую… Нет, сейчас не нужно думать об этом, все покажет только время. Мысли о провале задуманного плана столь же опасны, как и о будущем, если план удастся. До сих пор ей удавалось выживать лишь потому, что она привыкла жить сегодняшним днем, вот так и нужно продолжать.

Камилла села удобнее на своей огромной кровати, скрестила ноги и положила в рот еще одну дольку сочной груши. Проглотив ее, взяла кусочек сыра, чувствуя, как болезненно напрягаются мышцы бедер, натруженные во время любовных утех с юным грумом. Глубоко внутри приятно покалывало. Уже слишком много времени прошло с тех пор, как она последний раз занималась сексом. У нее даже сложилось впечатление, что герцогу, в принципе, безразлично, забеременеет она или нет. Куда больше его бы устроила молоденькая и податливая дамочка, без особых выкрутасов, вот она пришлась бы ему по вкусу. И так было с самого первого дня после их свадьбы, состоявшейся более двадцати лет назад. В его представлении идеал подходящей ему герцогини – это юная особа, не умеющая разговаривать и улыбаться. Конечно, ведь он даже не заметит ее улыбок, если она вовремя будет раздвигать ноги. А вовремя – это значит по первому его требованию.

Как это несправедливо – лишиться жизни только потому, что ты не стала послушной игрушкой в руках мужчины. Камилла легко могла бы переступить через свою гордость и смириться, если бы Мишель пренебрег ею и предпочел какую-нибудь любовницу, пусть даже это случится публично. Сила и справедливость на стороне Камиллы, только она является законной наследницей трона по крови. Подданные герцогства будут на ее стороне, а Мишеля осудят. Вот именно этого, судя по всему, и боится герцог больше всего – и в случае, если он будет по-прежнему игнорировать Камиллу, и если она при этом останется в живых. Народ герцогства терпит Мишеля только потому, что его короновал отец Камиллы. А что случится, если она отречется от него, даст ему развод в одностороннем порядке? Конечно, она не сможет сделать это, сидя взаперти здесь, в своих покоях. Во дворце ему не составит никакого труда найти ее, велеть привести к себе и навсегда закрыть ей рот, перерезав горло. Она уже предприняла попытку убедить его укрепить свои позиции меньшей кровью.

Приподняв тяжелые волосы, Камилла откинулась на голубые шелковые подушки, задумчиво разглядывая позолоченные шнуры, поддерживающие полог, которые вполне могли символизировать путы, сковывающие ее по рукам и ногам в этой золотой клетке. Правильно ли она поступила, не позволив Анри заняться с ней любовью именно здесь, в этой роскошной опочивальне? Но она прекрасно видела: парень настолько подавлен окружающей роскошью и страшится предстоящей миссии, что с этой миссией он может и не справиться. Поэтому она сделала так, как он попросил. Ей ничего не стоило пойти на столь малую уступку. В конце концов, он должен был сделать ей гораздо большее одолжение. А то, что она сама пережила момент страха, опасаясь, что Анри откажется овладеть ею, а она не сможет его убедить, Камилла постаралась забыть. Теперь, слава богу, уже все позади.

Анри превзошел ее самые дерзкие ожидания. Камилла не могла не восхититься этим красивым юношей. Только подумать, с какой напористостью, мощью и энергичностью он подошел к выполнению поставленной перед ним совсем непростой задачи! То, что он возьмет ее сзади, стало для Камиллы полной неожиданностью. Ей доставлял удовольствие человек, видеть которого она не могла. Поглощенная невероятными и не изведанными ранее ощу щениями, на которые она даже не рассчитывала, Камилла на какое-то время забыла обо всем на свете, купаясь в чувственном наслаждении.

Будь Анри герцогом, Камилла глаз бы с него не спускала, ревновала к каждой проходящей мимо женщине, каждую секунду находилась бы в напряжении. Да и в сегодняшней ситуации ни за что не подпустила бы его к себе сзади, желая видеть, как горят страстью красивые глаза, как прикрываются время от времени пушистыми ресницами. Но случилось то, что случилось, и Камилла была поражена тем, с какой податливостью отвечало ее тело на любое движение невидимого партнера. Может, этому способствовало сознание того, что она в любой момент могла приказать ему остановиться и покинуть дворец?

Угрозы жестокого супруга никогда не покидали ее рассудка, но в минуты, проведенные с Анри, Камилла позволила себе расслабиться и получить то, чего ей так не хватало. Интересно, какой опасности она подвергнет себя, если снова призовет его во дворец? – мелькнула у нее шальная мысль. Ведь существует вероятность, что с первого раза у нее не получится забеременеть. Если сегодняшняя попытка не приведет к желаемому результату, не оставит ли она надежду добиться своего и будет ли способна найти другого кандидата на роль самца-производителя?

Скоро Камиллу отведут к герцогу. На карту будет поставлено не только его удовольствие, но и ее жизнь.

А сейчас у нее еще есть время, провести которое она может с пользой для себя.

Камилла медленно подняла руку, положила ладонь на грудь, затем стала опускать ее вниз, к животу, слегка придавливая кожу ногтем и одновременно раздвигая ноги. Когда ладонь достигла влагалища, Камилла глубоко вздохнула и прикрыла глаза, ощутив, как глубоко внутри вновь поднимается волна возбуждения. Палец проник внутрь, а ладонь стала тереться о заветный бугорок, стимулируя и возбуждая его. Движения Камиллы становились все энергичнее и энергичнее, и на мгновение она даже удивилась, откуда у нее взялись силы после всего, что произошло накануне. С каждой секундой ее возбуждение росло и распространялось по всему телу, словно озаряя его изнутри золотым свечением. В голове возникло видение: она скачет верхом на своей гнедой кобыле Гирлянде, огибая извилистый залив возле восточных границ герцогства. Полуденное солнце красиво подсвечивает склоны холмов. Грум и стражники остались далеко позади, и она может насладиться одиночеством и покоем.

Стоило ей только мысленно представить эту картину, как тут же наступила кульминация. Тело содрогнулось в приятных конвульсиях, омытое теплой волной наслаждения и тихого восторга. Когда сердцебиение и дыхание пришли в норму, Камилла скользнула под шелковое покрывало, свернулась калачиком, подтянув колени к подбородку, и погрузилась в глубокий, спокойный сон.

* * *

– Ваша светлость.

Мужской голос разбудил Камиллу. Вздрогнув, она открыла глаза и увидела перед собой Вильмоса, личного слугу и камердинера герцога. Вильмос был в своей обычной голубой, расшитой золотом ливрее, в руке он держал одну из домашних шелковых мантий Камиллы. Длинные тусклые волосы падали ему на крепкую шею, выражение резко очерченного лица было бесстрастно, и это придавало ему несколько глуповатый вид, хотя Камилла знала, что он хитрый, лукавый человек и, пожалуй, один из самых смышленых слуг во дворце, намного превосходящий умом своего хозяина. Глаза его были почти всегда полуприкрыты тяжелыми веками, так что прочесть их выражение было практически невозможно. Камилла никогда не могла догадаться, о чем думает этот человек и насколько далеко распространяется его преданность герцогу. Надо полагать, Мишель доверял ему и не ждал от него подвоха, иначе не подпускал бы и близко к своей опочивальне, где тот бывал достаточно часто. На месте герцога Камилла относилась бы к Вильмосу с большей настороженностью.

Кашлянув, чтобы прочистить горло, Камилла быстро спросила, демонстрируя свою готовность к посещению мужа:

– Где находится его светлость?

– Он ждет вас внизу, – провозгласил Вильмос. – Мне велено доставить к нему вас и ваших охранников.

Стало быть, Мишель вызывает ее к себе, как свою очередную любовницу. Опять, в который уже раз. А миссию сопровождать ее он поручил именно суровому Вильмосу, а не обычной служанке, чтобы не дать ей ни малейшего шанса отказаться.

– Хорошо, я готова, – сказала Камилла.

Вильмос подал герцогине ожерелье и серьги, подождал, пока она наденет украшения, и с бесстрастным видом закутал в красную шелковую мантию. Затем опустился на колени, помог ей сунуть ноги в вышитые богатым узором легкие туфельки на тонкой подошве и повел к выходу из опочивальни. Камилле оставалось лишь тихо радоваться тому, что ее не потащили на половину герцога обнаженной, как уже случалось неоднократно. Она даже предположила, что герцог и сегодня приказал камердинеру привести ее голой и босой, но Вильмос по собственному почину выбрал для нее одежду и обувь. Она задалась вопросом, какие отношения связывают Вильмоса и ее супруга. И если он действительно проявил собственную инициативу, то что это может значить лично для нее? Уж не перешел ли Вильмос на ее сторону? И если так оно и есть, то какие преимущества в ее положении это может принести лично ей?

Камилла искоса взглянула на Вильмоса, но тот был полностью погружен в свои мысли. Камилла с детства привыкла к дворцовой игре в конспирацию, однако Вильмос, казалось, и не думал притворяться. Значит, она снова ошиблась и принялась строить воздушные замки. Из элементарного проявления человечности вовсе не следует, что Вильмос готов пойти на предательство своего хозяина. Возможно, ему просто стало ее жаль, вот и все.

Каспар и Арно поджидали Камиллу в коридоре. Хотя их физическое развитие уступало Вильмосу из-за кастрации в юном возрасте, они были одного с ним роста, и Камилла сразу же почувствовала себя не такой беззащитной и уязвимой.

С высоко поднятой головой Камилла прошествовала вслед за Вильмосом по роскошно убранным коридорам, не обращая внимания на случайно попадающихся на глаза служанок, лакеев или придворных. Хотела она пройти и мимо ниши, в которой пристроилась совокупляющаяся парочка – царедворец и горничная, но подозрительные звуки, издаваемые увлекшимися любовниками, заставили Вильмоса резко притормозить. Камилла инстинктивно отступила назад, за спину Каспара, а Вильмос поднял мясистую руку, схватил горничную за предплечье и буквально сдернул с оцепеневшего партнера.

– Слушайте, вы, – обратился Вильмос к этому землевладельцу, имя которого Камилла даже не потрудилась вспомнить, – вам лучше исчезнуть.

Подхватив обеими руками спущенные штаны, землевладелец попятился, не сводя глаз с сурового дворецкого, и вскоре скрылся за поворотом, откуда тут же послышались его убегающие шаги. Вильмос взял горничную одной рукой за плечо, а другой одернул на ней серое платье и медленно провел ладонью по крутому бедру.

– Марьяна, эдак ты опоздаешь на важное свидание, тебя уже наверняка ждут, – сказал он с упреком и потащил ее вперед.

Остальные последовали за ними. Ах вот оно что, это одна из любовниц герцога, догадалась Камилла. Хрупкая Марьяна едва доставала макушкой до локтя Вильмоса и была тоненькая, как тростинка, зато обладала пышной грудью. Из-под скромного серого чепца беспорядочно выбивались рыжие кудри, на шее отчетливо виднелось алое пятно свежего засоса.

Камилла надеялась, что девушка не узнала ее. Да и как ее было узнать без парадной мантии и обычной косметики, к тому же Каспар и Арно загораживали свою госпожу мощными торсами. Но почему Камиллу должна волновать такая ерунда? Разве мало ее позорил собственный муж! Пожалуй, весь двор был в курсе пагубных наклонностей герцога. Придворные, казалось, оставались лояльными ему, даже несмотря на то, как он обращался с герцогиней. Возможно, так им всем было проще. Если сама Камилла не противилась его воле, почему бы им проявлять неудовольствие? Да и наверняка они не знали всех унижений, которым она подвергалась. Если они достаточно мудры, то предпочтут счесть за досужие сплетни две трети того, о чем шепчутся во дворце, решила Камилла.

Вильмос отодвинул какую-то панель на стене, и за ней показалась неприметная дверь. Войдя в нее, они стали спускаться вниз по узкой лестнице, освещенной лампами с мускусным маслом. Камилла непроизвольно поморщилась, но быстро взяла себя в руки. Очевидно, герцог приготовил для нее сегодня очередной сценарий какого-нибудь бредового спектакля, а ее заставит быть немым зрителем. Камилла тяжело вздохнула. Уж очень ей не хотелось всю оставшуюся ночь смотреть на его бледные ягодицы, раскачивающиеся над податливой девицей в диковинном наряде. К сожалению, выбора у нее не было. Камилла постаралась вспомнить, во что была одета его последняя пассия, кого она изображала – веселую селянку в белом чепце или лакея в женской ливрее? Ах нет, в прошлый раз девиц было две, на одной был длинный передник кузнеца, надетый прямо на голое тело, а вторая постоянно махала в воздухе руками, подражая кузнецу, раздувающему меха. Камилла, наблюдавшая за ними, сочла это действо скорее нелепым и смешным, чем эротичным.

Деревянные ступени, покрытые ковровой дорожкой, незаметно сменились известковыми плитами. Камилла никогда прежде не бывала в этой скрытой галерее, в подвальных помещениях дворца ходили только слуги и узники, обреченные на смерть. Узники… Надо полагать, Камиллу поведут именно этой лестницей на смертную казнь. От этой мысли дрожь пробежала по ее телу. Чтобы не выдать своего страха, она уставилась на широкие плечи Каспара, спускавшегося впереди нее.

Из задумчивости Камиллу вывел клацающий звук. Очнувшись, она посмотрела вниз и увидела, как Вильмос вытаскивает из складок одежды связку ключей и открывает красную дверь на самой нижней лестничной площадке. По всей видимости, эта дверь ведет в холодильные камеры, где хранятся запасы сыра, предположила Камилла и принялась лихорадочно соображать, какая дикая эротичная выходка с ее любимым тарт-блю может прийти в голову ее ненормальному муженьку.

Камилла вошла в камеру, верные охранники быстро заняли позицию за ее спиной. Пока она оглядывалась, Вильмос уже успел подвести Марьяну, вернее, подтащить, поскольку двигался слишком быстро, к герцогу. Тот сначала приподнял указательным пальцем подбородок девушки, а затем повелительным жестом махнул рукой в сторону заваленного мехами стола. Кивнув, Вильмос легко, словно невесомую пушинку, подхватил горничную за талию и уложил на стол. Марьяна не оказывала никакого сопротивления, лежала спокойно, пока Вильмос снимал с нее чепец, освобождая рыжие кудри, и сама, заведя руку за спину, начала расстегивать пуговицы на сером платье.

Герцог приблизился к Камилле, протянул к ней наманикюренный палец и, согнув его крючком, поддел ворот ее мантии, украшенный драгоценностями. Камилла не отпрянула, постаралась сидеть ровно, поскольку в ее планы не входило быть задушенной таким нелепым способом.

– Сегодня ты получила удовольствие, – грубым голосом пролаял герцог. – Мне это известно. От меня ничего не скроешь.

Наверняка он, безусловно, ничего не знал, в противном случае действовал бы более решительно и оперативно. Просто ляпнул наобум, чтобы посмотреть на реакцию.

– Вы содержите целую армию любовниц, ваша светлость, а мне совсем не уделяете внимания, на которое имеет право законная супруга, – с достоинством произнесла Камилла в ответ. – Так почему же вы укоряете меня и отказываете мне в получении удовольствия?

– Женщины были созданы исключительно для того, чтобы ублажать мужчин, – с сознанием дела заявил герцог, проигнорировав вопрос жены. Его толстые губы над седоватой бородкой скривились в подобии улыбки, но холодные голубые глаза не изменили своего выражения. – Уже так давно меня не ублажала именно ты, моя супруга. – Он оглядел ее с ног до головы и фыркнул: – Какая жалость, что ты успела одеться, прежде чем Вильмос привел тебя ко мне. А вот любопытно, не хотелось бы тебе снова прошествовать по дворцу голышом, выставив напоказ свои прелести? Или боишься, что тебя увидит в таком пикантном виде твой любовничек, а?

Не вытаскивая палец из-под ворота Камиллы, герцог подошел еще ближе. Его длинная мантия тяжелого бархата, подбитая по подолу черным мехом, прошелестела по тонким туфелькам Камиллы, и она вздрогнула от неприятного ощущения.

– Ты назовешь мне его имя, милочка, – проскрипел герцог. – Я сумею заставить тебя трепетать от страха.

А Камилла уже и без того внутренне сжималась от ужаса: в его руках была ее жизнь. Но он, казалось, ничего не замечал. Ему хотелось лишь одного – раз за разом заново унижать Камиллу, ломать ее волю; так жестокий мальчишка, движимый странным любопытством, методично отрывает крылышки у пойманной мухи, а затем ловит следующую и делает с ней то же самое.

– Я припру тебя к стенке, Камилла, и ты скажешь мне его имя.

– Да, ваша светлость, – тихо проговорила Камилла, ненавидя себя за то, что ему все-таки удалось запугать ее, но его ненавидя еще больше.

Левая рука герцога грубовато прошлась вверх-вниз по нежной щеке Камиллы, при этом он постарался сделать так, чтобы перстни с большими камнями, нанизанные на его пальцы, вошли в тесный контакт с ее кожей. Оправленные драгоценные камни отразили упавший на них свет и засияли сердито и отрешенно – рубины, топазы, аметисты, изумруды. Скрепленные между собой квадратные золотые пластины с густыми вкраплениями необработанного турмалина обвивали запястья герцога.

Камилла уставилась на украшения мужа, которые он просто обожал, поскольку предпочитала их зрелище зловеще ухмыляющемуся лицу сластолюбца и извращенца. Герцог находился так близко, что она явственно различала пряный запах гвоздики, которую он обычно любил жевать, а умащенная ароматическим маслом бородка почти касалась ее лица.

Несколько долгих минут прошло в молчании. Наконец герцог вытащил палец из-под ворота Камиллы, и она внутренне вздохнула с облегчением. Однако на этом ее муки не закончились. Муж не опустил руку, а провел тем же самым пальцем вниз по шее и внезапно очень больно сжал ладонью ее грудь и принялся щекотать сосок прямо через шелк мантии. Камилла застыла в ожидании и крепко зажмурила глаза. Неужели именно сегодня он изберет ее предметом своей похоти? Это был бы самый лучший вариант, ведь если ей удалось забеременеть от юного грума, то муж должен хотя бы один разок совокупиться с ней. Вот только сможет ли она достойно справиться с этой ролью? Впрочем, она неплохо подготовила себя, поджидая Вильмоса, поэтому не сомневалась, что у нее все получится. Ради достижения цели можно и пострадать в объятиях ненавистного мужа.

Герцог продолжал свои манипуляции, и Камилла почувствовала, как сосок начинает реагировать и затвердевать. К горлу подкатила тошнота, и Камилла сглотнула. Ничего, она перетерпит. Всего один раз, и только, неужели это так много? Она сделает все, что угодно, лишь бы только никогда в жизни не видеть больше его мерзкий член.

Рука герцога по-прежнему обжимала ее грудь, и Камилла, снова открыв глаза, опустила их на его толстые пальцы, терзающие ткань. Другой рукой он внезапно схватил жену за плечо и придавил вниз, заставив ее опуститься на колени, а потом, злорадно хихикнув, спросил:

– Ну что, милочка, ты уже научилась правильно отсасывать? Надеюсь, натренировалась на петушке своего любовника? Вот сейчас мы, пожалуй, это проверим. Говорят, небольшая нехватка дыхания действует возбуждающе, а? Вильмос, придержи-ка ее, пусть усвоит наконец, как надо действовать так, чтобы сделать мне приятное.

Как ни старалась Камилла держаться бесстрастно, ее все же передернуло, с губ сорвался сдавленный всхлип.

Герцог отшвырнул ее от себя и, когда она распласталась перед ним на холодном полу, занес сапог над ее тонкими пальцами, словно прикидывая, как бы половчее размозжить ей кости, потом изогнул одну бровь, словно раздумывая, стоит ли тратить на нее свои силы, и отпихнул Камиллу носком сапога.

– Ты уже не такая забавная, какой была раньше, – покачал он головой, а затем проговорил куда-то в воздух, ни к кому конкретно не обращаясь: – Для ее светлости приготовлен трон. Отвести ее туда и подстраховать, чтобы не сбежала, если ей вздумается проявить строптивость.

Приготовлен трон. Значит, снова спектакль, поняла Камилла, а ей в который уже раз предназначена роль зрителя. Арно бросился к герцогине, помог ей встать, потом подвел к причудливой формы креслу с аляповатыми узорами по дереву и, бросив на госпожу извиняющийся взгляд, прикрепил ее запястья к изогнутым подлокотникам кожаными ремнями, обшитыми мехом. Проделав все это, он тяжко вздохнул и уселся у ног Камиллы, как верный пес, почти касаясь бритой головой ее колен. Каспар занял место у нее за спиной, будто желая защитить, но Камилла хорошо знала, что не может надеяться на деятельное содействие своих охранников – лишь на молчаливую моральную поддержку. И действительно, ей стало немного комфортнее, когда она почувствовала на затылке теплое дыхание Каспара.

Со своего импровизированного трона Камилла могла видеть все пространство помещения подвальной камеры, пол которой был устлан роскошным красным шелком, а на стенах висели эротические гобелены, ранее, как вспомнила Камилла, украшавшие опочивальню похотливого герцога. На гобеленах, естественно, были запечатлены всевозможные сцены плотских утех. У Камиллы они вызывали чувство глубокого омерзения, поскольку ей казалось, что на всех гобеленах женщин, судя по выражению лица, брали силой. Большая чаша и кувшин стояли на одном столе черного дерева, на другом она заметила кубок с вином и высокие бокалы. На почетном месте в этом подвале возвышался заваленный шкурами стол, на котором раскинулась обнаженная Марьяна, чьи бедра и зад опирались на пухлые подушки и поэтому возвышались над остальным телом. Возле девицы лежала кипа свежесрезанных роз на колючих длинных стеблях. Стало быть, костюмированных представлений сегодня не ожидается, мысленно отметила Камилла, ну только если кому-нибудь не придет в голову украсить себя цветами, но это было бы слишком опасно из-за выступающих острых шипов.

Герцог медленно расстегнул свой широкий, щедро усыпанный драгоценными камнями пояс, снял его и повесил через плечо так, чтобы пряжка виднелась спереди. Не поддерживаемая ничем мантия распахнулась, являя взору бледное обнаженное тело герцога. Камилла с отстраненным любопытством наблюдала за изменениями в его фигуре. За последнее время он сильно располнел в талии, грудь стала впалой, зато широко расставленные ноги все еще были мощными. Член уже достаточно набух, и герцог, опустив руку, принялся поглаживать его, направляясь к креслу – почти такому же, как у Камиллы, но только более богато украшенному и удобному.

Камилла посмотрела на Марьяну, затем перевела взгляд на герцога, недоумевая, что же он намерен теперь делать. То, что ее он не собирается оставить в покое, не вызывало сомнений, поэтому она выпрямилась в своем кресле, готовясь к худшему.

– Вильмос! – громко произнес герцог.

Камилла тут же взглянула на молчаливого камердинера, который до сих пор оставался в тени своего господина. Отвесив поклон, Вильмос повернулся лицом к ней. Помимо обычной голубой ливреи на нем были штаны до колен, чулки и плоские башмаки. Он расстегнул пуговицы на ливрее и раздвинул полы нижней рубахи, обнажив могучую грудь. Волосы, покрывающие ее, были чуть темнее, чем те, что на голове, но ненамного, и тоже очень густые. Постояв так, он развязал подвязки на штанах и достал свой член, внушительный размер которого настолько изумил Камиллу, что она внутренне ахнула. Даже сейчас, еще не полностью возбужденный, он был такой же толщины, как и ее запястье.

– Некоторое время ее светлость будет обслуживать тебя, – заявил герцог, гаденько ухмыляясь и облизывая толстые губы. – Пусть ее рот займется чем-то более полезным, чем говорить оскорбительно высокомерные слова в мой адрес.

Не наклоняясь, Вильмос один за другим стащил башмаки, переступил через упавшие штаны и в одних чулках направился к герцогине, правой рукой поддерживая свое мужское достоинство. В нескольких шагах от Камиллы Вильмос остановился. Арно поднял голову и хмуро посмотрел на него.

– Спокойно, Арно, отойди, – тихо произнесла Камилла, понимая, что не следует злить герцога.

Послушный своей хозяйке, Арно быстро встал, не выпуская из виду Вильмоса. Камилла услышала, как выдохнул сквозь зубы стоявший за креслом Каспар. Арно отошел в сторону и положил руку ей на плечо – неслыханная вольность, но Камилла не была против его немой поддержки.

Подойдя к Камилле, Вильмос раздвинул ей ноги коленями и встал между ее бедрами, выставив вперед свой член. Лицо его выражало крайнее стеснение, ему явно было не по себе. По-видимому, он обладал гораздо меньшей выдержкой, чем она. Камилла же оставалась абсолютно спокойной, она не намеревалась показывать герцогу свои истинные чувства.

Вильмос был так высок, что Камилле даже не пришлось нагибаться. К счастью, Вильмос не так давно помылся, кожа его была чистой, и от нее исходил запах ромашкового мыла. Он что, заранее знал, что произойдет сегодня? Если это так, то Камилла была благодарна ему за предусмотрительность и внимание.

При других обстоятельствах Камилла была бы рада войти в близкий контакт с таким огромным членом, но только не в присутствии герцога, буквально пожирающего ее глазами. Она открыла рот и приняла член, сначала облизала головку языком, а потом принялась сосать, все время ускоряя темп, чтобы Вильмос поскорее достиг пика, а ненавистный герцог получил поменьше удовольствия от этого зрелища. Стержень Вильмоса заметно окреп и даже стал толще, если такое вообще было возможно. На секунду Камилла оторвалась от него, но он схватил ее сзади за затылок и нетерпеливо прижал к своему паху, и тогда она снова взялась за свое дело. Вильмос и сам стал производить поступательные движения, вытягивая член из ее рта, замирая на мгновение и снова входя в ее рот. Камилла слышала его тяжелое учащенное дыхание, и в тот момент, когда у нее уже начала болеть челюсть, он вдруг высвободился, сделал шаг назад и опустил руки.

Герцог поднял палец с тяжелым перстнем:

– Теперь ты развлечешь меня совокуплением с горничной.

Вильмос немедленно отошел.

Камиллу рассмешил безразличный тон мужа, и она едва не прыснула. Взглянув на него, она увидела, что его член упирается в живот, а головка влажно блестит. Что так возбудило восседающего в кресле Мишеля – ее покорность или безоговорочное выполнение Вильмосом его приказаний?

Смотреть на мужа ей было неинтересно. Решив игнорировать его присутствие в этом подвале, она повернулась к Вильмосу и Марьяне.

Вильмос просунул ладони под раздвинутые бедра девушки и завел ее ноги себе за спину. Девица призывно улыбнулась и прогнула спину в предвосхищении, как танцовщица перед выходом на сцену. Мощные ягодицы Вильмоса начали ритмично сокращаться, когда он направил свой член во влагалище Марьяны, но в миллиметре от него остановился. Впечатляющее зрелище, подумала Камилла, наблюдая за камердинером со спины. Не получив того, что ожидала, Марьяна всхлипнула и потянулась руками, которые раньше провокационно закинула за голову, к Вильмосу, стараясь прижать его к себе.

Камилла задалась вопросом, будет ли в данной ситуации уместен ее совет и разрешит ли ей герцог вообще подать голос. Если бы Мишель позволил, она подсказала бы Марьяне, что для получения большего удовольствия ей стоило перевернуться на живот, ведь сегодня днем она получила достаточно ощутимое подтверждение этому. Впрочем, у нее появились подозрения, что неспешное поведение Вильмоса тоже является частью задуманного мужем представления. Ей снова захотелось смеяться. Интересно, что там еще замыслил Мишель, куда заведет его извращенное воображение? Может, здесь появятся бродячие актеры или поварята принесут сюда различные яства, а потом все начнут дружно совокупляться между собой?

Вильмос перестал наконец мучить Марьяну и вошел в нее, обеими руками еще шире раздвинув ее бедра, а потом стал ритмично двигаться. Перед каждым новым ударом он на мгновение замирал и снова возобновлял толчки, все глубже погружаясь в женскую плоть. Дыхание Марьяны стало глубоким, со всхлипами, она вскинула ноги вверх, и теперь ее ступни беспорядочно двигались в воздухе. Не переставая равномерно двигаться, Вильмос принялся тереть большим пальцем самое чувственное ее местечко.

Приоткрыв рот, Камилла смотрела на действо, происходящее в центре подвальной камеры. Вильмос двигался без отдыха, нанося безжалостные удары; его можно было сравнить с кузнецом, безостановочно колотящим молотом по наковальне. Марьяна вдруг издала на удивление громкий и низкий крик, который вряд ли можно было ожидать от столь хрупкой девицы. Непроизвольный звук, вырвавшийся у нее из груди, странным образом возбуждающе подействовал на Камиллу, почему-то напомнив ей о собственных ощущениях, которые она испытала сегодня днем с Анри. Внутри у Камиллы все стало горячо, а Вильмос тем временем ускорил свои движения и наконец нанес Марьяне, пожалуй, самый глубокий удар, после которого ждать конца осталось уже недолго. Подталкиваемая его мощным телом, Марьяна елозила по шкурам, теребя пальцами свои соски; стоны и крики ее становились все громче и громче. Вильмос хранил молчание, но работу свою не прекращал и сжимал живот и раскрытые бедра Марьяны так, что на коже оставались красные пятна.

Сохраняя на лице спокойное выражение, Камилла дышала глубоко и ровно, хотя тело ее горело и внутри все сжималось и пульсировало. Рука Арно дрогнула на ее плече, и Камилла с удивлением посмотрела на него. Она уже успела забыть о том, что он стоял рядом с ее креслом. Арно улыбнулся ей, что нечасто случалось с ее молчаливыми охранниками.

– Поторопись! – раздался властный приказ герцога, и Камилла неприязненно поморщилась.

Вильмос удвоил свои усилия. Наконец Марьяна пронзительно вскрикнула и обмякла на шкурах, принимая последние удары Вильмоса. Теперь на ее лице появилась довольная улыбка, и, лежа на столе, она чувственно поводила плечами.

Камилле оставалось только позавидовать служанке: она-то облегчения так и не получила. Каждая косточка у нее в ногах и руках гудела, каждая клеточка тела изнывала от желания, ладони покалывало. Она попыталась сосредоточить внимание на руке Арно, лежащей на ее плече, и это привело к желаемому эффекту. Постепенно успокаиваясь, Камилла откинулась на спинку кресла. Лицо ее было спокойно. Ей вовсе не хотелось, чтобы герцог прочитал на нем мольбу, как это случалось раньше. Нет, больше такого не будет. Никогда.

Она услышала скрип дерева и поняла, что это герцог поднялся со своего кресла.

– Моя мантия, – скомандовал он, обращаясь к Вильмосу.

Вильмос быстро направился к нему. Его движения были поразительно легки для такого крупного человека, походка была исполнена достоинства, удивительного для мужчины с болтающимся членом. Подойдя к герцогу, Вильмос снял с его плеч мантию, аккуратно свернул и перекинул через спинку кресла. Герцог пошел к столу, на котором развалилась Марьяна. На лице его заиграла плотоядная улыбка, словно он предвкушал получить наслаждение от какого-нибудь изысканного блюда. Марьяна тоже заулыбалась. Изящным движением она подняла ноги и положила их ему на плечи.

Однако герцог, похоже, остался недоволен.

– Что это еще за манерничанье, милочка? Тут тебе не театральные подмостки! – фыркнул он. Затем грубо подхватил горничную под ягодицы, локтями раздвинул ей ляжки и подтащил ее прямо к своему паху. – Вильмос, сюда! Мне потребуются твои услуги.

Камилле почудилось, что на лице камердинера промелькнуло раздражение, однако оно быстро приняло прежнее бесстрастное выражение. Отвесив почтительный поклон, Вильмос приблизился к своему голому повелителю, а тот уже вонзил свое орудие в Марьяну, чья улыбка стала – и в этом уже Камилла нисколько не сомневалась – недвусмысленно наигранной. Вильмос с силой потер ладонью о ладонь и даже сунул руки под мышки, разогревая их, и лишь после этого положил ладони на качающиеся ягодицы герцога.

Замерев на своем кресле, Камилла изумленно распахнула глаза. Ей уже доводилось наблюдать, как Мишель совокупляется с двумя, а иногда и тремя любовницами одновременно – такое времяпрепровождение он любил больше всего, – но того, что разворачивалось перед ней, она еще никогда в жизни не видела.

Как бы то ни было, она отметила, что эрекция у Вильмоса полностью отсутствовала.

Ей вовсе не хотелось смотреть на супруга, таким странным образом предающегося разврату. А что, если отвернуться? – подумала Камилла. Ведь горящие глаза Мишеля устремлены на подпрыгивающие груди Марьяны, поэтому он наверняка не заметит, что Камилла, ради которой, собственно, и разыгрывается вся эта безумная сцена, игнорирует его. Однако любопытство взяло в ней верх над брезгливостью, и она стала наблюдать за Вильмосом. Когда герцог остановился и властным голосом выкрикнул его имя, Вильмос наклонился и приблизил лицо к тому месту, где только что находились его ладони. А потом, к великому изумлению Камиллы, раздвинул ягодицы герцога и стал вылизывать открывшийся анус. В какой-то момент Камилле даже показалось, что он проник туда языком, но ей не было это четко видно.

– Довольно! – остановил Вильмоса герцог и возобновил свое совокупление с Марьяной.

Вильмос с невозмутимым видом выпрямился и снова водрузил ладони хозяину на зад. А когда герцог остановился во второй раз и назвал его имя, засунул ему в задний проход два пальца. Рука его ритмично задвигалась, имитируя половой акт.

Герцог опять принялся за распластанную на столе Марьяну, а Вильмос так и не вытащил пальцы, подражая движениям полового члена. И уже через пару секунд герцог испустил такой свирепый вопль, какого Камилле еще никогда не доводилось слышать ни от одного живого существа. Лицо его стало бордовым, пот капал даже с кончиков волос, но это еще был не конец.

Пик настал очень быстро. Хотя бы в этом Мишель не изменился, мрачно констатировала Камилла. Впрочем, то, что проделал с ним Вильмос, впечатлило ее. Прежде она ничего подобного не видела, и, если бы на месте ее муженька был кто-нибудь другой, Камилла нашла бы эту сцену возбуждающей. То, что в мужчину входят так, словно он женщина, а удовольствие ему доставляют руки другого мужчины, вполне способно вызвать эротическое желание у наблюдающего. Увиденное оказало на нее воздействие, какого вовсе не ожидал герцог, задумывая представление для своей жены. Камилла даже забыла о грозящей ей опасности и о том, что надо выпутываться из серьезного положения, в котором она может в скором времени оказаться.

Надо полагать, теперь представление закончилось, пришла к выводу Камилла, оглядывая подвальное помещение. Марьяна вылизывала сдувшийся член герцога, а Вильмос мыл руки, после чего налил себе вина. Камилла тоже не отказалась бы немного выпить, однако Вильмос отнес бокал только герцогу, а ей вина никто не предложил.

– Ваша светлость, – негромко произнес Арно, обращаясь к Камилле. – Разрешите мне снять это.

На мгновение Камилла подумала, что телохранитель говорит о ее мантии, но, взглянув на Арно, она увидела, что он указывает на обшитые мехом кожаные ремни, которыми она была привязана к подлокотникам кресла. Камилла кивнула, стараясь держать голову высоко, а спину – прямо. Арно принялся колдовать над ее левой рукой, Каспар склонился над правой. Оба они не обращали никакого внимания на распутное действо, происходившее в центре подвальной камеры, да это и понятно, решила Камилла, ведь они евнухи. Впервые за то время, что Арно и Каспар стали прислуживать ей, она задалась вопросом, доступно ли им хоть какое-нибудь сексуальное наслаждение. Мужское достоинство, как она предполагала, у них имеется, вот только с яичками непорядок.

Когда ремни были сняты, Камилла поднялась и медленно, чтобы восстановить кровообращение в нижних конечностях, выпрямилась.

– Надеюсь, вы больше не нуждаетесь в моем присутствии, ваша светлость? – громко осведомилась она, придав голосу властные нотки.

Герцог в этот момент был очень занят: вина он уже напился и теперь, набрав хмельной напиток в рот, опрыскивал Марьяну – сначала груди, а затем живот и бедра – и с любопытством наблюдал, как влага скапливается в пупочной впадине, а потом скатывается во влагалище. Марь яна тоже была при деле: она с нескрываемым удовольствием охаживала его розами по бокам. Оба радостно улыбались.

Услышав вопрос супруги, герцог сделал небрежный жест рукой и обратился к камердинеру:

– Вильмос, проводи герцогиню в ее апартаменты и обеспечь надежную охрану. Приведешь ее ко мне на следующей неделе, посмотрим, может, она будет более уступчива. – И он снова повернулся к своей любовнице, забыв о существовании жены.

Камилла похолодела. То, как себя вел с ней Мишель, показывало одно: его больше не волнует, забеременеет она или нет. Теперь она превратилась в его игрушку, и от этой игрушки он, без сомнения, очень скоро устанет.

Стало быть, времени у нее почти не осталось.