Читать книгу 48 минут, чтобы забыть. Осколки - Виктория Юрьевна Побединская - Страница 1

Яркий свет и нестерпимая головная боль, а вокруг странный монотонный гул.

Где я?

Пол подо мной мерно раскачивается, и я, пытаясь подняться, упираюсь ладонями в ледяной металл. Белая краска вытоптана так, что сквозь нее просвечивают серые проплешины.

Почему я лежу на полу?

Осторожно перевожу взгляд, осматривая место, где нахожусь, но не узнаю его. Два ряда кресел справа и слева. За широкими овальными окнами проносится незнакомая, укрытая снегом местность.

Поезд? Как я оказалась здесь?

Мимо проталкиваются подростки с дорожными сумками и массивными рюкзаками на плечах. В руках у них гитары, а сами ребята непрестанно болтают и громко смеются. Я хватаюсь за голову, крепко зажмуривая глаза.

Кто я? И почему не помню, как сюда попала?

Сердце вырывается из груди. Паника накатывает лавиной, от которой не сбежать, и я прерывисто вдыхаю, пытаясь успокоиться.

– С вами все в порядке, мисс?

Я резко поворачиваю и вскидываю голову.

Чуть наклонившись вперед, пожилой мужчина в длинном бежевом плаще и такого же цвета шляпе встревоженно протягивает руку.

– Все… в порядке… – повторяю я за незнакомцем, вздрагивая и испуганно понимая, что не знаю, как звучит собственный голос. Выходит тихий хрип, будто кто-то расцарапал связки. Я откашливаюсь и пробую ответить снова: – Всё в порядке, я просто… я не знаю…

– Вам плохо? Может, позвать кого-то на помощь? Вы едете одна?

Слишком много вопросов! Я сжимаю руками голову. Боль пульсирует, посылая заряды раскаленного электричества сквозь каждую клетку тела, и я снова зажмуриваюсь. Почему я не помню даже собственного имени? Разве можно такое объяснить? Никто не поверит, что я не сошла с ума!

– Мисс… мисс? Может, нужен врач?

Я отрицательно мотаю головой. Воздуха не хватает. Стены давят. Опираясь на руки, я пытаюсь подняться, несмотря на покалывающую в ногах слабость.

– Виола! – кричит кто-то с другого конца вагона. – Виола, подожди!

Я инстинктивно поворачиваюсь в сторону шума. Невысокая полноватая женщина с туго закрученными кудрями темно-серого цвета подбегает ко мне, подхватывая под руку.

Неужели я ее знаю?

– Ты упала? – Она поднимает меня за локоть. И тут же, не дожидаясь ответа, начинает говорить сама: – Это все давление. Я ведь предупреждала. Зачем ты убежала одна, девочка? Мы же собирались прогуляться вместе, но только я отвернулась, а тебя уже и след простыл.

Она продолжает без умолку тараторить, и по тому, как она коверкает согласные, я отчётливо различаю северо-восточный диалект, очень редко встречающийся в нынешнее время. На секунду задаюсь вопросом, почему я могу перечислить все виды английских диалектов, но не знаю, кто я и где? Из всей бесполезной болтовни умудряюсь уловить лишь одну полезную вещь: меня зовут Виола.

– От этой погоды у меня опять разгулялась ужаснейшая мигрень, – жалуется женщина, крепко держа меня под руку, пока мы идём из вагона в вагон. – Поэтому поможет только крепкий чай. Только не Эрл Грей, потому что в тот раз…

Но я не слушаю. Все еще дрожа изнутри, рассматриваю пассажиров поезда, пытаясь зацепиться хоть за одну знакомую деталь, но ни один из проходящих мимо людей мне не известен. Блондины, брюнеты, высокие, полные и худые, кто-то из них может знать меня?

– Ты уронила, – произносит ласково женщина, вручая мне черную сумку на тонком ремешке. Я забираю ее, надеясь, что внутри окажутся документы, кошелек или водительские права. Она продолжает цепляться за мою руку, словно мы знакомы давным-давно. Сначала я решаю, что, может, она моя родственница, но с её слов понимаю, мы всего лишь попутчики. Только кто «мы»?

Я окидываю себя взглядом с ног до пояса и отмечаю, что на мне дорогая одежда. На запястье золотые часы, которые совсем не выглядят подделкой. Кожаные ботинки, как и темно-синие джинсы, явно куплены не на распродаже в сетевом универмаге. И тут я понимаю, что даже не знаю, как выгляжу.

Нужно срочно найти зеркало. Туалет. В туалете оно обязано быть.

Я вытираю потные руки о ткань брюк, оглядываясь и все ещё надеясь, что увижу знакомое лицо.

Мы проходим через раздвигающиеся двери вагона, и в самом конце я замечаю табличку со значком уборной.

– Мне нужно в туалет, – прочистив горло, выдавливаю я, освобождаясь от цепкой хватки попутчицы, и иду вперед.

– Хорошо, милая, я подожду тебя здесь.

Я киваю.

Женщина присаживается на диванчик неподалёку. По громкой связи объявляют, что через двадцать минут поезд прибывает на станцию.

Я подхожу к кабинке и дергаю дверь. Запрета! Черт!

Здесь негде сесть, потому я опираюсь спиной на окно и судорожно открываю сумку. Какие-то чеки на лекарства, список покупок из супермаркета. Между блокнотом в кожаном переплете и косметичкой зажат кошелёк из мягкой, слегка шершавой кожи. Я обыскиваю содержимое: пара мелких купюр, пластиковые карты, университетский пропуск и, наконец, абонемент в библиотеку. Стандартный набор любой студентки.

Кто-то толкает меня и я, едва не роняю все из рук. Мимо проносится мальчишка, голося на весь вагон, следом за ним гонится девочка помладше. Я бросаю в их сторону гневный взгляд, потому что их пронзительный визг только усиливает не прекращающуюся ни на минуту мигрень.

Запихав все обратно, я закрываю кошелек и на дне сумки нашариваю паспорт. Любопытство, сражаясь со страхом и смятением, все же пересиливает, и я открываю первую страницу.

– Виола Элизабет Максфилд, – читаю я свое имя. Впервые.

Мне двадцать один год. Мой день рождения пятого ноября.

Я изучаю фотографию, запечатанную государственным штампом. Моя ли она? Скорее всего, да, но понимание того, что я не знаю, как выгляжу, и мои ли это документы, врывается в голову вихрем вопросов, принося новую порцию боли. Я закрываю глаза, пытаясь справиться с подступающей паникой. Опираюсь рукой на туалетную створку и делаю несколько глубоких вдохов.

Внезапно дверь уборной открывается, и я вваливаюсь внутрь, потеряв равновесие, но чьи-то руки ловят меня прежде, чем я успеваю растянуться на мокром грязном полу. Внутри отвратительно пахнет, и я, поморщившись, тут же отворачиваюсь, но цепкие пальцы продолжают удерживать меня под локти.

– Неужели нельзя смотреть под ноги? – цедит незнакомец сквозь зубы. Он явно не в настроении.

Я поднимаю взгляд. Никогда не видела таких необычных глаз, лукаво притягательных и пугающих одновременно. Словно кто-то бросил тлеющий уголь в лед. Даже в тусклом свете туалетной лампы я могу разглядеть, как резко голубой цвет контрастирует с тёмным ободком радужки и чёрными волосами, неравномерными прядями спадающими на лицо.

Я встаю, пытаясь сделать шаг внутрь комнатки, но дверь в уборную настолько узкая, что двоим взрослым людям не удастся никак развернуться. Я не могу войти, а он не может выйти.

– Может, выпустишь сначала? – небрежно бросает парень, и в этот момент я замечаю, что в его нижней губе, слева и справа, поблескивают серебряные кольца. Поджав губы, я останавливаю взгляд на стоптанных ботинках с небрежно обмотанными вокруг щиколоток шнурками и потертых джинсах.

Незнакомец сжимает мои предплечья, пытаясь переставить меня, чтобы выйти, но я сбрасываю его ладони и проговариваю по слогам:

– Не прикасайся, – а потом отпихиваю от себя, желая поскорее отделаться. Кажется, он мечтает о том же самом. Разглядывает пару секунд, а затем проталкивается через дверь, повернувшись боком и намеренно задев по пути.

– Эй, смотри, куда идешь! – вырывается невольно, но парень не оборачивается, а только бросает: «Таким, как ты, следует летать самолётом».

Обида заполняет до самого горла, щеки краснеют. Наивно было полагать, что такой тип промолчит, но выяснять отношения у меня нет времени, да и находиться рядом с ним еще хоть на секунду дольше я бы хотела в последнюю очередь.

Я закрываю дверь, прислоняюсь к ней спиной, медленно вдыхаю ещё раз, поморщившись от царящего внутри запаха, и разворачиваюсь, вглядываясь в собственное отражение.

Отражение Виолы Максфилд.

Рыжая! Ещё и с кучей веснушек по всему лицу! Не просто на носу парочка, как у героинь мультфильмов. Их так много, как звезд в галактике. Я пялюсь на незнакомую пару глаз, растерянно глядящих из-под накрашенных ресниц. Дотрагиваюсь до своих волос, пропуская их сквозь пальцы, словно тонкие медные нити. Девушка в отражении делает тоже самое.

– Вот же мы с тобой попали, – шепчу я, соединяя в одно целое незнакомый голос с таким же незнакомым лицом.

Рыжая молчит. Только смотрит в ответ испуганно.

Чем дольше я разглядываю ее – себя, тем сильнее поднимается внутри липкий, скользкий страх. Я не знаю, что делать дальше. Где искать помощь, и кто мне вообще поверит? Лихорадочно перебираю в уме варианты, что могло произойти, но ничего действительно разумного в голову не приходит.

Я упала и ударилась головой? Но ни на волосах, ни на лице нет ссадин или следов крови. Приняла какой-то серьезный наркотик? А могла ли? Сомневаюсь. Не знаю, какой была та Виола, что широко распахнув глаза, глядит на меня из зеркала, но я бы никогда не стала глотать запрещённые препараты!

Я пялюсь на свое отражение несколько минут, задумавшись, пока не подскакиваю от гулких ударов, разносящихся металлическим дребезжанием по кабинке. Кто-то требовательно барабанит кулаком по двери, и я открываю металлическую защелку.

– Виола, – моя незнакомая-знакомая заглядывает внутрь, – я уже боялась, что с тобой что-то случилось. Вдруг опять стало плохо. – Она приобнимает меня за плечи, и я не сопротивляюсь. Удивляюсь своей покорности, но рядом с кем-то, кому не безразлична, чувствую себя спокойнее.

Она ведёт меня куда-то, рассказывая о том, как в поездах её обычно укачивает. Я чувствую аромат лекарств – травяной и немного горький, по-больничному неприятный, но зато прекрасно перебивает запах общественной уборной. Уже за это, он мне нравится.

Женщина – а ведь я до сих пор не знаю её имени – уверенно шагает вперед, не глядя по сторонам.

– Пришли, – вдруг говорит она, остановившись, и, подняв с кресла сумку, принимается запихивать ее наверх. Я осматриваюсь. Свободных мест три. На столе между сиденьями – пара стаканчиков из Старбакс. У стенки парень с русыми, коротко стриженными волосами, глубоко задумавшись, глядит в окно. Я сажусь напротив, но только успеваю поднять глаза, как натыкаюсь на недоуменный взгляд.

– Милая, это ведь мое место, – лепечет попутчица. – Твое рядом с женихом.

Мы «с женихом» одновременно вскидываем головы, а затем оба переводим взгляд на женщину, словно синхронистки в бассейне. Как можно незаметнее я пытаюсь рассмотреть свой безымянный палец и едва не подпрыгиваю на месте, потому что на нем блестит золотое кольцо, но ещё больший страх меня охватывает, когда я вижу точно такое же на руке сидящего напротив.

Как я не заметила сразу?

Я помолвлена?

– Неужели поссорились? – склонив голову на бок, спрашивает женщина, улыбаясь так, будто умиляется двум младенцам.

Парень неловко улыбается и берет меня за руку. Ладони у него широкие, теплые, а ещё влажные.

– Конечно, нет. Когда бы мы успели? – медленно произносит он низким, слегка глуховатым голосом, несколько нервно сжимая мои пальцы. Я автоматически напрягаюсь, но молчу, оставаясь безучастным наблюдателем. Парень отпускает, и я тут же прячу трясущиеся руки, чтобы не выдать себя.

– Ну вот и славно, – Мария – так, судя по бирке на саквояже, что она прячет наверх, зовут мою надоедливую соседку – с энтузиазмом начинает восхищаться идеей свадьбы в пригороде Парижа, и тут до меня доходит, что она говорит о нас.

Я чувствую, как горю до кончиков ушей. Надеюсь, на фоне рыжих волос и таких же веснушек, это выглядит незаметно. Чтобы скрыть смущение, я медленно пересаживаюсь, по ходу пытаясь незаметно рассмотреть парня, все еще не в состоянии поверить, что я и он вместе. Я даже слово «мы» произнести не в силах.

Судя по всему, он предпочитает совсем не разговаривать с окружающими. Наверное, интроверт. Вжался в угол, пытаясь как хамелеон слиться с белой стеной вагона, и это даже комично, потому что не заметить такого слишком сложно. Чего уж говорить, парень с таким лицом и телом заставит любую девушку нервничать, захлёбываясь в слюнях и восторгах, – слишком уж ладно выглядит. Даже подозрительно.

Широкие плечи обтянуты тонким джемпером, сквозь который просвечивает рельефная линия мускулатуры, русые волосы аккуратно уложены на бок. Да он словно сошел с рекламного плаката! И хоть и сидит, все равно заметно, что высокий, не меньше шести с лишним футов.

Мысленно я даю себе «пять» за то, что мой жених такой красавчик. Под ребрами приятно покалывает. Он определённо подходит под тип парней, который мне нравится, но я все равно продолжаю искать в его взгляде хоть что-то, за что смогу зацепиться: морщинку между бровей, шрам, любую ужимку или эмоцию, которая всколыхнет внутри что-то и докажет, что я не схожу с ума. Воспоминание или ощущение: мягкое и согревающее, как чашка горячего шоколада в зимний вечер, или наоборот пламенное и возбуждающее, как прикосновение холодного щелка к раскаленной коже. Но бесполезно.

Мария-с-багажной-бирки, продолжая болтать, называет его Шон. Я пробую это имя на вкус, беззвучно проговаривая по буквам в надежде, что оно вызовет внутри хоть какие-то ассоциации. Будто встречу старого знакомого, которого не видела много лет, но ждала как никого другого.

Тоже ничего.

Я чувствую, что упускаю какую-то важную деталь, мелочь, которая составит все части мозаики вместе. И тут меня осеняет. Ослепляющая догадка вспыхивает внутри так, что дыхание перехватывает. Это предположение нужно срочно проверить, потому если то, что случилось со мной не случайно, значит эта кара небесная, психологический эксперимент или наказание за грехи может работать в обе стороны.

Обхватывая двумя руками теплую, широкую ладонь Шона, я наклоняюсь ближе и, настолько ласково, насколько позволяет актерский талант, произношу:

– Милый, ты не проводишь меня в уборную, а то голова снова кружится.

Я глажу пальцами мозолистую ладонь. Мышцы под моими пальцами тут же напрягаются.

– Не отпускай ее больше одну, – наставляет Мария.

Распахнув карие, словно шоколад, глаза, Шон поднимается и, подает руку, помогая мне встать. Что ж, парень научен манерам.

Мы так близко, что я могу почувствовать запах его кожи. Но это не ожидаемый аромат дорогого одеколона или средства для бритья.

Бензин. И немного машинное масло.

За красивой оберткой прячутся сплошные сюрпризы.

Мне хочется спросить так много. Например, почему он работает в мастерской, ведь это странно. Он мог бы быть моделью или актером, но я запихиваю эти мысли в самый дальний угол своего разума, решая, что выясню этот момент позже.

Когда мы оказываемся достаточно далеко от нашей попутчицы, я тяну его за рукав, прося остановиться:

– Постой! – Какой же он все-таки высокий по сравнению со мной! Приходится задрать подбородок и немного отстраниться, чтобы посмотреть ему в глаза. – Я хотела поговорить.

Я мысленно стараюсь сопоставить все факты, что узнала.

Поезд.

Помолвка.

Потеря памяти.

Мой разум выглядит как стена, на которой иголками прикреплены десяток мелких листочков с написанными на них открытиями, только проблема в том, что ни одно из них ни на грамм не приблизило меня к пониманию причин случившегося.

– С тобой точно все в порядке? – интересуется Шон, и между его бровей появляется крошечная, не больше рисового зернышка, морщинка.

– Да, просто закружилась голова, – мило улыбаюсь я. «Не считая того, что я гуляю по черт-знает-куда-направляющемуся поезду под руку с парнем, от которого пахнет неприкрытой сексуальностью и бензином, и не помню ни капли из собственной жизни. Даже того, что ела на завтрак». – Мы же с тобой помолвлены и едем во Францию… – Заглядываю я в глаза, словно отбившийся от стада олененок. Шон неуверенно кивает.

Кто-то в вагоне хлопает дверью, и нас обдает холодный воздух вперемешку с едва уловимым запахом дыма.

– Ведь мы давно вместе, – осторожно предполагаю я, хотя руки аж дрожат от нетерпенья. Видимо, выдержка не была моей сильной стороной.

– Да.

– И, естественно, ты знаешь обо мне все.

– Ну, не все конечно… – медленно произносит парень и замирает, неотрывно вглядываясь в ответ.

Я слишком долго позволяла этому спектаклю длиться, но теперь в этом больше нет необходимости. Плевать, что он подумает. Выдержав нарочитую паузу, я произношу:

– Когда у меня день рождения, Шон?

– Что? – парень недоуменно смотрит на меня. – Милая, что за странные вопросы?

– Какого числа мой день рождения? – повторяю я почти с вызовом, но Шон отвечает таким невинным взглядом, будто нет ни единой причины, почему я злюсь. И тут меня снова выручает Мария, наша прекрасная, говорливая попутчица, потому что я понимаю, что при Шоне она ни разу не назвала меня по имени. И я сбрасываю эту бомбу.

– Как меня зовут?

Шон нервно сглатывает, пытаясь неловко приобнять меня одной рукой, но я отстраняюсь, внимательно наблюдая за его лицом. На нем написана лишь одна эмоция – растерянность. Мои ладони с каждой следующей секундой его молчания потеют всё сильнее и сильнее.

– Ты не помнишь, верно? – Я и сама не знаю, спрашиваю ли или декларирую это как факт, вот только теперь ситуация выглядит ещё хуже.

– Черт, нет… не имею ни малейшего понятия. – Потирая переносицу, как будто у него раскалывается голова, он присаживается на свободное сиденье, и я устраиваюсь рядом. – Прости.

– Виола Максфилд, приятно познакомиться, – выдавливаю я из себя. – Что ты еще не помнишь?

– Не знаю, я как будто в вакууме, – обреченно произносит парень. – Очнулся после долго сна здесь, в вагоне, примерно полчаса назад.

Мое сердце начинает так стучать, словно выпрыгнет сейчас из горла. С это же момента и в моей жизни все пошло кувырком.

– Это первое, что и я помню.

Шон резко поднимается и произносит:

– Идем. – Он хватает меня за руку и тащит за собой, словно воздушного змея на веревочке. Странно, хотя мы знакомы всего полчаса, рядом с ним я чувствую себя в безопасности, как за стеной, и кем бы не являлся этот парень для меня раньше, но у нас уже есть кое-что общее. Общий груз тайны на плечах, что роднит сильнее, чем любые узы.

– Куда ты меня тащишь?

– Туда, где очнулся, однозначно там остались наши личные вещи. Надо проверить багаж.

Мы протискиваемся мимо идущих навстречу, почти бежим обратно. Я решительно сжимаю кулаки и осматриваю купе. Под аккомпанемент недоуменных взглядов мы обшариваем все свободные места возле скамеек, но ничего, кроме его куртки и моего пальто, не находим.

– Что у тебя с собой? – спрашивает он, залезая в свои карманы и выгружая оттуда свернутые купюры и кожаное портмоне.

– Только сумка. – Я тянусь к молнии, чтобы высыпать содержимое на столик, но меня останавливает бодрый голос контролёра:

– Приготовьте билеты! – Я перевожу взгляд на Шона, на что он молча поднимает плечи. Я начинаю судорожно рыться в сумке, и содержимое моей косметички рассыпается по полу.

– Давай же, может, они у тебя в одном из карманов? – тормошу я парня, а сама опускаюсь на колени, принимаясь запихивать вещи обратно.

Шон трясёт свои вещи, шарит по карманам, но внутри пусто, как и в наших головах.

– Мисс?

Я поднимаю испуганный взгляд на тучного мужчину в ярко-синей униформе, в его руках зажат компостер, и он ждёт.

Шон делает шаг вперёд. Я прячусь за собственным парнем, как трусиха.

– Послушайте, мы потеряли билеты… может, мы сможем договориться, заплатить сейчас?

Меня окатывает волной стыда, раскаленной и красной – какой позор! – но я отталкиваю её, убеждая себя, что сейчас это не самая главная из проблем.

Шон сможет уладить эту ситуацию. Определённо. Потому что так и излучает уверенность.

Тишина в вагоне весит тонну, а взгляд проверяющего укоряет громче любых слов, когда нас, публично обругав, выгоняют, выбив на тонкой бумажке штраф.

– Аккуратнее! – Контролер практически выталкивает на промозглый, залитый светом перрон, где уже знакомые руки ловко подхватывают, рождая на уровне подсознания уверенность: даже если упаду, меня обязательно поймают.

– Спасибо, – выдавливаю я улыбку, и теплый пар вырывается следом. Шон сдержанно кивает в ответ.

Люди на станции практически не выходят, лишь пара человек садится в поезд. Я отчётливо вижу, как на платформу из соседнего вагона другой проверяющий выпроваживает двух парней, так же как и нас минуту назад.

И один из них мне уже знаком. Тот странный тип, с которым я столкнулась в туалете. Он складывает руки на груди, рассматривая практически пустой перрон, и его взгляд останавливается на мне. Чёрные пряди падают на глаза, выглядывая из-под серой шапки.

Его друг, стоящий рядом, что-то рассказывает, активно жестикулируя, и вдруг в голову приходит мысль, что его светлые волосы можно сравнить со снежным сугробом или горкой взбитых сливок.

Состав испускает облако пара из-под колёс и издаёт протяжный вздох. На перроне остаёмся лишь мы четверо.

– Надо решить, что делать дальше, – вырывает из раздумий низкий голос Шона. – Пойду спрошу у тех парней, может, они знают, как добраться до ближайшего города.

Я остаюсь на месте, ожидая. Вдалеке мягким золотом мерцают огни; судя по табличке, мы на станции Эмблсайд. Ветер приносит запах печеных яблок и корицы из пекарни, притаившейся на другом конце вокзала. На секунду меня пронзает приступ острой тоски. Ведь где-то находится мой дом, и наверняка ждут родители.

В сгущающихся сумерках отрывисто мигает сигнал к отбытию. Я рассматриваю все ещё стоящий на перроне поезд, словно жду, когда он рванет с места, как ракета, наверное потому, что поезда в кино всегда так делают. Странно, что я помню такие вещи как кино, но не помню, что ела на завтрак. Но этот поезд трогается с места настолько лениво, как будто ему просто наскучило стоять на месте и он решил сменить обстановку.

Состав, покидая перрон, свистит снова, на этот раз громче и четче. Я провожаю его и разворачиваюсь. Из здания вокзала поспешно выходят трое мужчин. Один из них поднимает глаза и встречается со мной взглядом. Меня словно окатывает холодной водой. Не знаю откуда, но уверена, чувствую, что эта встреча не сулит ничего хорошего.

– Шон, – тихо зову я, но парень успел уйти достаточно далеко, чтобы не услышать мой голос.

– Девчонку брать первой! – И я кидаюсь в сторону, где приютились несколько магазинчиков, торгующих сувенирами.

Что за черт? Пульс бьется у меня в горле, пока я несусь, поворачивая то влево, то вправо, петляя между сиденьями и стойками с цветами.

От страха ноги немеют, я и бегу на сплошном адреналине. Кидаюсь к одному из киосков в надежде найти телефон и вызвать полицию, по пути зацепляя стойку с вещами и опрокидывая ее. По полу разлетаются белые футболки и разноцветные магниты. Я падаю на колено, заскользив на гладкой плитке. Тут же вскакиваю, но, дернувшись, застываю, потому что незнакомый мужчина направляет на меня пистолет. Сжав губы, он взводит курок.

– Она здесь! – кричит он остальным. Я делаю шаг назад и поднимаю руки вверх. Крепко зажмуриваю глаза, когда внезапно потолок надо мной обрушивается. Навес из брезента падает, сбивая меня и мужчину с ног, засыпая с головой рюкзаками, зонтами и различной мелочевкой. Раздается несколько выстрелов, я точно знаю, что снаружи происходит драка.

– Шон!

Паника превращается в колючий ком и застревает в горле. Нет, нет, нет.

– Хоть бы его не убили, – бьется мысль в голове. Больше всего на свете я боюсь остаться одна.

Откуда-то изнутри магазина слышен крик продавца. Я опускаюсь на четвереньки и пытаюсь выползти из-под упавшего тента, переступая через разбросанные товары. Меня тошнит от звуков глухих ударов, доносящихся с площади, собственной слабости и беспомощности, я не могу разобраться в том, что происходит, и почему оказалась втянута в какую-то жуткую историю.

Брезент подымается, и я хватаю рукой валяющуюся рядом стеклянную сувенирную бутылку и готовлюсь драться или броситься бежать.

Сердце сжимается. Я в ловушке.

– Виола, с тобой всё в порядке?

Шон протягивает руку, помогая подняться. А его глазах беспокойство. Я все еще дрожу и, крепко обхватив себя руками, начинаю медленно дышать, пытаясь унять панику.

Те трое, что пришли за мной, лежат на земле без сознания. А Шон и парни, которых, как и нас, сняли с поезда, стоят полукругом над ними, их кулаки покрыты пятнами крови.

– Что это было? – спрашиваю я. – Вы кто?

– Так, значит, вот кто такая Виола. – Брюнет пристально меня разглядывает своими синими, как штормовое море, глазами. Снова.

– Очуметь! Как же круто! – аж подскакивает на месте второй, проводя рукой по торчащим вверх светлым волосам. – Я даже подумать не мог, что так умею! Нет, ты видел, видел? – обращается он к другу, но тот не отвечает.

Блондин протягивает ко мне руку, но я отшатываюсь назад и врезаюсь спиной в грудь Шона.

– Артур Кавано, приятно познакомиться. – Он широко улыбается, обнажая два ряда зубов, не слишком ровных, берет мою руку в свои ладони и энергично её пожимает. На его скуле наливается синяк, но его самого это, кажется, совершенно не беспокоит. – Можно просто Арт, а этот угрюмый тип – Ник. Я рад, что мы наконец тебя нашли.

– В каком смысле «нашли»? – выдергивая руку из его тонких ладоней, практически шиплю я, прижимаясь ближе к «своему» парню. Я знаю, что он, как и я, совершенно ничего не понимает. – Я хочу знать, почему вы двое меня ищите и кто вас послал.

– Вряд ли кто-то сможет дать ответ на эти вопросы, потому что ни один из нас ни черта не помнит, – Ник достает из кармана клочок бумаги и протягивает мне. – Это было у меня в руках, когда я очнулся в поезде.

На помятом листке в клетку неровным, дрожащим почерком написана лишь одна фраза: «Первым делом найди Виолу и Ш…» Далее текст прерывается, оставляя на бумаге лишь след от росчерка чернил. Слова написаны коряво, едва читабельно, словно у пишущего заканчивалось время.

– А вот моя, – протягивает мне другой клочок его напарник.

«Этот странный фрик с тёмными волосами – твой друг!»

– Что за бред! – раздражаюсь я, комкая оба листочка и отбрасывая в сторону. Запускаю пальцы в волосы и крепко сжимаю виски.

Я не помню, кто я. Не знаю, где нахожусь. Только что неизвестные люди хотели меня убить.

Снова начинаю нервничать: эти парни что-то недоговаривают, наверняка что-то плохое. Совпадение ли, что они тоже потеряли память?

На несколько секунд между нами повисает тяжелая пауза. Ник обращается к Шону, возвращая меня из мира переживаний на землю:

– Значит, ты и есть Шон?

– По крайней мере, так было последний раз, когда я проверял, – строго говорит он. – Шон Рид. – Он бросает на брюнета осторожный взгляд. – Не расслышал твоё имя.

– Николас Лавант, – коротко отвечает тот, протягивая руку.

– Так что дальше? – спрашивает его друг.

– Надо отсюда валить, пока полиция не приехала, – говорит Шон, опускается на корточки и достает оружие подосланного агента. Следуя его примеру, Ник забирает пистолет у другого и засовывает за пояс. – Труднее выследить нас поодиночке, чем всех вместе.

– Нет, нужно держаться вместе, – отрезает Ник. – Самое главное сейчас найти машину. А дальше по пути разберёмся.

Парни как по команде переходят на бег, а я следую за ними. Дыхание превращается в облачка белого пара. Сейчас зима, и хотя снега нет, холодный воздух с каждым вдохом обжигает легкие. То и дело я вляпываюсь в лужи и островки снега, и каждый раз благодарю себя за то, что на мне обувь без каблука.

Шон движется чуть впереди, словно он здесь главный. Вероятно, в той жизни он был парнем, в которого могла без памяти влюбиться любая девчонка. Неужели, когда-то это сделала я? Могу ли довериться ему сейчас? В любом случае, у меня нет выбора.

Мы бежим около двадцати минут. Торговый квартал сменяется домами, стоящими ровными короткими улочками. Парни осматриваются и кивают в сторону маленького двора, огражденного невысоким забором. Ник с Артом легко перемахивают через него. Мне это сделать оказывается сложнее, и Шон поднимает меня сзади, передавая в руки парней. В доме не горит ни одна лампочка, и когда Артур начинает ковырять замок на двери автомобиля, до меня наконец доходит вся серьёзность ситуации.

– Вы что, хотите украсть машину? – спрашиваю, переводя испуганный взгляд от парня к парню. – Серьёзно? Это же уголовное преступление!

– Если у тебя есть идея получше, мы можем вынести её на коллективное рассмотрение нашего маленького заседания присяжных, – бурчит Арт, зажав в зубах тонкую металлическую спицу.

Я думаю, что прежняя Виола никогда так не осознавала свою уязвимость, как я в этот момент, потому что оказалась черт знает где, в компании трех совершенно незнакомых мужчин, каждый из которых может убить меня при желании одной рукой, и улик не останется. Но уже через десять минут сажусь на пассажирское сидение чёрного угнанного внедорожника, даже не задаваясь вопросом, есть ли вообще у кого-то из них права. «Прежнюю меня наверняка бы волновал этот вопрос», – думаю я, крепче прижимая к груди маленькую сумку с вещами, связывающими меня с прошлой жизнью.

До шоссе мы добираемся относительно спокойно, потому что движения на дороге нет.

Как, в общем, и пути назад.