Читать книгу Прогулка за Рубикон. Часть 3 - Вилма Яковлева - Страница 3

Отель у старого маяка. 22–23 ноября 1993 года

Оглавление

Из дневника Эдда Лоренца

На следующий день я снова съездил к скале. Наваждение исчезло. Но чтобы добраться до рисунка, надо было иметь альпинистское снаряжение.

Несолоно хлебавши я вернулся в деревню и часа три бродил среди руин. Но ничего интересного не обнаружил.

Перед отъездом Хамед подарил мне потрепанный томик стихов Верлена. Несколько лет назад в деревню приезжал какой-то иностранец и чего-то искал. Но ничего не нашел. А книгу потерял. Конечно, лучше было бы отдать книгу владельцу. Но неизвестно, приедет ли он. А держать у себя вещь, неугодную Аллаху, Хамед больше не хотел.

Стихи Верлена на французском языке были мне ни к чему. Но на обратной стороне обложки было посвящение Рембо. А это уже тянуло на библиографическую редкость.

Пора было ехать к маяку.

Я посмотрел на карту. Маяк находился в километрах пяти от деревни на самом высоком месте узкой косы, вдающейся в море. И я поехал. Поворот, еще поворот, и вот он маяк, похожий на трубу из преисподней.

В ста метрах от маяка дорога повернула к двухэтажному дому в английском стиле. Его скрывала аллея неизвестных мне деревьев, похожих на вязы. От нее к маяку вела насыпная дамба.

Я снял машину с тормоза и подкатил по шуршащему гравию к парадному входу. Все кругом больше напоминало старинное поместье где-нибудь на суровом побережье Уэльса, а не на пустынном берегу счастливой Аравии.

Поставив машину на парковке, я вытащил ключ зажигания и осмотрелся. Дом был старый, но крепкий, с террасой и неуместной для этих мест косой крышей. Перед входом был разбит небольшой цветник с прохладными на вид цветами и двумя магнолиями с ржавыми листьями. Из трещин каменной кладки торчали плети вьюнков.

На трех длинных мачтах хлопали разноцветные флаги. На парковке кроме моей машины стояли еще две.

Я взял сумку и спустился к океану. Мелкие волны накатывали на берег, разбиваясь об отмель.

Берег был усеян раковинами. У самой воды из песка торчали сухие ребра раздолбанного баркаса. Там же валялся панцирь огромной черепахи, примерно полтора метра в длину и почти метр в ширину. По песку шмыгало бесчисленное количество маленьких крабов, и я случайно с хрустом раздавил одного из них.

Все направления были разными, но одновременно и одинаковыми, можно было идти вперед, в воду, или повернуть назад, к маяку, идти направо или налево. Меня снова охватило чувство освобождения.

Еще пару дней и этот затерянный мир очистит меня от всякой злобы.

На верхушке большой дюны красовался развалившийся сарайчик, над которым гордо развивался дайверский флаг. Значит, мне туда дорога.

Из сарайчика вышел старый араб и замахал руками. «Купаться нельзя. Акулы подплывают близко к берегу». На всякий случай он сделал выразительное движение челюстями: «Ням-ням!»

Я стал искать глазами фосфоресцирующий след, который оставляют за собой акулы. Но его не было. Поверхность океана казалась спокойной и однообразной. Хотелось поплавать.

Под навесом стоял большой деревянный стол, наполовину занесенный песком. Рядом с ним торчало жерло старой английской пушки. Я повесил на него одежду, надел ласты и переместился по замшелым плоским камням поближе к воде.

Было уже пять часов. Солнце клонилось к закату. Крики чаек становились все хаотичнее и вздорней. Теперь они, видимо, приняли меня за конкурента.

Я вошел в воду. На ее поверхности играли красноватые блики заходящего солнца. Мелькнула тень крупной рыбы. Везде плавали медузы, расплываясь лиловыми кольцами. Галька на дне складывалась в буквы незнакомого мне алфавита. Издеваясь над собой, я подумал, что это еще одно послание из прошлого.

Отплыв на двадцать метров от берега, я наткнулся на прутья решетки от акул в палец толщиной. И повернул назад.

На отмели я зарылся в бившие меня волны. Не хотелось выходить. Но солнце уже почти скрылось за горизонтом. Береговые холмы отбрасывали длинные тени.

Мокрые волосы лезли мне в глаза, и я не сразу нашел свои вещи. Рубашка была все еще мокрая от пота. Я стряхнул с нее песок и принялся крутить над головой.

С океана налетел легкий бриз, покрыв мое тело пупырышками озноба.

Только тут я заметил, что ветер раскачивает развешанный на кустах женский купальник. Модный и, похоже, очень дорогой.

На ресепшн лежал ключ и адресованная мне записка. «M-р Лоуренс, располагайтесь, ужин в восемь часов».

Как потом оказалось, я занял один из двух люксов на втором этаже. Две комнаты со старой мебелью, ванная комната с умывальником и душем и туалет, не больше телефонной будки.

Я тщательно побрился над треснувшей раковиной, надел темную рубашку, светлый костюм, повязал галстук платочным узлом и остался собой доволен.

Пора было идти ужинать.

После недолгого раздумья я вынул из сумки револьвер и сунул его под матрац. После чего спустился в гостиную.

Гостиная была выдержана в английском стиле, где в пять часов подают чай. Высокие потолки с великолепной лепниной, стены, выкрашенные в пастельные тона. Вдоль стен понаставлены старомодные шкафы. Глубокие кресла, стулья с высокими спинками, темный резной комод. Тонкая кожа обивки явно скрывала конский волос.

На большом массивном столе красного дерева, накрытом льняной скатертью, были разложены столовые приборы на трех человек: старинный фарфор, серебряные ножи и вилки.

На окнах висели тяжелые шторы из зеленого бархата.

Я сел в кресло. С потолка свисала старинная люстра. Горел камин и несколько настенных ламп, дававших призрачный зеленоватый свет.

Никакого намека на двадцатый век. Даже свечи были из воска.

В конском волосе обивки я кое-что понимал. Мой дед по приезде в Латвию после войны получил квартиру сбежавшего буржуя, со всей мебелью. Часть этой мебели перешла к моему отцу. Мы жили бедно, и из протершейся обивки дивана и кресел пучками торчал конский волос. Он преследовал меня все детство. Когда мы эту мебель продавали одному еврею, он чуть в обморок не упал.

Я встал и отдернул штору. Об оконное стекло бились ветки акации. Море играло темными переливами. На далеком изгибе берега спорадически вспыхивали бесконечно малые огоньки.

Возможно, за окном была та самая акация, которая четыре года назад привиделась мне в заснеженной Риге.

Я снова сел в кресло и стал ждать. Свет от камина растягивал мою тень, сверкал на столовом серебре и бросал отсветы на высокие стены; его огненное отражение горело в окне, словно снаружи погибал охваченный пожаром город. Все это было очень необычно. И я бы нисколько не удивился, если бы все это просто растворилось в воздухе как наваждение.

За открытой дверью виднелась еще одна комната, откуда слышался аромат пряной зелени и жареного лука.

Содержимое камина горело ровно, без привычного потрескивания. Может быть, так горит кизяк?

В комнату по лестнице медленно спускалась высокая красивая женщина, шурша длинным вечерним платьем. Я неловко вскочил на ноги и инстинктивно поправил галстук.

Женщина подошла ко мне, двигаясь с грацией модели. Это была Вивиан Белчер. У меня возникла одна единственная мысль: это сон.

Она тоже меня узнала и рассмеялась.

– Эдд Лоренц. Потрясающе! Так, значит, вы и есть тот таинственный третий в нашей компании. Кто бы мог подумать, что я вас снова увижу, – она произнесла это мягким, чуть вкрадчивым голосом и протянула мне руку. У нее были тонкие прохладные пальцы без колец. – Что вы тут делаете?

В голове пронеслось с десяток ответов, но я выбрал самый простой.

– Врач прописал мне йодистые испарения Индийского океана. А вы как тут оказались?

– Провожу журналистское расследование.

Вив выглядела так, как будто сошла со страниц глянцевого журнала. Белая вязаная кофта, небрежно наброшенная на плечи, смело подчеркивала изысканность вечернего платья.

Раздался какой-то шум. Мы, не сговариваясь, посмотрели на лестницу, по которой только что сошли в гостиную. С точки зрения архитектуры это был маленький шедевр. Я сказал об этом Вив. Она согласно кивнула головой.

– Присуждаю ей третье место.

– А два первых?

– Самая красивая лестница в мире в Парижской опере.

– А вторая в отеле «Джефферсон», в Ричмонде, – поспешно добавил я, чтобы не нарваться на вопрос, был ли я в Парижской опере.

– Вы спускались по этой лестнице и не свалились?

– Меня внизу никто не ждал.

Вив оценила изящество моего ответа.

– Кому вы подавали сигнал? – спросила она.

– Какой сигнал? – удивился я

– Там, на берегу океана, белой рубашкой.

– А-а, я ее стирал… на ветру.

– Вы и носки так стираете?

– В последнее время нет, – промямлил я, судорожно соображая, как себя вести дальше. – Это вы забыли на пляже купальник?

– Ах да, надеюсь, он тоже впитал запах океана.

– Кто еще в нашей компании?

– Только хозяин гостиницы, он же главный смотритель маяка. Моя охрана – два йеменца и водитель, тоже местный, ужинают отдельно. Еще повар, он же официант, по-моему, француз… Вы почти не изменились за четыре года. Только поседели.

– Да, мне досталось.

– Я была в Риге еще раз, в январе 91-го. Но к вам меня не пустили.

– Вы сегодня без эскорта? – спросил я, имея в виду Джерри.

Вив не сразу поняла, о чем речь, но потом улыбнулась.

– Сегодня его не будет.

Из камина вдруг брызнули искры. Мы удивленно посмотрели в его сторону.

– Я думала, что здесь в каминах вместо огня играют солнечные зайчики.

– Ночью в Аравии холодно. Огонь в пустыне – признак щедрости. Бедуин может бросить в огонь свой лук и стрелы, чтобы хоть минуту побыть в тепле.

– Откуда здесь дрова? Плавник?

Я подошел к камину, чтобы понять наконец, что же там горит. Это был не кизяк, а узловатые ветки кустарника.

– Похоже, здесь в песках растет кустарник, которому дождь не нужен.

В гостиную вошел невысокий, крепкий пожилой мужчина в морском кителе. Первое, что я увидел, была большая бликующая серьга в одном ухе. Классический тип английского морского волка: телосложение плотное, открытое загорелое лицо в глубоких морщинах, седые бакенбарды, отсутствие зуба с правой стороны. Он протянул мне свою лапищу:

– Чарльз Даррелл. Пора выпить. Если я начинаю пить до обеда, то к вечеру засыпаю. А если не выпью после шести, места себе не нахожу. А сейчас уже восемь. Как доехали?

– Хорошо.

– Каким оставили позади себя небо?

В доисламские времена этой фразой встречали путников. И я знал один из ответов: «Небо в облаках. А облака, как разрыв ткани, слишком часто выставлявшейся на показ». Это я и произнес.

Капитан удовлетворенно хмыкнул.

– Тогда прошу к столу.

Он говорил с легкой хрипотцой, внятно произнося каждое слово, как и полагается капитану.

Я порадовался тому, что вопрос о небе не застал меня врасплох. Мне было важно не выглядеть этаким chechaco[18] посреди серо-коричневого безмолвия Аравийской пустыни.

Мы сели за стол, и повар тут же вкатил тележку с едой. На столе появилась большая бутылка виски.

– Я предлагаю пить виски так, как русские пьют водку. За едой. Надеюсь, возражений нет? – капитан с хрустом открыл бутылку.

– С моей стороны, конечно, нет.

– Дама тоже не возражает, – Капитан прищелкнул языком. – Она может выпить даже больше, чем я. Предлагаю тост, которому меня научил один русский: за тех, кто в море! – Капитан сказал это по-русски, а уже потом по-английски. – Здесь, на маяке, пить больше не за что.

– А за женщин?

– Это само собой.

Капитан приветственно поднял бокал и залпом выпил. Я последовал его примеру. Виски было весьма почтенного возраста.

Капитан вытер губы и снова наполнил бокалы.

– Маяк построили здесь не зря. Плавать вдоль берегов Аравии опасно. Здесь нет гаваней, якорных стоянок, всюду скалы и рифы. Там, за излучиной берега, Баб-эль-Мандебский пролив… километров сто отсюда. Арабы называют его вратами слез, скорби и рыданий. Но корабли исчезают бесследно не в проливе, а здесь, в виду маяка. Этот берег – настоящий кошмар. Маяк предупреждает, что пора причащаться. Поэтому корабли обходят нас стороной. А моя задача, как говаривал один русский адмирал: «Пишем, что наблюдаем. А чего не наблюдаем, того не пишем».

Я бросил взгляд на морской горизонт, видный сквозь узкие окна.

– А плавать с аквалангом здесь можно?

– Конечно. Здесь первозданная чистота, дикий, но огороженный от акул пляж, красивое скалистое дно, бесконечное разнообразие рыб. Можно подстрелить рыб-попугаев, груперов, если вам это что-то говорит. Лучшее место для того, чтобы выпасть из истории, – Капитан предался приятным воспоминаниям. – А лучше всего погружаться в заливе Камр. Это недалеко. Там потрясающие коралловые рифы, просто мечта. Правда, место очень опасное из-за течений. Если вас начнет относить в открытое море, плыть нужно по течению, а затем под углом в 45°, а не прямо против него. – Капитан закатил глаза и изрек с философским глубокомыслием: – Тот же принцип применим и к жизни. Я дам вам акваланг, если, конечно, у вас есть сертификат.

– У меня документ получше, – я полез в карман и протянул ему удостоверение подводного пловца ДОСААФ, которое всегда носил с собой как талисман, – меня обучали подводному плаванию целый год.

Капитан недоверчиво повертел в руках потертые корочки.

– Это ты на фотографии?

– Да, так я выглядел двадцать лет назад.

– И много ты плавал с аквалангом после этого?

– Было дело, – соврал я. – Моя подготовка соответствует квалификации боевого пловца.

– Даже не знаю, – Капитан не сдавался, видимо, его дайверские услуги строго контролировались. – Ладно, но я буду держать вас обоих на привязи. Предельная глубина – десять метров. Вам этого вполне хватит.

– А там есть погибшие корабли?

– Сколько угодно. Кто только здесь не утоп! Можете почитать в библиотеке. Почти весь берег состоит из каменных плит. Много подводных пещер. Есть участки, где метров через двадцать-тридцать дно моря резко обрывается и уходит в глубину. Именно в этих ловушках покоятся сотни, если не тысячи кораблей всех времен и народов. Особенно много их вон там… – Капитан неопределенно махнул рукой в сторону окна. – Но есть еще одна ловушка. Вдоль берега тянется гряда подводных вулканов. Когда они пердят, газы смешиваются с водой, и корабли проваливаются в преисподнюю.

– Слабая вода? Бермудский треугольник?

– Я бы назвал это место по-другому. Отгадайте загадку: если Красное море моряки называют «влагалищем», то как они называют мой маяк?

Вив показала капитану кулак:

– Обожаю ваш пошлый юмор, Капитан. Лучше расскажите о Красном море. Оно действительно красное?

За окном раздался громогласный храп. Мы с Вив удивленно переглянулись.

– Это боги храпят после очередного обильного возлияния, – успокоил нас Капитан. – Их здесь полно. Боги Катабана, Майна, Сабы. Не знаю насчет Аллаха. Он вроде трезвенник. Ночью будет шторм. В это время года штормит довольно часто.

Так почему Красное море красное?

– Оно красное только тогда, когда в воде много планктона. А древние египтяне называли его Великой Зеленью. Лучше всего об этом рассказывает мой друг Халид Бубекр. Вот у кого надо брать интервью. Сначала он торговал жемчугом, потом рабами. Покупал людей в глухих деревнях Тарабара[19] и переправлял их сюда, в тайные гавани, на старых доу. Несколько раз его останавливали военные патрули, но он просто-напросто сбрасывал людей за борт. Лучшего моряка я не знаю, он может обогнуть мыс Доброй Надежды на ореховой скорлупе. Путь определяет только по звездам. Сейчас он ввозит в Аден всякую чепуху и отправляет ее в пустыню. Не платит никаких пошлин. И продает ваших женщин в бордели Омана, – Капитан с усмешкой посмотрел на меня. – Из-за этого у него вышел конфликт с русской мафией. Вот уж кто действительно отморозки.

Разговор принимал неожиданный оборот.

– Понятно, – пробормотал я, хотя не понял решительно ничего. В словах Капитана чувствовался намек. Но что он хочет мне сказать? Чтобы скрыть замешательство я спросил: – До Баб-эль-Мандебского пролива есть еще маяки?

– Да, есть, но мой – самый длинный и толстый. И самый старый… Ха-ха-ха! – Капитан залился хриплым морским смехом. – Ладно, не буду смущать нашу прекрасную даму. Так вот. Дайверы приезжают ко мне на маяк все реже и реже. В сезон дождей море приносит сюда всякий хлам из Африки. Иногда трупы. Поэтому дайверы едут в Мукаллу. Там строят первый в стране «пляжный отель». Дураки! Аравийское море там пахнет дохлой рыбой и дерьмом.

Мы с Капитаном хлопнули еще по стакану виски.

– Так вот, – продолжал Капитан. – Когда там, внизу, разжигают огонь, здесь, на берегу, начинаются видения прошлого. Я видел Атлантиду. Не верите? Напрасно. Картины прошлого появляются в определенном месте. Вон у той скалы, – Капитан опять равнодушно махнул рукой в сторону окна. – Нет, это не миражи, – предупредил он мой вопрос. – Это похоже на старые фотографии цвета спитого чая. Причем картинки живые. То, что на них изображено, движется. Медленно, потом быстрее.

Я продолжал не верить.

– Причины оптических иллюзий могут быть разные: болезнь, психическое состояние…

– Какая болезнь? С ума я тоже еще не сошел. Это место оказывает странное воздействие не только на меня. Особенно острые ощущения возникают на крыше маяка. Наверно, потому, что, взбираясь туда, приближаешься к Богу. А молодых мой маяк вообще вводит в соблазн, – Капитан многозначительно посмотрел на Вив. – Если хотите, залезайте наверх и потрахайтесь. Незабываемое ощущение.

– Не верю! – парировала Вив. – Чем человек ближе к Богу, тем ему тяжелее от собственной испорченности. И вообще, я не циркачка.

– Я дам тебе один совет, – Капитан чуть наклонился в мою сторону, – когда будешь ее обхаживать, кинь в бокал с сухим шампанским несколько обжаренных зерен шафрана. Этот рецепт использовали аравийские рыцари для соблазнения европейских женщин. Действует безотказно.

– Капитан! – Вив изобразила на лице интерес. – А кто должен выпить это шампанское, я или он? – она кивнула в мою сторону.

– Оба, черт возьми!

– Да, но причем тут маяк? – Вив стала поднимать руку над столом все выше и выше. – Я должна ощущать его как такой вот фаллический символ?

– Почему символ, тысяча чертей? Он и есть сам фаллос.

– Уймитесь, Капитан! – Вив опустила руку обратно на стол. – Этот ваш безумный член явно превышает все допустимые размеры.

– У-у-у, – прогудел Капитан. – Ладно, продолжаю. – Он присполз в кресле и сложил руки на животе. Ужин в узком кругу явно доставлял ему удовольствие. – В последнее время особенно много видений, связанных с египтянами, которых выбросило на это побережье. Одно из двух: или египетской цивилизации удалось победить пространство и время, или на прибрежных скалах есть вкрапления серебра. Возникает природная фотопленка. А вы никогда не думали, что вспышка молнии похожа на фотовспышку. И вот еще что – картинки появляются во время слабой воды. Может быть, газ, надуваемый с моря, действует как проявитель. Что вы об этом думаете, Вивиан?

– То, что вы большой выдумщик, Капитан.

– Ха. Речи, лишенные всякой брехни, как правило, хуже, чем брехня. Это поза. А ты как считаешь? – Капитан потянулся ко мне через стол с бутылкой в руке и снова наполнил мой стакан.

– Это интересно, – сказал я. Моя голова шла кругом. Неужели сейчас раскроется тайна египетской принцессы. Вот так, сразу. Без усилий с моей стороны. Я решил выразить сомнение:

– А что, если газ действует как дурман и возникают видения.

Капитан промолчал, но я не обиделся и стал расспрашивать его дальше.

– А Пунт и Офир, вы видели?

– Конечно. И египетские корабли. Они стояли напротив скалы, похожей на Сфинкса, в нескольких километрах отсюда. Эти места сохранили память о египетской царице Таисмет, которая умудрилась сжечь катабанийский храм. Вон за тем хребтом, – Капитан махнул рукой в противоположную от океана сторону. – Непонятно, что на нее нашло. Я видел ее на коне, несущуюся в ночи с факелом в руках. Она что-то кричала. Но ветер с океана относил все звуки в сторону гор. Я слышал только свист ветра.

– Похоже на сон, – только и мог сказать я, судорожно соображая, откуда Капитан мог узнать имя египетской принцессы и все остальное.

– Сон? А если окажется, что Таисмет действительно сожгла здесь неподалеку катабанийский храм? Египтяне были здесь. Это я знаю точно. В конце тридцатых годов на местном черном рынке стали всплывать вещи, созданные в Египте в эпоху правления XXI династии. Я сам купил одну вещь, и у меня есть официальное заключение Каирского музея. Первая половина 10 века до нашей эры. А это как раз то время.

– Откуда вы знаете, что ту, с факелом, зовут Таисмет? – выдавил я. Мне было немного жаль, что моя тайна оказалась не тайной.

– Еще до войны я откопал здесь египетское захоронение, – сказал Капитан, причмокнув после выпитого виски. – Там похоронены египтяне, погибшие в схватках с катабанитами. Сохранились надписи на стене.

– А как египтяне здесь оказались?

– Приплыли из Эфиопии. Переправились через Баб-эль-Мандебский пролив, скорее всего, на финикийских кораблях, возвращавшихся из Офира. По Красному морю на юг плавали начиная с июня, когда дули попутные ветры с северо-запада, а на север – осенью при юго-восточных ветрах. Значит, египтяне высадились на этот берег ранней осенью в 972 году до нашей эры. Видите, какая точность.

– Откуда известен год?

– До войны здесь побывал один археолог. Он пробыл на маяке около месяца. Записался в книге гостей путешественником, хотя до войны никаких путешественников здесь и в помине не было, – Капитан надолго задумался. – Отсюда никуда нет дороги… Помню, он пытался здесь копать. И чего-то раскопал. Но египетское захоронение нашел я.

– А что вы думаете о египетском иероглифе на скале?

– Ты знаешь об этом иероглифе? – Капитан сильно удивился и на несколько минут замолк. – Интересно, – он с подозрением посмотрел на меня. – Я лазил на скалу, но чуть не сорвался и бросил это дело. Десять лет назад часть изображения осыпалась. Лабораторный анализ показал, что в осыпи кроме естественных окислов были частички перламутра, какое-то вещество, усиливающее отражающую способность камня, и краска сложного состава, похожая на мягкие зеленоватые сумерки, как вот это освещение в моей гостиной. Из чего сделана краска – определить не удалось. Здесь какая-то мистика. В краске присутствует смола, которая насмерть въедается в камень. Недавно я получил анализ патины и углеродный анализ смолы. Знак был высечен и заполнен краской в одно и то же время, в период между 980 и 930 годами до нашей эры.

Я слушал Капитана, открыв рот, хотя было трудно понять, что из сказанного им можно воспринимать всерьез, а что нет. Хотя чему тут удивляться, ведь меня предупредили, что здесь я получу интересующую меня информацию.

– Вчера мне позвонил Салах, – продолжал Капитан, – тот, который продал вам египетский кулон. Он предположил, что вы можете знать дату и место появления иероглифа. И как оказалось, был прав. Об иероглифе еще знают местные последователи древнего аравийского культа. Вообще-то вам очень повезло. Сектанты самозабвенно охраняют иероглиф. Это настоящие отшельники, живут они в пещерах, а их старейшина, как утверждают, обладает «вторым разумом». Они приходят к иероглифу только на третий день, когда он отражает свет заходящего солнца особенно ярко. Это сегодня. А позавчера мы были там с Вивиан.

Вив с благодарностью посмотрела на Капитана.

– Мне надоело писать про войну, и вот я получила возможность написать про одну из тайн Древнего Египта.

– Эти язычники действительно опасны?

– Да, у них более двух тысяч последователей, а это целых четыре тысячи глаз. Вот откуда у старика «второй разум».

– Кому они поклоняются?

– Это культ Амма. Был такой бог, но о-очень давно, – Капитан произнес слово «очень» на распев, дав нам понять, что речь идет о дремучей древности. – Амм не исчез вместе с государством Катабан и сохранился до нашего времени. Но не все так просто. Мистерия у египетского иероглифа посвящена не Амму, а Балкис и воскрешению мертвых. Балкис, она же царица Савская, здесь выступает в роли египетской Исет. Вы что-нибудь знаете об этих порочных женщинах?

– Знаю, – я долго подбирал слова, но сказал просто: – А что, если царицей Савской стала Таисмет?

Капитан пожал плечами, а я подумал: «Может, моей принцессе все же удалось выжить.

– Я вот что думаю, – задумчиво протянул Капитан. – Египтяне высадились именно здесь и обозначили место высадки первым иероглифом имени Таисмет. Иероглиф находится в картуше, в овале. Это означает, что Таисмет претендовала на трон Египта. Вернее, считала себя фараоншей де-юре. Или де-факто. Но тогда это царица Египта, о которой истории ничего не известно. Археолог, о котором я говорил, считал, что остальные иероглифы имени Таисмет разбросаны по пути следования египтян. У каждого человека после смерти остается его собственное имя, которое можно найти хотя бы на надгробном камне. Древние египтяне считали, что высечение имени равноценно обретению личного бессмертия. То, что названо, может быть записано. То, что написано, должно быть запомнено. То, что запомнено – живет. Уничтожение имени… это некое подобие аннигиляции. Пока существует мумия и имя, человек может вернуться из загробного мира. Мумия необязательна. Главное – имя. Поэтому имя Таисмет выбито так сложно. Ей грозила опасность. Она могла потерять не только жизнь, но и свое имя. Кто-то позаботился о том, чтобы ее имя осталось в веках.

Капитан пристально посмотрел на меня. Я выдержал его взгляд и пошел в атаку:

– Что вы скажете на это? – я протянул капитану через стол фотографию скульптуры египетской царицы.

Капитан надел очки и принялся внимательно ее разглядывать. Никакого волнения на его лице я не заметил.

– Ты хочешь сказать, что это и есть Таисмет.

– Да, – простодушно подтвердил я. – Так написано на постаменте.

– А этот букет из засохших стеблей иерихонской розы был одно время у меня, – Капитан положил фотографию на стол и удовлетворенно хрюкнул: – Я его подарил.

– Кому?

– Какое тебе дело?

– Крест «анх» сейчас у меня. А скульптуру украли. Я хочу ее вернуть.

Возникла неловкая пауза. Капитан задумался, внезапно его лицо стало красным, и он буквально прорычал:

– Судя по вашему тону, вы считаете, что это я украл скульптуру.

– Я ничего не считаю. При похищении скульптуры погиб мой друг.

Капитан сжал кулаки.

– Ты нарушил все правила восточного гостеприимства, обвинив хозяина в краже, в его же доме, – он ударил кулаком по столу. Его руки с тыльной стороны были усеяны старческими пятнами и, тем не менее, внушали уважение.

Вив изучающе смотрела то на Капитана, то на меня.

Капитан не унимался.

– Наверно, и оружие захватил?

– Да, пистолет, – я повел плечами, чтобы придать себе более мужественный вид. – Он у меня в номере. Насколько я знаю, в Йемене нет ограничений на ношение оружия.

Капитан начал гоготать как лошадь, запрокинув голову. В этой позе, со стаканом виски в руке, он походил на какого-то мифического шотландского героя.

– Пистолет! Ха, ха, ха! А почему не пулемет. Или пушку. Ладно, на первый раз прощаю. И сделаю то, чего не делаю никогда – поклянусь на Библии, – он примирительно протянул мне руку. – Так что же все-таки произошло в этой вашей Риге?

Я вкратце пересказал всю историю своих расследований, добавив к своему рассказу фотографии. – Вив слушала меня раскрыв рот. А Капитан, как мне показалось, начал о чем-то догадываться.

– Очаровательная химера, – подвел он итог. – Получается, что Таисмет погибла. Кто же тогда царица Савская?

– Не знаю.

Наступила тишина.

– Фактически, – продолжил Капитан после нескольких секунд размышления, – речь идет о поисках сокровищ. Не поверю, что тебя интересует, кто грохнул египтянку три тысячи лет назад.

– Капитан! Это не так, – искренне возмутился я.

– Что касается твоего друга, – Капитан вдруг опять разозлился и одним махом осушил полстакана виски, – то, судя по фотографии, это, несомненно, удар джамбии.

– Ножом, который здесь висит у каждого на животе?

– Да. Эти дела я знаю. Прожил в Йемене почти всю жизнь. Джамбией не размахивают и вынимают из ножен только в исключительных случаях. Но если уж она вынута, то удар следует незамедлительно. Джамбией не пугают.

Капитан прихрамывая подошел к своей коллекции холодного оружия, висевшей на стене, и снял один из кинжалов.

– Вот, смотрите. Это серебряный кинжал начала прошлого века. Жемчужина моей коллекции. Я полагаю, его неоднократно использовали. Видите этот орнамент на рукоятке. Очень древняя вещь.

Я внимательно посмотрел на орнамент. Конечно, я мог и ошибаться, но следы на песке в подвале, где убили Юру, были очень похожи на этот рисунок.

– Моего друга убили именно таким кинжалом.

– Тогда бросай это дело. Ничего у тебя не получится. Могут и убить.

– В Сане за мной следили. Очень непрофессионально.

– Возможно, это отшельники. Их мог заинтересовать твой крест. Ты его предъявлял на таможне? Ну вот! Но они не убийцы. Как ты сказал? Рига? Это очень далеко. Отшельники – анархисты по убеждению и разгильдяи по сути. Они не способны даже сварить себе еду, питаются чем попало.

– Напротив иероглифа я стоял один. Где-то выли волки.

– Значит, ты был не один. Аравийские волки не воют. Осторожность тебе не помешает. Хотя, как говорят у вас в России, – волков бояться – в лес не ходить. Если вылез из теплой постели, прими этот грешный мир таким, каков он есть.

– Откуда вы знаете все эти русские поговорки.

– В Адене живет один русский. Мы с ним частенько выпиваем. У него гостиница в самом центре города. Раньше это был еврейский район, теперь остались только шестиконечные звезды на фасадах некоторых домов, – Капитан опять развеселился. – Эта гостиница тоже когда-то принадлежала евреям. Поселитесь там. Не пожалеете.

Капитан подошел к телефону и стал кому-то звонить.

– В гостинце тебя ждут, – сказал он, переговорив с кем-то. – Я еще позвонил Салаху. Он говорит, что после того, как ты ушел, к нему пришли какие-то люди. Это не отшельники. Он думает, что пришли люди Бубекра. Я о нем говорил. Но он не убийца. Интересуется древностями. Салах рассказал его людям, как было дело. Так что жди гостей. Это все из-за креста «анх», который ты предъявил на таможне.

– Не страшно. Я пять лет занимался политикой и всегда действовал открыто. Это меня спасало. Здесь я тоже не буду прятаться. Главное, чтобы они не начали сразу размахивать ножами. Я с ними договорюсь. Арабы держат данное слово?

– Не всегда. Верность слову для них действительно добродетель, но только до тех пор, пока это не противоречит здравому смыслу.

В этот момент погас свет. Капитан зажег свечи в больших чугунных подсвечниках, стоящих на столе. И вразвалку вышел из гостиной.

Я судорожно думал, как продолжить разговор. Но Вив сама пришла мне на помощь. Ее лицо в свете свечей было очень красивым.

– Если хочешь проникнуть в прошлое, пойди к развалинам. Но на них не надо смотреть. Их надо слушать.

– А я-то думал, что обитатели мира теней всецело поглощены своими заботами.

– У них нет забот.

– Откуда такие познания?

– Как все кельты, я немного ведьма.

– Озерная ведьма?

– Откуда такие познания? – повторила она мой вопрос, еле сдерживая улыбку.

– Я интересуюсь ведьмами. С тех пор, как прочитал «Мастера и Маргариту». Там был эпизод, когда Маргарита выскальзывает из одежды и ходит нагая по карнизам. Потом был бал у Сатаны.

– Я читала. Блестящий роман. И что ты из него понял.

– Только то, что у меня в жизни было несколько настоящих ведьм. Одной из них я даже подарил метлу.

– Ты ее сильно обидел?

– Да. Она сказала, что моим подарком только пол подметать.

– А чего ты хотел? Летает астральное тело, а не физическое.

– А метла? Тоже астральное тело?

– Конечно. Ведьма весит с метлой и без метлы одинаково. Ты не знал?

– Знал, но хотел убедиться еще раз. Моя ведьма, когда ее уволили с работы, устроилась в стриптиз и использовала подаренную мной метлу как шест.

– Забавно.

– А секс тоже в астрале?

– Какой секс?

– Ну, там, на шабаше.

В свете свечей я увидел дразнящую улыбку на ее лице.

– Никакого секса на шабаше нет. В обычном понимании. Это все выдумки.

– Жаль. Мне всегда хотелось увидеть, как голая ведьма ходит по карнизам.

– У тебя сильное воображение.

– Ты ирландка?

– Нет, валлийка. Из Аберестуита.

– Король Артур и рыцари круглого стола?

– И это тоже.

– Я знаю эту историю. Рыцари поклялись найти Святой Грааль, но большинство из них заблудилось в лесу и погибло. Двор распался. Ради чего?

– Ради призрачной мечты? Ты ничем от них не отличаешься.

В дверях появился Капитан в расстегнутой до пупа рубахе. Безжалостно зажегся свет.

– Хватит о делах, давайте напьемся, – он с овцеватым видом поставил на стол непочатую бутылку шотландского виски, которую до этого держал в руках.

– Капитан, не слишком ли много?

– Ничего не много. Вот только льда нет, холодильник не работает.

– Зачем нам холодильник? У нас есть ведьма, – съязвил я.

– Да, да, пусть наколдует, – вяло отозвался Капитан. – Женщины любят изображать из себя ведьм, но большинство из них не может сглазить даже муху.

Вив на мгновение застыла, вытянув вперед руки и растопырив пальцы.

– Можете идти за льдом.

– Куда?

– Как куда? На кухню.

 Капитан обреченно отправился на кухню, но через минуту радостно вернулся со льдом.

– Холодильник, оказывается, работает.

 Вив загадочно улыбнулась:

– С водой у меня всегда проблемы, ее легко заморозить, но вот разморозить не всегда получается.

– Да-а, – протянул Капитан, – чудеса. Может, тебя вдохновить еще на что-нибудь?

– Давайте лучше пить.

Мы выпили. Я повалял на языке вкус дыма и вереска и взболтал лед в стакане. Похоже, он действительно не таял. Чертовщина какая-то.

Подали десерт. Слуга неслышно удалился, а Вив подошла к камину, чтобы рассмотреть висевшие по обе его стороны картины.

Я ел молча, изредка поглядывая на Вив.

Она что-то говорила Капитану, который пил виски не переставая. Я старался от него не отставать. Мне хотелось, чтобы он ушел и оставил нас вдвоем.

– Тебе не приходилось видеть ее в купальнике? – спросил Капитан, показывая на Вив и допивая стакан. – Ах, да. Это что-то потрясающее.

Наконец он посмотрел на часы и зевнул во весь свой огромный рот:

– Завтра я приглашаю вас на прогулку. Выпьем «маргариту» на моей яхте с видом на залив. Можно рыбу половить. Нет, лучше я вам покажу такое, что у вас челюсти отвиснут. А теперь – спать. – Капитан встал из-за стола, резко отодвинув кресло. Идя к двери, он заметно покачивался.

Вив вытянула ноги и положила их на стоящий рядом стул.

– Нашему Капитану не хватает только говорящего попугая на плече.

– И деревянной ноги, – добавил я.

– У него неважно со здоровьем и совсем плохо с характером.

Выпитое виски кружило мне голову, но спать не хотелось. Официант подал нам чай с кубиками сахара серого цвета.

– Будешь еще виски? – спросила Вив.

– Нет. Я придерживаюсь правила не пить спиртного до трех часов дня и после двенадцати ночи. Сейчас без двух минут двенадцать. Не успею.

– Успеешь.

Вив повернулась ко мне спиной, налила виски в свой и мой стаканы, и скинула кофту. Мы выпили. Опять потух свет. Я зажег свечи.

– Хочешь увидеть библиотеку? – спросила Вив. – Капитан разрешил мне пользоваться всем, что там есть.

– Конечно!

В этот момент пробило двенадцать. Вив взяла поднос с чаем, печеньем и виски, я – два чугунных подсвечника с зажженными свечами, и мы вместе отправились в библиотеку.

На пороге библиотеки у меня перехватило дыхание от открывшегося предо мной интерьера. Три стены сверху донизу – от паркета до сводчатого потолка – были закрыты книгами. А под потолком, словно роняя сверкающие хрустальные капли, мерцал в полутьме шар роскошной люстры.

На четвертой стене, обитой темным деревом, висели поблекшие, цвета сепии фотографии и старинная географическая карта мира, разрисованная яркими красками, со щекастыми ветрами, страшными морскими чудовищами и древними парусниками. В дальнем конце библиотеки без дела томился бильярд, темно-зеленое сукно напоминало заросший тенистый пруд.

Атмосфера викторианской Англии была передана во всех деталях.

Вив встала на колени перед камином и начала рассовывать газетные листы между веток. Потом достала зажигалку и подожгла их. Когда камин запылал, она устроилась в огромном кожаном кресле напротив него. На ворсе ковра перед камином остался след от ее туфель.

– Расскажи о себе, – попросила она меня.

– Выдуманные истории скучно слушать.

– А ты не выдумывай.

– Не могу. Прошлое – это всегда тайна. Даже если это твое собственное прошлое, – вспомнил я премудрости Сэл.

– И все-таки.

Я подошел к книжным полкам. Метры и метры мореного дуба, тисненой кожи из сложенных друг на друга папок. Тома Оксфордского словаря английского языка, атласы разных веков, труды по истории Англии, Энциклопедия, «История картографии» Дэниелса. Отдельно лежал старый Коран с крышками из слоновой кости и тусклыми металлическими застежками. Один стеллаж был плотно набит справочниками по мореходству, путевыми заметками и старыми судовыми журналами.

От книжных полок исходил запах переплетной кожи, засохшего клея и пыли, запах полной безмятежности, о которой я мечтал пять лет. Вместо этого мне пришлось целых пять лет дышать кислым запахом толпы и сладковатым запахом чужой победы. Я пробежал пальцами по корешкам книг, как по клавишам аккордеона.

Вив с любопытством наблюдала за мной.

– Я вижу, ты любишь старинные книги.

– Да, очень. Они примирились с жизнью, и от них исходит покой. Как от старых керосиновых ламп и настенных часов. Но книги часто рассыпаются в прах, если их тронуть. Как мумии, – я бережно снял одну из книг с полки.

– Один мой знакомый археолог, – сказала Вив, – делал так: он брал только что выкопанную мумию за ноги и тряс ее вниз головой, вдруг что-то вывалится.

Я инстинктивно тряханул книгу, и из нее вывалились старые фотографии.

– Ну, ты действительно ведьма, – воскликнул я, поднимая упавшие на пол листки.

– Мелкие шалости. Дай сюда. Этот грех я возьму на себя.

Она отложила в сторону чашку и выхватила у меня из рук фотографии.

На одном снимке был изображен молодой человек лет восемнадцати в английской военной форме периода Второй мировой войны, в звании лейтенанта. Ничто в нем не напоминало Капитана, только характерная насмешливая искорка в глазах. Рядом с ним стояла женщина лет двадцати пяти, красивое лицо над закрытым до подбородка бархатным платьем с зеленым отливом. На ее груди висели хрустальные стебли иерихонской розы и крест «анх».

– Стебли иерихонской розы – мои, а крест другой, – я вынул фотографию своего креста и положил рядом.

– Это Анна Тремайн, довоенная жена Капитана. Хотя после нее у него не было жен.

Снова зажегся свет. Библиотека была освещена одной-единственной лампой, стоящей на массивном столе. Я поднес к ней фотографию Анны и внимательно всмотрелся в ее лицо. Вот мы и встретились.

– Ради нее я и приехала сюда, – продолжала Вив. – Хочу сделать из нее новую Мату Хари. Редакционное задание. Я занимаюсь этим расследованием уже два года. Из-за него пропал мой друг. Поэтому я доведу это дело до конца.

– Расскажи, что ты знаешь о ней.

Вив стала рассказывать о своей поездке в Орбаган, об интервью Халида Бубекра, о том, как он, Анна Тремайн и Карл Велберг бежали от партизан Тито. За месяц до этого сама Вив была свидетелем перехваченных сербами денег, которыми Бубекр расплатился за египетские древности. Но откуда эти древности взялись, ей узнать не удалось. Бубекр лишь вскользь сказал, что Карл и Анна раскопали в Йемене египетское захоронение, а это более чем странно. Но если египетская принцесса стала царицей Савской, то все может быть.

– Перед тем как приехать сюда, я навела справки о Капитане, – продолжала Вив. – Он получил лейтенанта под Тобруком, отражая атаку немецких танков на высоту с труднопроизносимым арабским названием. Солдаты рассказывали, что он до последней секунды отдавал разумные приказы, сохранял спокойствие и даже юмор. Это и понятно, его предки всегда отличались чувством собственного достоинства. Он знает свою родословную со времен битвы при Гастингсе. Кто-то из его предков командовал лучниками. Когда ты чуть было не обвинил его в воровстве, в нем пробудилось негодование двадцати поколений. – Вив сложила фотографии и положила обратно между страниц книги. – По одной из версий, Анна была агентом Абвера и настраивала арабов против англичан. По другой – вела собственную игру против немцев. У нее был диплом специалиста по тропической медицине. Она блестяще знала арабский язык и запомнилась безуспешной попыткой снять с местных женщин чадру.

– Ты уже писала о ней?

– Нет. Пока я мало что знаю. Она сбежала от мужа и оказалась в Адене. В то время это была английская колония. Наш бравый Капитан встретил ее на набережной Уолтон Бей. Они поженились и стали жить на маяке. Получается, что на тот момент у Анны было два мужа. Потом Капитан отправился на войну в Северную Африку. Он был моложе Анны на пять лет, – Вив сняла с полки большой журнал в зеленом кожаном переплете и положила на письменный стол: – Я вчера весь день работала в этой библиотеке. Так вот, Анна никак не могла усидеть на месте. Постоянно ездила в Европу. Даже во время войны. А здесь вела бурную светскую жизнь. Путь между маяком и Аденом занимал три часа. Когда она проносилась по пустыне с задравшимися юбками и развивающейся вуалью, местные бедуины приходили поглазеть на нее толпами и в восторге стреляли вверх из ружей. Они называли ее красавицей Майна. Что еще? Она организовала сбор металлолома с затонувших кораблей, из которого потом делали кровати для военного госпиталя в Адене.

Вив открыла снятый с полки ветхий переплет. Но внезапно опять потух свет.

На лестнице послышались шаги. В библиотеку со свечкой в руке и сонно щурясь ввалился взлохмаченный Капитан.

– Какого черта! – обиженно пробубнил он. – Куда вы подевались. С этим светом тут всегда проблемы. Оборудование ни к черту.

Увидев на столе книгу с фотографиями Анны, Капитан изменился в лице.

– Добрались и до нее, черти, – он резко пнул кресло, прегородив нам дорогу к столу. – Сам виноват! Разрешил этой ведьме чувствовать себя в моей библиотеке как дома. Да, Анна была пугающе красива. И очень похожа на тебя, Вивиан. Только глаза у нее были серые. – Капитан улыбнулся своим воспоминаниям.  – Вероятно, тебе уже много раз говорили, как красивы твои глаза. Анна выглядела так, как на портрете, что висит у меня в спальне. Завтра покажу. Ее рисовал довольно знаменитый французский художник, который, вероятно, был ее любовником. А на тех фотографиях, – Капитан похлопал по книге, – она на пике своей красоты.

По лбу капитана пролегли глубокие морщины.

– Как печально, – рассеянно сказала Вив. – Ее мысли были не здесь.

Я разглядывал сквозь пустой стакан зеленоватую полутьму кабинета. Опять зажегся свет. Но в кабинете оставалось темно, наверно, я машинально выключил настольную лампу. Пробивавшаяся из-под двери полоса света была похожа на последний луч заходящего солнца.

Капитан плеснул себе виски и со стаканом в руке зашлепал обратно. Свет, конечно же, опять потух.

– Что тебе еще удалось раскопать, – спросил я у Вив, когда за Капитаном закрылась дверь.

– Документы, фотографии. Маяк был построен еще в начале девятнадцатого века. С того времени сменилось более двух десятков смотрителей, все английские офицеры и все немного creasy, – она замолчала, потом тряхнула головой и вернулась к теме. – Один из офицеров до войны занялся археологическими раскопками и раскопал останки древнего финикийского корабля. Корабль находился метрах в пятидесяти от берега, и ему, видимо, помогло то, что материал для маяка – песок и камни – когда-то брали прямо с того места. Он копнул лопатой – раз, другой – и нашел старинное дерево. В судовом журнале есть описание этой истории, – она протянула мне снятый с полки журнал.

Я взял журнал, исписанный аккуратным почерком и переклеенный старыми низкокачественными фотографиями: на одной из них бравый английский моряк, в шортах, гетрах, тяжелых ботинках и неизменном пробковом шлеме на голове, стоял возле веревочного контура, изображающего корабль.

Вив пила чай, а я быстро перелистал папку. На нескольких страницах описывался размер корабля, состояние его деревянных частей и много других мелких подробностей. Самое интересное было дальше. До войны на маяк забрел какой-то американский археолог, разыскивающий столицу древнего Катабана – Тимну. Покопавшись на берегу и наткнувшись на останки корабля, он стал уверять, что корабль перевозил золото и драгоценные камни из легендарной страны Офир для храма царя Соломона. Но не довез. Археолог, конечно же, стал искать груз корабля. Но вокруг не было ровным счетом ничего, несколько глиняных черепков и кусок непонятно каким образом сохранившегося пенькового каната. Пройдя все этапы душевных переживаний и великую печаль, он тронулся умом и попал в сумасшедший дом, в тот, куда Анна через три года завезла железные кровати. Когда его подлечили и отпустили на маяк, он целыми днями выковыривал лишайник из щелей находящихся здесь поблизости древних стен, считая, что добывает вещественные доказательства.

– Но это еще не вся история, – услышал я голос Вив. – В начале 1944 года к маяку пробилась немецкая подводная лодка и высадила десант. Капитана на маяке не было, он геройствовал в Африке. Была только Анна Тремайн. Она сообщила по радио о нападении и даже успела выстрелить из пулемета. Но ее быстро связали и бросили в подвал маяка. Там она нацарапала на стене, что с ней произошло. В Адене тогда почти не было войск, англичане перебросили в Африку последние резервы. Небольшая группа английских коммандос добралась до маяка только через пять часов. На подходе к маяку они попали в песчаную бурю, и все следы немецкого пребывания замело. Куда делась Анна – неизвестно. Через год, вернувшись на маяк по ранению, наш Капитан стал жену искать, но не нашел. Он нашел на берегу другое – два острых шипа. Это был сплав, содержащий золото. Капитан думает, что это то самое финикийское золото с потерпевших крушение кораблей. Возможно, подводная лодка приплыла именно за ним. Но откуда немцы о нем узнали? Сейчас эти шипы находятся в музее Адена, вместе с останками финикийского корабля.

– Что было дальше с подводной лодкой?

– Какую-то немецкую подлодку обнаружили возле берегов Намибии и потопили. Команда высадилась на берег Скелетов и сдалась в плен. О золоте нет ни слова. Возможно, это не та подлодка. Не знаю.

Я молчал, думая, как мне быть. Часть моей истории приобретала некую связанность. Но самое удивительное было то, что мы с Вив занимались одним и тем же делом, но с разных концов. Правда, я не видел в этом ничего мистического. Маяк представлял собой классическую фокальную точку, где должны были сойтись все, кого задела египетская история и дело Анны Тремайн.

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросила Вив.

Я выдержал театральную паузу, причем в этот раз не в переносном, а в прямом смысле. Мне было что ей сказать. Но хотелось произвести эффект. Первым делом я показал ей фотографии, найденные в заброшенном доме Карла. Одна, на которой был сам Карл, Анна и третий, похожий на араба. А потом еще две, на которых Анна вся в древнеегипетском золоте и серебре.

– Откуда это у тебя? – Вив буквально вырвала фотографии у меня из рук.

– Нашел в одном заброшенном доме.

Вив приблизила фотографии к свечам.

– Этот третий – Халид Бубекр, о котором рассказывал Капитан и интервью с которым я заполучила в Луссе. Здесь он совсем молодой.

– Эти фотографии сделаны в Луссе, в начале 1945 года.

– Откуда они у тебя? – снова спросила Вив.

– Тогда слушай, – выпалил я.

Эти два слова прозвучали как-то уж очень нервно.

Вив поставила чашку на журнальный столик и пристально на меня посмотрела.

– Чувствую, ты действительно что-то знаешь. Рассказывай!

– В 1944 году на это побережье с подводной лодки действительно был высажен немецкий десант. В его составе был тот самый Карл Велберг – археолог из Латвии, тот, который на фотографии. Он предложил Абверу свои услуги и знание Аравии. – От нетерпения меня даже немного потряхивало, я буквально заставил себя не спешить. – Как оказалось, Анна его ждала. Ее сопротивление немецкому десанту было сплошной инсценировкой. За несколько лет до этого они вместе раскопали древнее захоронение недалеко от Саны. Это оказалось египетское захоронение. Набранные там древности были у них украдены арабом-проводником. Все, кроме статуи египетской принцессы, креста «анх» и букета иерихонских роз. Об этом я тебе уже рассказывал. Карл вернулся в Латвию, а Анна Тремайн отправилась в Аден. Когда археолог расшифровал часть древнеегипетских текстов, переснятых со стен захоронения, он смог определить, где египтяне высадились на берег Аравии. Это здесь, у маяка. Поэтому Анна, получив от археолога письмо, вышла замуж за Капитана, чтобы поселиться на маяке. Финикийское золото существовало. Судя по всему, именно Анна Тремайн его и нашла.

Я чувствовал, что говорю сбивчиво. Но в запасе у меня были письма Карла.

– Итак… Золото погрузили на подлодку. Археолог, Анна, и еще двое отправилась с караваном на север, в Сану. Им, видимо, была поставлена задача встретиться с Имамом и перетянуть его на сторону немцев. Арабы помогли каравану пройти через Тихаму до Саны, хотя это было непросто. Я где-то читал, что еще во время Первой мировой войны все Аравийское побережье Красного моря было блокировано английскими кораблями, поскольку шла война с Турцией. Англичане от скуки практиковались в стрельбе из орудий главного калибра по глинобитным домикам бедных рыбаков. И арабы это запомнили. Одним словом, они кое-как добрались. В городке Манаха, который по дороге в Сану, они разыскали араба-проводника и забрали у него все, что тот украл, а его самого застрелили. Это те самые египетские древности, о которых ты говорила.

Потом они встретились с Имамом. Переговоры состоялись. Имам что-то пообещал немцам, но ничего не сделал. Это была полностью заслуга Анны.

Выйдя из Саны, они караванным путем прошли прямиком через Хиджас в Газу. Оттуда греческое судно переправило их на берег Далмации. Что там было дальше, я не знаю, но об этом знаешь ты.

После войны Карл вместе с Анной поселился в уютном местечке на юге Германии. У них были деньги, но не так много. Если бы они продали свои археологические находки, то стали бы миллионерами. Видимо, они взяли с собой немного, сколько смогли унести. О судьбе остальных находок ты знаешь. Где-то в конце 1940-х Анна сбежала. Куда – неизвестно. Археолог умер в середине 50-х.

У Вив расширились глаза.

– Скажи, что ты все это придумал.

– Нет, письма Карла у меня с собой. Его дом и могилу я сам видел, специально ездил для этого в Германию. То, что мы встретились здесь, – не случайно. Капитан с его воспоминаниями был нужен и мне, и тебе. Остальное – проделки провидения.

– Ты можешь прочитать мне письма?

– Конечно. Они написаны по-латышски, но я могу перевести.

– Давай. После того что ты сказал, я уже не смогу уснуть. Это сенсация.

Я сходил за письмами и при свете свечей начал читать. Мой монотонный голос даже в меня самого вселил суеверный страх. Это был не мой голос, это был голос оттуда.

Когда я закончил читать, мы некоторое время сидели молча, глядя на затухающий камин. Вив откинула назад волосы и сжала ладонями виски.

– Выходит, что благодаря тебе мое расследование почти закончено. Теперь я знаю, где была и что делала Анна с 37-го года до конца 40-х годов. Мне стало понятно, что ею двигало. Подражание Гертруде Белл. Жажда приключений, склонность к риску, равнодушие к общественному мнению. И деньги. Неизвестно только, чем все закончилось. Ее следы найдены в Южной Америке. В 50-х годах она пыталась найти там убежище. Опять вышла замуж. Чего-то она боялась. Или же это была тяга к странствиям. Неважно. Она действительно похожа на Мата Хари. Даже не верится, – Вив поцеловала меня в щеку. – Теперь я смогу что-то написать. Если ты, конечно, позволишь мне использовать письма. Да? Спасибо.

Вив надо было все обдумать, но что-то ее сильно беспокоило.

– Не знаю, что сказать Капитану. Могила Анны здесь, на маяке. Капитан считает, что она погибла во время высадки немецкого десанта.

– Возможно, Капитан спасает репутацию Анны и создал кенотаф – ложное захоронение. Никакого предательства с ее стороны не было, но он этого не знает. – Я потянулся за бутылкой виски. – Имам так и не выступил на стороне немцев. Что касается золота… Просто бизнес. Судя по всему, капитан немецкой подлодки имел свой интерес, а его команда могла и не знать, что в ящиках, которые грузили на подлодку. Вернее, это было не золото, а сплав, причем причудливой формы, какие-то гвозди. В них трудно было увидеть нечто ценное. Германия проигрывала войну, и многие немцы начинали думать о себе…

Вив рывком выпрямилась, словно освобождаясь от наваждения, встала, подошла к столу и придвинула к себе блокнот. Некоторое время она что-то записывала, изредка рассеянно потирая ладонь.

– Какой-то безумный вечер. У меня голова кругом.

– Что тебя привлекает в этом деле? Что-нибудь личное?

Вив покачала головой:

– Да нет, ничего такого. Обычное журналистское любопытство, – она закрыла блокнот. – Ты меня не разыгрываешь?

– Никто в эту историю не верил, включая меня. До сегодняшнего дня я тоже думал, что это одна из моих фантазий. Египетская принцесса появилась в тот момент, когда прежние фантазии, помогавшие мне жить, устарели и нужны были новые. Причем эта принцесса три тысячи лет назад оказалась перед непростым выбором, как и я три года назад. Психологи называют это обманом воображения. Но Капитан все подтвердил. Часть истории с Анной Тремайн ты тоже подтвердила. Мы с тобой теперь в одной лодке. Только я не знаю, куда плыть. Ведь мое расследование еще не окончено.

Вив макнула кубик сахара в чай, наблюдая, как он меняет цвет.

– Мы не могли не встретиться, – еще раз подтвердил я. – Этот маяк – точка пересечения. Ты, я и Капитан искали ответ на один и тот же вопрос – может ли прошлое стать настоящим. Поэтому наши пути пересеклись. Такое бывает.

Вив скинула туфли и закинула ноги на подлокотник кресла.

– Налей мне еще виски, и себе. Отпразднуем твое вступление в новый мир фантазий.

Я разлил виски по бокалам и сел на край стола, рядом с необъятным глобусом эпохи королевы Виктории. В кабинете витало смутное чувство беспокойства.

– Тебя что-то тревожит? – спросил я.

 Вив взглянула на меня исподлобья.

– Вчера меня грубо предупредили не влезать в это дело. Странно. Я только хотела сделать стори.

– Если тебя не пускают в прошлое, значит, там – деньги. Какие-то деньги еще не поделены.

– Какие там могут быть деньги?

– В захоронении, которое раскопал Карл, оказалась куча египетских древностей.

– Но кто еще может об этом знать?

– Айдид Фарах, внук Фатха. И еще некто Герберт Остерман, который помогал прятать древности в Далмации.

Я рассказал Вив о своих приключениях в Германии, о том, что Карл сошел с ума на почве поклонения библейской царице.

– Поскольку в захоронении оказались в основном египетские древности, то царица, скорее всего, египтянка, – я резко крутанул глобус по часовой стрелке, словно пытаясь попасть в прошлое. – Карл пишет о древней арабской легенде. Вряд ли можно говорить о другой египетской принцессе, которая приглянулась местному мукарибу, кроме моей беглянки.

– Я уже ничему не удивляюсь. Но если все так, как ты говоришь, то это сенсация вселенского масштаба.

– Капитан говорил о появлении египетских древностей на рыках Йемена до войны, – продолжал я. – Но их немного, иначе об этом было бы широко известно. Скорее всего, на рынок попала небольшая часть находок Карла, украденных Фатхом. А остальное все еще лежит нетронутым и занесено песком.

– Значит, нам надо опередить Айдида Фараха и, как ты его назвал, Герберта Остермана.

– Не знаю. Наверняка мы знаем только то, что часть египетских древностей, найденных Карлом, теперь в руках Халида Бубекра. Думаю, он тоже знает о захоронении. Но чтобы его найти, – я решил превратить все в шутку, – надо обойти территорию величиной в Швейцарию. Ты готова?

– Трудности меня никогда не пугали, – Вив поддержала мой шутливый тон. – Кстати! Капитан обещал мне организовать встречу с Бубекром.

– Отлично! Тогда приглашаю тебя на поиски. Место раскопок экспедиции Рафьенса мы найдем, – я взял один из лежащих на столе атласов и открыл его на странице Южной Аравии. – Берем циркуль. Отмеряем на карте 10–15–20–30 километров и рисуем окружности. Карл шел на восток или юго-восток. Значит, круг поисков сужается. Да, со Швейцарией я несколько преувеличил. Все намного проще.

– А что, если воины Аллаха стерли там все с лица земли? Или крестьяне разобрали оставшиеся стены на строительные материалы?

– Тогда нам придется перекопать вершины пары сотен холмов. Всего лишь. Пустяки.

Часы на каминной полке пробили два часа ночи.

Я начал обход библиотеки и подошел к нише, занавешенной зеленым бархатом. Около нее меня вдруг охватило то же нервическое чувство, что и перед иероглифом на скале. Я отодвинул шторку.

На стене висел портрет египтянина. Высокий лоб, острые скулы, чуть раздутые ноздри, плотно сжатые губы. Тяжелое убранство парика достигало плеч. Подведенные глаза имели неестественно яркий голубой цвет.

– Кто это?

Вив опустила ноги на пол и босиком подошла ко мне.

– Капитан сказал, что это реконструкция найденной им мумии.

Я стоял перед портретом, ощущая, что прошлое опять заключает меня в свои объятия. Вив придвинулась ко мне еще ближе, так, что я почувствовал запах ее волос.

– Его имя известно?

– Половина имени. Известковая плита, на которой оно было записано, рассыпалась от неосторожного прикосновения.

– Где эта плита?

– Там, под стеклом.

Я вгляделся в остатки плиты. Но ничего не увидел.

– Оригинальная надпись почти не видна, но есть перевод вон в той папке, – подсказала Вив.

Я развязал побуревшую ленту папки, и на стол выпал лист исписанной бумаги. Две группы иероглифов, обведенные картушем, совпадали с именем Таисмет и частью имени Аменойнемхета, полного имени Ноя.

– Теперь мне понятно, почему Таисмет сожгла катабанийский храм, – я кивнул в сторону портрета, – это ее муж. Если он похоронен здесь, то, видимо, здесь и погиб. Возможно, от рук катабанитов.

– И как его звали?

– В древнеегипетских текстах, которые нашел Карл, есть его полное имя – Аменойнемхет.

Как и Вивиан, я тоже неожиданно пришел к промежуточному финалу своего расследования. Ной был похоронен где-то здесь. Но где могила Таисмет?

Лицо Ноя мне понравилось. Хороший мужик. Время оскорбило его страну, как и мою. Но, в отличие от меня, он не струсил. Теперь его бессмертие зависит от того, смогу ли я где-нибудь вырезать его полное имя.

Я с трудом вышел из-под обаяния истории и возвратился в пространство библиотеки.

– Что еще известно?

– В черепе египтянина была дырка, но Капитан так и не смог определить, умер ли он от удара по голове или череп был поврежден уже после смерти – при бальзамировании. Но если удар был получен при жизни, то это предательский удар сзади. Повреждены ребра, тоже сзади. Он мог погибнуть, упав с лошади. Но в таком случае должен быть поврежден и позвоночник. Однако это не так. Возможно, он умер от инфекции.

Вив рассказывала, а я смотрел на ее грудь, слегка прикрытую низким вырезом облегающего платья. Она перебросила ноги через подлокотник кресла и отбивала босой пяткой какой-то рваный ритм. Ее платье задралось. Но в этом не было ни малейшего намека.

Она подняла руку и посмотрела на часы. В темноте блеснул ее браслет. На нем угадывались древнеегипетские мотивы. Точно такой же, как у Камиллы, но с другим божеством.

Вив улыбнулась мне. Ее глаза, сияющие в тусклых отблесках исчезающего пламени, словно звали меня к себе. Чтобы не ошибиться, я тщетно пытался вспомнить, который по счету бокал у меня в руках, но не смог вспомнить и потянулся за бутылкой, которая теперь почему-то венчала стопку журналов «Нэшнл Джеографик». Вив наклонилась, чтобы взять с пола свой бокал, и я увидел ее грудь.

Во рту у меня все пересохло. Почему я опять робею перед ней, как тогда, в Риге, во время интервью? Пора с этим кончать. Я крепче сжал бутылку и пошел к ней, слегка качнувшись при первом шаге. Ближе, еще ближе. Вив немного изменила позу, полностью показав свои ноги, и посмотрела на меня поверх стакана хитрющими глазами. Но в ее взгляде больше не было того равнодушия и иронии, которые она напускала на себя в Риге.

Я сел на второй подлокотник ее кресла. Она подняла голову, и я запустил руку в ее волосы. Кресло было настолько большим, что его можно было использовать как кровать. Я поцеловал ее и, стараясь быстрее перевести ситуацию в стадию необратимости, просунул руку в разрез ее платья. Она резко отстранилась.

– Я в гостях у Капитана. Он может проснуться в любой момент. Хороши же мы будем…

– Прости… я не хотел, – пробормотал я.

– Все в порядке, – она откинула голову на мою грудь. – Ты прелесть.

Свечи все, кроме одной, потухли. Неловким движением я столкнул ее на пол. Кабинет провалился в темную пустоту и наполнился талым запахом догоревших свечей. Теперь его освещала только слабая полоска света под дверьми.

Да, роль развязного сердцееда – не моя роль. Зачем строить из себя дурака? Потный, суетливый мужик, говорящий какую-то ересь, и чтобы побыстрее.

Вив развернулась, чмокнула меня в щеку и в следующее мгновение исчезла за дверью.

Еще пахло дорогими духами, стояла на подносе недопитая чашка, а ее уже не было. Возникшую внутри меня пустоту сразу же начала заполнять пьяная грусть. За окном мигали равнодушные звезды, потрескивали дрова в камине. Вот и все.

Я нащупал ручку двери, вышел в гостиную, а оттуда во двор. Первым, что бросилось мне в глаза, был маяк. Свет из его окон падал на прибрежные камни.

Луны не было, но от света звезд деревья отбрасывали тени. По-настоящему библейский пейзаж.

Я поднял взгляд туда, где на втором этаже был номер Вив, и увидел в окне подрагивающие медно-красные отблески. Это горела свеча. В отеле опять не было света. Наверно, в это время все электричество забирал маяк.

Вив подошла к окну. На фоне слабого освещения ее силуэт выглядел почти черным. Валлийская Маргарита. Полетит? Не полетит? Еще та штучка! Зачем она мне? На отдыхе нужны совсем другие женщины.

И тут я ощутил движение, потом услышал шорох. Кто-то стоял у меня за спиной.

Время остановилось. Особого страха я не испытывал, вернее, я ощутил опасность в ее первобытном состоянии, когда она очищена от всего и, в первую очередь, от страха совершить ошибку. Я стал медленно поворачиваться, моя рука инстинктивно потянулась к поясу, хотя там не было ни ножа, ни пистолета.

Передо мной метрах в десяти маячила плечистая мужская фигура с джамбией на поясе.

У меня внутри все скрутило тугим морским узлом, а в глазах запрыгали черти. В чем я провинился перед пустыней? Тем, что прикоснулся к одной из ее тайн? Скажите «нет», и я забуду обо всем. Но только не о своем погибшем друге. За него кому-то придется ответить.

Я рывком выхватил шариковую ручку из кармана и отставил руку, словно в ней держал нож. Раздался легкий щелчок выскочившего грифеля.

На ножнах джамбии блеснул лунный свет. Но рука мужчины опустилась не на пояс, а в карман.

– Ох, простите, я не хотел вас напугать. Меня попросили передать вам письмо.

Это было сказано на плохом английском языке.

Я перевел дыхание. С Вив приехали два охранника, оба – арабы. Это, видимо, один из них. Может, письмо от Вив, и она зовет меня к себе? Размечтался.

– Откуда письмо?

– Мне его передал местный мальчишка.

– Положите письмо на землю.

Я вскрыл конверт. В нем лежала фотография: силуэт человека на фоне скалы с сияющим египетским иероглифом. В силуэте я узнал самого себя. Это было предупреждение.

Из трещин плит под ногами лезла сорная поросль, и я прошел немного вперед. Холмик впереди оказался могилой, сложенной из старых каменных плит. Все заросло лишайником. На одной из плит были какие-то надписи. Я взял пучок сухой травы и очистил плиту от песка и грязи. Надпись на арабском языке была мне непонятна. На английском языке было написано:

«Анна Тремайн 1919–1944 гг.»

А дальше были стихи:


Цветок на растрескавшейся стене,

Я срываю тебя из расселины

И держу перед глазами – весь, с корешком,

Маленький цветок – но если бы я мог понять,

Что ты такое – корешок, или все остальное[20].


Я отошел подальше от могилы, лег на песок, перевернулся на спину и посмотрел на звезды. Так, должно быть, смотрели на звезды мои египтяне в первую аравийскую ночь.

Слева от меня лежал большой плоский камень. Я положил голову на него, как «учила» Вив, и даже обнял его руками. Он был холодным и шершавым. Но ничего не произошло. Да и не могло произойти. Если даже поверить, что можно выйти за пределы сознания, то на это нужны сверхчеловеческие усилия.

Тем не менее я напрягся и, прижав колени к подбородку, принял позу человеческого эмбриона. Меня никто не видел и можно было подурачиться.

Прошлое, – подумал я, – это не тайна, а кошмар. Можно вообще улететь в невесть какие дали. И не вернуться. Что-то такое говорила Сэл.

В этой позе я почти уснул. И тут началось. Сначала я почувствовал смутное беспокойство. Потом услышал, как рушится пространство, как время обращается в ничто. Будущее вдруг стало настоящим, а настоящее прошлым. Но это был не мой, а чужой мир. И я смотрел на него глазами мертвого свидетеля.

Меня охватил ужас. Это невозможно передать. Я почувствовал, что пространство имеет не три, а четыре измерения. Четвертым измерением был я сам.

Начались видения. Я увидел открытый берег, поросший диковинными растениями, тучи огромных птиц, летящих с моря, и далекий, чуть различимый свет давно угасшей звезды. Увидел вереницу людей, устало бредущих по побережью, услышал дикие выкрики всадников, почувствовал сладковатый запах крови. Увидел рвущийся к небу огонь и двух полуголых пьяных баб, с хохотом бегущих по берегу в красных отблесках огня. Их силуэты метались на фоне морского горизонта, как фигуры театра теней.

Видение было четким. И в то же время это был погибший от времени мир, воспоминание о некогда прожитой жизни, но прожитой не мной, а кем-то другим. Не мое, а чужое покаяние.

Усилием воли я попытался выйти из этого состояния, но меня вновь швырнуло в мистическую глубину сознания. Мне показалось, что я стою на пороге поразительного открытия, которое никак не дается мне в руки.

 Но тут я с ужасом понял, что могу не вернуться. Все сворачивалось в одну точку – прошлое, будущее, вся моя жизнь.

Несколько странных секунд я находился в пограничном состоянии. Настоящее и прошлое в одно и то же время в одном и том же пространстве. Все и ничего. Я крепче обнял камень, словно это был якорь. Так чего же я хочу – остаться в прошлом или вернуться в настоящее?

Собрав волю в кулак, я кое-как поднялся, проклиная обильный ужин и острую боль в ребрах от неудобного лежания на земле. Надо меньше пить. Это во-первых. А во-вторых… не знаю. В голове расплылась странная пустота, наверно, так чувствуют себя смертники, ожидая исполнение приговора. Все казалось неважным.

Встав на ноги, я рывком расправил плечи, освобождаясь от наваждения, и посмотрел на часы. Все это длилось лишь мгновение.

Передо мной лежал вздутый приливом океан. Может, он материализует память прошлого, как Cолярис. Или же я просто ошалел от выпитого виски. И уснул. Так бывает только во сне.

Света в отеле все еще не было. Я зажег свечу, стоящую на подоконнике при входе, и пошел к себе, прикрывая пламя ладонью. Как на картине Чурлиониса «Свеча».

Подойдя к своей комнате, я заметил рассеянный свет под дверью, кто-то перемещался за ней, светя фонарем. Ручка двери начала медленно поворачиваться. Только этого мне не хватало.

Я хрипло прокричал: «Эй, кто там?» Издав резкий щелчок, ручка двери вернулась в прежнее положение. После некоторого колебания я пнул дверь ногой. За проемом открытого окна, освещенного слабым светом звезд, кто-то прихрамывая убегал за прибрежные скалы.

Быстро осмотрев разбросанные вещи, я обнаружил пропажу креста «анх» и выругался. Преследовать беглеца, не зная местности, было глупо. Я снова выглянул в окно. Никого. Только призрак маяка и расплывчатый силуэт покачивающейся на мелкой волне яхты.

Начался отлив. Под скалой, на которой стоял маяк, обнажились острые выступы камней. Завтра надо подумать о том, что рассказал мне Капитан. Опасно в одиночку раскапывать прошлое, если оно заморочено до такой степени.

Я еще некоторое время смотрел на маяк и его долгие вспышки над водой. Потом снял ботинки и повалился на кровать. Прошлое меня больше не интересовало. Хотелось одного – чтобы в дверях появилась Вив, вместе с запахом пустыни, мотая головой и отряхиваясь от песка.

Не знаю, что разбудило меня среди ночи, но вдруг я обнаружил, что сижу на кровати и чутко вслушиваюсь в темноту. Шторы чуть слышно шелестели. Я выскользнул из постели, пересек комнату и подошел к окну.

На небе не было даже намека на рассвет. Покой и неподвижность. Подлинная красота безразличия. То, что надо!

Я проснулся с рассветом и кулаками протер начавшие гноиться по утрам глаза. Надо мной по краям потолочной лепки висели львиные головы, как в покинутой рижской квартире. Но ощущение дежавю быстро прошло. От предвкушения приключений у меня на минуту перехватило дыхание.

В ванной мое растренированное и бледное тело предательски посетило все три зеркала. Нет, с таким телом нельзя начинать новую жизнь. Мне были показаны бег, воздушные и солнечные ванны.

Надев спортивные трусы, футболку и кроссовки, я вышел на дорогу, ведущую к маяку. Справа берег обрывался к морю.

Я спустился вниз и побежал по песку, испещренному пунктирными каракулями крабов. Надо мной по бледно-голубому небу ползли ватные облака. Справа – гигантские холмы, а за ними – синие горы. Слева – серо-зеленое море. Дул сильный ветер, морская вода брызгами летела во все стороны.

Добежав до скал, далеко заступивших в море, я повернул назад. И так несколько раз. Отрезвляющий бег трусцой.

Набегавшись, я сбросил кроссовки, снял майку и поплыл в океан.

Сначала все шло хорошо. Чтобы волна не захлестывала голову, я перешел с кроля на брасс, переплывая волны. Берег быстро удалялся. Но как только я заплыл за береговые скалы, океанская волна потащила меня на камни.

Кое-как выбравшись на каменистую отмель между скал, ослепший и оглохший, я на четвереньках пополз к берегу. Но волна снова догнала меня, проволокла несколько метров по камням, выбросила на берег и рассыпалась с оглушающим грохотом.

Я осторожно привстал на колени, потом поднялся на ноги и, шатаясь, пошел туда, откуда приплыл, стараясь не смотреть на огромный равнодушный океан. Волны, казалось, продолжали меня колотить.

Дойдя до своей одежды, я закопал пораненные ноги в песок. На губах осталось несколько кристаллов соли. Да, это не Балтийское море. Надо быть осторожным.

Меня накрыла тень проплывающей тучи, и сразу же подул ветер. Он погнал песок к воде, а волны смывали его в океан, оставляя на берегу извивающиеся полосы белой пены.

Снова засветило солнце. Прикрыв ладонью глаза, я увидел идущую ко мне Вив.

Она была босая, в обмотанном вокруг бедер желтом платке и футболке, обтягивающей грудь. Сквозь ткань просвечивали темные соски. Или мне так казалось? Волосы, собраные в пучок, были убраны под бейсбольную кепку.

– Эй, Лоренц! Что ты тут делаешь? – она скрестила руки, прикрывая выпирающую грудь. – Извини, но мой купальник еще не высох.

– Извиняю. – Я пальцем ноги показал на извивы морской пены. – На Кипре эти линии считаются знаками пророчества. Тебе это должно быть интересно.

– На Кипре из пены морской вышла Афродита. А здесь, если верить Капитану, море выбрасывает трупы с затонувших кораблей.

Я посмотрел на волну, набежавшую на песок.

– Скажи, докуда дойдет следующая волна.

– Вот досюда, – Вив прочертила пальцем ноги глубокую черту в полуметре от себя.

Так и получилось, вода забурлила в борозде, но дальше не пошла.

– Хватит проверять мои способности. Идем! Завтракать будем на яхте. Я только что оттуда. Сплошное уродство. Каюта доверху набита всякими журналами, низкосортным джином и прочим непотребством. Капитан называет ее «Веселая ракушка». Он нам готовит сюрприз. Хочет показать какого-то мертвеца.

– Согласно английскому морскому словарю, мертвец – это свободный конец веревки, свисающий с паруса или снасти. Его еще называют «ирландский вымпел».

– Я поняла, что это будет настоящий мертвец.

Мы пошли. Вив шла немного впереди меня. Мягкий утренний свет заливал ее шею и плечи, казалось, что она сошла с картины какого-то импрессиониста.

Мои израненные ноги ныли от боли, из маленьких порезов, оставленных камнями, сочилась кровь. Но я старался не обращать на это внимание. Мы ускорили шаг и через несколько минут уже стояли возле яхты.

Это была не яхта, а обыкновенный баркас, пахнущий морской солью и плесенью. Он стоял у примитивного причала, сколоченного из обрезков досок и металлических шпал. Капитан размахивал своей трубкой, привлекая наше внимание.

Мы поднялись на палубу. Казалось – один неосторожный вздох и баркас перевернется. Вода за бортом плескалась и чмокала, как беззубые десны старика. Несколько неизвестно откуда взявшихся женщин, стирающих на камнях белье, глазели на нас как на психов, добровольно взошедших на борт «Титаника».

Капитан стоял у мачты, подставив лицо морскому ветру. Кроме него на палубе никого не было.

– Вы нас не утопите? – спросила Вив.

– Как говорил Одиссей: «Не дрейфить!» – Капитан погладил мачту. – Море мою яхту любит. Вы стоите на тиковых досках толщиной в дюйм, привезенных из Бирмы. Такого нет ни на одной современной яхте. Когда я ее увидел, она была полной развалиной. А теперь это лучшая яхта на побережье.

Капитан не удержался и шлепнул проходящую мимо него Вив по заднице.

– Получили удовольствие? – она оттеснила Капитана в сторону и прошла дальше на нос баркаса.

– Я что, должен обращаться с тобой, как с богиней? – крикнул ей вслед Капитан.

– Конечно! Я и есть богиня.

– Вчера ты была ведьмой. По тебе осиновый кол плачет.

– Осиновый кол – против вампиров, – поправил я. – Так рождаются дешевые сценарии.

– Но по ним, как ни странно, снимаются самые кассовые фильмы, – Вив облокотилась на перила. – Хватит меня обсуждать. Отвезите нас вон к той лысой горе.

– Напрасная трата времени, там ничего нет, – равнодушно махнул рукой Капитан. – Я отвезу вас к той самой чертовой лазейке, где совершается переход в прошлое. Но сначала надо позавтракать. Лучше тут, на берегу, в море сильно качает.

Мы уселись вокруг огромного серебряного подноса, на котором лежали бутерброды и стояли широкие бокалы на тоненькой ножке с желтой жидкостью. По краям бокалов сверкал аккуратный ободок соли.

Глаза Капитана сузились.

– Здесь, на юге, по утрам надо пить «Маргариту». Такое ощущение, что вбираешь в себя соленый вкус морского тумана.

Я взял бокал и вместе с Капитаном выпил его залпом. После чего подумал о завтраке без прежнего ужаса.

Вив сделала небольшой глоток:

– Только не напивайтесь, – она сняла с губ кристаллики соли.

– А ведьмам можно есть соль?

– Можно. Мы не любим селитру и жир из печени трески.

– Тут наши вкусы совпадают, – поддержал ее я. – Рыбий жир – наказание моего детства.

Вив нырнула в каюту и принесла оттуда еще две «Маргариты». Капитан угрюмо засопел и стал рассказывать, почему он больше не женился.

– Местные женщины мне не нравились. А европейки после войны сидели на диете. Тощие. Ни поп, ни грудей, – Капитан посмотрел на Вив, как будто она была фанатом голодания. – Правда, трахались они отменно, особенно любили выставлять свои тощие зады. Поэтому я предпочитал виски и проституток.

Капитан кивнул в мою сторону, провоцируя и меня на откровенность. Я сказал первое, что пришло в голову:

– В сексе я традиционен и брезглив. Поэтому в бордели не хожу, – краем глаза я заметил, что Вив с интересом смотрит в мою сторону.

Капитан удивленно поднял брови:

– Насчет проституток ты не прав. Бордель – это единственная обитель лжи, где ложь становится истиной. Всего две бумажки и можно освободить фантазию. Не надо врать. Не надо нервничать по поводу неудач, – он даже стал загибать пальцы. – В конце концов, платный секс обходится гораздо дешевле и, главное, не превращается в пошлятину. Ты не замечал, что после того, как узнаешь женщину поближе, с ней уже не хочется трахаться?

– Я до сих пор считала, что это относится к мужчинам, – послышался насмешливый голос Вив.

– Ведьма, она и есть ведьма! – прорычал Капитан. – Ты еще не обзавелась членом, как у мужика.

– Мне эта висюлька по-барабану, – Вив приподняла волосы и обрызгала плечи и шею солнцезащитным спреем.

Я наслаждался неповторимостью момента. Впереди, в ста километрах, находился знаменитый Баб-эль-Мандебский пролив, разделяющий Красное море и Индийский океан. Как гласила легенда, давным-давно там была перемычка, соединяющая Азию и Африку. Но один из местных царей сильно обиделся на другого царя, тот якобы соблазнил его дочь. И обиженный царь согнал народ, чтобы прорубить перемычку и утопить обидчика. Работы продолжались несколько лет. Принцесса успела родить, и не один раз. Наконец вода пошла и утопила кучу народа. Еще один вариант Елены Троянской.

По одной из версий, Геркулесовы столбы – это не Гибралтар, это здесь. Один столб у йеменского берега – остров Перим, довольно мрачное место с высоко поднимающимися над морем красными скалами. Второй – у африканского – группа небольших островков, известная как Семь братьев. Где-то здесь была Атлантида. Часть атлантов перебралась в Эфиопию. Недаром эфиопы считают себя особой расой.

– Сегодня далеко от берега уходить нельзя, – услышал я голос Капитана. – Ночью подводные вулканы расперделись, и вода стала слабой. Можно легко угодить в преисподнюю. Ты вчера ночью ничего такого не почувствовал? – спросил он меня. – Всякие там видения и прочее?

– Нет, – соврал я.

Болела нога. Рана была неглубокой, но кровь продолжала течь. Вив наклонилась ко мне.

– Сядь, я перевяжу. Капитан, где у вас тут аптечка.

Пока Вив накладывала мне повязку, мы поплыли. Вдоль моря дул сильный ветер. Небо то темнело, то вновь становилось привычно голубым. Брызги, барабанившие по окнам рубки, искажали линию горизонта. Далеко на востоке одиноко и потерянно гудела сирена.

– На что Капитан так сердится? – тихо спросил я Вив.

– А разве ты не догадываешься? – она обреченно вздохнула, – он считает, что мы с тобой переспали.

– Я скажу ему, что это не так.

– Брось дурить.

Баркас сильно качало. Хлопал парус, скрипели доски.

Капитан стоял у штурвала и выглядел очень сердитым. На его лбу выступили капли пота. На руках вздулись красные рубцы.

Я переместился на нос яхты, поближе к Вив.

– Эй, народ! Все в порядке? – прокричал Капитан.

Один раз яхта так глубоко зарылась носом в набежавшую волну, что я схватил Вив в охапку.

– Убери руки!

– Не бойся. Я не Стенька, а ты не персидская княжна.

– Не понимаю…

– Это русский фольклор.

Ветер переменился, парус захлопал, яхта, с щегольством описав широкую дугу, понеслась к берегу.

Непонятно как, но мы, не ободрав бока, протиснулись в небольшую бухту, все еще прикрытую клочьями утреннего тумана. Она выглядела довольно мрачно. Скалы на берегу достигали высоты пятиэтажного дома. Причалив к берегу, мы выгрузились на узкую полоску песка.

Тропа круто поднималась вверх. Капитан шел впереди и нес огромный рюкзак. Я слышал его тяжелое дыхание и несколько раз предлагал помощь. Но он не соглашался.

Мы шли всего полчаса, но за это время солнце все же успело съесть наши тени.

Капитан и Вив сели отдохнуть на камни, а я, стараясь не касаться стен, пролез в ближайшую пещеру. Ее своды уходили вверх метров на сорок. Оттуда падал рассеянный свет.

Когда глаза привыкли к полутьме, я осмотрелся в надежде увидеть какую-нибудь надпись, но взгляд уперся в голые бурые стены. По ним ползали волосатые пауки.

Я вышел на солнце. Вив стояла в облаках мельчайшего искрящегося песка, поднятого ветром, склонив голову и пряча лицо в тени широкополой шляпы. Она наклонилась, чтобы что-то поднять с земли, и ее повязанный вокруг бедер платок развязался. Меньше всего мне хотелось увидеть на ней стринги, вросшие в задницу. Но нет, на ней были нормальные белые трусы. Она успела неплохо загореть. Я представил ее древней египтянкой с подведенными глазами, в парике, в набедренной повязке и с голой грудью.

– Вы не там ищете, – голос Капитана выразил глубокую тоску похмельного утра.

Мы пошли дальше вверх по склону и вскоре остановились на краю небольшого провала.

– Там, внизу, начинается лаз в пещеру. Она естественного происхождения, но для большей надежности стены укреплены деревянными брусьями и каменными блоками. Там много змей, так что зрелище не для нервных.

Мы с Вив переглянулись. Капитан продолжал:

– Я открыл эту пещеру очень просто – просунул руку в отверстие и вытащил оттуда ядовитого скорпиона, вцепившегося мне в палец.

Он скинул с плеч рюкзак и вынул оттуда резиновые бахилы, плотные брезентовые куртки и шляпы.

– Натяните это на себя.

Скользя по каменистому склону, мы спустились на дно провала. Пыхтя, Капитан откатил камень от входа в пещеру, прежде чем я сумел ему помочь. Вход оказался лазом. А камень – аллюзией на Гроб Господень.

Капитан зажег факел, и мы протиснулись в лаз. Свет от огня заметался по потолку. Поворот, еще поворот, лаз сузился, и его пришлось преодолевать на четвереньках. И вот мы в небольшой пещере. В свете огня я увидел часть спины довольно упитанной змеи желтого цвета с темными пятнами и полосками.

– Рогатая випера, – пробубнил Капитан. – Очень ядовита. Осторожно, там вырыта глубокая волчья яма, охраняющая покойников от грабителей. Я перебросил через нее деревянные мостки.

– Покойников?

– Да, это древнеегипетское захоронение. А что? Древние египтяне породили множество мифов. Но это не значит, что они сами – есть вымысел.

Я скрестил пальцы, чтобы отогнать призраков, которые могли тут быть, и приготовился вдохнуть запах гнили, заранее сморщив нос. Но пахнуло чем-то совершенно непонятным.

Согнувшись в три погибели, мы протиснулись в еще одну узкую щель. За ней простирался огромный грот. Его своды уходили ввысь метров на двадцать, и к нему со всех сторон по кругу примыкали глубокие ниши. В них лежали мумии. Без гробов и саркофагов. Никакого убранства. Только обломки дерева и черепки на полу.

Факел немного притух, и своды грота заполнили наши подрагивающие тени. Мы молчали. Любые звуки казались вторжением в вековое молчание.

Капитан осветил лежащий под ногами мусор:

– Я думал, что их всех ограбили до нитки еще в доисламские времена, поскольку египетские надписи сохранились. Но, скорее всего, никаких драгоценностей здесь никогда и не было.

– Значит, финикийское золото лежало в другом месте?

– Да, если оно было. Что-то определенно можно сказать только о двух финикийских кораблях. Один утоп в песке на берегу. Другой, видимо, разобрали на топливо.

– Сколько же надо было времени, чтобы мумифицировать всю эту ораву?

– Нисколько. Естественная мумификация. Такое бывает. При определенных условиях. Это были поджарые солдаты со слабым жировым слоем. При жизни они много пили, – Капитан цокнул языком. – Кожные покровы трупов ломкие, но не распадаются. Их даже не потрошили. Внутренние органы полностью высохли. Кроме того, здесь по непонятной причине нет пауков.

Я посмотрел на стены. Иероглифы были почти не видны. Но имя Таисмет, заключенное в картуш, можно было прочитать. Значит, Капитан вчера говорил об этой своей находке.

– А вот это – бог Мину, владыка Восточной пустыни, – Капитан показал на единственный рисунок, скрытый до этого в темноте.

– Археологи знают об этом захоронении?

– Нет. И я не хочу, чтобы узнали. Сначала я куплю эти земли.

– Нам вы доверяете? – я выгреб из-за шиворота пригоршню песка.

– Мне нужна легенда для привлечения туристов. Вот вы мне ее и напишете.

– Что написано на этих стенах?

– Текста очень мало. Корабль, на котором сюда приплыли египтяне, был не египетским, а финикийским, и приплыл он из Иудеи. Скорее всего, у команды была инструкция, написанная самим Соломоном. Почему они отклонились от курса, непонятно. Видимо, египтяне им хорошо заплатили. Тут финикийцам и пришел конец. Потом на египтян напали местные племена катабанитов. В этом захоронении около пятидесяти трупов. Похороны прошли в спешке. Но это и неплохо. Когда пора настанет, никто из них не перепутает свои внутренности с чужими, – Капитан загоготал, довольный своей шуткой. – Одна из мумий была старательно забинтована льняными повязками и сохранилась лучше. Я ее разбинтовал. Скорее всего, это был командир. Парня подстрелили из лука, причем сзади. То ли он не вовремя повернулся, то ли вовремя не обернулся. – Капитан подумал, что сказал, и решил уточнить: – Я думаю, что его мог подстрелить кто-то из своих.

– Где этот парень теперь?

– Я допустил ошибку, и он очень быстро рассыпался в прах. Остались лишь парадные сандалии с декоративными ремешками. Они тоже у меня в библиотеке. И еще, я успел нарисовать его портрет. Беднягу похоронили без надгробной маски, его лицо было прорисовано густой краской прямо по льняным бинтам. Плохая работа, плохой холст. Но у меня портрет получился хоть куда! Хотите посмотреть?

– Мы видели. Вы не боитесь, что он вас проклянет?

– Нет, не думаю. Он упокоился с миром. Я верну ему имя, правда, мне для полной достоверности не хватает нескольких знаков.

– Парня звали Аменойнемхет. Это муж нашей Таисмет.

Вив фотографировала все подряд, стараясь не пропустить ни одной ниши. Это заняло довольно много времени. Когда мы выбрались наружу, было уже далеко за полдень.

Капитан снова завалил вход камнем, словно задвинул плиту саркофага.

– Ну, как? – спросил он.

– Впечатляет, – пробормотал я. – Теперь эта пещера будет мне сниться в кошмарах.

Через два часа мы все трое сидели на открытой террасе гостиницы, и я рассказал Капитану, как у меня ночью украли крест. Он буквально зарычал и кинулся к телефону. Через закрытую дверь можно было уловить только отдельные словосочетания: «я тебе уши оторву… а где скульптура?.. разберись… нет, ты заплатишь сполна».

Капитан вернулся.

– Тебя найдут и вернут крест. Береги его. Он хранит в себе главную тайну человечества – тайну смерти. Жизнь, текущая мимо нас, обнажается только в момент смерти. Древние египтяне это прекрасно понимали… Так я могу рассчитывать на вас?

– Рассчитывать? – удивилась Вив.

– Да. Вы напишете мне легенду этих мест?

Вместо меня ответила Вив:

– Я не занимаюсь такими делами. Но если Эдд сделает всю черновую работу, я могу снять об этом рекламный фильм.

Капитан переключил внимание на меня.

– Ну, так что, по рукам?

– Хорошо, если вы дадите мне возможность поработать в вашей библиотеке.

– Там ничего нет. Я работал в библиотеках Каира и Александрии, в архивах, в частных коллекциях. Беседовал с историками. Но никто ничего не знает о египетских беглецах, занесенных судьбой в Аравию. Признаюсь, я не только разгадывал тайну, я искал сокровища. Но ничего не нашел. Кроме двух штырей из бронзы с примесью золота. Тебе незачем проходить этот путь снова. Нужна не разгадка, нужна красивая сказка.

Вив встала.

– Мне пора. В пять часов я должна быть на аэродроме. Эдд, ты проводишь меня до Адена?

Я собрал свои вещи и комом засунул их в сумки. Потом постоял посреди комнаты, чувствуя, что никогда сюда не вернусь. И вышел наружу.

Из дверей выпорхнула Вив. За ней вразвалку вышел Капитан с папкой под мышкой и бумажным пакетом в руке.

– Здесь результаты моих исследований, а это – точная копия египетских сандалий. Носи.

Мы распрощались. Когда я пожимал руку Капитану, с океана прилетел какой-то странный звук.

– Это с вами прощаются призраки кораблей, нашедших свою последнюю пристань в виду маяка.

– Плохая примета?

– Как знать.

Вив забралась в мой джип на переднее сиденье, а в ее машину сели непонятно откуда взявшиеся шофер и охранник. Я рванул с места. Камешки затрещали под днищем, как сало на сковородке. В зеркале заднего обзора взметнулось большое облако пыли.

Я повернул зеркало так, чтобы видеть в нем Вив. Она заметила это и улыбнулась.

– Ты собираешься остаться в Йемене надолго?

– Не знаю. Как получится.

– Что будешь делать? Созерцать? Охранять гарем? Вить чалмы? Головные уборы от Лоренца Аравийского. Звучит неплохо.

Я сделал вид, что не замечаю ее иронии.

– Жена уехала в Россию. Но, кроме нее, меня там никто не ждет.

– Если жена с тобой, то это уже много.

– Там посмотрим. Пока займусь делами фирмы. Съезжу в Мукаллу, поплаваю с аквалангом. Подружусь с какой-нибудь бедуинкой…

– Ты будешь иметь успех. У тебя волосы цвета аравийской степи.

– Серые? Это действительно цвет аравийской степи. Когда дождя нет более четырех лет, арабы называют такие годы «серыми годами», по цвету выгоревшей травы.

Вив скользнула по мне взглядом.

– У тебя классический англосаксонский вид.

– В устах валлийки – это не комплемент.

– Почему? Я патриотка, но не до такой степени.

– Меня все принимают за европейца, но только до тех пор, пока я не начинаю ругаться по-русски.

– А по-латышски ты ругаешься?

– Да, но слов мне хватает минуты на три.

Чувствуя расположение к себе Вив, я начал нервничать. Она держалась просто и уверенно, а я рядом с ней ощущал себя полным болваном.

Поняв мое состояние, Вив накрыла ладонью мою ладонь, которая лежала на рычаге переключения скоростей.

– Из Адена я лечу в Боснию. Мне надо найти своего друга. Живого или мертвого. Сюда вернусь, когда начнется война. Напишу репортаж, что-нибудь типа «Север против Юга».

До аэропорта оставалось еще только несколько километров. Я знал, что когда Вив пойдет на посадку в самолет, на меня навалится беспросветная тоска, еще более сильная, чем ночью.

– У нас еще есть время, – сказал я, – давай посмотрим на египетские сандалии.

Я просигналил второй машине и выехал на обочину. Сандалии были завернуты в вощеную бумагу. Я постучал пальцем по их подошве:

– С каждой очередной находкой я буду вязнуть в этом расследовании все глубже и глубже, на него может потребоваться вся моя жизнь. К черту все!

– А если не будешь этим заниматься, получишь печаль, – Вив завернула сандалии обратно в бумагу и засунула под сиденье. – Капитан прав, после войны здесь начнется туристический бум. Недалеко от Саны уже раскопали дворец царицы Савской. После того как обыватель искупается в ее чарах, ему захочется на море. Там его будет ждать история египетской принцессы, ставшей местной царицей.

Я кивнул:

– Вымысел от начала и до конца.

– Только правда, и ничего кроме правды, – Вив порылась в своем рюкзаке и вытащила оттуда плоский камень величиной с ладонь. – Возьми – это залог моего участия. Египтяне перед боем пытались увековечить свои имена в камне, которые валялись вокруг их лагеря. Несколько таких камней в тридцатые годы нашли недалеко от маяка. На этом камне часть имени Таисмет. Я выпросила его у Капитана.

– Боже, еще один артефакт. Участников той древней истории давно нет в живых, а следы их пребывания на земле множатся с невероятной скоростью. Да, прошлое меня не отпускает.

– Оно всегда добивается своего. Или жестоко наказывает. Тебе уже поздно отступать. Только вперед!

Через час мы подъехали к зданию аденского аэропорта. Я вышел из машины и открыл дверь с другой стороны. Вив протянула мне руку. Я опять почувствовал прохладу ее длинных пальцев.

У входа в аэропорт к нам навстречу кинулся мужчина, в котором я не сразу узнал Джерри. Он расцеловал Вив и уставился на меня. Его губы скривились, изображая улыбку.

– Что вы тут делаете, молодой человек?

– Кручу чалмы.

– Что? Ах, да! Я вас предупреждал, что вы этим закончите.

– Не я один. Скоро вся Европа будет крутить хвосты верблюдам.

– Не знаю, что вы имеете в виду, – Джерри пожал плечами. – Судьба сталкивает нас уже в третий раз. Надеюсь, следующего раза не будет.

Вив решила вмешаться:

– Мистер Лоренц помог мне разобраться в деле Анны Тремайн.

Фраза прозвучала как-то очень двусмысленно, и Джерри разозлился.

– Эта сучка действительно была немецким шпионом. Информация прямо из архивов Ми-6. Они недавно открылись. Я дам тебе дискету, сможешь прочитать, как она выкручивалась на допросах у партизан. Ничего интересного. Такая же шлюха, как и Мата Хари, только умнее.

Прощаясь с Вив, я повернулся к Джерри и поднял согнутую в локте руку: «Свободу Северной Ирландии». Он не удостоил меня даже взглядом. Посмотрев на Вив, я добавил: «Свободу Уэльсу!» Она махнула мне рукой, и они растворились в толпе пассажиров.

Я еще некоторое время смотрел им вслед, потом выругался и, сев в машину, лихо развернулся в сторону Адена.


18

Словом «сhechaco» называли неопытных золотоискателей на Аляске.

19

Восточное побережье Африки.

20

Стихотворение английского поэта XIX века Альфреда Теннисона.

Прогулка за Рубикон. Часть 3

Подняться наверх