Читать книгу Паутина - Виталий Михайлов - Страница 20

Помните, как мы мельком заглядывали в комнату Каноса и видели в его руках красочный журнал для автомобилистов? Так вот, это не единственное печатное издание, которое он прячет от посторонних глаз (разумеется, Лейена и Тио – рины никогда не посмеют зайти в его комнату). Теперь у него есть и другие. Вчера Анна передала ему огромный запечатанный конверт, таинственным образом оказавшийся у неё на столе. Хотя, конечно, никакой таинственности в его появлении в комнате настоятельницы не было – и Канос, и Анна знали, кто положил его туда. И хотя это событие было грубым нарушением существующих в доме правил, пакет всё же оказался в комнате служителя. Мы уже знаем, почему. Канос был рад, что о нём не забыли, Анна, что ей не пришлось лишний раз общаться с тем, кто его принёс.

Конверт был из плотной серой бумаги, а на её шершавой поверхности размашистым почерком было написано всего одно слово «Каносу». Содержимое конверта превзошло все ожидания служителя – в нём оказалась стопка блестящих глянцевых журналов с изображением обнажённых женщин. Таких красавиц ему никогда не доводилось видеть. Собственно говоря, голых женщин он видел всего несколько раз – во время занятий по современности наткнешься, бывало, на какую-нибудь красотку, принимающую душ, или перезрелую дамочку, придающуюся любовным утехам со своим пузатым муженьком. Но эти на фотографиях просто потрясали воображение. Стройные (худоба в современном мире считается привлекательной), длинноногие, с манящим распутным взглядом, в котором бесстыдство соседствовало с обаянием скромности. Вид их тел вызывал в его голове какие-то ощущения, не испытываемые раньше: любопытство и жажду обладания. Разумеется, при жизни он был девственником (в восемь лет пошел в монастырь, он никогда не покидал больше его стен) и ничего не знал о близких отношениях с женщинами. Он знал, что современные мужчины предаются плотской любви ежедневно, совершают из-за неё безумные поступки, отдают этому много времени, а порой и денег, значит это чего-нибудь да стоит. Разве есть справедливость в том, что он навсегда лишен возможности узнать ответ на этот вопрос? В конце концов, Бог ведь не запрещал иметь жену, у каждого мужчины была своя женщина, а уж про Соломона и говорить нечего. Так почему же он при жизни не понял этого и провёл её на коленях, стоя перед иконой?

Какая часть его, конечно, понимала, что размышлять сейчас о справедливости уже поздно – жизнь давно кончилась. Он умер в том же монастыре, ни разу не задаваясь этими вопросами, молясь всю жизнь о спасении душ живших вокруг него людей. Сейчас он уже знает, что все мотивы были напрасны, но парадокс в том, что он по-прежнему занимается тем же. Конечно, теперь по-другому, но суть от этого не меняется. Раньше он не знал, за кого молиться, а теперь знает. Вот они, двести ринов, из-за дня в день рядом с ним десятки и даже сотни лет. Люди рождаются и умирают, рины, соответственно, приходят и уходят, а он по-прежнему здесь, помогает жить людям, заботясь об их душах. Давным-давно кто-то также заботился о его душе, но кто знает, не проклинал ли тот своё занятие, сожалея об ушедшей жизни и нереализованных возможностях? А справедливости никакой нет, всё это ерунда. Бог никогда не был справедлив, ему это несвойственно. Он предлагает, но не даёт. А если даёт, то в любой момент может забрать. Бог не занимается людьми, на это есть рины. Они заботятся о людях (хотя должно быть наоборот), мы заботимся о них, а кто заботится о нас? Бог? Никогда. Зло искушает Анну, толкает её на страшный грех, и где же большое всевидящее окно? Ему нет до нас дела. А раз так, пусть пеняет на себя – о них позаботится кое-кто другой.