Читать книгу Изгоняющий демонов - Виталий Гладкий - Страница 7

Эрибу шагал в пыльном облаке, ориентируясь на впереди идущего воина. Пришел и его черед нести «илку» – воинскую повинность. Ашшуры могли отбывать «илку» в форме несения солдатской службы (цаб-шарри), в рядах резерва (ша-куталли), а также на строительстве дорог и крепостей (дуллу). Наиболее пригодные молодые люди при смотре и переписи определялись в солдаты – пехоту, кавалерию и даже в элитные колесничные войска. Приблизительно такое же количество, как набранные солдаты, составляли служащие резерва; и наконец, оставшиеся попадали в ряды дуллу.

Тот, кто имел возможность, мог официально освободиться от воинской повинности, оплатив расходы на содержание и обмундирование любого другого рекрута цаб-шарри. Или же сын мог отправиться в поход вместо занемогшего отца. Манну имел достаточное количество серебра для выкупа Эрибу, чтобы тот не познал тягот воинской службы, но строптивый сын был непреклонен. «Хочу познать мир!» – ответил он, как отрезал.

Мысленно Манну соглашался с мнением Эрибу – размеренная и скучная деревенская жизнь засасывала, как болото. Но, будучи бывалым солдатом, горшечник знал, что война – это не легкая прогулка ради познания мира, а пот, кровь, раны и увечья. Не говоря уже о ненасытном Нергале, который поджидал солдата на каждом шагу, в каждом сражении. Тем не менее на Эрибу не действовали никакие доводы и уговоры. Он стремился вырваться из деревни, как птица из силков, повинуясь внутреннему зову, его душа требовала перемен.

Рекрутов набирал мушаркису – придворный вельможа по имени Шарру-эмуррани. Центральные сборные пункты располагались в Кальху, Ниневии и Дур-Шаррукине. Здесь находились писцы, офицеры, обучавшие новобранцев, а также периодически происходили воинские смотры, которые проводил как сам царь, так и его высокопоставленные вельможи.

Эрибу определили в Арамейскую кицру[37] – одно из самых старых воинских подразделений Земли Ашшур. Кицрой командовал раб-кицри, старый солдат, который был жесток до предела. Эрибу отлично стрелял из лука, поэтому его назначили в отделение лучников. Мало того, спустя некоторое время он даже стал десятником – раб-эширте. А все потому, что он с честью выдержал все издевательства раб-кицри, гонявшего солдат до седьмого пота.

В конечном итоге командир кицры признал, что Эрибу стреляет не хуже превосходных лучников-итуэйцев, которых набирали из одноименного арамейского племени с берегов Идигна. В пару ему дали дюжего куррейца, копейщика и щитоносца, обладающего большой силой, но не шибко умного. Зато огромный, плетенный из прутьев щит с загнутым верхом, который хорошо защищал лучника от навесного огня, курреец мог держать сколь угодно долго. Казалось, что он не знает усталости.

Летний месяц дуузу неслучайно был выбран мудрым богом Ниншику в качестве начала сезона военных походов. В Земле Ашшур как раз заканчивался сбор урожая, и многочисленные земледельцы освобождались для несения военной повинности. Именно в это время отец Шаррукина, великий Тукульти-апал-Эшарра[38], создатель непобедимой армии ашшуров, предпочитал проводить полномасштабные военные кампании с привлечением большого количества цаб-шарри.

Конечно, наличие профессиональных воинов кицир-шаррути позволяло царю не ждать полного завершения мобилизации цаб-шарри, чтобы выступить в поход. Войско (эмука) могло отправиться в путь в любое время. Но даже гвардейцы, зук-шепе, подобно остальным солдатам армии, были уязвимы, так как тоже зависели от снабжения. Поэтому необходимое продовольствие и фураж стекались в центральные склады и амбары провинций, через которые следовала армия, задолго до начала похода. Шаррукин, как и его отец Тукульти-апал-Эшарра, отличался предусмотрительностью и тщательно следил за исполнением своих планов и приказов.

Воинские колонны передвигались только в прохладную часть дня, поскольку ходьба по страшной жаре сильно изматывала солдат и уменьшала их шансы в бою. А идти нужно было далеко – Шаррукин решил покончить с Урарту[39], богатой и сильной страной – соперницей Земли Ашшур.

Узнав из донесений своего лучшего шпиона Ашур-рисуа о том, что весной орды гимиррайя[40] нанесли жесточайшее поражение урартскому царю Урсе I[41], царь решил летом воспользоваться сложившейся обстановкой. Начавшийся в месяце дуузу поход был представлен как карательная экспедиция против союзника Урсы – царя страны Зикерту[42], все еще не приведенной ашшурами к покорности. Таким нехитрым способом Шаррукин хотел усыпить бдительность Урсы.

Молниеносность и натиск были главными в военной стратегии ашшуров. Армия двигалась очень быстро; Шаррукин предпочитал не давать противнику времени для подготовки к сражениям, а полководцы всегда старались только наступать и заканчивать сражение решительным ударом, окружив врага с тыла и флангов, не давая ему опомниться. Нередко они применяли и военную хитрость – практиковали внезапные ночные налеты на противника.

Особое значение ашшуры придавали разведке и шпионажу. Царь уделял большое внимание выведыванию планов и намерений соседних стран, особенно тех, на которые готовился напасть. Специально обученные лазутчики и шпионы пробирались в тыл врага, сеяли среди населения панические слухи, изучали настроение народа и одновременно вели агитацию в пользу Земли Ашшур, ее могучей армии. В то же время лазутчики запугивали население, стремясь морально подавить дух сопротивления войску могучего и непобедимого царя Шаррукина.

Велась война и на измор противника. Подвижные части ашшуров занимали дороги и горные перевалы, уничтожали колодцы, переправы на реках. Противник лишался при этом возможности подвозить продукты, воду, получать подкрепление. Армия стремилась избегать обходов, двигаясь в основном в прямом направлении.

Когда на пути попадались водные рубежи, их форсировали с помощью мехов, изготовленных из кожи. Воины быстро надували их воздухом, крепко завязывали и подвязывали себе под живот, что давало возможность быстро и легко переправляться на другой берег.

Если река была не очень широкая, солдаты наводили мост. Походные мосты строились быстро. Те же надувные мехи связывались друг с другом в несколько рядов, потом перебрасывались через реку, сверху наскоро клался настил из местного подсобного материала, а иногда остов даже покрывали хворостом. Построив переправу, мост также быстро снимали, и войска стремительно продвигались вперед.

Многочисленная, хорошо вооруженная армия Земли Ашшур своими смелыми атаками наводила ужас на неприятельскую пехоту и обращала ее в бегство. Войну вели продуманно, учитывали все детали, весь накопленный ранее опыт. Благодаря этому Шаррукин превратил свою армию в могучую военную силу. Горе было стране, на которую обрушивалась ярость ассирийского царя…

В начале похода Шаррукин вступил в маннейскую область Сурикаш. Сюда была доставлена дань Маннеи самим царем Уллусуну с советниками и приближенными. Затем ашшуры прошли через владения маленького зависимого царства Аллабриа в верховьях Малого Заба, где царь получил оброк конями и скотом со своего ставленника Бел-апал-иддина[43], заменившего смещенного два года назад Итти.

Потом Шаррукин перешел в прежде завоеванную ашшурами область Парсуа – для того, чтобы создать у Урсы ложное представление о своих истинных намерениях. Сюда повелителю ашшуров была доставлена подать от владык поселений с ранее покоренных территорий Мидии и областей, непосредственно примыкавших к ним – несколько табунов лошадей, много мулов и двугорбых верблюдов, – весьма ценных животных, которые могли перевозить большие тяжести, тем самым облегчая воинам ашшуров путь, и наконец, стада рогатого скота – весомую мясную добавку к ежедневному рациону солдат.

Создавалось впечатление, что Шаррукин собирается повторить поход на Центральную Мидию, но намерения его были совершенно иными. Из Парсуа царь перевалил через горы и вступил в маннейскую область Миссу. Здесь, согласно предварительной договоренности, в крепости Зирдиакка его поджидал Уллусуну, подготовивший продовольственные склады и доставивший коней и скот для ассирийского войска. Во время совещания с Уллусуну царь, якобы по просьбе маннейского царя, обещал начать поход против Урарту – с целью возвратить Маннее утраченную ею территорию на южном и западном берегах озера Урмия.

Затем был устроен пир в честь Уллусуны и маннеев, причем царь Маннеи, хотя и был посажен ниже Шаррукина, однако выше, чем когда-то его отец Иранзу. Это было равносильно признанию Маннеи союзной державой. Здесь же были получены запоздавшие умилостивительные дары от правителей двух крепостей Гизильбунды – Зизи из Аппатара и Залая из Китпата, расположенных на границе с Парсуа.

Однако, несмотря на обещание начать войну с Русой I, а может быть опять-таки, чтобы ввести неприятеля в заблуждение, Шаррукин продолжил путь из Зирдиакки по южной и юго-восточной окраине Маннеи, направляясь против Зикерту. В маннейской крепости Панзиш, пограничной как с Зикерту, так и с Андией, были собраны для похода большие запасы продовольствия. А затем царь вступил в область Лукане, на территории Метатти, царя Зикерту.

Метатти применил старую тактику – оставил свою резиденцию, крепость Парду, и укрылся на горе Уашдирикка. Однако он не ограничился этим, а срочно бросил свои воинские силы на соединение с Русой, который тем временем, услышав о намерении Шаррукина углубиться в страну Зикерту, спешил с запада с целью отрезать его с тыла и разгромить.

Разгадав этот маневр, царь опрокинул заслон, оставленный Метатти на перевале через Уишдирикку, разгромил тринадцать зикертских крепостей, после чего резко повернул на запад на занятую урартами маннейскую область Уишдиш. Там Шаррукин получил от Бел-апал-иддина подтверждение о приближении войск Урсы I. С целью выиграть время, не дожидаясь подхода основной части своих войск, царь двинулся на врага в сопровождении элитного подразделения конницы – питхаллу, крупного отряда пехоты (шепе) Син-ах-уцура[44], своего близкого друга, и нескольких колесниц.

Всего этого Эрибу, конечно же, не знал. Несмотря на чин раб-эширте, его не посвящали в замыслы командования. Главной заботой Эрибу было накормить своих воинов и напоить (что составляло определенную проблему, так как на пути не всегда встречались реки и ручьи), следить за состоянием оружия (щитоносцы были вооружены копьями и мечами, а лучники – длинными кинжалами) и здоровьем солдат.

Что касается последнего, то более крепких и выносливых воинов, чем в подразделении раб-эширту Эрибу, трудно было найти во всей армии царя. Его руки творили чудеса: небольшие ранения солдат заживали прямо на глазах, а силы после длительного перехода восстанавливались быстро.

Подчиненные Эрибу не могли нарадоваться, что у них такой командир, но помалкивали о колдовских способностях раб-эширту – чтобы его не перевели в другую часть, на повышение. А сам он не стремился занять более высокий пост. Ему нравились дружеские отношения, которые царили среди десяти воинов его подразделения, готовность каждого немедленно прийти на выручку товарищу, пусть даже ценой собственной жизни. Но, слава богам, Нергал собирал свою кровавую жатву большей частью среди других отрядов…

Вечер выдался на удивление теплым и тихим. В горной местности, по которой шло подразделение Син-ах-уцура, куда входили лучники Эрибу, такая погода была редкостью. Здесь часто дули сильные ветра, а по ночам от холода не спасали даже костры. Тем более, что иногда их вообще запрещали зажигать – дабы не выдать расположение передового отряда ашшуров разведчикам Урарту.

Щитоносец Эрибу, которого звали Чору, колдовал над казанком, в котором булькала мясная похлебка, приправленная ароматными кореньями. Курреец кроме своей выдающейся силы обладал еще одним, несомненно, весьма ценным в походе качеством – он мог буквально из ничего сотворить вкусный обед или ужин. (Впрочем, обедать приходилось редко – отряд пехотинцев Син-ах-уцура и так с трудом поспевал за всадниками, во главе которых находился сам Шаррукин.)

В этот раз стрела удачливого Эрибу нашла отличную цель – большого горного сурка. Обычно сурки набирают вес к осени, но этот экземпляр, похоже, был чересчур прожорлив, поэтому весил, по меньшей мере, четверть билтума[45].

Обрадованный Чору, не страдающий отсутствием аппетита, тут же начал вытаскивать из своей походной сумки съедобные корешки (он жевал их по пути), быстро разделал тушку сурка и добавил в пустую чечевичную похлебку – обычный солдатский рацион – куски жирного мяса. И теперь весь десяток воинов подразделения Эрибу с вожделением принюхивались к аппетитным запахам, которые исходили из казанка.

Неожиданно плотная темень, к которой добавился туман и которую не мог отодвинуть далеко даже огонь костра, зашевелилась, послышались легкие шаги, и в освещенное пространство вошел… командир гвардейцев ша-курбути, туртану[46] Син-ах-уцур! Солдаты вскочили, как ужаленные, чтобы отдать честь своему полководцу, но тот мигом приложил ладонь ко рту, и они ограничились лишь тихими возгласами: «Слава Ашшуру!» Громко разговаривать в горах, а тем более кричать, было строго запрещено, ведь эхо разносило звуки очень далеко, и никто не мог поручиться, что где-нибудь поблизости не рыщут передовые дозоры армии Урарту.

– Раб-эширте, не угостишь ли ужином? – вежливо обратился Син-ах-уцур к Эрибу. – Признаюсь, – добавил он со смехом, – что меня привели к вашему костру очень аппетитные запахи.

Лишняя чашка нашлась мгновенно, и вскоре туртану уплетал за обе щеки вместе со всеми и впрямь вкусную густую похлебку. Естественно, Чору положил ему самый большой кусок мяса.

Из напитков солдатам полагалась на марше только финиковое пиво, но для Син-ах-уцура у раб-эширте нашлась фляжка превосходного урартского вина (Эрибу всегда отличался запасливостью). Туртану посмаковал, отхлебнув из фляжки несколько глотков, и с благодарной улыбкой кивнул молодому десятнику.

Син-ах-уцур был другом детства царя. Он, не колеблясь, поддержал Шаррукина, когда тот узурпировал трон Земли Ашшур вопреки всем древним законам. А в тот момент это было смертельно опасно для вельмож, которые приняли сторону младшего сына Тукульти-апал-Эшарра.

Тем не менее Син-ах-уцур пошел вместе с другом до конца и в конечном итоге стал одним из самых влиятельных придворных царя. Мало того, Шаррукин вверил ему свою жизнь, назначив командиром ша-курбути. Уж чего-чего, а заговоров в государстве ашшуров хватало.

Покончив с ужином, Син-ах-уцур с удовольствием потянулся до хруста в костях, как большой кот, вежливо поблагодарил солдат за еду и сказал, – уже строго – обращаясь к Эрибу:

– Отойдем… Нужно поговорить.

Лагерь передового отряда ашшуров, несмотря на небольшое количество воинов (по сравнению со всей армией), занимал много места. Это на равнине солдатский бивак был достаточно компактным, даже с учетом обоза. Здесь же, на более-менее удобном для привала плоскогорье то здесь, то там торчали скальные выступы, щетинились кусты, и воины, сбитые в десятки, располагались беспорядочно – как заплаты на ветхом рубище раба-вардума.

Син-ах-уцур отвел Эрибу за скалу, внимательно осмотрелся, прислушался, а затем начал негромко говорить: