Читать книгу Змея за пазухой - Виталий Гладкий - Страница 2

Пожалуй, впервые за последний год Никита поднялся в шесть утра. И даже сделал зарядку. Давно не тренированные мышцы отозвались болью, и он решил, что просто обязан вернуть прежние физические кондиции, коль записался в частные детективы. Где-то глубоко внутри угнездилось беспокойство; Никита пытался не думать ни о чем плохом, но чувство тревожности не покидало его с того момента, как Полина покинула его квартиру.

Весь прошлый опыт предостерегал его от пока неведомой опасности. Никита отдавал себе отчет в том, что впутался в опасные игры богатых, а это уже не шутки. Хорошо, если свое письмо Олег и впрямь писал под винными парами и то, что его заказали, не более чем вымысел. А если это правда? Если и впрямь некто, имеющий большие деньги и власть, нацелился на компанию Колосковых? Как быть тогда?

«Тады ой…» – не без внутренней дрожи ответил сам себе Никита, допивая свой утренний чай.

Поставив чашку в мойку, он с нетерпением посмотрел на свои «командирские» – часы показывали половину восьмого. К этому времени Полина обещала прислать за ним машину, чтобы он мог осмотреть квартиру, из которой Олег отправился в свое последнее путешествие.

Личного авто у Никиты не было – как-то не сложилось. Пока тянул армейскую лямку, машина была ему не нужна, а когда ушел в отставку, то оказалось, что его накоплений хватит лишь на подержанный жигуленок. Ездить на ржавой консервной банке Никита не имел ни малейшего желания, поэтому мысль о личном авто он сразу же выбросил из головы как несущественную, тем более что машина никогда не была для него пределом мечтаний, как для некоторых сослуживцев.

Ровно в половине восьмого раздался стук в дверь. Стучали по-мужски уверенно, но без нахрапистости, что Никита сразу же отметил не без некоторого самодовольства. «Ученье – свет…» – вспомнил он вчерашних «быков» и ухмыльнулся. Конечно же Полина прислала кого-то из своей охраны – самой ей наносить повторный визит было не к лицу. И то верно – кто он и кто она. Каждый сверчок должен знать свой шесток.

– Кто там? – спросил Никита на всякий случай.

При этом по устоявшейся армейской привычке он встал не перед дверью, а сбоку, за стенкой. Разве угадаешь, что задумал человек, который находится на лестничной площадке? А ну как выстрелит через дверь из какого-нибудь крупнокалиберного ствола. В его военной жизни такие моменты случались. Тем более что дверь в квартире была из советских времен – деревянная рама, на которую набили толстый картон и обтянули коричневым дерматином.

– Я от Полины Николаевны, – раздался сильный звучный голос. – Как договаривались…

Никита открыл дверь и увидел крепко сбитого мужчину его возраста (или чуть помоложе) с холодными неподвижными глазами серо-стального цвета. Едва взглянув на него, он сразу понял, что перед ним стоит бывший военный, притом профессионал высокой пробы. Никите были хорошо знакомы и такие глаза, и особенный прищур, который выдавал высокую готовность мгновенно взорваться и нанести упреждающий удар, и льдинки, таившиеся в зрачках, подсказывающие искушенному наблюдателю, что убийство для такого человека не более чем мелкое недоразумение.

– Я готов, – ответил Никита с непроницаемым выражением лица и захлопнул за собой дверь.

Он спустились по лестнице, и вскоре новенький джип влился в бесконечный поток машин, не прекращавшийся ни днем ни ночью. За рулем сидел сам посыльный.

«Сбылась сокровенная мечта советского человека… – думал Никита, когда они застряли в очередной пробке (к его удивлению, джип был без мигалки). – Когда-то каждая семья хотела иметь машину. Теперь автомобиль есть у многих, да почти у всех. Но если раньше до работы доезжали трамваем за двадцать минут, то нынче машиной и за два часа не доберешься. Гримасы капитализма… чтоб ему пусто было».

Многоэтажный дом, в котором Колосков купил себе квартиру, был совсем новый, из разряда козырных. Отделанный облицовочным кирпичом и полированным гранитом, с мачтами ночной подсветки и высоким кованым забором, через который так просто не перебраться, он казался башней средневекового замка. Во дворе росли деревья, различные экзотические растения и цветы, а все дорожки были выложены тротуарной плиткой. Немного сутуловатый дедок в живописной соломенной шляпе – видимо, дворник – поливал газон, и водяная пыль от разбрызгивателя нарисовала в воздухе радугу. Никита счел ее хорошим предзнаменованием и немного приободрился.

Мужчина, которого Полина послала к Никите, оказался начальником ее охраны. Собственно говоря, Никита почему-то так и подумал, едва взглянув на его каменное лицо. Босса вчерашних «быков» звали Альберт, так он представился. Похоже, к отчеству он еще не привык. Все верно, в армии у офицера, рангом ниже подполковника, есть только имя (для своих) и звание – для вышестоящих и подчиненных. Всю дорогу они ехали молча, и это молчание для Никиты было почему-то совсем не в тягость.

Альберт набрал код цифрового замка на калитке, она отворилась с мелодичным звоном, и они направились к нужному подъезду (их было два). На удивление, консьержка в доме отсутствовала. Зато им пришлось преодолеть две металлические двери, прежде чем они добрались до лифта; первая имела такой же цифровой замок, как и калитка, а чтобы открыть вторую, нужно было, кроме цифрового кода, еще воспользоваться и электронным ключом.

«Войти в подъезд случайному человеку очень непросто, – отметил про себя Никита. – Если не сказать невозможно. Что подтверждает официальную версию следствия – произошло банальное самоубийство. Конечно, киллера могли впустить жильцы, но тогда нужно искать среди них пособника. Что тоже маловероятно».

– Вам на двенадцатый этаж, – сухо сказал Альберт, вызывая лифт. – Вас там ждут.

– Понял. Спасибо, – таким же тоном ответил Никита.

Их глаза встретились, но Никита даже не мигнул, смотрел на Альберта словно сытый удав – холодно и отрешенно. Он еще не разобрался до конца, что за птица начальник охраны Колосковых, поэтому любые эмоции исключались.

Первым отвел взгляд в сторону Альберт; видимо, он давно не встречал достойного противника. Хотя почему противника? По идее, он должен быть первым помощником Никите. Ведь завалили его хозяина (если это и впрямь так). А значит, Альберт должен быть кровно заинтересован в раскрытии преступления.

Тем не менее особого рвения он не выказывал. Казалось, ему все безразлично, хотя Полина – в этом Никита совершенно не сомневался; такие вещи начальник охраны должен знать в обязательном порядке – конечно же рассказала ему, кем является его пассажир и чем он будет заниматься.

Его встретили не охранники с ключом от квартиры, как можно было предполагать, а сама Полина. Видимо, Альберт позвонил ей с мобильного. С сильно побледневшим лицом, она стояла у открытой двери (сейфового типа, с двумя замками и засовом) и судорожно комкала в руках носовой платок. Видно было, что Полина плакала, и скорее всего навзрыд, но дорогая тушь на ресницах выдержала это испытание и не поплыла черными ручейками по щекам.

Неужели она и впрямь сильно любила Олега? А что, если это ее очередная театральная реприза? Никита еще с детдомовских времен знал, что Принцесса – большая притворщица. Что, если именно она впустила киллера в квартиру? Ведь получить полную свободу действий и кучу денег в придачу – мечта многих замужних женщин.

Кто знает, как Олег с ней обращался. Принимая во внимание его жесткий – даже жестокий – характер (в лихие девяностые прекраснодушные бизнесмены просто не выживали), можно было с уверенностью сказать, что скандалы в семье Колосковых случались. Вопрос лишь заключался в том, как часто и не давал ли Олег волю рукам.

Но если Полина замешана в убийстве мужа, то зачем тогда она пришла к нему с просьбой разобраться в этом деле? Зачем, зачем… А затем, что Олег написал письмо. Она ведь не могла знать, связывался ли с ним Олег незадолго до своей смерти или нет. Было бы странно с ее стороны не среагировать на «завещание» мужа. Странно и подозрительно.

– Входи… – тихо сказала Полина, круто развернулась и заскочила в прихожую, а затем и в ванную.

Сначала из ванной доносился тихий, приглушенный плач, а затем шум текущей воды – видимо, Полина приводила себя в порядок. Ох уж эти женщины… Никита вспомнил статью в газете, в которой рассказывалось об одной известной актрисе, которая в очень преклонном возрасте не укладывалась спать, не сделав макияжа и не накрасив губы. Когда ее спрашивали, зачем она это делает, актриса отвечала: «Я хочу хорошо выглядеть и в гробу».

Никита аккуратно притворил дверь, которая закрылась с мягким всхлипом – точь-в-точь как дверка «мерседеса» представительского класса, и попробовал засов. Он был прочным, массивным, но ходил в пазах легко и свободно. Никита присмотрелся и увидел, что засов недавно смазывали, да так щедро, что несколько капель смазки – скорее всего машинного масла – упали на пол.

– После… м-м-м… смерти Олега квартиру убирали? – спросил Никита, когда Полина наконец вышла из ванной, лишь бы сказать что-то умное; ведь он теперь, как ни крути, а «при исполнении».

Теперь ее лицо выглядело как на картинке: легкий румянец, чистая, слегка припудренная кожа и широко распахнутые глаза, в которых не было и намека на горе и недавние слезы. Да уж, подумал Никита, мужчины выглядят как могут, а женщины – как хотят. Удивительная метаморфоза…

– Нет, – ответила Полина. – Не до того было.

– А кто вообще здесь убирался?

– Олег приглашал уборщицу из офиса. Но она занималась уборкой только в его присутствии и не очень часто – обычно раз в неделю.

– У уборщицы были ключи от квартиры?

– Насколько мне известно – нет.

– А в тот день она убирала?

– Нет.

– Это точно?

– Точнее не бывает. Она работала в офисе допоздна, потом за ней заехал зять, как доложила охрана, и отвез домой.

– В котором часу Олег… умер?

– Уборщица еще была в офисе, если ты об этом. Так что у нее стопроцентное алиби. Судмедэксперт дал заключение, что Олега не стало в пятницу, около семи вечера.

– М-да… – Никита сумрачно посмотрел на Полину. – А в котором часу он подъехал к дому?

– Альберт сказал, что в половине третьего. Он проводил его до самой квартиры. Была пятница, а в этот день Олег обычно уходил из офиса пораньше.

– Почему?

– Чтобы поработать над планом мероприятий на следующую неделю. Он не хотел отнимать ни у себя, ни у нас с Настей выходные дни. Мы и так его редко видели. Уезжал он из дому рано, а приезжал – когда мы уже спали. А еще различные деловые поездки… Олег очень скучал по Насте. И она в нем души не чаяла. Как теперь будет… – Полина прикусила нижнюю губу, чтобы вновь не расплакаться.

– Я хотел бы осмотреть квартиру.

– Смотри, – ответила Полина и скрылась на кухне.

Квартира была пятикомнатной, очень светлой и просторной. Но в ней не чувствовалось обжитости. Даже подписные издания в двух книжных шкафах – еще с тех, старых времен – стояли нетронутые, сверкая первозданной позолотой корешков. Наверное, Олег прикупил это добро по случаю у отъезжающих за границу – для понта. Сам он не был большим любителем чтения художественной литературы.

Дорогая мебель казалась экспонатом выставки – на диванах не было даже привычных подушек-думок, на паркетном полу не наблюдалось ни единой царапинки, а большие напольные часы с боем (Никита даже вздрогнул, когда в гостиной раздалось: «Бомм, бомм…») отставали на сорок две минуты. Видимо, они просто украшали интерьер, а не выполняли присущую им функцию.

Шкафы в спальнях оказались практически пустыми. Только в одном из них лежала стопка чистого постельного белья. А в платьевом шкафу Никита нашел несколько новых рубашек, четыре костюма, с десяток галстуков, носовые платки, спортивные трусы и три пары туфель, из которых только одни были надеванные. Заглянул он и в ванную, чтобы покопаться в бельевой корзине. Но там, кроме ношеной рубашки и носков, ничего не было.

А где же пузырек с машинным маслом, которым смазали засов? Никита даже под кровати заглядывал, но масленка словно испарилась, хотя в железном шкафчике на балконе разных инструментов было полно. Там же стоял импортный слесарный верстак с тисками и небольшое электрическое точило. Похоже, Олег оборудовал на балконе небольшую мастерскую.

Тогда он прошел на кухню, осмотрел кухонные шкафы (посуда была в наличии, причем очень дорогая, эксклюзивная, но, похоже, ею не пользовались) и даже вытащил из-под мойки мусорное ведро. Но оно оказалось пустым, если не считать нескольких окурков. Полина сидела за столом и наблюдала за ним отсутствующим взглядом. Видимо, в мыслях она была далека от реалий.

– В квартире много различных инструментов, – сказал Никита. – Это что, хобби Олега?

– Олег в квартире чинил все сам, – ответила Полина, спустившись с небес на землю; для этого ей понадобилось с силой тряхнуть головой. – Он любил ковыряться в железках. И в загородном доме у нас есть мастерская. Да, пожалуй, можно сказать, что это его хобби. Он говорил, что, когда работает руками, ему лучше думается.

– Понятно. Воспоминания о трудовой юности…

В детдоме девочек учили шить и поварскому искусству, а мальчиков – слесарничать.

– Не помнишь, масленка в квартире была? – спросил Никита, не надеясь на положительный ответ.

– Масленка? – Полина наморщила лоб. – Почему ты спросил?

– Да так… просто, – уклончиво ответил Никита.

– По-моему, ты что-то недоговариваешь… – Взгляд Полины сделался подозрительным. – В нашем последнем телефонном разговоре Олег тоже завел разговор о масленке. Он позвонил мне, как только оказался в квартире.

Никита почувствовал, что у него вспотели ладони. Неужели удача?!

– О чем он говорил? – спросил Никита, стараясь унять нервную дрожь; им начал овладевать сыщицкий азарт.

– Злился.

– На кого?

– На самого себя. Что забыл заехать в магазин и купить машинного масла.

– Зачем?

– Ну, не знаю… Он не сказал. Может, дверные петли хотел смазать. А может, еще чего. Но это было сказано вскользь. Потом мы начали говорить о других вещах… – Полина вдруг всхлипнула. – Мы очень долго разговаривали… будто прощались. Потом я передала трубку Насте.

Двери в квартире и впрямь поскрипывали, в том числе и входная. Мог Олег выйти в магазин, чтобы купить машинного масла? Мог. Но почему тогда он смазал только засов? И наконец, где же все-таки масленка?!

Впрочем, вряд ли Олег решился бы выйти на улицу без охраны, вспомнил Никита письмо, – это означало самолично подписать себе смертный приговор. А Олега никак нельзя было назвать простофилей. Он всегда все рассчитывал и просчитывал до мелочей. И отличался постоянной настороженностью. Это было свойством его натуры.

Насколько Никите было известно, в первые годы занятия бизнесом Олег ночевал где угодно, только не в своей квартире. На него не раз пытались наехать по-крупному, но это было все равно что поймать ветер в поле. Постепенно он освободился от своих врагов – кого обанкротил, кого перекупил и привлек на свою сторону, а кому дал путевку на небеса, – но осторожности и предусмотрительности не утратил.

Впрочем, похоже, это ему мало помогло…

Никита вернулся к входной двери и достал из кармана большую красивую лупу в латунной оправе. (Как она очутилась в его квартире, он не имел ни малейшего понятия, – наверное, это был подарок кого-то из сослуживцев на день рождения; Никита случайно нашел ее в одном из ящиков старого буфета, и теперь лупа оказалась очень кстати.) Идея, которая неожиданно пришла в голову, показалась ему совсем уж сумасбродной, но он ведь должен был хоть что-то делать, изображая перед Полиной сыщика.

Никите не раз приходилось читать детективы (особенно последний год), чаще всего иностранные, в которых обстоятельно описывались фиктивные самоубийства в закрытых комнатах. А что, если и в случае с Олегом кто-то состряпал подобный трюк? Но это можно было сделать, лишь каким-то образом задвинув снаружи засов… который очень легко и свободно двигался в пазах, не скупо, кстати, смазанных маслом.

Мысленно посмеиваясь над собой – тоже мне комиссар Мегрэ; надо же, до чего додумался, – он начал внимательно изучать замки. И почувствовал необычайное волнение – есть! У него даже ладони вспотели. Похоже, его догадка не совсем уж фантастическая – в обеих замочных скважинах виднелись ворсинки!

Никита собрал их в небольшой пластиковый пакетик (что было весьма нелегкой задачей: пришлось вместо пинцета воспользоваться двумя зубочистками) и пошел на балкон, в мастерскую Олега. В одном из ящиков слесарного шкафчика лежал небольшой моток тонкого и прочного шпагата. Посмотрев на него через лупу, Никита почти перестал сомневаться в правильности своей версии – волокна, из которых был сплетен шпагат, имели ворсинки, похожие на те, что лежали в пакетике.

Он отрезал длинный кусок шпагата, пошел к входной двери и занялся странными манипуляциями: накинув шпагат на рукоятку засова, который был расположен между замками, он пропустил свободные концы через замочные скважины и с удовлетворением улыбнулся. А затем позвал Полину.

– Сейчас я покажу тебе фокус, – начал Никита, едва сдерживая торжество. – Смотри…

Он закрыл входную дверь, с силой потянул за выпущенные наружу концы шпагата, и засов, мягко щелкнув, встал на свое место. Изнутри раздался приглушенный возглас. Теперь уже Никита тянул за один конец своего нехитрого приспособления, и вскоре кусок шпагата оказался у него в руках.

– Открывай, – сказал он Полине.

Дверь отворилась, и Полина уставилась на Никиту своими глазищами, которые стали еще больше, уж неизвестно отчего – от удивления или страха.

– Тайна закрытой комнаты приказала о себе долго помнить, – усмехнулся Никита. – Теперь я практически не сомневаюсь, что Олега убили.

– Но кто?!

– Ты хочешь, чтобы и мед был и чтобы его можно было ложками есть. Я не экстрасенс. И даже не частный детектив. Могу лишь сказать, что это был кто-то из своих. Чужого человека Олег вряд ли впустил бы в квартиру. Не так ли?

– Так.

– Но как менты не сообразили, что засов можно закрыть, находясь снаружи? Стоило лишь более внимательно осмотреть замочные скважины, и версия «самоубийство» стала бы более чем сомнительной. К тому же Олег не оставил предсмертной записки, что совсем уж странно. Письмо ко мне не в счет. Оно из разряда «бабка надвое гадала – то ли будет, то ли нет». И нашла ты письмо слишком поздно для следствия.

– Для следователя самоубийство было совершенно очевидным! Даже я поначалу купилась на его утверждения. Дверь заперта на засов, окна тоже закрыты, никаких следов вторжения нет, пистолет принадлежал Олегу, на нем отпечатки его пальцев…

– Очевидное – невероятное… – буркнул Никита. – Как говаривал один из моих командиров: «Сегодня – суббота, завтра – воскресенье, чертовски хочется поработать». Когда нашли Олега? В субботу? Я так и думал. Наверное, следак рвался на волю, в пампасы, то бишь отдохнуть на природе. А тут такое совершенно тривиальное дельце – человек пустил себе пулю в лоб. Резюме – самоубийство. Накропал нужную бумажку – и свободен, гуляй до понедельника. Кстати, кто его нашел? И как так вышло, что это случилось именно в субботу? По идее, Олега должны были обнаружить в понедельник.

– Олега нашла я… – Полина нервно сглотнула. – Я как чувствовала, что с ним произошло что-то неладное. Сны кошмарные снились… Брр! – Она вздрогнула. – Ужасно… Утром, едва рассвело, я позвонила Олегу. Но он не отвечал ни по мобильному телефону, ни по городскому. Я пыталась дозвониться до него полдня. А потом с Альбертом мы поехали на квартиру.

– Кто вскрывал дверь?

– Как ее вскроешь? Дверь швейцарская, из закаленной стали, выполненная по спецзаказу, – не из тех консервных банок, что предлагают в строительных магазинах. В квартиру вошли через балкон – вырезали стекла балконной двери. Альберт вызвал милицию, а они – специальную вышку.

Балконная дверь была в порядке, отметил про себя Никита. Похоже, ее заменили в тот же день. И несомненно, по указанию Альберта. Надо же, какой заботливый…

– Кто подал идею – вызвать ментов?

– Альберт. Я находилась в панике и мало что соображала.

– Понятно… – сказал Никита.

И подумал: «Что ничего не понятно… Как по мне, так нужно было не терять времени на вызов милиции, а побыстрее вызвать скорую и проникнуть в квартиру. Ведь у Олега мог случиться инфаркт или инсульт, и в таком случае ему требовалась срочная медицинская помощь. Ан нет, Альберт почему-то решил прежде всего вызвать оперативную группу. Догадывался, что его шефу пришли кранты? Догадывался или знал? Впрочем, как говаривал мой наставник, офицер должен быть постоянно в состоянии эмоциональной вздрюченности, нос по ветру, ширинка расстегнута, готовность к немедленным действиям – повышенная. Тогда из него выйдет толк. Видимо, эту прописную армейскую истину Альберт хорошо усвоил. И теперь старается изо всех сил, потому как не хочет потерять высокооплачиваемую работу. Выслуживается перед Полиной, бежит впереди паровоза. Ведь вместе с усопшим хозяином выбрасывают и его стоптанные тапочки».

– Я не спрашиваю, были ли у Олега недруги, – продолжал Никита. – Враги – это естественное приложение к бизнесу, особенно большому. Кто они, ты знаешь?

– М-м-м… Нет… – несколько растерянно ответила Полина. – Не знаю. Олег никогда не посвящал меня в свои дела.

– Плохо. В любом расследовании, как я себе его представляю, нужно плясать от печки. Но где она? Где тот самый главный злодей, на котором нужно сосредоточить особое внимание? Его нет. А такого не может быть.

– Не может… – словно эхо, повторила несчастная Полина.

– Ты подумай над этим вопросом, пока я буду ковыряться на «нижних этажах», образно выражаясь. Это серьезный вопрос. Если не знаешь ты, то, возможно, об этом осведомлены помощники Олега, «верхние этажи», – менеджеры, директора его фирм, даже секретарша. Я ведь с ними, в отличие от тебя, незнаком и не имею на них никакого влияния, чтобы разговорить. Я даже не знаю, сколько предприятий входит в «Индустриальный союз».

– Много…

– Вот видишь. Поэтому сама попробуй навести справки. Это очень важно. Вдруг и сыщется какая-нибудь зацепка.

– Сделаю.

– И забери у уборщицы ключи. Пусть все остается в квартире как было.

– Заберу…

На этом их беседа закончилась, и они покинули квартиру.

– Для работы мне потребуются автомобиль и фотоаппарат, – заявил Никита, когда за ними с мягким всхлипом закрылись двери шикарного лифта. – Я ведь безлошадный.

– Машина ждет внизу, – ответила Полина. – В бардачке найдешь фотоаппарат и бинокль.

– Это кто же такой предусмотрительный?! Ты?

– Увы, нет. Альберт.

Да-а, начальник охраны и впрямь незаурядная личность. Может, он умеет и мысли читать на расстоянии? Не успел Никита подумать, что неплохо бы иметь тачку – ногами по городу много не набегаешь, – как она уже нарисовалась, подогнали прямо к подъезду. Непростой мужик этот Альберт. Надо быть с ним поосторожней…

– Признаю, я был в отношении его не прав, – покаянно сказал Никита.

– Ты о чем?

– О том, что усомнился в способностях Альберта возглавлять охрану.

– Он был очень предан Олегу! И вообще, Альберт хороший человек.

– Ну-ну, не нужно горячиться. Я же сказал – каюсь.

Когда они выходили из подъезда, Полина сказала:

– Запиши номер моего мобильного. Держи меня в курсе. Если понадобится помощь, звони Альберту.

– Записал. До свидания… – Никита расшаркался, он продемонстрировал вежливость и предупредительность, потому как Полину ожидали пять лбов во главе с Альбертом, которые смотрели на него, как некий вождь мирового пролетариата на буржуазию.

Наверное, мальчики были сильно расстроены, что он так нелюбезно обошелся с их коллегами…

Кавалькада из трех машин умчалась, а Никита остался стоять с ключами от квартиры в руках возле вполне приличной «ауди». Полина оставила ему ключи «на всякий случай» – так он мотивировал свою просьбу. Никита не мог сказать ей, что ему хотелось бы осмотреть квартиру более тщательно. Просто он хорошо знал Олега и не мог поверить, что тот не устроил где-нибудь в недрах квартиры тайник.

В детдоме Олег был помешан на тайниках. Наверное, сказались гены, ведь его родители были шпионами, а значит, вели себя соответственно, в том числе и дома, – такова была у них служба. Он сумел устроить хитрый тайник, о котором никто не догадывался, в ножке своей кровати; Олег прятал туда деньги, полученные праведными и неправедными путями.

Никита забрался в салон и запустил двигатель. Мотор работал ровно, тихо и мощно. Похоже, за машиной был хороший уход. Немного поразмыслив, Никита достал мобильный и набрал номер Кривицкого. Пока гудел зуммер вызова, ему стукнула в голову интересная мысль, и он поторопился выбраться из машины.

– Алло, кто звонит? – раздался знакомый голос Алекса; для него номер мобильного Никиты, высветившийся на дисплее, был еще незнаком.

– Свои, – ответил Никита.

– Нико? Это ты?

– А то кто же.

– Что, опять попал в переплет?

– Угадал. Только не в тот, о каком ты мог подумать. Алекс, мне нужно с тобой встретиться. Срочно. И в неформальной обстановке.

– Момент… Посмотрю в свои записи. В семь вечера тебя устроит?

– Вполне.

– Где?

– Где угодно. Но лучше там, где тебя не знают.

– Тогда в «шалмане». Я не был там сто лет. Помнишь?

– Конечно. А что, он до сих пор функционирует?

– Еще как. Удачливое место так просто не бросают.

– Что ж, вспомним молодость…

«Шалманом» детдомовская босота называла пивбар, ютившийся на задворках центрального рынка. В отличие от других заведений подобного рода, которые мальцов не подпускали к стойке и на пушечный выстрел, в «шалмане» можно было заказать бокал-другой пива, вяленую рыбешку и солидно расположиться за столиком – где-нибудь в углу, подальше от нескромных глаз.

В пивбаре разрешалось курить, и детдомовские пацаны смолили сигареты до тошноты, представляя себя взрослыми. Что самое удивительное, на них никто не обращал внимания и не пытался учить уму-разуму – «шалман» был по-настоящему демократичен. Может, потому, что публика в нем собиралась пестрая, в основном оторви и выбрось, поэтому все вели себя вежливо, предупредительно, стараясь не наступить на чью-нибудь больную мозоль, иначе можно было без лишних разговоров получить «перо» в бок.

Ровно в семь Никита подъехал к бару на такси. Еще два дня назад он не мог позволить себе такой роскоши, пришел бы пешком, благо «шалман» находился не очень далеко от его дома, но теперь, с высоты своего изменившегося материального положения, Никита уже смотрел на жизнь по-иному. «Хорошо иметь домик в деревне!» – вспомнил он навязчивую рекламу, открывая дверь пивбара. И ухмыльнулся. Действительно, как хорошо получить наследство в миллион долларов. Везет же дуракам и пьяницам…

Нужно отметить, что бар трудно было узнать. Внешне он вроде и не сильно изменился, разве что поменяли вывеску и входную дверь да вместо замусоренных дорожек, оплетавших бар снаружи, владелец «шалмана» положил тротуарную плитку, обустроил скамейки и посадил декоративный кустарник. А внутри везде сверкал хром и никель, общепитовских столов с пластиковыми столешницами не было и в помине – их заменили солидные, дубовые, – но курить можно было по-прежнему. Правда, теперь дым не стоял столбом, потому что в баре был мощный вытяжной вентилятор.

Никите пришлось немного подождать – Алекс опаздывал. Он занял столик на двоих в дальнем конце пивбара и наслаждался отменным пивом. Впрочем, и раньше «шалман» отличался тем, что пиво в нем никогда не бодяжили – это было опасно для жизни бармена. Он мог недолить по «Марусин поясок», на это смотрели снисходительно – каждый зарабатывает деньги, как может, – но разбавлять водой столь ценный продукт считалось преступлением против человечества.

Однажды Никите довелось наблюдать, как учили уму-разуму нового бармена. Его заставили выпить один за другим десять бокалов разбодяженного пойла, для убедительности приставив нож к горлу. Как бармен не лопнул, непонятно. Наверное, от страха его желудок стал безразмерным.

Алекс пришел в половине восьмого.

– Извини, брат, служба, – сказал он покаянно, усаживаясь напротив Никиты.

Подождав, пока официант сервирует стол (Никита заказал бутерброды с семгой и вяленую воблу), Алекс сказал, одним махом осушив бокал:

– Ух, хорошо! – Он взял бутерброд и принялся жадно жевать. – Это ты здорово придумал насчет бутербродов – я страшно голодный. Некогда было пообедать. Чай с сухариками и сигареты – вот и весь мой обед. У нас комиссия из министерства свирепствует – ментов переводят в разряд полицейских. С командным составом уже определились, теперь взялись за рядовых. Как бы мне не потерять своих парней…

– Неужто и у сыщиков рыльце в пуху?

– Не так чтобы очень… Но чем черт не шутит. Так что там у тебя за проблема нарисовалась?

– Алекс, почему закрыли дело Олега Колоскова?

Кривицкий неожиданно поперхнулся и поторопился отхлебнуть несколько глотков пива, чтобы пробить комок, образовавшийся в горле.

– На то были веские основания, – после некоторой паузы осторожно ответил Кривицкий. – А почему ты спрашиваешь?

– Хотя бы потому, что он мой друг… пусть и бывший.

– Ну уж – друг… – Кривицкий ухмыльнулся.

– Что было, то прошло. Но он наш, Алекс, детдомовский. И этим все сказано. Кто это дело вел, твой отдел?

– Да. Он был чересчур большой шишкой, чтобы отдать дело на откуп районному отделению угрозыска. Но я как раз был в командировке, когда Олег приказал всем долго жить. Однако с материалами по делу ознакомился и не нашел ни единой зацепки, которая оспаривала бы версию о самоубийстве. Разве что… – Тут Кривицкий запнулся, немного подумал и продолжил: – Выстрел был произведен в висок, с близкого расстояния, но с левой стороны.

– И что это значит?

– А то, что Олег не был левшой. Тем не менее направление пулевого канала находится в пределах допустимого. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я толкую.

– Понимаю. Стрелял Олег, а не кто-то другой. Но почему с левой руки? И почему следствие не обратило должного внимания на этот момент?

– Почему, почему… Да мало ли что могло взбрести в голову человеку, который в состоянии стресса находится на грани жизни и смерти? Может, в момент выстрела он держал в правой руке фотографию Полины и дочери – она валялась на полу рядом с телом. И потом, дверь была закрыта на засов. А окна с зимы не открывались – Олег терпеть не мог уличного шума, он любил тишину и чистый кондиционированный воздух. Так, по крайней мере, утверждала Полина. Ну и что должен думать в такой ситуации опер или следователь? Напрашивалась только одна версия – самоубийство.

– А вот в этом я не уверен. И Полина, кстати, тоже.

– Ну, ей и положено сомневаться. Она утверждает, что у Олега не было причин для самоубийства. Но ты-то каким боком в этом деле засветился? Только не говори, что он как был твоим другом, так им и остался! И ты хочешь добиться справедливости, потому что Олег хороший человек и тебе его жалко. Эти мантры можно изрекать разве что на поминках. Мы с тобой далеко не мальчики, и что такое настоящая дружба, нам хорошо известно.

– Дело не в дружбе… – Никита немного поколебался, но все же решился: – Перед смертью Олег написал мне письмо, своего рода завещание, в котором сообщил, что его заказали. Кто именно – не назвал. Может, и сам не знал. Он просил помочь Полине и дочери выехать за рубеж. Олег предполагал, что и на них откроют охоту.

Про кредитную карточку и миллион долларов он благоразумно промолчал.

– Так помоги – и дело с концом, – сказал Алекс. – Я тоже могу посодействовать.

– Полина наотрез отказалась уезжать. Она надеется на свою охрану. Что конечно же глупо. Но женщина – как норовистая кобылка: уж если попала ей вожжа под хвост, то ее не остановишь. Полина попросила меня, чтобы я попытался найти убийцу. А еще лучше – заказчика. Она не верит, что Олег мог покончить с собой. Ничто не предвещало столь трагического конца.

– Хочешь поиграть в частного детектива? – Алекс хмуро осклабился. – Ну и дурак ты, Нико. Ты хоть понимаешь, в какую кашу хочешь влезть? Эти богатеи живут как пауки в банке. То, что они жрут друг друга, – пусть их. Но они очень не любят, когда на их кухню заглядывают чужаки. Если ты сунешься в это дело, можешь считать тебя покойником.

– Боишься, что смогу кое-что откопать и твой отдел получит жирный, аппетитный «висяк»?

– А хотя бы и так! – огрызнулся Кривицкий. – Но я уверен, что в этом деле все чисто. Двух мнений быть не может: Олег покончил жизнь самоубийством. Все с этим согласны – и милиция, и прокуратура. Что еще нужно?

– Нужно было всего лишь более тщательно осмотреть место происшествия! – резко ответил Никита и рассказал Алексу про засов. – Я взял с собой образец шпагата и ворсинки, которые находились в замочных скважинах. Нужно отдать их на экспертизу.

Кривицкий посмотрел на Никиту с мученическим видом и приложился к бокалу. Видимо, он хотел выиграть время, потому что пил длинными, медленными глотками, глядя куда-то в сторону. А затем, мрачно глядя на Никиту, заговорил:

– Скажи мне, что я сделал тебе плохого?! Ты хоть понимаешь, какая каша заварится, если мне придется открыть дело по-новому? Да меня сожрут с потрохами! То, что мое начальство начнет мочиться кипятком, и ежу понятно. Притом на мою башку. Но ведь в городе есть богатые люди, которым очень не нравится, когда убивают таких, как они. В том числе и среди чиновников. И пусть Олег для некоторых из них был злейшим врагом, но большой бизнес, который любит, как известно, тишину, не успокоится, пока не найдут убийцу и, главное, заказчика. И козлом отпущения во всей этой истории сделают меня, потому как заказуха раскрывается очень редко. Тем более что следы преступления – если оно было; я пока в это не верю, не верю, и все тут! – давно остыли, и теперь нужен не просто профессионализм, а потрясающее везение. Ну а менты – может, ты этого не знаешь – к разряду везунчиков не относятся. Это работяги, чернорабочие, которые горбатятся на своей грязной работе денно и нощно и чаще всего, вместо благодарности, получают лишь плевки «благодарных» граждан в свою сторону и выговоры от начальства.

– Я сейчас заплачу над твоей тяжкой судьбиной…

– Ладно, допустим, в твоих домыслах – да, домыслах! – есть рациональное зерно. Но скажи мне тогда: кто убил Олега? У нас есть видеозапись камер наблюдения за домом с двух разных точек, которая подтверждает, что в момент убийства никто чужой в подъезд не входил и не выходил из него. Только свои, жильцы.

– Значит, нужно шерстить жильцов, – упрямо боднул головой Никита.

Кривицкий саркастически ухмыльнулся и ответил:

– Как ты это себе представляешь? Там живут многие городские боссы – чиновники и крутые бизнесмены. К ним не подъедешь и на хромой козе. Тем более – без соответствующих фактов. Хотя конечно же следователь – тут нужно отдать ему должное – опросил всех тех, кто в момент убийства находился дома. Это в основном пожилые люди. И наконец, последнее: богатые сами мараться не будут. У них есть все возможности, чтобы нанять профессионального исполнителя заказов. Естественно, не напрямую, а через посредников.

Никита тяжело вздохнул и допил пиво.

– Все выходит на то, – сказал он, – что Полина устроила мне местечко в артели «Напрасный труд». Понимаешь, Алекс, я не мог ей отказать, не имел права, но ты почти убедил меня, что дело дохлое, и теперь я как тот витязь на распутье: направо пойдешь – коня потеряешь, налево пойдешь – денег лишишься, прямо пойдешь – головы не сносишь. В общем, куда ни кинь, везде клин.

– Вот и ладушки! – обрадовался Кривицкий. – У меня есть предложение похерить этот вопрос окончательно, а чтобы избавить тебя от угрызений совести, предлагаю съездить в воскресенье на природу.

– Шашлык, хорошее вино, веселые девочки с минимумом интеллекта, не обремененные высоким образованием и такими глупыми условностями, как стыд…

– Какой ты догадливый! – Кривицкий хохотнул.

– Нет, Алекс, извини, не могу я… – Никита закурил и мрачно уставился в стол.

– Что именно ты не можешь? – остро посмотрел на него Кривицкий.

– Бросить это дело, – после некоторой паузы ответил Никита. – Я обещал. Понимаешь, поначалу я и впрямь хотел изобразить бурную деятельность, чтобы потом сказать Полине: «Извини, дорогуша, я сделал все, что было в моих силах, но следователь прав – Олег сам наложил на себя руки». Однако после осмотра квартиры я уже так не думаю. Надо разобраться, Алекс, надо!

– Да пошел ты!.. – Кривицкий потянулся за деньгами, чтобы расплатиться и уйти.

– Погоди! – схватил его Никита за рукав. – Не горячись. У меня есть дельное предложение. Я один буду заниматься этим вопросом, без привлечения твоей службы. Ты останешься в стороне. Выгорит у меня дело – все лавры достанутся тебе, не выгорит – что ж, набью себе еще несколько лишних шишек, всего лишь.

– Ну ты и баран… – буркнул Кривицкий, остывая. – Упрямая скотинка… Ладно, если хочешь приключений на свою задницу – милости прошу к нашему шалашу. Узнаешь, сладок ли хлеб мента. Действуй. Ежели что, можешь надеяться на мою помощь. Это я твердо обещаю. Но только в частном порядке!

– Ловлю тебя на слове. Мне нужна копия дела и видеоматериалы.

Кривицкий немного поколебался, а затем ответил:

– Конечно, это служебное преступление… но что не сделаешь для старого друга. Только учти, если попадешься кому-нибудь с этими бумагами, не вздумай сослаться на меня!

– Заметано. Я буду нем, как печка, – ответил Никита словами одного из персонажей старого фильма.

Напряжение за столом спало. Они вновь заказали по бокалу пива, и дружеская пирушка покатилась своим чередом, легко и непринужденно, не отягощенная никакими коллизиями, лишь приправленная терпким, ностальгическим ароматом воспоминаний о неласковом детстве.