Читать книгу Маркитант Его Величества - Виталий Гладкий - Страница 9

Юрий Кульчицкий сидел в небольшой белградской кахвехане и с огромным удовольствием пил крепкий кофе. Несмотря на то, что Белград был захвачен турками в 1521 году и город стал главным форпостом Османской империи на Балканах, кофейни в нем так и не прижились. Может, потому, что сербы, поначалу составлявшие большинство жителей Белграда (так они называли свою прежнюю столицу) терпеть не могли напиток оккупантов – скорее всего, из принципа – и отдавали предпочтение сливовице. В общем, что ни говори, а примерно два десятка кахвехане на весь город с населением в сто тысяч, в котором больше половины составляли турки, это совершенно мизерное количество.

Впрочем, этому странному факту Юрек быстро нашел логическое объяснение. Дело в том, что многие турки по службе или по работе большую часть времени проводили в возвышавшейся над Белградом крепостью Калемегдан, которая была построена из белого камня. Она располагалась в Верхнем городе, на холме при слиянии Дуная и Савы. Защищенная разливами могучих рек, ощетинившаяся во все стороны массивными зубчатыми стенами и башнями, как боевая дубина моргенштерн[31] своими стальными шипами, опоясанная одним несокрушимым каменным кольцом вокруг другого от верха цитадели до прибрежных обрывов Савы и Дуная, крепость производила внушительное и грозное впечатление.

Калемегдан была плотно застроена казармами и домами офицеров гарнизона, в крепости находились арсеналы, мечети, тюрьма-зиндан и казна, а кахвехане там встречались на каждом шагу. Поэтому по вечерам редко кто из османов посещал городские кофейни. В них сидели в основном сербы – те, что перешли на службу к завоевателям. Наверное, чтобы подчеркнуть, как сильно они отуречились.

К сербам турки благоволили, уж неизвестно по какой причине. Им даже доверяли высокие посты в Османской империи. За сто лет сербы дали империи тринадцать великих визирей, больше двадцати визирей, восемь адмиралов, ряд губернаторов провинций и множество чиновников.

Немного пообтершись в Белграде, Юрек понял, почему сербы (большей частью аристократы) так легко перешли на сторону своих поработителей, чтобы служить им верой и правдой. И не сильно удивился – на его родине это случалось сплошь и рядом. Ни шляхтич, ни сербский дворянин не воспринимали грязных и оборванных крестьян как братьев по крови. Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше. Это изречение было своеобразным девизом европейской знати во все времена.

Кахвехане, которую облюбовал Юрек, приютилась недалеко от мощных и высоких крепостных стен Калемегдана. Отсюда открывался отличный вид на реку Саву и на дома Нижнего города. На правом берегу реки лепились примыкающие к крепости дома, разноцветные крыши которых напоминали лоскутное одеяло. Когда выпадала свободная минута, Юрек любил бродить по живописным улочкам и переулкам старых кварталов, где чувствовался дух старины, где сохранились строения римлян, византийцев и арабов, некогда владевших этой местностью.

Первыми строителями города были кельты, затем римляне надстроили здесь свой город Сингидунум. После пятого века власть над городом перешла к Византии, а в девятом веке Белград вошел в состав Первого болгарского царства. Впоследствии город неоднократно переходил из рук в руки то к сербам, то к венграм, то к болгарам, пока его не захватили турки. Свое название Белград – «Белый город» – получил из-за крепости Калемегдан, стены которой были сложены из белого известняка. Но турки поначалу назвали город Дар-уль-Джехад – «Врата священной войны».

Левый берег Савы был болотистый, поросший лесом. Там строили мало, больно накладно было, хотя турки и намеревались убрать из Нижнего города мастерские, от которых было много шума и гари, и рынки, торговавшие лошадьми и сеном, и перенести все это хозяйство на левый берег реки.

Сербов под властью турок в городе осталось немало, в особенности ремесленников, и в меньшей степени торговцев, так как турецкие власти не разрешали сербам заниматься торговлей. Чтобы получить разрешение на торговлю, местным купцам приходилось вертеться вьюном, раздавая бакшиши налево и направо. Больно много развелось в Белграде османских чиновников разных рангов, и каждый требовал мзду согласно своему статусу.

Это было большое искусство – дать мздоимцу столько, сколько ему положено, и не более того. Иначе вышестоящий начальник может возмутиться, что тот берет не по чину, и тогда жадный чиновник в лучшем случае потеряет доходное место, а в худшем – вместе с головой. Юрек быстро освоил эту «науку» и теперь плавал в торговом мире Белграда как рыба в воде.

Все сведения по истории и жизни в Белграде Юрек получал в тавернах. На работе он обычно носил турецкое платье, а вечером переодевался в одежду иностранного моряка и шел в порт, который в большой мере напоминал ему Галату. Благодаря знаниям многих языков, там он был своим. Изрядно отуреченный Белград был очень похож на Истанбул. Вывески на разных заведениях были такие же, как и в столице Османской империи: рынок «Ат-пазар», «Узун-чаршия»[32], «Казанджийска чаршия», «Табакана», «Кахвехане»… Была в городе и площадь для торговли рабами; как же туркам без этого.

А уж мечетей османы понастроили – не сосчитать. Бóльшая часть их стояла на месте разрушенных православных храмов, и нередко можно было наблюдать картину, когда серб преклонных лет, проходя мимо минарета, на котором завывал муэдзин, украдкой крестился. Он был уверен, что святость места, на котором был построен пышный царственный храм, не испоганить убогой халупой с полумесяцем на купольной крыше.

Юрек заказал еще одну чашку кофе, и в который раз не без тревоги обратил взгляд на дорогу, которая вела к крепости. Что-то запаздывает обоз, который он ждет с самого утра… Младен Анастасиевич, возглавлявший белградское представительство австрийской «Восточной Торговой Компании», проявил инициативу и передал в дар каймакаму[33] белградского пашалыка[34] комплект одежды для янычар, составлявших гарнизон Калемегдана, за исключением униформы старших офицеров, цена которой была чересчур высока, и шилась она по индивидуальным заказам. (Кстати, и одежда простых янычар тоже стоила недешево, так как ее кроили из тонких шерстяных тканей.)

Это патриотическое начинание турки встретили весьма благосклонно, и комендант крепости передал Младену Анастасиевичу список, в котором было указано количество солдат, размеры и форма одежды. Одежда была пошита в короткий срок, и теперь Юрий Кульчицкий должен был передать ее коменданту Калемегдана согласно акта приемки. Этим поступком Младен Анастасиевич убивал сразу трех зайцев: уменьшал налоговое бремя на компанию, становился вхожим в высокие кабинеты османских чиновников, ну а третий заяц… о нем сербский купец старался не распространяться.

Впрочем, башковитый Юрек быстро понял, почему компания пошла на такие большие расходы – теперь Младен Анастасиевич в точности знал, сколько солдат охраняют крепость. И не только количество простых янычар, но и число пушкарей (а значит, и орудий), так как их одежда имела некоторые отличия. А уж для кого эти сведения предназначались, можно было только гадать, хотя Юрек имел некоторые соображения на сей счет, да помалкивал. А вчера он получил подтверждение своим догадкам из уст… самого Младена Анастасиевича!

Сербский купец редко сидел на одном месте. Он путешествовал не только по землям, подвластным Османской империи, но и по городам христианской Европы. Компания богатела, завязывались новые коммерческие связи, а надежных людей, которые смыслят в торговых делах, не хватало. Поэтому Младен Анастасиевич не нагревал места, мотаясь, как заведенный. В Белграде, когда он отсутствовал, его заменял помощник, которого звали Горан Джокович; заместитель Младена постоянно был на рабочем месте в доме возле храма Святого Михаила, где находилось представительство компании.

Кроме сербов, коммерцией в городе занимались и евреи, которые имели в Белграде свою улицу, и держали в руках торговлю зерном. Жили они в огромном абхехаме (трехэтажной постройке с бесчисленным множеством комнат, кухонь и подвалов), неподалеку от паромной переправы из Белграда в Тимишоар.

Но наиболее мощным купеческим сообществом, насчитывавшим около двухсот человек, считалась дубровницкая колония, расселившаяся по берегу Дуная. А еще в Белграде занимались торговлей и ремеслами армяне, прекрасные ювелиры и золотых дел мастера, которые владели и банковским делом.

Собственно говоря, серьезный разговор между Юреком и Младеном Анастасиевичем как раз и начался с дубровницой колонии.

– Нас начали теснить хорваты, выходцы из Дубровника, – озабоченно сказал сербский купец. – Торговать зерном им стало невыгодно из-за более оборотистых евреев, у которых хорошие связи в Истанбуле, и они организовали несколько мануфактур по производству тканей. Конечно, нашу компанию им не перебить, но такая конкуренция может принести нам убытки.

– Да, это скверно, – вяло согласился Кульчицкий.

Годы шли, пятилетний срок согласно договору, после которого он станет не просто свободным, а совершенно свободным, постепенно двигался в нужном направлении, и Юрека вполне устраивало его положение. Ему дали скромную комнатку в доме, принадлежащем «Восточной Торговой Компании», платили хоть и немного, но на еду и одежду хватало, и он чувствовал себя превосходно.

В принципе, он мог, наплевав на договорные обязательства, в любой момент покинуть Белград для того, чтобы добраться в родные края, но его останавливало отсутствие необходимого количества денег. Путешествовать с тощим кошельком – скверная затея. А тупо украсть деньги компании Юрек не мог – совесть не позволяла. К тому же он не сомневался, что по его следу пустят погоню, и скрыться от опытных ищеек Младена Анастасиевича он не сможет.

Конечно, Юрек кое-что скопил за счет сделок, которые поручал ему провести Младен Анастасиевич. Кульчицкий умел торговаться; он не раз добрым словом вспоминал Александра Маврокордато, который, сам того не ведая, преподал ему несколько важных уроков ведения торговых дел. Но все равно это были сущие гроши. На них свое дело не откроешь, а отправишься в дальнее путешествие, приедешь домой гол как сокол. И что ему тогда делать в родных Кульчицах Шляхотских? Гордиться своим происхождением и хлебать тюрю?[35]

– Но не об этом разговор, – продолжал серб. – С дубровницкой компанией мы как-нибудь управимся… Скажи мне, Ежи, не хочешь ли ты заработать много денег?

По приезде в Белград Юреку выписали документы, в которых он значился как Ежи Францишек Кульчицкий. Собственно говоря, Ежи – это имя Юрек по-польски. А Францишек – имя его отца.

Юрек насторожился. Ему не понравился ни вопрос (а кто ж не хочет?), ни заговорщицкий вид Младена Анастасиевича. Тут Кульчицкому сразу же пришел на ум следующий вопрос: почему серб не стал разговаривать с ним в конторе, а повел на берег Савы, подальше от людей?

– Деньги – это хорошо… – ответил он неопределенно.

– А большие деньги – еще лучше, – в тон ему ответил серб.

И умолк, испытующе глядя на Юрека. Похоже, он колебался – довериться Кульчицкому или не стоит этого делать. Тогда Юрек решил ему помочь.

– Вы лучше скажите, что нужно делать, и я все исполню в лучшем виде, – решительно сказал он, глядя прямо в глаза Младена Анастасиевича. – Не нужно ходить вокруг да около. Я вам многим обязан, а это значит, что вы можете мне довериться.