Читать книгу Заложники пустоты - Виталий Абоян - Страница 2

Сегодня он нырял один. Никто не захотел бы провести целый день без всякой пользы. Хотя там, на дне, много чего интересного, но слишком уж глубоко это самое дно.

Первые две попытки не увенчались успехом.

Он нырял, зажав зубами армированный шланг, который закрепил на борту своей лодки. Ныряльщик всё продумал на случай, если лодка перевернется, к концу шланга привязан довольно большой кусок пенопласта.

Во время первого погружения ныряльщик не стал опускаться на самое дно. В его планах первым делом значилась разведка. Вода казалась кристально чистой, однако впечатление обманчиво – он повернул голову и посмотрел наверх: пляшущие на далекой поверхности моря блики полуденного солнца теряли свою четкость в мутном мареве.

Жаль, что на нормальное оборудование не хватало денег, сколько всего можно было бы поднять имей он хотя бы обычный акваланг. Еще большее сожаление ныряльщик испытывал по поводу отсутствия гидрокостюма – несмотря на то, что в конце апреля вода в Средиземноморье уже неплохо прогревалась, здесь, на глубине нескольких десятков метров, холод пробирал до костей. И не хватало нормального света – обычный, завернутый в целлофановый пакет фонарик сдох в течение первых пяти минут после погружения. Оставался еще один, но его стоило поберечь для более важного дела.

Да, похоже, обросшие ракушками и мохнатые от разношерстных водорослей холмы это именно то, что он ищет. Стопроцентной уверенности нет, но очень похоже. Теперь дело за малым – опуститься вниз, в холод и мглу, еще на пятнадцать метров и найти… фактически, он собирался, как говорят русские, найти иголку в стоге сена. Причем проблема заключалась еще и в том, что он не знал заранее, как должна эта иголка выглядеть.

Долгие полчаса подъема на поверхность. Спешить нельзя, хотя очень хочется. Три-пять рывков, и он окажется у самой поверхности. Можно будет выплюнуть наполняющий рот вкусом заплесневелой резины шланг и вдохнуть полной грудью свежий морской бриз. Но нельзя поддаваться соблазну – кессонная болезнь не заставит себя ждать, не пройдет и нескольких секунд, как боль в спине скрутит, заставив взвыть. А опускаться вниз для декомпрессии с плохо соображающим пострадавшим ныряльщиком сегодня некому. Еще немного. Суставы слегка ломит, но это не страшно. Нужно забраться в лодку и сделать перерыв. У него есть сэндвичи, как раз можно заняться обедом. А потом – снова в воду.

Второе погружение закончилось неудачей – шланг выскользнул из крепления и свалился в воду. К счастью, ныряльщик еще не успел опуститься достаточно глубоко, поэтому экстренное всплытие не обернулось трагедией.

Нет, так дело не пойдет. Нужно всё поправить и проверить. И только тогда снова нырять.

На ремонт нехитрого оборудования ушло сорок минут. Ныряльщик подергал шланг настолько сильно, насколько позволяла прочность самой трубки. Отлично, а крюк, на котором шланг висит, снимается легко, так что в случае опрокидывания утлого суденышка проблем не будет.

Опустившись на самое дно, ныряльщик аккуратно разгреб руками ил. Мимо проплыла мурена, не обратив на человека внимания. Он здесь чужой, подводные обитатели плевать на него хотели. Хотя акула, наверное, с удовольствием бы полакомилась человечинкой. Но акул, к счастью, здесь нет.

Под илом поверхность тоже густо обросла мелкими острыми ракушками. Достав нож, ныряльщик нетерпеливо отодрал моллюсков, вспугнув недовольно замахавшего клешнями краба. Ничего, сегодня тебя есть не будут, вот и радуйся.

Ныряльщик опустился еще ниже, чтобы получше рассмотреть то, что ему удалось отыскать, но в этот момент жесткий конец шланга натянулся, и неплотно зажатый зубами загубник выскочил изо рта – не хватило длины. На мгновение им завладела паника, ныряльщик вертел головой и в полумраке не мог найти темно-зеленый шланг, сливающийся с окружающим ландшафтом. Вот про цвет он как раз и не подумал! Если он не найдет дыхательную трубку, это погружение, скорее всего, станет для него последним. Даже если успеть подняться на поверхность до того, как легкие полыхнут огнем боли и заставят вдохнуть холодную соленую воду, кессонная болезнь оставит его инвалидом до конца жизни. Если вообще – оставит в живых.

Ему казалось, что все уже кончено, когда рука наткнулась на скользкий пластик, а в следующее мгновение пальцы, будто бы живущие собственной жизнью, воткнули воняющий резиной конец шланга в рот. Ныряльщик несколько раз конвульсивно вдохнул, выплюнув через клапан соленую воду, и наконец успокоившись, понял, что прошло не более десяти секунд. У страха глаза велики.

Только вот нож он потерял.

Его метания подняли со дна целое облако ила, и видимость пропала окончательно. Чтобы прочесть надпись на пластине, которую он очистил, пришлось выпустить изо рта конец дыхательной трубки – теперь он крепко сжимал её левой рукой, пропустив для надежности между пальцев, – и практически упереться лицом в дно. Да, надпись была подходящей, здесь будет чем поживиться. Наконец он нашел нужное место, это здание, а внутри должно быть много интересного.

Среди водорослей и успевших отрасти за несколько лет кораллов найти то, что нужно, не так-то просто. Сегодня на поиски он потратил не меньше часа, а бывали дни, когда найти не удавалось совсем ничего. Конечности от холода уже совершенно занемели, пальцы рук плохо сгибались, а зубы отбивали чечетку на силиконе загубника.

И тут появилась одна проблема – для того, чтобы добраться до искомого, нужно забраться внутрь. Залезть в длинный, кажущийся в подводной тьме бесконечным, коридор, превратившийся теперь в живописный подводный грот. Даже если бы длины шланга хватило, плавать в подводном лабиринте, цепляясь пластиковым хвостом за каждый угол, просто невозможно. Нужно решаться.

Ныряльщик остановился перед входом. Нужно плыть прямо, чтобы не заблудиться. Можно повернуть, но только один раз. Главное, чтобы все не оказалось зря – место можно запомнить и потом вернуться сюда еще несколько раз, если там есть что-нибудь интересное.

Грудная клетка, сдавленная тяжестью многометрового столба морской воды, мерно вздымалась, насыщая кровь кислородом. Надо надышаться так, чтобы хватило хотя бы на две минуты. Можно успеть. Лучше – на три, тогда он успеет точно. И еще необходимо закрепить конец шланга, чтобы его не пришлось искать – времени на поиски не будет.

Вдох, еще, последний, руки четким быстрым движением привязывают жесткий шланг к поржавевшим за четыре года перилам, проверочный рывок – все держится, узел не расслабился – и, оттолкнувшись изо всех сил ногами, ныряльщик исчезает в темном прямоугольнике входа.

Прямо, еще, еще, вот, кажется, здесь налево. Легкие как будто распирает изнутри, нужно выпустить немного воздуха. Стайка пузырьков весело уносится к потолку. Ныряльщик достает второй заготовленный фонарик – интересно, сколько продержится этот? Хотелось бы подольше, потому что впереди, за поворотом, не видно практически ничего.

Еще раз налево, здесь дверь. Руки скользят по обросшей слабо колышущимися водорослями ручке. Не заперто.

Руки, что есть сил, дергают за всё, что попадается. Уже очень хочется вдохнуть, а еще предстоит обратный путь. Только сначала нужно найти хоть что-то полезное.

Фонарик, похоже, скоро закончит жизнь. Не то целлофан негерметичен, не то давление в несколько атмосфер без специальной защиты способны выдерживать только люди. Нужно спешить, без света ничего не найдешь.

Вдохнуть хотелось настолько сильно, что ныряльщик уже не понимал, отчего перед глазами мельтешат черные круги – то ли фонарь гаснет, то ли это проблемы со зрением.

Руки вынимают ящик за ящиком. Ничего примечательного, обычное офисное барахло. Когда этот поросший водорослями и ракушками подводный сад был офисом, ящики двигались куда легче. Сейчас кажется, что вокруг не вода, а мед. Хотя это только кажется. Это от…

Фонарик моргнул дважды и погас навсегда. Ныряльщик в последнем сполохе неверного электрического света успел заметить, что сзади возвышается что-то, густо обросшее лохмотьями водорослей. Руки заскребли по колышущимся из стороны в сторону зарослям, чтобы быстрее развернуться. Пальцы наткнулись на нечто твердое, на ощупь – явно технологического происхождения. Ныряльщик уже ни о чем не думал – очень хотелось вдохнуть, он просто машинально рванул этот странный выступ, и тот легко оторвался, оставшись в руке.

Перед глазами что-то замелькало. Вспыхнуло несколько раз, на мгновение осветив темноту офиса, и оставило тьму в покое. Или это мерещится от недостатка кислорода?

Нужно выбираться. Быстро, очень быстро, потому что рот, конвульсивно сокращаясь в непреодолимой жажде вдоха, уже тянет внутрь прохладную жидкость. Пока удается удержаться от того, чтобы не заглотить порцию соленой воды, но силы на исходе.

Поворот, впереди уже виден сумрачный свет. Еще чуть-чуть. Замерзшие конечности наливаются тяжестью, словно внутрь каждой руки запихнули по свинцовой болванке, а ноги будто прикованы ко дну. Еще несколько метров.

Снаружи свет кажется слепяще ярким, хотя здесь, на глубине, в мареве поднятого им со дна ила царит синеватая мгла. Не важно, где шланг?

Глаза уже ничего не видят, но руки помнят. Рот хватает загубник, легкие жадно заглатывают порцию холодного затхлого воздуха вместе с просочившейся влагой. Ныряльщик закашливается, но теперь не страшно, теперь воздух в руках.

И именно в этот момент грянул гром. Вода вздрогнула, а со дна мимолетной судорогой подняло новое облачко ила. Потом ударило еще и еще, словно молотом по колоколу, если сидеть внутри него.

Всплывать нужно медленно, но получится ли? Нужно постараться.

Ныряльщик посмотрел на предмет, зажатый в правой руке – маленький черный цилиндрик, похожий на электронный гаджет. Ерунда какая-то, но, может, и удастся продать.

Он бежал, что есть сил. Даже, наверное, быстрее. Угораздило же согласиться.

А казалось, задача выеденного яйца не стоит. Когда к нему подвалил какой-то хрыч – ну, забулдыга чистой воды, кто б мог подумать, что так все обернется? – и предложил поучаствовать в деле, сомнения долго не терзали. Какие могут быть сомнения при виде такого количества наличности? Столько денег – настоящих бумажных денег, а не циферок на электронном счете – он разом никогда не видел. Ну, там, в кино или в новостях, когда полицейскую хронику показывали, конечно, видел. Но чтобы живьем, своими, так сказать, собственными глазами… Тем более что всё это богатство ему предлагалось забрать с собой вот прямо сейчас.

Нет, разумеется, отказаться он не мог. Не поняли бы его. Ни мать, которая пилила больше всех, что он, дурень, не может заработать даже на корм её идиотской собачонке; ни жена, которая давно с ним не спит, потому что, по её мнению, муж у неё неудачник. Она спала с Фаридом, держащим мясную лавку в двух кварталах от их дома, он прекрасно знал это. Да вообще – все это знали.

Так что, когда немытые пальцы коснулись аккуратненьких ровных пачек по сто тысячеевродиновых бумажек в каждой, оторваться от такого сокровища было уже никак невозможно. Это был шанс. Первый и последний в жизни – забыть про собачек и мясников, убраться отсюда и зажить нормальной жизнью. Куда убраться и как именно зажить, в тот момент он не задумывался. А сейчас желание подумать об этом возникало, но совершенно не было времени. Очень уж велика перспектива распрощаться с собачками и мясниками навсегда, так никуда и не уехав.

Впереди стена. Невысокая, метра три всего. Поверхность шероховатая. Давай же, с разбега!

Пальцы скребут по бетону, оставляя кровавые полосы и белые кусочки сорванных ногтей.

А ты и не знал, что люди способны на такое, ведь так?

Знал, не знал – какая разница? Наверное, знал. И тот хмырь, что выдал ему эти злосчастные пачки евродинов, скорее всего, тоже знал. Иначе не подвалил бы к нему, другого кого-нибудь выбрал бы.

На миг в памяти ожила картинка из прошлого – яркое солнце, бьющее прямо в глаза, игриво выглядывает из-за скалы, на которой он висит, вцепившись в теплый шероховатый камень пальцами левой руки. И никаких страховок. Страховки – это для неудачников. А его жена – тогда она еще не была женой – стоит на утесе в пяти метрах под ним и смеется. Радуется жизни. Тепло, весело, классно. Тогда не было никакой Станции, никаких мясников, и маме в голову не могло прийти завести мерзопакостного французского бульдога. Но всё течет, всё изменяется.

Пули вошли в забор рядом с коленкой с сочным уханьем и треском крошащегося бетона. Не останавливаться, главное – ни секунды промедления. Следующая пуля найдет цель.

Только куда дальше? Пальцы, не чувствуя боли, мертвой хваткой впились в край забора. Один рывок, и будешь наверху. Но дальше пути нет – сверху забор украшали густые мотки сверкающей в свете прожекторов проволоки. По ней наверняка пропустили ток, попробуй прикоснуться, и превратишься в жаркое.

Вместе с деньгами ему выдали пластиковый пропуск и маленькую черную палочку. Даже – штырёк. Рассказали, куда прийти, что сказать, кому показать пропуск и в какую щель сунуть пластиковую карточку. На входе у них стоит стационарный наноскоп, но чувствительный прибор ничего подозрительного в черном штырьке, который на всякий случай спрятан за подкладку пиджака, не обнаружил. Или наноскоп обнаружил, но охранник не обратил внимания?

Не важно. Теперь не важно.

Не то охранник все же опомнился, не то пропуск действовал только в одном направлении, но факт оставался фактом – когда он попытался убраться из огромного ангара, вонзив в прорезь детектора выданную заказчиками карточку, к нему подошел охранник и очень вежливо предложил пройти с ним. Идти никак не следовало, об этом разве что не было написано крупной арабской вязью на лбу вежливого охранника, и он побежал. Так, как не бегал никогда раньше.

Ловким движением удалось протиснуться между довольно плотными кольцами проволоки, не зацепив ее. На радостях он едва не свалился с забора, снаружи высота почему-то была намного больше – метров пятнадцать, а то и все двадцать. Сердце бешено заколотилось в груди, а до этого момента оно словно бы замерло, боясь получить разряд электрического тока. Куда теперь?

Он всегда был парнем смышленым. Просто не повезло в жизни. В тот день многим не повезло – когда случилась авария на Станции, и весь мир полетел в тартарары. А ведь мог подняться до капера. Но не судьба.

Он быстро нашел то, о чем говорил человек, лица которого он так и не увидел. Только пухлые, лениво шевелящиеся под укороченной наномаской губы.

Черный штырёк подошел, будто для этого его и смастерили. Надо думать, так оно и было. Дело сделано, осталось выйти. Вот тут и начались проблемы.

Впереди, метрах в пяти-семи, стоял огромный щит с крупными, в человеческий рост буквами: «ESA», и что-то еще мелко. Там, внизу, прямо под буквами, виднелась покрытая пятнами коррозии перекладина. Если допрыгнуть до нее, можно затормозиться, схватившись за неё руками, а потом до земли уже не так страшно. Главное не сломать ногу, тогда бежать не удастся.

Он оттолкнулся изо всех сил и, вытянув вперед руки, прыгнул. Расчет оказался верен, всё получилось бы. Если бы не очередь, выпущенная из «ревуна» на вышке справа.

Руки попали точно в перекладину, только схватиться им уже было не суждено: мертвое тело, перевернувшись от удара о нижнюю кромку вывески с буквами, с неприятным влажным звуком упало в аккуратно подстриженную возле забора траву.

Нейлоновая сеть с тихим плеском медленно исчезала под водой, оставляя на поверхности разлетающуюся в стороны мелкую рябь. Потертый белесый буй, приспособленный из видавшей виды пластиковой канистры, с глухим стуком перевалился через борт и плюхнулся в море. Сегодня улов должен быть хорошим, и не только сеть поможет в этом.

– Поднажми! – крикнул капитан четверке отъявленных лентяев, которых его угораздило сегодня посадить на весла. Денег платить этим нищебродам капитан не собирался, обойдутся пайком из того, что не подойдет для рынка.

В невысокой надстройке маленького рыбацкого баркаса лежал брикет взрывчатки, который капитан нашел на берегу. Не то военные обронили, не то вынесло море. Оно теперь много разных сюрпризов приносит, правда, с каждым годом все меньше и меньше.

Свой баркас он тоже нашел на берегу. Через месяц после того, как рвануло на Станции, и Марсель со всеми жителями и небоскребами, полными верхолазов, торжественно отчалил от берегов Европейского Исламского Союза и скрылся в соленых водах Средиземноморья.

Тогда многие боялись появляться здесь. Даже спасатели особенно не лезли на берег – французская атомная станция, что работала раньше недалеко от Женевы, говорят, рванула от души, и кто его знает, что несли в море потоки мутной дождевой воды. Наверное, ничего хорошего не несли.

Но он плевать хотел на россказни о радиации, он привык не обращать внимания на то, что не мог самостоятельно осмотреть или пощупать. Он и еще несколько парней из их городка провели тогда на побережье пару недель. И не проиграли – баркас валялся на брюхе почти целый. Небольшой ремонт, и судно уже четвертый год исправно помогает добывать дары моря. Выживать помогает. А радиация – так кто её видел? Ничего от неё капитану не сделалось.

– Давайте, лентяи, отрабатывайте ужин! – гаркнул он на гребцов и раскурил коптящую самокрутку. – Напрягитесь или рыба уйдет от нас.

– Мы… – отдуваясь, начал один из гребцов, но тут же прикусил язык, заметив суровый взгляд капитана.

– Пасть закрой, а то станешь наживкой.

Конечно, бросать это отребье за борт он не собирался. Только на самом деле они хорошо понимали, что такие нищеброды никому не нужны. Их никто не хватится, а если и хватится, то ничего не добьется.

Баркас медленно тащился по дуге, оставляя за собой нитку разношерстных буев. По правому борту, метрах в ста пятидесяти, кружили чайки. Много чаек, они то и дело падали в воду, выныривая с рыбешкой в клюве. Там крутилась стая сардин, судя по всему – большая стая. Если знать, куда смотреть, можно заметить глянцевые спины тунцов, что прибыли на этот пир снизу, из морских глубин. А по воде добирались люди. Скорости не хватает – если бы можно было запустить двигатель… Это если бы на баркасе вообще был двигатель – за отсутствием нормальных батарей Ллейтона его давно сняли, чтобы освободить в трюме место для улова. Да и этому отребью грести все ж легче.

Если бы был двигатель, можно было бы поймать столько сардин, что не влезли бы в увеличенный трюм. А так, на веслах – рыба до горизонта успеет добраться, пока они доплывут до стаи.

– Давайте, еще немного, – скорее для себя пробормотал капитан.

Откуда-то слева донесся грохот. Раскатистый, сотрясающий воздух, словно удар далекого грома. Шторм? Капитан повернул голову и всмотрелся в горизонт, недовольно сморщив губы. Если грохотать не перестанет, то сардин не видать, как своих ушей – рыба, напуганная звуком, уплывет в противоположном от сетей направлении.

Далеко, почти у самого горизонта на темной подернутой легким волнением морской глади появилось несколько темных точек. И одна точка побольше. Собственно, не точка, а жирная черта, которая довольно резво увеличивалась в размере.

Капитан поднес к глазам бинокль с треснувшей линзой в правом окуляре – тоже подарок Посейдона, – но большой необходимости в этом уже не было. И так ясно, что пожаловали военные. Чего им здесь надо? Не иначе объединенный флот родного Исламского Союза решил устроить показательные маневры, чтобы отщепенцам из Северной Африки неповадно было.

Громыхнуло еще раз. И еще. Теперь капитан явственно ощутил, как сотрясается воздух. Куда они стреляют? Сощурив правый глаз, рыбак внимательно рассматривал происходящее.

Огромный крейсер палил изо всех пушек. Причем палил он, как померещилось капитану, в направлении более мелких кораблей своей же эскадры. Или это только так показалось? Слабое подозрение, что те корабли совсем не свои, появилось и тут же исчезло – очень неправдоподобная версия: нападение на огромный крейсер флота ЕИС прямо у родных берегов.

Пушки выплюнули очередную порцию огня и дыма, а через пару секунд воздух вокруг вздрогнул, по воде пошла рябь. Всё, сардины рванули в другую сторону.

Капитан краем глаза успел заметить, что один из кораблей сопровождения полыхнул короткой яркой вспышкой, но теперь рыбаку стало не до средиземноморской эскадры. Он поджёг запальный шнур, самодельный – главное, чтобы не сгорел быстрее, чем надо, а то сардин ловить будет некому, – и, как мог далеко, бросил взрывчатку в сторону бурлящей в воде стаи. Эх, не добросить, был бы мотор…

Небольшой продолговатый брикет шлепнулся в воду, легкий дымок возвещал о том, что с запальным шнуром все в порядке, он продолжает гореть.

– Стоп машина, – крикнул капитан гребцам и добавил, что есть сил вращая штурвал: – Разворачивай посудину правым бортом!

Гребцы налегли на весла – вот тут они работали на совесть: подорваться на собственной взрывчатке никому не хотелось. Баркас неспешно сбавлял ход, забирая носом влево.

По правому борту ухнуло, и вода поднялась, тяжелым ленивым фонтаном опадая обратно в море. Капитан потряс головой – заложило уши – и посмотрел на дело рук своих. Горстка рыбешек и несколько чаек, сбитых взрывной волной, плавали во все еще неспокойной воде. Промелькнула спина тунца, двигается медленно – видно рыбина жива, но её оглушило. Нужно быстрее тянуть сеть, чтобы собрать все, что можно. Как некстати приперлись вояки со своими маневрами!

– Активней налегай на весла, активней!

Капитан снова взглянул сквозь единственный окуляр бинокля на крейсер. И обмер – огромная серая туша корабля медленно заваливалась на левый борт, не прекращая при этом постреливать из оказавшихся теперь сбоку орудий. Были явственно видны сыплющиеся в воду черные точки: люди прыгали за борт в надежде спастись.

А потом всё произошло очень быстро. Почти мгновенно. Вытянутый, обтекаемый, словно бок дельфина, борт крейсера вдруг вздулся, а потом его разорвало изнутри. Когда спустя полминуты дым рассеялся, крейсера больше не было. Только вспененная вода продолжала бурлить, выбрасывая на поверхность тела моряков.

Не отрывая глаз от окуляра бинокля, капитан нащупал рукоять топора.

– Да и хрен с ней, с этой рыбой, – пробормотал он, перерубая канат сети.

С третьего удара канат лопнул, обрубок скользнул за борт, оставляя сети с поплавками-канистрами полную свободу действий. «Сеть жалко, только себя жальче», – подумал капитан. Да уж, со взрывчаткой он как-то совсем не вовремя подсуетился.

– Разворачиваемся правым бортом, и домой. На полном ходу!

Один из гребцов – грязный детина с нечесаной бородой – что-то прокряхтел в ответ. Выражал недовольство. Мол, улов-то где?

Бунт на борту? Капитан достал из-за пояса «дыродел», передернул затвор и направил ствол в лицо нищеброду. Откуда тому знать, что внутри нет ни одного патрона.

– Греби, давай! Или рыбам на корм захотел?

Мужик бросил на капитана полный ненависти взгляд и положил руки на весло.

– Так-то лучше. Или у кого-то здесь есть желание отправиться на беседу к воякам?

Послышался плеск весел о воду. К воякам никто не хотел, все понимали, что разговор будет коротким.