Читать книгу Замуж по залёту - Виолетта Стратулат - Страница 1

«Ну почему я сразу не сфоткала его расписание?», – мысленно корю себя и подскакиваю к навесному стенду, где указан порядок лекций магистров сразу по нескольким направлениям нашего института. Нахожу специальность Захара и номер его группы, опускаю взгляд к последней, шестой, паре и, прочертив воображаемую горизонтальную линию, узнаю кабинет.

– Триста первая аудитория, – выдыхаю я вслух.

Сердце бешено бьётся в груди, гоняя кровь по сосудам. Дыхание болезненно спирает, а ноги вдруг подкашиваются, отчего приходится опереться на стену. Кто бы мог подумать, что после всего, что произошло, мне придётся искать Оболенского?! Я качаю головой в стороны и пытаюсь успокоить нервную дрожь в коленках. Не хочу идти, боюсь снова его увидеть, но слова брата предательски пульсируют в голове наставлениями, и я снова стараюсь отделаться от своих страхов, глубоко вздохнув и следом медленно выдохнув.

Донесшийся сзади смешок заставляет меня повернуть голову. Девушки, идущие под ручку, хихикают, перешёптываясь и поглядывая в мою сторону. На губах тотчас расцветает циничная улыбка. Наверняка они подумали, что я расстроена из-за пар или – того хуже! – отчисления? Эта мысль действует на меня как успокоительное. Меня не только вылет из института ожидает, а полноценные круги ада…

Я заставляю себя развернуться и поспешить к аудитории, пока не закончилась пара. Не зря же всё-таки последние полтора часа слонялась по корпусу и на предыдущих переменах наблюдала, чтобы группе Захара ничего не отменили, как зачастую случается. У магистров и так занятия несколько раз в неделю, ещё и по вечерам, а сегодня – счастливый день: им поставили лекции в первой половине дня. Не воспользоваться подвернувшейся удачей – просто грех! Даже представить сложно, как бы пришлось выцеплять Оболенского вечером…

А теперь мы сможем поговорить после занятий. Наедине. Лучше вообще подальше от кампуса…

Я, часто-часто дыша, двигаюсь по коридору института. Голова разрывается от мыслей, в горле пересыхает, и даже слюна не спасает от скребущей боли. Заглядываю исподтишка в аудиторию, где, судя по расписанию, должна идти пара по каким-то экосистемам у группы Оболенского… Но его нет. Поджимаю губы от досады и прикрываю дверь. Я ведь его сегодня точно видела, неужто ушёл с последней пары? Горько усмехаюсь над тем, что я, как помешанная чёртова фанатка, знаю о нём столько всего… А Захар меня и помнить не помнит уже наверняка. Просто очередная… Одна из тех, кто побывала в его постели.

Из лекционной доносится звонкий женский смех, заставляющий меня замереть от удивления. Любопытство подмывает снова заглянуть и удостовериться в своих догадках. Преподавателя в кабинете нет – значит, пара уже закончилась, – а малое количество студентов, активно обсуждающих что-то весёлое, лишь подтверждает предположение – их отпустили раньше, до звонка…

Раскрываю дверь шире и из проёма пытаюсь обратить на себя внимание, потому что заходить к магистрам как-то не по себе, а узнать, был ли Захар на лекции, – просто необходимо!

– А… Зах-хар… Оболенский где? – исправляюсь я дрожащим голосом и чувствую, что щёки начинает припекать от волнения и стыда.

Бегаю за ним, как собачка. Да по нему ведь куча девушек вздыхает. Угораздило же меня именно с ним…

– А он только что ушёл, пару минут назад, наверное… Вы прям чуть разминулись, – отвечает долговязый парень, сидящий на парте, и приветливо улыбается.

Он находился ближе всех к выходу, наверное, потому и услышал мой писклявый лепет.

– Ага. У нас пару отменили, вот он и ушёл куда-то, – вклинивается другой парень, оценивающе скользя взглядом.

Меня передёргивает от этого поведения, но я заставляю себя вежливо улыбнуться. Если Оболенский ушёл недавно, ещё есть шанс поймать его на первом этаже, в вестибюле.

– Спасибо, – говорю обоим парням, выскакиваю в коридор и снова закрываю перед своим носом дверь, создавая спасительную преграду. Этот, второй, явно из «породы» ловеласов, и он мне не нравится.

Вдруг преследовать начнёт?

Спешно иду к лестнице, а затем перехожу на бег, кипя от злости. Воздуха теперь катастрофически не хватает, и дышать мне приходится ртом.

Я точно чокнутая! Рехнувшаяся! Идиотка! Весь день караулила, а в итоге сама из виду и упустила. Не-е-ет… Ещё одного такого стрессового дня мне не пережить: хватило слежки на свою голову, так что я просто обязана отыскать Оболенского. Ну не испарился же он за какие-то несколько минут из корпуса, в самом деле?

Это подарок Судьбы – не иначе! Мои молитвы услышаны!

Я сбегаю по лестнице на первый этаж и сразу же замечаю Захара в компании нескольких девушек и парней, что-то активно обсуждающих. Он всегда легко выделялся на фоне остальных: высокий рост с атлетическим телосложением благодаря любви к баскетболу, загорелая кожа, шикарная белозубая улыбка и орлиный взгляд карих глаз. Но больше всего поражала его уверенность в себе! Даже сейчас он стоит, спрятав руки в задние карманы джинсов, и время от времени кивает головой, а я по-прежнему млею, наблюдая издалека.

Я решаю дождаться окончания их разговора, поэтому скрещиваю руки на груди и переминаюсь с ноги на ногу, внимательно глядя на объект своей заинтересованности. Мне нельзя его упустить. Важно поговорить. Сегодня. Сейчас. Расставить все точки над «и».

И в идеале забыть прикосновения его рук и губ…

Я мысленно ругаю себя за глупость. Что было – то прошло!

Брюнетка с ногами от ушей в модном наряде – наверняка такая же богатенькая, как и он, – смотрит на меня с прищуром, а затем кладёт руку Оболенскому на плечо и кивает в мою сторону. Меня же несказанно поражает: «Как у неё с голыми ногами ничего не отмерзло? Октябрь же на дворе! Не июль!», после чего я легко угадываю по её губам вопрос:

– Кто она?

Самой любопытно, что бы он ответил.

Захар ухмыляется и что-то говорит ей с игривой улыбкой. Наверняка называет меня очередной воздыхательницей… что отчасти верно… Он, притянув девушку за талию, чмокает её в щёку, затем пожимает руки парням, и они расходятся. Легкий укол ревности таки ударяет в сердце, и я поджимаю губы. Захар продолжает стоять, ожидая меня, но сам не идёт навстречу. Я заставляю ватные ноги двигаться вперёд, оказываюсь рядом с ним и несмело поднимаю взгляд.

– Нам нужно поговорить, – почти шепчу я. – Это не займёт много времени.

– Ну, если надо, то говори… Я тебя слушаю: не глухой, – отвечает он сухим тоном, от которого меня ещё больше начинает трясти.

– Давай поговорим, где не так людно? – Я кошусь на студентов, снующих вокруг и поглядывающих с любопытством. – Даже у стен есть уши.

Оболенский вновь ухмыляется, а затем кивает.

– Иди через второй выход со стороны актового зала. Я выйду через главный, чтобы нас не видели вместе. Обсудим всё в сквере…

Он сразу же разворачивается на пятках и уходит, словно не желает слушать вероятные возмущения, а мне становится больно от такого предложения. Захар стыдится меня. Не хочет, чтобы кому-то стало известно, что он спутался с обычной простушкой. Пересилив чувства, от которых хочется зарыдать, я иду к уговоренному месту встречи.

Высокие зелёные изгороди, ажурные разноцветные кроны берёз и высаженных в том году краснокнижных японских кленов позволяют нам скрыться от чужих глаз. Не удивительно, что Оболенский выбрал именно непосещаемый студентами сквер… Захар уже стоит там, сцепив руки в замок за спиной, и сверлит меня испытывающим взглядом.

– Ну и что стряслось? Зачем ты за мной следишь? – цедит он холодно.

То ли его интонация, то ли осенний ветер виноваты, но меня начинает бить ознобом, и я пытаюсь расслабиться. Дрожь усиливается, мысли кружат в голове, отчего сложно сосредоточиться.

– Я не слежу, – пытаюсь оправдаться. – Просто… Я… Я…

Мне тяжело сказать эти злосчастные слова, ведь это означает, что я признаю их для самой себя. Врач ещё не подтвердил результат, а тесты ведь могут врать? Даже если их пять штук… Бракованные, мало ли? Или я – косячница?

Зря всё Вите рассказала под давлением истерики, как бы родителям ненароком не сболтнул… Да и этого всего не было бы…

– Что «ты»? Не тяни резину! Сказала «недолго», а сама сопли развозишь, – вскипает Захар.

Я щурю глаза, проглатываю слюну и на одном дыхании выдыхаю:

– Я беременна!.. От тебя беременна… – добавляю едва слышно, и внутри что-то обрывается.

Стук сердца мгновенно усиливается, руки становятся влажными.

Между нами нависает молчание. Шелест листвы бьёт по ушам, и я уговариваю себя открыть глаза и посмотреть на Захара. Только вскинутая бровь и медленно расползающаяся улыбка говорят о его эмоциях, но мне не удается охарактеризовать их. Недоумение? Шок? Или, возможно… Нет. Он не может быть рад этой новости. Точно не от меня…

Карие глаза злобно сверкают, сощурившись, а из горла Захара рвётся гнусавый рокочущий звук, походящий на смех. Это вгоняет меня в ступор. Я ожидала чего угодно, но не смех…

– Ты мне-то нафига это говоришь? Я в крёстные идти не собираюсь! – выплевывает Оболенский с презрением. – Поспеши поделиться радостной новостью с настоящим папашей. С кем спала ещё? Хотя мне нет дела с кем, как и когда. Короче, думай головой, а меня не трогай. Хочешь, аборт сделай.

Я не могу и слово из себя выдавить. Просто стою, смотрю на отдаляющуюся мужскую фигуру и едва сдерживаю слёзы, пощипывающие глаза. Унижение накатывает волной, и хлипкая преграда окончательно разрывается в щепки. Слёзы текут по щекам, а тело больше не кажется родным.

Я пропала! Пойдут слухи, и меня смешают со всем, с чем только можно…

– Так тебе и надо, дура, – шепчу себе пересохшими губами.

«Ты должна рассказать своему парню, что беременна от него. Это не та ситуация, где женщина может решать за мужчину: принимать ему ребенка или нет», – звучат в голове слова брата, и я окончательно жалею, что послушала его. Если бы ни его наставления, то я сходила бы сама к врачу, удостоверилась в наличии или отсутствии беременности и лишь после решала, как поступать дальше. Куда мне вообще рожать в неполные девятнадцать? Сама же ещё ребенок… Ни образования, ни работы, да и родители прикончат «от радости»…

Пытаюсь медленно дышать, чтобы успокоиться, но ничего не выходит. Безобидные слёзы переходят в истеричные содрогания. Мне не хватает воздуха, грудь горит, голова идёт кругом, мысли стягивает пеленой тумана.

Я присаживаюсь на ближайшую скамейку в сквере и запрокидываю голову на деревянную спинку. Затылок отдаётся болью, но сейчас я не уверена, что смогу без приключений добраться до остановки, где меня должен встретить брат. Даже к врачу намерен за ручку привести и увести… Закрываю глаза, и, как назло, воспоминания вспыхивают в голове.

До сих пор не могу поверить!

Две полоски! Все-таки снова эти две полоски… Одна из них нечёткая, и все же их было две! Пять одинаковых результата тестов на беременность врать не могут! Или могут?.. Из горла вновь рвётся истеричный смех, а глаза застилают слёзы. Меня сковывает дрожью, и я, обессиленная, скатываюсь с сидения на пол. Мелкие содрогания перетекают в истерику; из ослабевших подрагивающих пальцев тест выскальзывает и падает на пол.

Как это произошло? Почему с ним? Нет, конечно, понятно, как получаются дети, однако никто из нас не планировал такой исход. Что делать? Аборт?

Перед глазами всплывают кадры видео абортов, которые нам показывали на семинарах от гинекологов, и к горлу подкатывает приступ тошноты. Перистальтика вынуждает меня вскочить на ноги и броситься к ванной. Ужин покидает желудок, а я только рада, что всё закончилось быстро. Споласкиваю рот водой, чувствуя к себе разрастающееся отвращение, и поднимаю глаза к зеркалу. Русые короткие волосы склеились от воды в «сосульки» или прилипли к вискам и щекам. Под глазами пролегли синяки, лицо осунулось. «Расписная красавица»…

Вяло бреду обратно в комнату, но взгляд цепляется за высокую ссутулившуюся фигуру брата, рассматривающего что-то в руках. Я несколько раз моргаю, решив, что всё это лишь привиделось. Витька уже год как женат и живёт отдельно, а тут… как настоящий. Он оборачивается, и его потухший взгляд замирает на мне. По спине пробегает волна холода, когда я замечаю в его руках мой тест. Положительный тест!

– Что это, Уль? – спрашивает Витя безэмоционально.

Губы начинают дрожать, очередная волна эмоций пробивает защиту: слёзы скатываются по щекам сплошным потоком, вместо слов рвутся бессвязные звуки. Вглядываюсь в размытый силуэт брата и мотаю головой в стороны.

– Не рас… рас… сказ… зывай… – выдаю я надрывно, начиная заикаться от обрушившегося шквала эмоций. – Маме с пап… папой не рассказывай…

Ноги не держат, и я оседаю на пол. В ушах стоит гул, но я отчётливо слышу шаркающие шаги брата. Его руки стискивают меня в объятиях, ткань рубашки быстро намокает, а я цепляюсь за неё как за единственно возможное спасение. Но чем Витя может помочь? Мою глупость ничего не исправит.

– Улька, ну ты чего? – ласково шепчет он, поглаживая меня по спине.

Это действует как успокоительное. Витька всегда умел утешить меня лучше, чем мама. Мы всегда были близки, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте. Он был моей опорой, моей стеной, пока не съехал от нас, и пришлось учиться жить самостоятельнее.

– Не рассказывай, – повторяю я, боясь, что он сдаст меня.

Как вообще можно рассказать семье такую новость? Даже представить не могу.

Витька так и сидит со мной всё это время. Успокоившись, я не знаю, куда деться от стыда. Не хочу объясняться, не хочу делиться произошедшим – ничего не хочу. И не спрячешься уже никуда.

Витя принудительно поднимает меня на ноги и волочит к дивану. Я едва могу ступать, чувствуя себя обессилевшей ватной куклой, имеющей зачатки человеческого разума. Только усадив меня, брат облегчённо выдыхает и опускается в кресло напротив, широко расставляет ноги и упирается локтями в колени. Весь его образ кажется мне скованным и растерянным.

– Ульяна, расскажи мне всё, – шепчет Витя мягко, но его серо-зелёные глаза пронизывают.

– Нечего рассказывать, – лепечу я и отворачиваюсь. – Это просто ошибка.

– Что именно? Тест? Или…

Он обрывает себя на полуслове, тяжело выдыхает и взъерошивает волосы. Они у него всегда оставались непослушными, ни один мусс или лак не брал, а сейчас брат и вовсе походил на испуганного попугая.

– Ты парню своему рассказала о вероятной беременности? Это не та ситуация, где женщина может решать за мужчину: принимать ему ребенка или нет! Завтра ты расскажешь всё парню, и после занятий мы едем в больницу. Вместе. И это не обсуждается, Ульяна!

Я в ужасе округляю глаза и вжимаюсь в спинку дивана.

– Не хочу, – молю я, едва выдавливая звуки, – горло напрочь отказывается сокращаться, а язык поворачиваться.

– Это не шутки! Немаленькая уже! – Витя повышает голос, и мне становится лишь хуже. Мое лицо, видимо, так перекосило, что брат сразу смягчается: – Уль, давай успокаивайся, а то родители скоро приедут, и начнутся разборки.

– Его это всё равно не волнует. Мы расстались… – говорю я и прячу лицо в ладони.

«Так и не начав нормально встречаться», – заканчиваю про себя.

Действительно, чего я могла ожидать от Захара? Чтобы он бросился обнимать меня, радоваться? Как вообще ведут себя счастливые отцы в такие моменты?

Я успокаиваюсь и открываю глаза, чувствуя себя лучше. Краски осенней листвы рябят, заставляя чаще моргать, пока зрение не сфокусируется.

В клатче вибрирует телефон и окончательно вырывает меня из воспоминаний. На дисплее высвечивается «Брат». Я поджимаю губы, стараясь избавиться от эмоций, чтобы голос не выдал меня с потрохами, выдерживаю несколько секунд и отвечаю.

– Ты где? – спрашивает Витя тут же.

– Приехал? Сейчас подойду.

– Я на парковке у главного входа. На остановке запрещено стоять.

Машинально киваю вместо ответа, сбрасываю вызов и закидываю телефон в сумку. Слава Богу, мне удалось говорить ровно. Я наспех привожу себя в порядок, надеясь, что брат оставит свои допросы при себе, и иду на парковку.

Пусть всё это окажется моим кошмаром. Я проснусь – и не было в моей жизни ни красавчика-парня, ни последующих ужасов, связанных с ним.