Читать книгу Детям до шестнадцати - Виталий Каплан - Страница 2

Саня пожалел, что пришёл сюда без видеокамеры. Очень уж забавное было зрелище – конопатый Петя Репейников, героически пытавшийся задуть тринадцать свечей на торте. Дыхалки ему явно не хватало, свечи упорно не желали гаснуть, Петька злился, а от злости веснушки у него проступали особенно чётко. Заснять бы это, смонтировать, наложить какую-нибудь подходящую музычку, да хотя бы из «Пиратов Карибского моря» – и вышел бы классный клип.

Но камеру он не взял, причём по самой дурацкой причине: в ноль разрядился аккумулятор, и выяснилось это за десять минут до выхода.

– Ничего, это не последний день рождения в твоём новом классе, – философски заметила мама. – Успеешь ещё с видеохроникой наиграться. Вот, рубашку возьми, наглаженную.

…С третьей попытки Петька справился со свечами. Включили свет, и над шоколадным тортом поплыл приторный дымок. Почему-то потушенные, дымящиеся свечи показались Сане похожими на трубы в сожжённой фашистами деревне – они с папой смотрели осенью такой фильм, из старых советских. И тогда было тягостно, и сейчас тоже как-то не очень – хотя, казалось бы, веселиться надо. Всё-таки не хухры-мухры, а день рождения одноклассника, и полно всего: кока-колы, разных вкусностей, шуток и улыбок, музыки из колонок.

И всё равно Саня чувствовал тут себя чужим. Вроде почти неделя прошла, в классе на него уже не косятся как на неведому зверушку, он уже почти всех по именам-фамилиям помнит – а есть между им и ними какая-то стеночка, прозрачная, из небьющегося стекла. Причём стенку ощущает только он, ребята её не замечают, вроде как приняли в свою стаю. Даже зауважали – после того случая с Боровом. Правда, пару дней смотрели как на смертника-камикадзе, но опасный девятиклассник пока никак не проявлялся. Несколько раз Саня его видел, но тот новичка-семиклассника в упор не замечал. А раз так, то и нечего себе голову забивать всякими свинообразными. И без того проблем хватает.

Например, это ж нужно так умудриться – в первую же неделю поссориться с учителем. Причём не с каким-нибудь, а с учителем физкультуры – уж от физры-то Саня ни малейших неприятностей не ждал, с физрой у него всё всегда было отлично. В Краснодаре вот на районных соревнованиях по лёгкой атлетике выступал за школу и даже грамоту получил.

А всё, между прочим, из-за того самого рыжего Петьки Репейникова, который только-только задул свои тринадцать свечей. Вот что бы ему стоило не забыть форму? Как бы всё прекрасно вышло!

Но в четверг третьим уроком была физра, и в раздевалке Репейников обнаружил, что к уроку более чем не готов. Все остальные давно уже переоделись и теперь стояли в спортзале, ожидая построения. Форма, кстати, идиотская – белые шорты, зелёные футболки с цифрами 1919 – номером школы. Неужели нельзя, чтобы каждый в чём ему удобнее занимался? Но нет, здесь же гимназия, здесь же славные традиции, и маме пришлось срочно покупать эти шорты с футболкой прямо в школе – тут оказалось всё схвачено, и всего за полторы тысячи рублей… За целых полторы тысячи, подчёркивала мама, жалуясь папе на московские маразмы.

А Репейников не придумал ничего лучшего, как принять виноватый вид и выйти в зал в чёрном школьном пиджаке, брюках… и даже при галстуке. Точно тут ему не физра, а геометрия.

– Ну и как это понимать? – осведомился Николай Геннадьевич. – Репейников, ты забыл, где у нас раздевалка?

– Он не где раздевалка забыл, он форму забыл, – сообщил учителю мелкий и вертлявый Илюха Муравьёв, в просторечии Мураш. Про таких папа говорит – в каждой бочке затычка.

– О как! – поднял брови Николай Геннадьевич. – Опять? Репейников, это уже который раз по счёту за год? Десятый? Двадцатый? Голову ты в школу не забываешь, верно? А форму, значит, забыть можно? А ты помнишь, о чём я тебя предупреждал в прошлый раз?

Петька опустил голову, и веснушки сделались куда отчётливее.

– Вот вижу, что помнишь! – ухмыльнулся физкультурник. – Я тебя при всех предупредил: ещё раз забудешь форму – и будешь заниматься в трусах! Так что марш в раздевалку, и чтобы через тридцать секунд стоял в строю! И так из-за тебя урок задерживаем.

Репейников сделался ещё ниже ростом, замер неуверенно – то ли в раздевалку идти, то ли умолять учителя, то ли просто зареветь. И Саня каким-то шестым чувством уловил, что именно так сейчас и будет. Разревётся этот вполне посторонний ему Петя Репейников, и тем самым опозорится перед классом ещё сильнее, чем если бы разделся до трусов.

А потом он уловил в себе какое-то седьмое чувство, когда жаркая волна поднимается изнутри, дёргает за сердце и толкает вперёд.

– Николай Геннадьевич! – сказал он, подняв руку, точно сейчас была история или алгебра. – Так же нельзя!

Физкультурник посмотрел на него с интересом.

– Хм… Новый член коллектива, Саша Лаптев из Краснодара?

– Ага! Очень приятно, – машинально вырвалось из Сани.

– А уж мне-то как приятно! – улыбаясь на тридцать два зуба, заявил Николай Геннадьевич. – Ну так что ты мне хотел сказать?

Упругая сила всё ещё толкала Саню вперёд. И как всегда бывало в таких случаях, звенело в ушах и все предметы казались излишне резкими, как если смотреть в полевой бинокль (на прошлый день рождения папа ему такой подарил).

– Я думаю, Николай Геннадьевич, что вы неправы, ну, насчёт Петьки. Он, конечно, виноват, что форму забыл, но нельзя же вот так… заставлять его в трусах заниматься.

– Что вдруг? – прищурился физкультурник. – Чем это принципиально отличается от вашей спортивной формы?

– Ну… – замялся Саня, – вы же сами понимаете! Это же любому было бы стыдно, вот так выйти перед всеми раздетым… тут же и девчонки… то есть девочки.

– Ну, не догола же, – возразил Николай Геннадьевич. – А раз уж ты такой борец за мировую справедливость, скажи: а как мне нужно поступить? Выгнать Репейникова с урока я не имею права, потому что отвечаю за каждого из вас, а значит, весь урок он должен быть у меня на виду. Разрешить ему заниматься в школьной форме тоже не могу, это нарушение гигиенических норм. Заставить его все сорок пять минут просидеть на скамейке? Он не больной, он допущен к урокам физкультуры, а значит, должен выполнять учебную программу. Других вариантов не вижу. Возражения есть?

– Есть! – не сдавался Саня. – Вот в той школе, ну, в Краснодаре, если кто без формы приходил, его к завхозу отправляли, ну типа всегда надо где-то что-то таскать, убраться… а за физру ставили пару, только не в журнал, и нужно было потом отрабатывать. На соревнования там съездить, от школы, или что-то типа того.

– Ну, посылать Репейникова на соревнования – это пять! – заржал физкультурник, и полкласса тут же мелко захихикали. – Это ты, Лаптев, мощно задвинул. – Короче, я тебя выслушал, и даже с большим интересом. А у Репейникова выбор простой – или занимается в трусах, или я ставлю двойку за урок, делаю запись в электронный дневник и сажаю тут на лавочку.

Петька постоял ещё пару секунд, пробубнил «ладно уж, ставьте парашу» и походкой смертника отправился на «скамью штрафников».

…Торт сожрали быстро – он ведь один, а народу восемнадцать человек, почти весь класс. Саня задумался – а кого нет? Да, точно, Мураша нет, но его с пятницы ещё не было, видно, попал под грипп. Лёхи Щукина тоже нет, но с этим понятно, этого Елеша услала на олимпиаду по журналистике. Бедный Щукин умудрился написать пару заметок в школьную стенгазету «Гимназическая жизнь» – и на собственной шкуре понял, что инициатива наказуема. Как он ни сопротивлялся, но классная Елеша была непреклонна. Посулила, правда, пятёрку по литературе, но ботану Щукину и без того пятёрок хватало.

Саня с первых дней заметил, что здесь, в гимназии, бурлит всякая общественная активность. Конкурсы, олимпиады, лыжные кроссы, стенгазеты, школьное радио… и по сравнению с тихим сонным Краснодаром это было даже интересно. Может, предложить им сделать школьное телевидение? За оператора он бы всяко сработал.

А из девчонок вроде все тут… хотя нет, Жабы не наблюдается. Саня подумал, как верно он с первых минут угадал её прозвище. И с этим гопником тоже почти угадал… пускай не хряк, а боров, но это же почти одно и то же. Девять из десяти. А вот с Жабой, то есть с Лизой Лягушкиной, он попал в десятку.

Ну, что её тут нет – невелика потеря. Чем дальше, тем больше он страдал, что ему досталась такая соседка по парте. Скучная, сонная… и уродина, само собой. Он вдруг представил, как она прыгала бы на физре… в белых шортах и зелёной футболке. Ну стопроцентная лягушка! Жаль, не посмотришь – от физры Жаба освобождена, и как говорят, ещё с прошлого года.

…После торта выяснилось, что больше ни в кого ничего не лезет. Решили утрамбовать съеденное, а лучший способ, как объявила Даша Снегирёва, это танцы. «Что у тебя вообще есть-то? – строго спросила она Петьку. – Давай, диджей, поставь клубняк там какой-нибудь, и чтоб не попсовый, как в прошлый раз!».

Дашу Снегирёву он срисовал ещё в тот свой самый первый урок – именно её он назначил тогда рысью, правда, уже на физике перевёл в пантеры. Всё-таки рысь – это для блондинки, а Даша черноволосая, как и её братец Макс. Оказалось, они близнецы. Раньше Саня думал, что если близнецы – то как клоны, друг от друга не отличишь, но Снегирёвы, или, как их звали в классе, Снегири, всё-таки отличались. Дашка была чуть повыше Макса (и, как с огорчением понял Саня, выше его самого минимум на пять сантиметров… если не на все шесть). Ещё они с Максом отличались цветом глаз – у того они были обычные, серые, а у Даши скорее голубые. А в остальном – довольно похожи. Стройные, гибкие, чёрные волосы слегка вьются, но у Макса коротко пострижены, а у Даши заплетены в затейливо уложенную на затылке косу. И голоса у них тоже похожие, только у Даши он какой-то бархатный, что ли. Мама бы про такой, наверное, сказала «артистичный». Но мама вообще слишком часто вздыхала о театре, который оставила ради папы, потому что какая может быть театральная карьера у офицерской жены? Правда, папа как-то по секрету ему шепнул, что мамин театр – это было немножко не то, что Большой или Малый, а вовсе даже Дом культуры в Петрозаводске.

Но у Даши голос всё равно был артистичный, одно удовольствие слушать, как она, если выпендривается, слегка тянет гласные. Не «покруче», а «покруучее».

Танцевать Саня не слишком умел, да и не сказать, чтобы так уж фанател от дискотек в школах и летних лагерях. Остальные, похоже, были ничуть не более продвинуты – под общую музыку каждый дрыгался как умел, в меру собственной фантазии. Вот если бы это было как в старинных фильмах, когда какой-нибудь там вальс или белый танец, когда надо приглашать дам – тогда да, тогда страшно. Он вспомнил, как в третьем классе – ещё там, в Пензе, мама чуть было не отдала его в студию бальных танцев, но коса нашла на камень. Пришлось неделю истерить и даже ненадолго – до одиннадцати вечера – сбежать из дома, и мама в итоге сдалась. Потом, правда, насчёт побега пришлось объясняться с папой, и вот про это вспоминать не хотелось до сих пор.

После танцев как-то само получилось, что все разбрелись по группкам. И было куда разбрестись – квартира у Репейниковых четырехкомнатная, а Петькины родители, наготовив вкусностей и выпив с семибэшниками колы, до вечера уехали в какие-то свои гости.

Саня поначалу не знал, куда приткнуться – напрашиваться не хотелось, а позвать его к себе никто не догадался. Тогда он прихватил со стола недопитую бутылочку кока-колы – так оно выглядело солиднее – и пошёл слоняться по квартире, изредка прикладываясь к горлышку. Даже подумал – а не слинять ли домой по-тихому, то есть по-английски, но потом набрёл на Петьку и ещё троих семибэшников – они врубили комп, и с монитора глядела знакомая картинка. Точно! Первый «С.т.а.л.к.е. р», «Тени Чернобыля» – хоть и старенькая, но любимая Санина игрушка. И похоже, любимая его модификация. Сейчас Петька входил в подземную лабораторию Х-16, где его радостно поджидали двое голодных снорков, не считая пятерых военных зомби. Судя по происходящему, такого тёплого приёма Петька никак не ожидал, и жизни ему осталось процентов на десять.

– Ну блинский ёж! – возмутился Саня. – Ты который раз этот уровень проходишь? Тут же аккуратно надо, и патроны береги, там дальше ещё два жирных бюрера будут, и толпа зомбей, а излучатель нужно быстро отключить, за три минуты. Дай сюда, смотри как надо!

И он показал! Пусть все видят, каков он в деле, Охотник на Мутантов. Не суетиться, не тратить зря драгоценные патроны, постоянно двигаться, снорков бить исключительно в голову, а как до бюреров дойдёт – обходиться ножом, ну и держать палец на кнопке с аптечками. Зомби вовсе не обязательно мочить сразу всех, главное сейчас – к пультам прорываться, рычаги опускать, а уж потом не спеша можно загасить оставшихся.

– Вот так! – сохранившись, изрёк Саня. – Дальше уж сам. Правда, там контроллёр тебя ждёт, за той дверью, но у тебя гранат на него хватит. Главное, кинул – и снова в коридоре прячься, не торопись.

Про себя он подумал, что даже если Петька сумеет оставшимися гранатами разобраться с контролёром, то загасить псевдогиганта уровнем ниже ему уже будет нечем. Патронов осталось кот наплакал, подствольника нет… Но зачем раньше времени расстраивать человека?

– Вау! – восхитился Петька. – Я тоже так хочу!

– Да это старьё голимое, чего в него рубиться? – пренебрежительно заявил Славик Руднев. Как будто не он только что сидел, вытаращив глаза, и наблюдал работу мастера.

– А мне по барабану, что старьё, – возразил Петька. – Я этого сталкера давно скачал, и даже забыл про него, а недавно вот вспомнил. Санёк, а ты «Зов Припяти» тоже так можешь?

Саня погрустнел. Ну вот зачем прямо на больную мозоль?

– Да не встала она у меня. Вылетает с ошибкой какой-то. Прикинь, и диск лицензионный, и ноут не древний, по железу должна тянуть…

Ему посочувствовали. Особенно Петька – тот, видимо, помнил случай на физре и ощущал некоторую благодарность.

А вот чего Репейников не знал – это про два разговора в тот четверг. Короткий и длинный.

Короткий – это с Максом Снегирёвым. После физры, когда выходили из раздевалки, он пристроился к Сане и шепнул:

– Ну и на фиг это тебе? С Динамометром обострять не советую.

– С кем? – не сразу врубился Саня.

– С Динамометром, ну, Николаем Геннадьевичем, – пояснил Макс. – Его так прозвали, потому что он каждый год в сентябре и в мае всех заставляет динамометр жать и у себя в блокноте пишет, у кого как сила за год выросла. Ты не думай, что раз он не орёт и не ругается, то с ним можно борзеть. Он вот с тобой вроде как нормально побазарит, а потом бац – и разбор на педсовете, или за четверть поведение снизят, или ещё чего. Он злопамятный почище Борова. И главное, ты чего завёлся-то? Ради кого? Тебе Репей что, друг, брат?

– Да какая разница? – честно удивился Саня. – Просто вот чтобы в трусах – это ж беспредел. Тебе бы так понравилось?

– А я форму не забываю, – возразил Макс. – Короче, я тебя чисто по-дружески предупредил, а дальше как знаешь.

А вот второй разговор был совсем иным. Когда толпа семибэшников после седьмого урока скатилась в раздевалку, Саню окликнули:

– Саша Лаптев, можно тебя на минуточку?

Да, это была она, Антонина Алексеевна.

– Ага! – ответил он, комкая лямку рюкзака. А что ещё ему оставалось ответить?

– Пойдём-ка ко мне, – велела завуч и повела его на третий этаж, в кабинет английского языка. Попутно выяснилось, что преподаёт она старшеклассникам и Саню начнёт учить только с девятого класса. «Если только мы не свалим из Москвы раньше», хотел сказать он, но на всякий случай промолчал.

– Садись, – указала Антонина Алексеевна на первую парту, а сама опустилась в учительское кресло. – Ты догадываешься, о чём я хотела с тобой поговорить?

– Нет! – сделал Саня честные глаза. – А что-то случилось?

– Случилось, – кивнула Антонина Алексеевна. – Я в курсе того, что было у вас на уроке физкультуры. Пойми, Саша, я не собираюсь тебя ругать. Ты, в общем-то, не сделал ничего плохого. Да, спорил с учителем, но не грубил же. Я не ретроград, я не считаю, что дети никогда не должны спорить с учителями. Собственно говоря, как у представителя администрации гимназии, у меня нет к тебе претензий. Но вот чисто по-человечески хочу предостеречь. Видишь ли, совсем не всё равно, ради чего спорить. Допустим, тебе несправедливо поставили плохую оценку, или обвинили в том, в чём ты заведомо не виноват, или, ещё хуже, ударили… ты не думай, это я так сказала, для примера, у нас в гимназии такого быть не может. В общем, когда ты ощущаешь, что нарушены твои права, ты можешь – разумеется, в корректной форме – их отстаивать.

– А если не свои? – осторожно спросил Саня.

– Вот! – подняла палец Антонина Алексеевна. – Именно это я и имела в виду. Понимаешь ли, когда ты вступаешься за других людей, если тебе кажется, что их несправедливо обидели – ты очень рискуешь. И даже не в том дело, что сам можешь, как у вас говорят, попасть под раздачу. Хуже другое – есть опасность вообразить себя народным заступником, тебе будет это нравиться, тебе будет приятно выглядеть героем в глазах ребят… и вот это может очень плохо кончиться, причём не только для тебя. Знаешь ли, сколько в мировой истории было таких пламенных борцов… а кончалось дело кровью. Или их казнили, или они, дорвавшись до власти, начинали террор.

– Ага! – понял Саня. – То есть если я сегодня сказал Николаю Геннадьевичу, что нельзя вот так с Петькой, то завтра мне отрубят голову, или я её отрублю миллиону человек?

– Ну зачем же так грубо? – взмахнула ресницами завуч. – Это может всё быть в других формах, и не прямо уж так завтра… но пойми, очень многие деятели, причинившие людям массу зла, именно с таких благородных порывов и начинали. Поэтому надо быть поосторожнее с этими порывами… десять раз подумать, а надо ли выступать, а каковы могут быть последствия… и для тебя, и для того, кого ты решил защитить. Вот, кстати, через год вы по литературе будете проходить «Дон Кихота» Сервантеса, там есть такой эпизод, когда Дон Кихот решил защитить мальчика…

– Антонина Алексеевна, я читал, – вставил Саня. – Довольно нудная книжка, если честно, но мама заставила. Я понимаю, про что вы. Что от его защиты тому парню стало только хуже… Но почему Петьке-то Репейникову будет хуже от того, что я Николаю Геннадьевичу сказал, что нельзя вот так?

– А что ты знаешь о Пете Репейникове? – усмехнулась Антонина Алексеевна. – Откуда ты знаешь, что у него за семья, какова там ситуация, чем ему может аукнуться двойка по физкультуре, особенно с записью в электронный журнал? Он ведь не просил тебя его защитить, это ты сам решил, что для него лучше. А если ты решил неправильно? А если он вместо благодарности проклинать тебя будет? Пойми, я не конкретно про этот случай, а вообще. С Репейниковым ладно, я семью знаю, вполне благополучная семья… но вот очень многие, если бы ты их начал так выручать, как Петю, сильно бы на тебя обиделись… потому что ты сделал бы им хуже, сам о том не догадываясь. Ты понимаешь меня?

– Понимаю, – кивнул он. – Не зная броду, не суйся в воду.

– Вот-вот! – обрадовалась завуч. – Очень к месту!

– Но если не войти в воду, то и брод не нащупаешь, – продолжил Саня.

Антонина Алексеевна скривила губы.

– Саша, фантазировать на тему пословиц можно до бесконечности, но, надеюсь, ты меня понимаешь. В данном случае всё окончилось нормально, Петя получил свою двойку и уж как-нибудь объяснится с родителями, это их семейное дело. С Николаем Геннадьевичем я поговорю, и надеюсь, подобных скользких моментов более на его уроках не возникнет… при том, что формальных нарушений за ним всё-таки не было. Но вот о чем я тебе сказала, ты всё-таки обдумай.

– Обязательно! – согласился Саня, после чего был отпущен.

…Конечно, об этом разговоре Петьке знать не следовало, да, в общем, и никому. Он даже папе не стал рассказывать. В конце концов, ничего же не случилось.