Читать книгу Виктор Цой. Последний герой современного мифа - Виталий Калгин - Страница 7

В конце 70-х годов с подачи одного из приятелей Максима Пашкова Виктор Цой знакомится с Андреем Пановым – Свиньей. В то время Панов (уже тогда весьма известная личность в узких кругах) и вся его компания, в которую входило довольно много известных ныне в музыкальной тусовке людей, находились под творческим влиянием Евгения Юфита – «Юфы», будущего кинорежиссера, идеолога советского некрореализма, с которым Свинья познакомился еще в бытность учеником вечерней школы.

Евгений Юфит, кинорежиссер:

«Я познакомился со Свиньей совершенно случайно, на улице, кто-то из моих приятелей его окликнул».

Андрей Панов, лидер группы «Автоматические удовлетворители»:

«Когда мы начали идиотничать, еще не было никаких панков. Один раз позвонил Юфа вечером. Говорит: ”Ты знаешь, на Западе появилась группа каких-то кретинов типа нас. Называется Sex Pistols. Сейчас передали одну вещь по ’Голосу Америки’“». Юфа всегда слушает ”голоса“. Ну, я говорю: ”Как музыка?” – ”Типа Slade, – говорит, – только хуже раз в пять“. Я говорю: ”Ладно. Чего там внимание обращать?” И повесил трубку».

Так что можно смело принять на веру версию о том, что панк в Советский Союз не пришел с Запада, а появился там самостоятельно. Очень хорошее определение дал Алексей Рыбин, написавший в своей книге ”«Кино» с самого начала”, что «зачатие произошло в Англии, а само дитя появилось в мрачных коридорах советской школы…».

Как известно, Юфа собственно рок-музыкой почти не интересовался, его больше увлекали совершенно другие вещи. По словам знакомых с ним людей, он уже тогда проявлял себя талантливым манипулятором, «режиссером», и легко мог убедить человека совершить какой-нибудь «добродетельный» поступок (тем более если это было связано с извлечением денег из кармана манипулируемого).

Евгений Титов, музыкант группы «Автоматические удовлетворители»:

«Юфа умел добиться того, что довольно большие группы людей (совершенно бескорыстно) совершали самые идиотские и бессмысленные действия, иногда наносящие ущерб их здоровью и психике, и при этом эти люди (а также и зрители) были уверены, что то, что они делают, имеет большую культурную и эстетическую ценность.

Вот это и было настоящим искусством (!) – то, что Юфа добивался от людей нужных ему действий и мог управлять этими процессами. А если бы все это не воплощалось в реальность, в действие, а оставалось только в его воображении, это не было бы предметом искусства. Мало ли что просто бродит в голове? Тем более что речь идет об игровом кино, живописи и постановочной фотографии. Свинья очень ценил Юфу, в чем-то они дополняли друг друга. И очень многое в ранних песнях ”АУ“ отсылает к эстетике некрореализма Юфита. И эту эстетику потом переняли очень многие наши и панк-, и рок-, а теперь уже и поп-группы и другие сочинители-исполнители».

Еще до появления в стране пластинки легендарных английских панков Юфа со Свиньей (еще про панков не знавшие, но уже игнорировавшие нормы поведения советских граждан) совместно с другими ребятами решили сходить в кино. Им было по 15–16 лет, денег на билеты не было, и администрация кинотеатра предложила им расчистить снег за проход на сеанс. В процессе чистки снега Юфа с Андреем скинули куртки (было жарко!), затем свитера, и так вскоре разделись совсем догола, к великому ужасу обывателей. Немногим позже даже пришлось убегать от разъяренных столь неожиданным стриптизом любителей кино, пришедших на сеанс…

Как вспоминал сам Панов:

«Тогда мы все находились под влиянием Юфы. Никакие панки здесь вообще ни при чем – никакие Роттоны, никакие Pistols. Все это Юфины телеги. Юфа был и остался главным идеологом, а я типа игрушки для битья. Он такой законспирированный, как Ленин. Всегда появится в последний момент… Вообще это очень заразительный человек. Он может своим психозом заразить кого угодно. Все эти некрореализмы и прочее… А потом стали появляться разные плакаты, показали их по телевизору, и мы сразу завелись. Идиотничаем. То в трусах зимой по улице, то обвешиваемся разными паяльниками-фигальниками, надеваем одежду не по размеру… А как-то показали, что они еще и булавками обвешиваются. Нам понравилось. Мы типа тоже меломаны, давай булавки… Я помню, для полного идиотства кто-то надел галифе, а у меня были такие здоровые клеши – финские, вельветовые. Я взял их и ушил внизу очень красиво. Ходил по улицам, и все смеялись. А через три года смотрю – все в таких ходят, стало модно. На улицах нас сначала никто не трогал. По той причине, что про панков не знали. Ну, идиоты и идиоты. Идиотами и были. И остались, собственно. А когда начались панки-фиганки, тогда начались дурацкие гонения. А за что? И так – кретины, и так – кретины».

Ребята радовались жизни на всю катушку. Ходить по улицам советского города в галифе, обвешанных паяльниками-фигальниками, в то время рискнул бы далеко не каждый… От себя, как автор, добавлю, что в свое время (правда, гораздо позже описываемых событий) тоже ходил по улицам с мертвым мышонком (разумеется, настоящим), приколотым большой английской булавкой к лацкану рубашки…

Поскольку Андрей Панов жил с матерью, Лией Петровной (известной балериной), в девятиэтажке на углу улицы Типанова и проспекта Космонавтов, в большой квартире, где у него была отдельная комната, то компания собиралась, как правило, у него. По многочисленным воспоминаниям, Свинья жил в комнате, где не было ничего, кроме плаката Sex Pistols на стене, дерюжки на полу и колонки от магнитофона с уходящим в стену проводом. Сам магнитофон стоял в комнате у матери, чтобы не попасть ненароком под «горячую руку» Андрея либо его приятелей…

Алексей Рыбин, один из основателей группы «КИНО»:

«Квартира Свина была нашим клубом, репетиционным помещением, студией звукозаписи, фонотекой – в общем, базой. Здесь мы отдыхали, обменивались новостями, пили, играли, пели, даже танцевали (по-нашему, по-битнически). У Свина была кое-какая аппаратура, как бытовая, так и полупрофессиональная, и было на чем послушать пластинки и во что воткнуть гитары. Словом, это был наш рок-клуб».

Однажды именно сюда один из знакомых Максима Пашкова привел, собственно, самого Максима и Виктора Цоя.

Андрей Панов:

«У меня был сосед, живший этажом выше. Сейчас уже переехал. С детства в одном доме жили. Однажды он сказал, что у него одноклассник или друг учится в Серовке. И у них группа хорошая, три человека – ”Палата № 6“. Тоже как бы въехали в панк-рок и все такое… Все очень здорово, типа, дурака валяют. Я, говорит, к тебе их приведу… Короче, они пришли – Максим Пашков, Цой и барабанщик. Не помню, как его звали. Хороший барабанщик, кстати. Оригинал. Жаль, что не пошел по этой стезе впоследствии. Ну, Максим очень активный человек, больше всех разговаривал. Потом поступил в театральный. А Цой придет и сидит в углу…».

Уже тогда Цой резко отличался от компании первых питерских панков.

Игорь Гудков, знакомый Виктора Цоя по ленинградской тусовке, вспоминал:

«Цой не был пэтэушником, тем, о ком пел Майк в своей песне ”Гопники“»…

Павел Крусанов:

«Цой – наполовину кореец – невольно нарушал стереотип. В повседневной жизни он был неразговорчив – не молчун, но изъяснялся всегда кратко, а иногда и веско, однако же, по большей части, без задней мысли и рассчитанных многоходовок. Даже шутил так: по-спартански, лапидарно, словно вырубал на камне слова и старался, чтобы их оказалось поменьше. Вершиной остроумия для такого человека, видимо, должна была бы стать шутка без слов: шутка-жест, шутка-акция. Свидетельствую: случались у Цоя и такие».

Алексей Рыбин:

«Свин познакомился с ребятами из группы ”Палата № 6“, и они стали активно принимать участие в общем веселье. Песни были замечательно мелодичны, что сильно выделяло их из общего, довольно серого в музыкальном отношении питерского рока. Лидер группы Макс (Максим Пашков) пел профессиональным тенором и здорово играл на гитаре, а ансамбль отличался просто замечательной сыгранностью и аранжировками. А что такое аранжировка, молодые битники тогда вообще понятия не имели, и все это было чрезвычайно интересно и ново. ”Палата“ играла довольно специальную музыку – панк не панк, хард не хард, что-то битловское, что-то от Black Sabbath – в общем, интриговала».

В общем, Максим и сам Виктор быстро влились в тусовку и вскоре стали принимать довольно активное участие в панковских мероприятиях «свинской» компании и всевозможных панк-акциях, о чем свидетельствуют очевидцы и чудом сохранившиеся фотографии.

По воспоминаниям участников компании Свиньи, тусовку очень веселили всевозможные загородные прогулки, распитие портвейна и различные хулиганско-панковские импровизации, эпатажные провокации, рассчитанные на обывателей, например демонстрация голого тела рыбакам и отдыхающим.

Федор Лавров, музыкант группы «Народное ополчение»:

«Они все бухали вместе. Просто я тогда еще в школе учился и не видел Цоя. Когда я познакомился со Свиньей, там уже сменилась тусовка».

Павел Крусанов:

«Каждая наша встреча сопровождалась радостным распитием портвейнов, сухих вин, горьких настоек и в редком случае водки, что было сродни разведке боем на незнакомой территории – мы тщились узнать, какие ландшафты скрыты там, за гранью трезвого сознания, и что за звери их населяют».

Не стоит сильно удивляться таким воспоминаниям. Молодежь (особенно предпочитающая рок-музыку) во все времена стремилась к «расширению сознания» различными способами и средствами. Этого не отнять и у нынешних 15–20-летних молодых людей. Просто реакция человеческого организма может быть разной: юношеское увлечение или зависимость до конца жизни… А всевозможные приключения и происшествия, думаю, составляли не меньшую часть жизни многих читателей этой книги.

Антон Галин:

«Сейчас, по воспоминаниям, может сложиться такое впечатление, что все эти люди – особые. Но ничего особенного, у нас была обычная жизнь. Советская и постсоветская. Ну ходили и хохотали. Никакой политики, кстати. Все были абсолютно аполитичны. Абсолютно никакой антисоветчины. Ну так, иронично относились к Брежневу, но ни об одном из своих знакомых я не могу сказать, что это был такой ярый антисоветчик типа Солженицына. Все просто как-то оттягивались, реально оттопыривали свою жизнь, как хотели. Тогда просто не было ничего. Просто пытались весело проводить время. Никаких развлечений, никаких дискотек, ничего нет. Развлечений никаких. Если сам себе не придумаешь, то никаких и не будет…».

Евгений Юфит:

«Как-то мы с Цоем шли на место сбора компании. Пока шли, Цой нашел дохлую утку и стал тащить ее за лапу, хотел порадовать Свинью. Она была еще не тухлая, но так… запашок уже шел. Когда проходили мимо трамвайного кольца со зданием для диспетчеров, выскочили пять водителей, они сказали нам: ”Все, ребята, идите к нам, вы убили утку, сейчас мы милицию вызовем“. Мы с Цоем с радостью пошли, естественно… Эти начали звонить в милицию, но та отказалась ехать из-за дохлой утки… К тому же в здании, куда нас привели, из-за запаха стало ясно, что утка абсолютно несвежая… И когда нас спросили: ”А где вы ее взяли?” – мы ответили, что ”убили ее дней пять назад и вот все ходим с ней, не знаем, куда ее…”».

Алексей Рыбин:

«Мы подходили к пивным ларькам, покупали пиво и выливали его друг другу на головы, чем повергали в кому очередь мужиков, дрожащих от похмелья, которые стояли сорок минут за кружкой пива, – и вот какие-то уроды, отстояв эту очередь сорок минут, с шутками и прибаутками покупают себе по кружке пива и друг на друга его выливают… Люди просто цепенели. Никто нас не бил за это, потому что они не могли даже пошевелиться, они были парализованы этим зрелищем. Никто не кричал, очередь просто замирала… В милицию же нас не забирали, потому что менты не понимали, что это такое».

Очень часто можно услышать рассказы рок-клубовских «стариков» о том, как Свинья и Цой покупали шарики в киоске, наполняли их использованными презервативами и окурками, привязывали на нитку и спускали из окна на подоконники к соседям… К примеру, Антон Галин, друг детства Виктора Цоя, рассказывал, как они с Цоем ловили голубей, креативно раскрашивали их красками под попугаев и выпускали обратно на улицу. Доказать правоту или лживость подобных историй сегодня уже попросту невозможно. Да и не нужно, наверное.

Павел Крусанов:

«Ребят этих отличал здоровый цинизм и бестрепетное отношение к жизни, что немудрено – в девятнадцать лет думаешь, что друзья вечны, а счастье может длиться пусть не годами, но все равно долго. Когда Пине (Пиночету) милиционеры в ЛДМе отбили селезенку, Цой на мотив известного по той поре шлягера (”У меня сестренки нет, у меня братишки нет…“) сочинил собственную версию этой песенки, которую в присутствии пострадавшего всякий раз негромко озвучивал:

Характерно то, что это вовсе не казалось нам бестактным: все смеялись, даже бедный Пиня…».

Позднее Максим Пашков вспоминал:

«Надо отдать должное Виктору Цою. Он хотя и участвует в этих мероприятиях (спали и мылись все вповалку, голыми), но на фоне других сохраняет человеческое лицо, чувство юмора и не опускается до пошлости. Цой был гораздо консервативнее всей остальной компании и в наших ”забавах“ никогда не шел до конца. Наверно, это шло от какой-то его внутренней застенчивости… В нем никогда не было разнузданности».

Осенью 1980 года «Палата № 6» распалась, потому что лидер группы и автор песен Максим Пашков утратил интерес к занятиям музыкой, поступил в театральный институт на курс В. В. Петрова и ушел с головой в театральную жизнь. В начале 1981 года группа выступила на сейшене в общежитии СПБГТИ на улице Здоровцева в компании с «Пеплом», где к ним присоединился флейтист Борис Ободовский из только что распавшегося «Пилигрима», но той же весной «Палата № 6» окончательно ушла в прошлое.

Евгений Титов:

«Когда Свинья поступил в театральный институт в 1979 году, отец ему передал каким-то образом в подарок некоторую сумму денег, и эти деньги все были потрачены на музыкальную аппаратуру. Также что-то добавила Лия Петровна. Весь аппарат стоял дома, включая барабанную установку. И начались почти ежедневные домашние репетиции и веселье. Угрозы соседей, приходы участкового, милицейских нарядов – мама отбивала все наезды. И в конце концов договорились, что до 19.00 можно греметь и ”репетировать“ как угодно, но не позже. Это всех устраивало. Тогда же он познакомился с Цоем и Алконом (Максим Пашков), и у Свиньи репетировала ”Палата № 6“ – группа, в которой Цой играл на бас-гитаре. У Цоя тогда еще не было собственных песен. Его тогда выгнали из реставрационного училища, а Свинья бросил театральный и нигде не работал. Они почти каждый день проводили вместе на Космонавтов, у Свиньи дома или где-то еще. Так было года два, пока Цой не переметнулся в компанию Гребенщикова».

Вот что рассказывал сам Андрей Панов:

«А я как раз в это время свалил из театрального, ни черта не делал. Сидел дома, играл на гитаре, группу подыскивал. Сам до этого полгода как за гитару взялся. Аппаратуру купил, меломанство забросил… Поступал в институт, и тут на мои плечи падают полторы тысячи деревянными – от папы. Мой папа свалил из страны законным путем в семьдесят третьем. И по их правилам, если ребенок учится, бухгалтерия оплачивает обучение. Финансирует его образование, значит. Конечно, я сразу купил всякого: барабаны там, три-четыре гитары… Все на это ухнул, короче. Взялся сразу за гитару и настолько заразился, что поехал и поехал. Каждый день с утра до ночи».

Как вспоминал Илья Смирнов, двух месяцев обучения на курсе Игоря Горбачева Андрею хватило, чтобы решить окончательно: «Играть надо в жизни, а не на сцене». Как видно из воспоминаний Свиньи, он, получивший от жившего за рубежом отца приличную сумму денег, покупает неплохой набор аппаратуры, музыкальных инструментов и создает первую в стране панк-группу, куда чуть позже приглашает Цоя играть на бас-гитаре. Цой, обладавший некоторым музыкальным опытом, согласился помогать на репетициях и концертах и первое время добросовестно выполнял функцию бас-гитариста, что очень нравилось Андрею, поскольку из тогдашнего окружения Свиньи играть толком никто не умел.

Андрей Панов:

«Конечно, я у Цоя много спрашивал – типа аккорды не аккорды… Как это сделать, как взять… У Максима с Витей группа была в техническом плане очень сильная. У нас сейчас таких нет. Ни в рок-клубе, нигде. Потому что люди занимались музыкой, а не то что там – в рок играли».

Многие друзья Свиньи, да и сам Андрей, частенько подтрунивали над Цоем, призывая его к сочинению собственных песен, но Цой как-то умело уходил от темы. Видимо, сказывались комплексы, которые появились из-за влияния Максима Пашкова, считавшего себя бесспорным лидером в «Палате № 6». Но вскоре, после дружных уговоров друзей, Цой все-таки пробует что-то сочинить сам, и у него получается.

Вот что рассказывает об этом Андрей Панов:

«Цой был басистом, ничего не писал тогда. Поскольку Максим относился к нему несколько иронически, что ли, Цой был всегда очень зажатый. Комплексанутый, даже так скажу. Когда же мы остались с ним, два бездельника, я чуть ли не каждый день стал приезжать к нему по утрам. У него любимое занятие было снимать с пленки. Или читать. С ушами все в порядке, снимает, как рентген. Jennifer Rush снял, что удивительно! Там маразматические аккорды, очень сложно… Очевидно, что человек, который жутко много читал и жутко много снимал, должен был и сам начать писать, но у него был комплекс… И вот однажды, когда мы толпой писались у меня, мы на него насели: что тебе, мол, стоит стихи написать, музыку сочинить… Цой все кривлялся, а мы выпили и наседали, наседали… Он вышел в коридор и с натуги чего-то написал, помню, даже была там фраза о металлоконструкциях. Наша была накачка, панковская. Типа – все панки, все против… Мы посмотрели – действительно неплохо написал. В первый раз. А потом прорвало. Очевидно, если человек с малого возраста читает, аранжирует, должно было прорваться».

Олег Котельников, художник, друг Виктора Цоя:

«Андрей Панов, между прочим, именно он повлиял на Цоя в свое время, чтобы тот занялся написанием песен. Вместе играли – Виктор играл на басу и все время молчал. Неожиданно выдал какое-то двустишие, на что Свин ему резко сказал:

– Ты должен песни писать, стихи. Мы все пишем, а ты сидишь и молчишь все время. Не стесняйся, у тебя получается лучше, чем у нас. Одни эти твои две строчки обо всем говорят – пиши, Витька, пиши!

Свинья, как все знают, был начитанный, образованный, папа у него был известный и крутой балетмейстер, авторитет у него был. И Виктор стал писать, а спустя полгода-год записал первый альбом».

Как было на самом деле, неизвестно, но прорыв действительно произошёл, и с одобрения друзей Цой начал сочинять что-то свое. Самой заветной мечтой его была покупка нормальной гитары. И вот когда однажды родители уехали на юг, оставив сыну девяносто рублей (из расчета три рубля в день), Виктор немедленно потратил все деньги на приобретение двенадцатиструнной гитары.

Андрей Панов:

«Был такой хороший случай. Родители уехали на юг, оставили Цою девяносто рублей из расчета треха в день. А у Цоя была мечта, как и у всех, – двенадцатиструнная гитара. Он побежал и тут же ее купил. 87 рублей она стоила. А на сдачу, поскольку голодный, у парка Победы купил беляшей по шестнадцать копеек. И, значит, натощак их навернул. Он очень долго потом это вспоминал. Говорил, лежал зеленый, один в квартире, блевал, умирал. До туалета было не дойти. Лежал несколько дней. С тех пор беляшей не ел».

Месяц Цой жил впроголодь, но зато теперь у него была гитара, о которой он так долго мечтал. И вот вскоре счастливый обладатель двенадцатиструнной гитары, оправившись от последствий отравления, явил на свет песни «Вася любит диско» и «Идиот».

Андрей Панов:

«Мне нравилось, я ему подыгрывал. Потом Цой просто стал репетировать с моим ВИА…».

Антон Галин:

«Все играли как-то сессионно в ”АУ“. Были такие сессионные музыканты, играли сессиями. Все приходили к Свинье. Это был лишний повод выпить, и все говорили – сегодня будем играть что-нибудь. Все просто нажирались винища и что-нибудь там потом играли».

Борис Стожаров, знакомый Виктора Цоя:

«Цоя я помню. Когда он приходил, сидел в углу, что-то мычал-бренчал, что-то играл…».

Панов часто хвалил Цоя за то, что он мастерски снимал аккорды всевозможных западных групп и умело пародировал многих советских исполнителей, в частности Боярского, чьи стиль и манера в какой-то мере повлияли на молодого Цоя.

Андрей Панов:

«Он неплохо пародировал советских исполнителей – жесты, манеры… Особенно он любил Боярского. И Брюса Ли, но это уже потом. А с Боярским было заметно очень. Он ходил в театры, знал весь его репертуар, все его песни. Ему очень нравилась его прическа, его черный бодлон, его стиль. Цой говорил: ”Это мой цвет, это мой стиль“. И действительно знал и исполнял репертуар Боярского очень неплохо».

Мнения самого Цоя о Боярском, увы, не сохранилось, но вот что касается черного, то доступны несколько интервью Виктора, в которых тот говорит о своей любви к этому цвету.

Алексей Рыбин:

«Мы Боярского слушали, развлекались, и Виктор некоторые песни наизусть знал. Да что там Боярский! Мы на концерт Валерия Леонтьева в СКК ходили! Это же было профессионально, почему не посмотреть. Я вот Эдуарда Хиля люблю до сих пор».

Евгений Титов:

«Да что там Боярский… Мы со Свиньей на концерт Педко Педкова вместе ходили, сидели на первом ряду, ”фанатели“. Даже билеты покупали. В начале 80-х был такой болгарский эстрадный исполнитель, с усами как у таракана или Вилли Токарева, с кордебалетом. Может, это творческий псевдоним был такой, я не знаю. Мы афишу увидели, прикололись – решили сходить. Может, его звали Петко Петков, но все равно смешно. Он был не просто Педко, а еще и Педков. Двойной удар. И афиша была красивая – в центре сидит этот шпендик Педко, с огромными, торчащими в разные стороны усами, а его облепила толпа полуголых девок, и все довольные. Круто, в общем… Боярский отдыхал».

Антон Галин:

«Я прекрасно помню, как я, Свинья, Цой и еще пара персонажей культовых ходили в оперу с пивом. Сидели там, пиво жрали на балконе и слушали оперу».

Сергей Селюнин, музыкант группы «Выход»:

«Как это ни странно, Цой и Боярский были очень похожи. Не то чтоб на одно лицо, нет, но в том, как они проходили мимо ”Сайгона“. Оба в черном и по сторонам старались не смотреть. В общем, такие оба индифферентные. Разница только в том, что Михаил Сергеевич служил в Театре Ленсовета, и ”Сайгон“ ему, по большому счету, был не нужен – просто по дороге попадался, а Цой, когда уже почти великий стал, по старой памяти наверное, забредал случайно. И еще одно существенное отличие: Цой увидит Марьяну и давай бурно целоваться, а Боярский никого у ”Сайгона“ не целовал совсем. Брезговал, наверно».

Про симпатии Цоя к Боярскому не очень ясно, поскольку спутники молодости Виктора говорят одно, а вот друзья более позднего периода такого увлечения засвидетельствовать не могут.

Рашид Нугманов, режиссер фильма «Игла», вспоминал:

«Дело в том, что ни сам Виктор, никто из его близких, с кем я общался, о таком увлечении не говорил. Но ведь противоречия тут на самом деле нет. Если уж быть педантичным, то надо бы, конечно, уточнить, чтобы потом не было разногласий. Я никогда не слышал от Виктора о его интересе к Боярскому или об их встречах».

В октябре 2014 года журналист газеты «Правда Севера» опубликовал интервью, взятое у Виктора Цоя в конце июня 1990 года. Приведу отрывок:

– У вас были какие-то очень любимые исполнители в детстве, в отрочестве?

– Цой (смущенно улыбаясь): – Я Боярского очень любил. Честно… И, конечно, Владимира Семеновича Высоцкого. Я и сейчас его люблю.

Кстати, что касается самого Боярского, то, когда Цой уже станет более-менее известен, именно он будет цензором по «литованию» текстов, курировавшим группу «КИНО».

Михаил Боярский, актер:

«Я достаточно близко был знаком с человеком, который мне понравился сразу. Это Виктор Цой. Я был его цензором. Мне приносили его тексты, для того чтобы я подписал: можно петь это или нельзя. И я подписывал – можно. Ну конечно, смешно. Он с хорошим юмором был, без фанаберий».

Шло время, и вот однажды случилось знаменательное событие, о котором Алексей Рыбин рассказал в своей книге ”«Кино» с самого начала”:

«В один из обычных, прекрасных вечеров у Свина, когда все, выпив, принялись удивлять друг друга своими музыкальными произведениями, я и басист ”Палаты“ сидели на кухне и наблюдали за тем, чтобы три бутылки сухого, лежащие в духовке, не нагрелись до кипения и не лопнули раньше времени – наиболее любимая нами температура напитка составляла градусов 40–60 по Цельсию. Поскольку лично мы еще не были знакомы, я решил восполнить этот пробел:

– А тебя как зовут? – спросил я. – Меня Рыба.

– Меня Цой…».

Павел Крусанов:

«Когда мы познакомились с Цоем, а случилось это весной 1980 года, он красовался в узких черных штанах, черной рубашке и черной клеенчатой, утыканной булавками жилетке. Копна смоляных волос, смугловатая кожа и агатовые глаза довершали этюд. Определенная степень внешней припанкованности отличала и других участников этой компании, почему-то называвших себя ”битниками“, – Пиню и Рыбу, однако настоящим, идейным панком (правда, в собственной, несколько специфической трактовке этого понятия) был здесь, пожалуй, только Свин – актер по жизни и беззаветный чудила с весьма своеобразным чувством юмора. Нейтральнее других выглядел Олег Валинский, поэтому, должно быть, к нему так и не приросла никакая кличка…».

Алексей Рыбин:

«Мы начали выпивать, говорить о музыке, потому что больше ни о чем не говорили тогда, в те годы, и нашли какие-то общие музыкальные приоритеты, какие-то общие музыкальные группы у нас оказались, потом выяснилось, что Витя играет на бас-гитаре…».

Игорь Гудков:

«Тогда еще не было никаких ”квартирников“, никто не играл. Собирались на квартире у Андрея Панова в Московском районе. Он жил с матерью, она была известным хореографом, танцевала в балетной труппе нашего Мариинского театра. Позволяла нам собираться. Мы проводили там все время. Это был своего рода клуб по интересам. У Свина Цой познакомился с Алексеем Рыбиным, и они вдвоем начали что-то делать. Первый раз мы это увидели где-то через полгода с того момента, как он что-то там сочинил. Цой скромный был парень. Играл он, как я уже сказал, с Рыбиным, это была акустика. Все тогда играли очень плохо – в принципе, и до сих пор все играют плохо. Это было не главное, главное было, что ты мог написать песню. Это Виктор умел делать. Я помню, когда он впервые для нас сыграл на квартире нашего друга Паши Крусанова. Они пришли втроем – Цой, Рыбин и Олег Валинский (бывший глава ”Октябрьской железной дороги“ и нынешний вице-президент ”РЖД“ – он тогда в последний раз играл). Тогда это называлось не ”КИНО“, а группа ”Гарин и гиперболоиды“. Они пришли втроем и сыграли три песни. Мне тогда показалось, что это невообразимо круто. Это была песня ”Когда-то ты был битником“. И мы их заставили сыграть еще несколько раз».

Неожиданное знакомство действительно положило начало тесному общению и дружбе Виктора Цоя и Алексея Рыбина – Рыбы, тогдашнего музыканта группы «Пилигримы», с которым Цой в дальнейшем сблизился на почве одинаковых музыкальных пристрастий. Еще больше Виктора и Алексея сплотило совместное участие в исторической поездке 1981 года «Автоматических удовлетворителей» на подпольные концерты в столицу, устроенные Артемием Троицким.

Алексей Рыбин:

«Музыкальная активность, которую развил Свин, естественно, не могла остаться незамеченной на сером фоне русской музыки начала восьмидесятых. Перестройку общественного сознания начал в 1980 году известный московский музыкальный критик Артем Троицкий… Кроме рок-н-ролла, его очень интересовала новая музыка, и в частности панк. Он, конечно, вышел на Свина. Переговоры закончились тем, что Свину и компании было сделано приглашение в Москву для исполнения перед публикой их произведений… На подготовку этих грандиозных гастролей ушло недели примерно две. Было выпито умопомрачительное количество сухого вина, написана целая куча новых песен и записана магнитофонная лента под названием ”На Москву!!!“ – хотел бы я знать, где она сейчас, вещь была очень достойная. Когда запись была закончена и выбраны дни для поездки – суббота и воскресенье, поскольку все работали, а прогуливать боялись или не хотели, – стали думать и гадать, кто же поедет и кто на чем будет играть. Однозначно было ”АУ“ – Свин, Кук и Постер, остальных вроде бы и не звали, но поехать хотелось многим, и Свин сказал, что все трудности с ночлегом и прочим он решит с Троицким сам и кто хочет ехать, может смело составить ему компанию. ”Он звал ’АУ‘ – а может, у меня в ’АУ‘ сейчас десять человек играют – принимай, дорогой!“ – обосновал Свин свое решение…».

Само собой, присоединиться к «АУ» решило довольно большое количество молодых людей из компании Свиньи, в том числе и Алексей Рыбин. На этих памятных концертах «АУ» Цой играл на басу и даже исполнил одну из своих песен, которая не произвела на аудиторию особого впечатления.

Алексей Рыбин:

«Первая песня Цоя была такая:

И что-то дальше в этом роде. Очень слабая песня. Да и вообще – не песня, считай… Потом еще ”Идиот“ был: ”Я ненормальный человек, и ненормально все вокруг…“ – вот эта вот вещь… Потом из этой песни сделан ”Бездельник номер № 2“…».

Андрей Панов:

«С великой ”наколки“ Майка поехали мы в Москву. К Троицкому. Майк до этого уже был там с Гробощенковым и еще с кем-то. Якобы как панк. И мы зимой семьдесят девятого, по-моему, поехали туда большой толпой давать концерты. Там Витя еще спел свою не очень удачную вещь ”Вася любит диско, диско и сосиски“. Ну, тогда все очень сильно были против диско. Хорошая музыка, как мне сейчас кажется. А мы там проканали с переделанной вещью Макаревича ”…И первыми отправились ко дну“. Ну, а Москва – город маленький, сразу все узнали, схватились за это: новые люди, новая музыка! И мы дали еще концерт в чьей-то квартире, а потом в каком-то мелком клубе. В общем, когда вернулись, оказалось, что и до Питера разговоры дошли».

Антон Галин:

«Все эти поездки со Свиньей в Москву несколько раз… Все это было по квартирам, десять человек каких-нибудь эстетов придут, посидят, похохочут и уйдут. Примерно в то время все и познакомились с Липницким, Троицким… с московской такой же тусовкой. ”Звуки Му“ – они же, в общем-то, так же начинали, все по каким-то квартирам играли… То есть среда формировалась примерно в одно время среди этих людей…».

Тут можно упомянуть об одном моменте. Сегодня воспоминания участников этого концерта весьма разнятся. К примеру, Игорь «Пиночет» Покровский на пару с Андреем «Дюшей» Михайловым утверждают, что концерт «АУ» был не зимой, а летом. Но это очевидная игра памяти, поскольку Алексей Рыбин, Артемий Троицкий и иже с ними вспоминают именно зимний концерт и Свина в русско-морозном варианте.

Алексей Рыбин:

«Был именно зимний концерт в большой компании и с кучей народу. У Рошаля. На квартире. Устраивал Артем. Да. Это был именно зимний концерт в большом составе – Свин, Цой, Валинский, я, Пиночет, Дюша, Панкер, Кук и Постер. Играли на квартире у Рошаля, а на следующий день выступали в каком-то подростковом клубе. Устраивал это все тоже Артем, а ночевали мы у его знакомой, которая работала в каком-то театре».

Поскольку исполненный в Москве «Вася» никого не впечатлил, Цой продолжил сочинять новые песни, и чуть позже родилась его, по сути, визитная карточка – «Мои друзья».

Антон Галин:

«Я помню, я как-то к Цою пришел и помог ему с парой строчек… Он говорит: вот, помоги мне пожалуйста, есть такая песня ”Мои друзья всегда идут по жизни маршем, и остановки только у пивных ларьков“. Вот мы сидели с ним там, придумывали рифмы, это я как-то вот так вот помню… Помню, ничего такого, но что-то типа ”помоги мне – в одном месте у меня никак…“ Но потом что-то разрулили, и все. Ну и потом он стал уже ездить-ездить. А я уже поступил в театральный институт, мне вообще уже стало не до этого. Да, мне не очень было интересно все это, честно говоря, я и сейчас не очень… Я помню еще тогда, когда встречались какие-то общие знакомые, то хохотали по поводу того, что Цой популярен и кому-то нужен. Все говорили – во, Цой, хахаха. Потому что никто не мог понять – кому это все надо, зачем и к чему…».

Андрей Панов:

«После того случая его прорвало, как-то раз приходит, играет новую – она есть в первом альбоме: ”Мои друзья всегда идут по жизни маршем…“. Это его если не вторая, то третья песня вообще. А ее довольно тяжело сделать, настолько все музыкально накручено. Помню, он говорил: мне, мол, нравится, что мы все у тебя встаем и с похмелья идем к пивному ларьку, даже зубы не чистивши. Не знаю, в чем здесь романтика, но очень многие так говорят. Потом еще песню сочинил, потом еще. Хорошие вещи. Они нигде не записаны…».

Игорь Гудков:

«Первая песня, которую я услышал от Цоя, – ”Когда-то ты был битником“, это было дома у Паши Крусанова, который снимал квартиру. И вот Цой там тогда ее сыграл. Она ужасно всем понравилась, и вот тогда выяснилось, что у Цоя есть еще песни».

Михаил Дубов, музыкант группы «Автоматические удовлетворители»:

«Кстати, у меня на хате происходила премьера первой цоевской песни ”Мои друзья всегда идут по жизни маршем“ в 1981 году… Ко мне тогда завалилась вся тусовка во главе с Андрюхой, Витей, Артемом и т. д., предки откровенно ох…ли…».

Евгений Титов:

«”Мои друзья“ вообще про Свинью и его квартиру, когда Цой почти каждый день там тусовался в 1980/81-м, и пивной ларек на проспекте Космонавтов еще недавно стоял на том же месте…».

По легенде, 21 марта 1981 года на Крестовском острове, в ресторане «Трюм», на дне рождения Андрея Тропилло, Цой впервые публично исполнил песню «Мои друзья». Тут необходимо отметить, что на самом деле Цой выступал, скорее всего, скорее всего 22 марта (по иной версии – через неделю), причем уже в ресторане «Бриг», на улице Чайковского, 17, поскольку 21 марта «АУ» в ресторане «Трюм» попросту не выступали.

Евгений Титов:

«21 марта дирекция ”Трюма“ вообще всех выгнала. И как раз из-за поведения Свиньи и его товарищей. С самого начала они шокировали всех приходящих тем, что при входе имитировали акт коллективной мастурбации – то есть трясли х…ми на всех входящих приглашенных гостей и дальше в том же духе. Дирекция хотела сразу вызвать ментов, а самого именинника – Тропилло – не было, он только после 9 вечера приехал, когда уже ничего не происходило и Свинья с компанией уже свалили оттуда. И тогда Тропилло, которому было обидно, что он пропустил все ”веселье“, договорился с рестораном ”Бриг“ на следующий день и всех, кто был в ”Трюме“, пригласил туда. И вот там уже как раз и был концерт. Мне Тропилло рассказывал сам со слов гостей – типа, куда ты нас пригласил и что это за дебилы были, которые встречали нас с порога, тряся х…ми и с дикими воплями? Но он сам этого не видел, и ему было обидно. Потому он раскошелился на второй день банкета, чтобы уж точно ничего не пропустить…».

Как упоминает Евгений Титов, Тропилло действительно опоздал на свой день рождения. В тот вечер ему пришлось задержаться на концерте группы «Мифы» во Дворце молодежи, где он выполнял обязанности звукорежиссера. Пропустив из-за своего вынужденного опоздания все самое интересное, Тропилло решил все повторить и на следующий день арендовал зал ресторана «Бриг», где, собственно, уже и играли все желающие поздравить юбиляра. Кстати, сохранилась фотография с этого концерта, сделанная Валентином Барановским, талантливым фотографом, в ресторане «Трюм». Молодой, с небольшими юношескими усиками Цой сидит вытянув ноги рядом с дурачащимся Пановым и приятелями.

Всеволод Гаккель, музыкант группы «Аквариум»:

«Примерно через месяц Тропилло решил отпраздновать свой тридцатилетний юбилей, который прошел в два этапа. Первый был в ресторане ”Трюм“, на Крестовском острове, куда он привез маленький аппарат и пригласил своих дружков-музыкантов. Но концерт не получился, потому что соседи сверху вызвали ментов, нам пришлось отключить аппарат и молча напиться. Через неделю он договорился в ресторане гостиницы ”Нева“ на улице Чайковского. Он гулял на широкую ногу и всех поил шампанским, а выступал ”Автоматический удовлетворитель“ и Цой. Так был заложен фундамент новой волны…»

Андрей Тропилло вспоминал:

«Я родился 21 марта 1951 года. 21 марта 1981 года в ЛДМ был большой концерт группы ”Мифы“, грандиозное событие… Закончился этот концерт в полдесятого вечера… А у меня был друг, Саша Разумов, мы с ним родились в один день. Он работал барменом в гостинице ”Астория”. И мы с ним договорились, что мы на пару снимем ресторан ”Трюм“, только пока он там будет развлекать гостей, я подойду после концерта. Концерт задержался, и, когда я пришел, было уже почти десять вечера. Неожиданно выяснилось, что играть можно только до десяти, потому что дом, в котором был ресторан, заселен какими-то старыми коммунистами, которые уже стали милицию вызывать… Но мы все равно начали немного играть… На мой день рождения пришел коллектив ”АУ“, где на бас-гитаре играл Виктор Цой. Тогда они, правда, назывались еще не ”АУ“, а группа ”Х…й“. Вот именно так. Никакого ”АУ“ еще не было. Это потом оно появилось… На ударных у них был сегодняшний директор Октябрьской железной дороги… Присутствовало очень много разных людей, Гребенщиков, Майк, Троицкий и всякие иные…

Когда я пришел туда, мне мой приятель Разумов говорит – ты знаешь, что они делали? И рассказывает мне, что вот Свин, Цой, Швед и еще пара человек сели в круг и дрочили. А гости-то были не только мои, но и товарища-бармена, и они были шокированы просто. Не знаю уж, дрочили ли они по-настоящему или там были у них муляжи х…ев, но дрочили они – это точно. Просто посередине зала, чем ввели народ просто в состояние ступора. И гости стали меня стыдить, типа, ты что делаешь… В общем, мы решили просто перейти в другой зал. А у этого Саши был друг в ресторане ”Бриг”, а ”Бриг” этот на улице Чайковского, недалеко от Большого дома. Там сейчас находится гостиница ”Индиго”, такая жирная… Так вот, именно там потом и состоялся второй день концерта, на котором, кстати, Цой играл на ударных инструментах. Это был единственный раз, когда я видел его за ударными. Но это было. И пел он песню ”и в окне моем не горит свет…”… Гребенщиков спел в таком некоем стиле китч, с завываниями, песню ”Москва златоглавая“. И после нее Троицкий сказал Гребенщикову, что вот, мол, эта шпана сотрет тебя с лица земли…».

Андрей Панов:

«А потом нас пригласили в ресторан ”Трюм“ на тридцатилетие Тропилло. ”АУ“ все пришло, и с нами, естественно, Витя, поскольку мы все время вместе болтались. И, как сейчас мне кажется, была тогда у Гробощенкова мысля ”АУ“, ну, что ли, пригреть – все-таки новые люди, молва такая… А поскольку я вел себя там отвратительно, о чем очень жалею, и на всю катушку дурака валял, то он, видимо, поостерегся. Мы там поиграли, а потом Витя спел какие-то свои темы. У него к этому времени накопилось вещей пять. И Гробощенков, очевидно, понял – вот кого надо брать. И правильно, кстати, понял. И с тех пор Витя приходил ко мне все меньше и меньше, говорил, что все время у БГ находится. И потом, когда уже у него был первый концерт в рок-клубе, я к нему даже после не подошел, потому что Вите это уже было не надо и, я думаю, даже претило его понятию. Я это без обиды говорю. Просто он прошел этот период – и идиотства, и информационной накачки. У него уже был другой круг знакомых. Я сам прекрасно понимал обстановку, что я, в принципе, уже не нужен, там трамплин гораздо выше. Но это было потом. А вообще, пока Витя не стал большим человеком, он был, в общем-то, очень смешной парень…».

Именно на этом концерте Цой, сыгравший «Моих друзей», неожиданно получает признание Артемия Троицкого, который в ходе московских гастролей «АУ» не обратил на него никакого внимания. Но тут песня так подействовала на него, что Артем потом везде о ней рассказывал, в том числе и Борису Гребенщикову, предрекая: «Вот та молодая шпана, что сотрет вас с лица земли». Цой же, по словам Алексея Рыбина, взбодрился после похвалы Артема и начал работать над новыми песнями.

По воспоминаниям очевидцев, Гребенщиков тоже тогда был в «Бриге», но пропустил слова Троицкого мимо ушей и впервые официально услышал Цоя только в электричке, когда ехал с одного из своих квартирных концертов в Петергофе. И вот тогда БГ, как и Троицкий ранее, был поражен талантом и искренностью юного музыканта.

Из воспоминаний Бориса Гребенщикова, лидера группы «Аквариум»:

«Они подсели ко мне – ”Можно мы песни споем?”. Ну, я хоть и был выпивши легкого вина, ну, интересно, и все равно в электричке делать нечего – ”ну давайте“. Спели мне две песни. Первая была никакая, вообще ноль, а вторая была бриллиант просто сразу – ”Мои друзья“. У меня челюсть отвисла…».

Сегодня многие утверждают, что именно они познакомили Цоя и Гребенщикова. Поэтому история этой судьбоносной встречи стала мифом. Троицкий и по сей день доказывает, что «это именно я», Тропилло говорит, что «именно на своем дне рождения я их лично познакомил» и так далее, и тому подобное. Но единственный человек, который может знать наверняка, как именно это случилось (поскольку он был непосредственным свидетелем), – это Алексей Рыбин.

Алексей Рыбин:

«Никто их не знакомил. Они просто встретились в электричке и познакомились. Вместе со мной. Вот и все. Я Бориса знал еще раньше, но не близко. Мы менялись пластинками на ”толчке“. Сейчас никто уже не скажет, как все было на самом деле… Подозреваю, что Троицкий Цоя тогда еще сам не знал. Я не помню, ”Трюм“ был до или после ”Дураков и Гастролей“. Но и на ”Дураках“ Цой на Троицкого большого впечатления не произвел. Там главным был Свин. А Цой вообще находился в тени. У него и песен-то, кроме ”Идиота“, не было. А ”Идиот“ была слишком сложная песня для восприятия на панк-вечеринках».

Есть еще один нюанс: почему-то всегда считалось, что БГ в момент знакомства с Цоем и Рыбой был один. Но это не так.

Всеволод Гаккель:

«Как гласит легенда, сто раз кем-то пересказанная, Боб познакомился с Цоем в электричке. Только история почему-то умалчивает о том, что там были и все прочие участники группы ”Аквариум“, поскольку мы все возвращались со своего концерта».

Компания Свиньи постепенно перестает интересовать Цоя и Рыбина, и они все больше сближаются с Майком и Борисом Гребенщиковым, постепенно превращаясь из панков в ”новых романтиков”.

С Михаилом Науменко Цой и его приятели Алексей Рыбин и Олег Валинский познакомились примерно в одно время. Сначала это было заочное знакомство, которое произошло благодаря Игорю ”Панкеру“ Гудкову, который дал послушать ребятам только что записанный альбом ”Сладкая N“. Чуть позже произошло и реальное знакомство. Случилось это, по словам Олега Валинского, в квартире Александра Жарова, приятеля Георгия Ордановского, лидера ”Россиян”.

По мнению многих знакомых Цоя, именно Майк стал для Виктора своего рода гуру, которому он показывал свои новые песни. Именно об этом говорит московский знакомый Виктора, Алексей Дидуров.

Алексей Дидуров, музыкант группы «Искусственные дети»:

«Майк для Цоя был еще и гуру, которому Цой, пацан-пэтэушник, носил на разбор и оценку новую песню. И именно Майк, дождавшись, когда Цой достигнет определенного уровня, нежно передал его БГ».

Алексей Рыбин:

«Поскольку мы любили группу ”Аквариум“, в силу того, что были точно такими же уродами, как и ”Аквариум“, и не любили группу ”Мифы“, то всегда хихикали над доморощенным хард-роком отечественного производства, который пел о том, что нужно открыть дверь и впустить свет… Об этом все пели. БГ об этом не пел и тем был нам мил. А Майк вообще пел про портвейн, баб и все остальное, чем просто нас обаял. И мы не могли не подружиться с Гребенщиковым, потому что других людей просто не было».

Виктор Цой:

«Если говорить о философии или взгляде на жизнь, то мне очень близок Майк, когда он говорит ”Живи как живется“. Другими словами то же самое говорится в ”Дао дэ Цзин“, где излагается принцип недеяния, но это не означает призыва лежать на спине и плевать в потолок…».

Наталья Россовская:

«Майк, несомненно, был учителем Цоя. Витя по молодости был очень в себе не уверен, и мнение Майка для него было решающим. Пока не появился Борис Борисыч. Кстати, к БГ Цоя отвел Майк. Почему-то об этом не принято говорить… Думаю, что Майк и Цой не были друзьями. В высоком понимании (а для меня ”друг“ – это очень серьезно). Майк помогал молодому музыканту, пока молодой музыкант не оперился. Майку нравилось ”КИНО“ с Лешей Рыбиным, а у меня с Цоем был нежный ”школьный“ роман… Все честно и чисто. Я знала все Витькины песни. Они с Лешей разрешали ”подмурлыкивать“, а иногда просили ”подлялякивать“ (в ”Весне“, например)…».

Общение Цоя с Пановым сводилось к случайным встречам на тусовках, поскольку компания Гребенщикова откровенно претила Свинье и его окружению.

Здесь уместно упомянуть об одной истории. Как-то Свинья, впервые приехав в Москву (а-ля молодой ковбой), пришел в «Салун Калифорния» на Самотеке и, распахнув дверь «учреждения» ногой, заявил: «Ну вы, б… я Свинья, мы на гастроли приехали!» В ответ он услышал: «А я Хозяин. Но ты, б…, можешь звать меня просто – Лелик». Этот Лелик (в миру Леонид Россиков), обладавший внушительным ростом и развитой мускулатурой, стал как бы телохранителем Свиньи, который, будучи настоящим панком, постоянно влипал в истории. И вот на одном из квартирников в Москве (у Владимира Левитина) Цой, игравший с Рыбой, случайно столкнулся со Свином. Крепко выпивший Панов начал обвинять Цоя в «мажорстве» и даже назвал его песни «сопливой эстрадой». Цой же парировал словами: «А ты все дерзаешь? Ну-ну, дерзай» – и похлопал того по щеке. И едва не попал под удар Лелика, который расценил движение Цоя как нападение на Свинью… Конфликт, конечно же, был улажен, но Свин неоднократно потом упрекал Цоя и Рыбу в «мажорстве», что вызывало у них жгучее раздражение, не меньшее, чем когда их называли панками, которыми ни Цой, ни Рыба себя не считали.

Илья Смирнов, журналист, организатор первых рок-концертов:

«Случались и от своих неприятности. Один из первых их концертов, еще с Рыбой, на квартире у замечательного человека Попова, который на самом деле был студент Плехановского института Володя Левитин… Мы старались шифровать людей, особенно связанных с распространением билетов и с журналом. Я знал его настоящую фамилию, а многие искренне полагали, что он Попов, а, например, студент МИМО Саша Лукин, ныне большой специалист по Китаю, был Матвеев – ”что тот евангелист, что этот“, как сказал бы Б. Брехт. Художнику Юре Непахареву даже звонили на завод, где он работал, и просили Хипова к телефону. Так вот, на тот квартирный концерт заявились ленинградские делегаты Всесоюзного съезда панков на Самотеке, Свинья и Нехороший, очень обиженные на Рыбу и Цоя за измену своему грязному делу, не простившие Цою предательского знакомства с Гребенщиковым, и, увидев неоромантические наряды, совсем озверели… И с хиппи тоже возникали проблемы…».

Итак, новыми учителями Цоя и Алексея Рыбина стали Майк и БГ, то есть можно с уверенностью сказать, что наставников Виктор и Алексей выбрали себе безошибочно.

Алексей Рыбин:

«Кстати, творчество Гребенщикова Панов действительно не любил. Он называл Бориса Борисыча Гробощенковым и морщился, когда мы с Цоем подбирали на гитаре песни с только что вышедшего ”Синего альбома“. Но он никогда никому и ничего не запрещал. Если уж ты попадал внутрь его квартиры, то дальше мог любить любую музыку и любых исполнителей».

Евгений Титов:

«Есть же большое интервью со Свиньей о Цое, там он сам подробно про все говорит. И даже не пьяный (вроде), так что, скорее всего, как он там говорит, так все и было. И даже то, что Цой перекинулся в компанию Гребенщикова, – так Свинья сам говорит, что это было правильно, так как с ними Цой больше смог сделать, вышел на другой уровень».

Андрей Чернов, музыкант группы «Автоматические удовлетворители»:

«Я никого не хочу обидеть, но Андрюхе были глубоко по х… и Цой, и Гробощенков, и многие другие… Для него этого не существовало, о чем он и сказал Цою. Тот и телефон ”забыл“ после этого».

Впоследствии Цой действительно почти не пересекался с Пановым, разве что на фестивалях рок-клуба.

Андрей Панов:

«Я еще некоторое время звонил ему, но… Один раз, правда, он сам позвонил, когда у него сын родился. Хотел пригласить на день рождения. Но я, естественно, был пьян, зачем-то ему нахамил и бросил трубку. Вот и все. Один раз мы встретились в рок-клубе. Как говорил Зиновий Гердт в фильме ”Соломенная шляпка“: ”Вы еще когда-нибудь виделись с вашей женой?” – ”Да“. – ”Ну и что же?” – ”Мы раскланялись“. Так и мы с Цоем – даже не поговорили, вынужденно поздоровались, и все».

Николай Кунцевич, музыкант:

«Впервые я узнал о Викторе Цое в 1982/83 году, услышал на кассете (тогда были кассетные магнитофоны) песни ”Восьмиклассница“, ”Алюминиевые огурцы” – собственно говоря, группу ”КИНО“». А потом я узнал, что там поет Виктор Цой. Когда мы виделись с Андреем Пановым, мы никогда не говорили о Цое. У нас были другие темы для разговоров. О том, что Виктор играл с Андреем, я узнал из воспоминаний Алексея Рыбина, прочитав об этом в его книге…».

Как уже было сказано, удачные выступления с «АУ» в Москве и последующие тусовки сблизили Виктора и Алексея Рыбина, и после совместного похода ребят в СКК на концерт «Форварда» и «Автографа» (по сути, первых профессиональных рок-групп советской официальной сцены) все это вылилось в совместную поездку (в компании с общим другом – Олегом Валинским) в Крым, в поселок Морское. Поскольку идея поездки пришла спонтанно – с билетами было туго, так что до Крыма ребята добирались в разных поездах. Олег с Алексеем вместе, а Цою пришлось ехать одному, что совершенно не смутило Виктора, тем более впереди был отдых… Кстати, как вспоминал впоследствии Валинский, изначально ребята ехали не в Морское, а в местечко Солнышко, куда ребята после встречи на вокзале в Симферополе и отправились, но после того, как Солнышко разочаровало, было решено переехать в Судак, а затем в Морское.

Море, пляж, местное вино в трехлитровых баллонах и горячее желание реализовать творческий потенциал привели к тому, что именно там, в Морском, были впервые произнесены вслух слова о создании новой группы, которую с ходу окрестили «Гарин и Гиперболоиды». Отдых был совершенно забыт, и, вернувшись в Ленинград, молодые музыканты с головой погрузились в репетиции.