Читать книгу Голова. Драма. Триллер - Виктория Захарова - Страница 8

Я стал ненавидеть мать лет к пятнадцати, а до этого слепая щенячья любовь к ней согревала мою душу. Мать была командиром полка в полном смысле этого слова. Если бы он родилась мужчиной, то смогла бы стать генералом! Даже отец боялся расстроить или разочаровать ее.

Мать была образцом нравственности и разумного подхода к жизни. Я могу сейчас понять ее слепую веру в коммунизм и светлое будущее. Мало кто из ее поколения не верил так сильно. Но, остальное понять сложно, а принять – невозможно. Ни при каких обстоятельствах. Но я принимал. Я верил каждому ее слову.

Чувство, что я был игрушкой, не покидало меня. Я не признавался себе в этом, хотя чувство «кукольности» происходящего не было для меня открытием. Мать всегда знала, как правильно. Что правильно одевать, как правильно говорить, как есть, как ходить, как дышать. Она воспитывала во мне чистюлю. Когда мне было пять или шесть, мать рассказала мне о страшных микробах, живущих везде. Особенно на шерсти, лапах и в слюне животных. Она хотела отучить меня играть с чужими собаками. И вообще со всеми собаками. Сама она животных не признавала.

– У них нет души, – говорила она и строго смотрела.

Как же нет? – думал я. У собак есть душа. У кого есть душа, если не у них? Но возражать я не смел.

Однажды она застала меня, когда мы с соседом по дому, взяв из дома хлеба и костей, угощали уличных собак. Собаки ели с ладоней и благодарно заглядывали в глаза, лизали шершавыми языками нам щеки и руки. Мать шла с работы и увидела все. Преступление! Меня загнали домой. Но не криками. В тот день мать не кричала. Она говорила тихо, но уверенно, и смотрела так, что ослушаться ее у меня не хватало смелости. Дома меня не ругали в тот вечер, но была лекция. Откуда-то с верхних полок достали книги с картинками, на которых были изображены микробы, увеличенные под микроскопом.

– Ты что, хочешь, чтобы эта гадость жила у тебя в печени? Помой руки, а то умрешь!

Как умрешь? Смерти я боялся. В том возрасте мне казалось, что страшнее ничего не бывает, чем смерть. Вот ты есть – и все понятно, ты видишь, слышишь, ходишь. И, вдруг, раз – и тебя нет. Все есть, а тебя – нет. Страшно! В тот вечер мы прочитали историю про Лизу. Лиза была девочкой, которая не знала про микробов. У нее была собака. И Лиза, по незнанию, кормила собаку кусками со стола, когда и сама ужинала. У Лизы на пальцах остались микробы с собачьей слюны, и она их проглотила! Из-за этого на печени Лизы надулся огромный пузырь с гноем. Потом пузырь лопнул, и Лиза умерла. Даже скорая помощь не успела доехать по вызову. Гноем залило все в ее животе. Лиза умерла в жутких мучениях. Мы выучили рассказ наизусть. Ночью мне стало плохо, поднялась высокая температура, меня рвало. Мать сказала, что нужно вызвать скорую. А я кричал и плакал, скорую не хотел. Боялся. Вдруг я умру, как Лиза? Я честно пытался, но не мог вспомнить, сколько раз на мои пальцы попадала собачья слюна. А вдруг и меня на печени тоже есть пузырь и он лопнул? Скорая не доедет…

Зато сейчас я мою руки несколько раз в день. Перед едой, после еды, перед туалетом, после туалета, перед тем, как выйти из дома, после того, как зайду домой. Мать своего добилась, руки у меня всегда чистые. Но, даже сейчас, в своем солидном возрасте, если я вспоминаю, как посещал туалет в общественном месте, но не могу вспомнить как я мыл руки, меня охватывает паника. А если я их не помыл? Ведь я не помню этого! Такие мучения могут продолжаться часами, если нет доступа к раковине с куском мыла. Моя мать за один вечер вбила мне в голову то, что другие родители внушают своим детям годами. Руки у меня всегда чистые, и я ненавижу собак.

Методы воспитания в моей семье были жесткими. «Чтобы раз – и навсегда!»: говорила мама. Зачем объяснять два раза?

Такие же методы применялись и к отцу. У отца был роман. Мать написала в партию. Отца лишили премии, осудили. Все косо смотрели. Мать была на коне!

Когда отец сбежал от нас, мать сказала: «На пузе приползет, не приму. Ноги вытру и выкину!» Отец не приполз. Но мне сейчас жутко стыдно, что я тогда был полностью с ней согласен.

Сегодня мне пятьдесят. Я еще молод, но уже опытен. Я еще силен, но уже состоятелен. Я еще могу любить, но уже все знаю про отношения. И мне снова стыдно. Моя Маша все увидела, я уверен в этом. Я смотрю в полные слез и непонимания глаза моей любимой, и не могу ничем помочь ей. Я трусливо молчу. Я буду молчать пока смогу, пока она сама не спросит об этом. Сердце мое разрывается от жалости к Машке. Я не в силах сказать ни слова, я не могу уйти от нее. Напряжение в нашей маленькой комнате стало таким, что, кажется, оно имеет физическую плотность и густоту. Как будто, если протянуть руку, можно потрогать его, провалиться в него, как в ядовитый болотный туман. Я буду возле своей любимой, пока эта гадость не отравит нас окончательно. Как можно дольше постараюсь побыть с ней, потрогать ее, насмотреться на нее. Я трус и предатель. И я ничем не могу ей помочь. Понимает ли она, почему так происходит? Надеюсь, что нет.

У Машки всегда для меня находились оправдания. Если я грубил кому-то на улице, Маша говорила: «Ты не виноват. Тебя довели». И в этот раз я на самом деле не виноват. Меня заставили. Но как я могу ей это объяснить?

Если она не сможет обвинить меня, то будет винить себя. Во всем. Я рассчитываю, что она возьмет на себя всю тяжелую ношу объяснений. Если я поведу себя правильно, то виноватой будет она. Она, а не я.