Читать книгу Слотеры. Бог плоти - Виталий Обедин - Страница 6

Несколько секунд мы провели, неподвижно стоя друг напротив друга. Я – с пистолетом в вытянутой руке, почти касаясь ее носа, суккуба – вжавшись в стену и тяжело дыша. Ее глаза, темные и влажные, будто две маслины, буквально впились в черное жерло наставленного «единорога», словно пытаясь переглядеть его и заставить отвернуться в сторону.

Ага, как бы не так!

Не опуская оружия и чутко карауля малейшее движение адской блудницы, я медленно потянулся свободной руку к поясу. Взгляд бестии так же медленно переместился с пистолета на меня.

Взгляд раба, схваченного в полушаге от свободы.

От него веяло такой тоской и таким отчаянием, что, будь я чуть менее толстокожим, чего доброго, пустил бы слезу сочувствия. Только кому тут сочувствовать? Этой стерве, оставившей только на втором этаже больше дюжины искалеченных и выпотрошенных смертных?

Нет, право, не тот расклад.

Да и глупо ждать сочувствия от Выродка.

– Я знаю тебя, – срывающимся голосом произнесла суккуба. – Сразу узнала. Ты тот самый наемный убийца. Nor-quasahi, работающий на смертных! Твое имя многим известно в Преисподней, Сет Слотер!

Ее роскошная грудь волнующе вздымалась и опадала.

Кровь и пепел!

Роскошная – не то слово. В данном случае – больно уж неполное и недостаточное.

Будь я моим собственным племянником Джадом, периодически изводящим хорошую бумагу на неважные стихи, наверняка придумал бы с полдюжины более точных и образных определений. У него это легко получается:

Мне же на ум лезли только банальные «потрясающая», «совершенная» и «идеальная». Причем любой из этих эпитетов с равным успехом можно отнести не только к персям, но и ко всей их хозяйке.

Целиком.

Ах, право же, хороша!

Даже слишком. Сколько ни гляди – ни одного недостатка или изъяна! Благо, есть возможность оценить – из одежды на девице имелись лишь золоченые украшения в ушах и полудрагоценный камень в пупке на тортар-эребский манер. Статная, с гладкими округлыми бедрами, плоским животом и великолепной грудью, даже на вид такой упругой, что останется стоять торчком, положи ее на спину. Грива черных маслянистых волос, завитых в бесчисленное количество мелких колечек, спадала ниже лопаток, а точеному породистому лицу позавидовала бы эльфийская принцесса. Не меньше фигуры завораживали ее глаза – слегка раскосые, темные и абсолютно бесстыжие, с похотливыми бесенятами, пляшущими в зрачках, неестественно расширившихся, точно от гаш-порошка. А припухлые губы природа, несомненно, даровала ей с одной-единственной целью – расточать поцелуи. И не только их.

Просто диво как хороша, чертовка!

Пришлось даже напомнить себе, что «чертовка» в данной ситуации – определяющее слово.

Беглянка подняла руку и отбросила прядь волос, упавшую на глаза. На смугло-оливковой щеке заалел мазок крови, и наваждение сразу сошло на нет: кое-что в полном совершенстве все же имело изъян.

Ее руки.

Сейчас трудно поверить, что они могли подарить не одну сотню волшебных мгновений множеству мужчин Блистательного и Проклятого – иссохшие, покрывшиеся пигментными пятнами, с неестественно удлинившимися и узловато вывернутыми кистями. Больше похожи на лапы хищной птицы.

Сходство только усиливали скрюченные пальцы, которые венчали не изящно отточенные и покрытые заморскими красками ноготки, но опасно изогнутые серпы лаково-черных когтей, даже на вид твердых, как сталь, и бритвенно-острых. С них срывались и падали на пол тягучие и тяжелые капли крови.

Вот она, оборотная сторона красоты – истинная натура суккубы, демоницы похоти и разврата.

– Я знаю тебя! – повторила бесовка.

Низкий грудной голос звучал так, что находил отклик не в ушах, а гораздо ниже.

– Aue. Но это ничего не меняет, красавица!

Не переставая целить в нее из пистолета, я наконец нащупал пальцами некий предмет в кармашке пояса. По кисти мгновенно распространился мерзкий зуд, вызванный его магической аурой.

Смуглянка истолковала мое движение на свой лад.

– Нет! – порывисто выкрикнула она, сильнее вжимаясь спиной в стену. – Нет! Только не браслет снова! Если ты убийца, то делай свое дело! Стреляй!

О каком браслете идет речь – понятно.

Для укрощения нежити и нечисти в Уре, да и во многих других городах, используют ошейники, или браслеты контроля, – эдакие серебряные безделушки на вид, на самом деле представляющие собой сложнейшие магические конструкты, украшенные рунической резьбой, способной подавить темные наклонности адских и немертвых созданий и принудить их служить людям.

Эти смертные – те еще затейники. Им дай волю, они спящих Герцогов ада растормошат, нацепят по ошейнику на каждого и принудят выполнять какую-нибудь тяжелую работу…

Чтобы суккуба трахалась направо и налево, проливая на голову Мамаши золотой дождь, без такого браслета было не обойтись, иначе первый же клиент остался бы очень неудовлетворенным. И, боюсь, это неудовольствие продлилось бы до конца его внезапно укоротившейся жизни. Экзотика экзотикой, но с оторванной головой и откушенными причиндалами получать удовольствие – затруднительное дело.

– Я не хочу убивать тебя, поэтому…

Она не стала слушать.

Темные глаза беглянки потемнели еще больше. Это не преувеличение – из черных они превратились… гм… в черные-черные. Совсем. Абсолютно. Зрачки точно растеклись по всей радужке, превратив глаза в два куска полированного антрацита. Гримаса ненависти искривила-изломала каждую черточку лица так, что вся прелесть и красота разом покинули его. Заострившиеся клыки зловеще раздвинули пухлые губы.

Адово происхождение явило себя во всей красе.

– Нет! – рванулся горлом ее крик. – Никогда больше!

Я ждал, что она прыгнет, но такого проворства заподозрить не мог.

Суккуба не бросилась вперед, она просто слилась в размазанное пятно. Все произошло так внезапно, что я едва успел нажать на курок, да и успел-то слишком поздно. Пистолет глухо рявкнул за плечом бесовки в тот миг, когда она уже птицей вспорхнула мне на грудь и хлестнула по лицу, норовя выдрать глаза. Инстинктивно вскинув руку, я уберегся от страшных порезов, но острые когти раскроили кожаный рукав колета, словно он был из бумаги; многострадальная шкура Сета Слотера тоже свое получила – ленточки кожи, снятой с предплечья, кровавым трофеем повисли на их кончиках.

К счастью, суккуба оказалась легкой – не намного тяжелее настоящей женщины того же роста и комплекции. Мне не составило труда стряхнуть ее на пол. В полете чертовка извернулась, подобно гигантской кошке, и, едва припав на полусогнутые конечности, была готова атаковать заново. Снизу вверх: в пах! в живот! в горло!

Не скрою, с женщинами я бываю неловок, но уж точно не в этот раз – прежде чем суккуба успела перейти от намерения атаковать к действию, я, не церемонясь, саданул ей рукоятью пистолета за ухом. Оглушенную тварь аж развернуло на месте. Закрепляя успех, я коротко размахнулся и влепил хороший такой пинок тяжелым, как булыжник, ботинком точно под ее притягательно округлый и аккуратный задок, о котором наверняка ходило немало слухов в народе. Ну, в той его части, что носила штаны и не считала слишком зазорным или слишком разорительным посещать заведения вроде борделя Мамаши Ло.

Пинок вышел на славу. Бесовку приподняло в воздух и шарахнуло о стену.

Любая женщина после таких ударов свалилась бы на пол, точно куль, набитый тряпьем, но мою беглянку лепили из другого теста. Упав, суккуба, уже теряя сознание, все же исхитрилась оттолкнуться руками и ногами от пола и сделать рывок в сторону лестницы. Но здесь силы ее оставили, и работница Мамаши Ло, оступившись, кубарем покатилась вниз, в кровь расшибая прекрасное тело о ступеньки, покрытые тонким ковром, вытертым бесчисленным множеством ног. На атласной коже запестрели жуткие синяки.

Гигантскими прыжками, перелетая через полдюжины ступенек зараз, я последовал за ней, на ходу меняя пистолет на заряженный.

Перекувыркнувшись несколько раз, суккуба тяжело свалилась у подножия лестницы и, содрогаясь от боли, осталась лежать бесформенной массой, прикрытой красиво разметавшимися иссиня-черными локонами.

Кровь и пепел…

Крайне неудачно она приземлилась.

И это вовсе не потому, что на голову, чудом не свернув шею… Вопрос удачи определяло не то, как упала, а где.

Аккурат у до блеска начищенных сапог, которые принадлежали человеку в темно-синем форменном мундире и малиновом плаще, перехваченном на груди серебряной фибулой. Последняя изображала необычный меч – с клинками по обе стороны рукояти. За спину обладателю начищенных сапог я с лестницы заглянуть не мог, однако и без того знал, что на плаще выткано изображение такого же двулезвийного меча, на одном из клинков которого значится слово «Кара», а на другом – «Оберег».

«Карать и беречь» – девиз Псов правосудия.

Простых стражников наущенные мной «мальчики» Мамаши Ло, может, и задержали бы, но Пес оказался им не по зубам. Черт! Что ж за утро такое неудачное?

– Кажется, я могу вас поздравить с еще одним подвигом во славу закона, лорд Слотер, – подчеркнуто вежливо произнес старший офицер городской стражи и демонстративно опустил тяжелую шпагу, которую держал в руке.

«Ага, – кисло подумал я. – Так уж и во славу…»

Похоже, Мамаше даже с моей помощью не выпутаться из этой истории. Точнее, сама-то она, может, и выкрутится: у Лоры свой талант: она как кошка – всегда приземляется на четыре лапы, а если и на спину, то в нужную постель, – но вот ее заведению точно придет конец.

Жаль.

Город утратит одну из своих несомненных достопримечательностей.

– Вообще-то я надеялся по окончании этой истории слупить с Магистрата деньжат! – криво ухмыльнувшись, заявил я.

Суккуба под ногами у Пса правосудия – нежные переливы оливковой кожи, выглядывающей из-под спутанного шелка волос, – издала слабый стон и завозилась, силясь подняться. Мы с офицером обменялись напряженными взглядами и не тронулись с места. Надо было что-то делать, пока она не очухается, но взаимное присутствие сдерживало.

Дер-р-ри меня Астарот! Я ведь практически покончил с демоницей, натворившей дел в борделе, и даже обошелся без потерь (если не считать пары царапин), когда нарисовался этот служака. И ладно бы приперся сюда какой-нибудь излишне ретивый кузнечик! Такому вполне достанет кулака, поднесенного к носу, чтобы сообразить: в Уре мест, где можно с большим толком (а главное, с большей пользой для здоровья) проявлять служебное рвение. Так нет же, принесло целого Пса…

Пришлось сделать над собой усилие, дабы не допустить зубовного скрежета.

С Псами правосудия проверенные методы Слотеров частенько не прокатывали.

Тому есть сразу несколько причин. Во-первых, среди Псов невозможно найти парней робкого десятка. В старшие офицеры городской стражи отбирали лучших из лучших, уделяя внимание как физической подготовке, так и морально-нравственным устоям. Во-вторых, они проходили серьезную магическую обработку, которая значительно поднимала физические кондиции старших стражников, уравнивая их даже с иными Выродками. Попутно маги-специалисты из Колдовского Ковена внедряли в головы будущих Псов особые ментальные барьеры, делавшие их невосприимчивыми к подкупу и шантажу. На все время службы отцом и богом дюжих молодчиков в малиновых плащах становился Закон.

Иными словами, с Псом правосудия нельзя договориться и его нельзя запугать.

Что ж, самое время взгрустнуть. Или убить…

– Суккуба в борделе, – задумчиво произнес Пес, с вежливой улыбкой глядя то на меня, то на бесовку. – Сомневаюсь, чтобы речь шла о спонтанном прорыве нечисти. Слишком уж близкородственное сочетание сущностей получается. Вы разделяете мое сомнение, лорд Слотер?

– Мне кажется, ты неправильно выбираешь собеседников, смертный, – нацепив на лицо презрительную гримасу, процедил я. – Я что, похож на человека, который будет обмениваться с тобой любезностями? И потом, ты мешаешь мне закончить работу.

– Простите, но, быть может, я избавлю вас от лишних усилий? – все так же вежливо и в то же время достаточно твердо спросил Пес, слегка бледнея от собственной решимости.

Нет, убивать нельзя. На бульваре собралось слишком много зевак, которые видели, как он сюда входил. Проткнешь его шпагой – потом не оберешься проблем. Не стоит забывать – за каждым Псом стоит вся мощь Второго Департамента Ура, который спуску не дает никому, даже Выродкам. Там особые договоренности с патриархами всех четырех кланов.

Однако делать что-то надо, не пропадать же Лоре.

Я уже примерился, как половчее отбить в сторону его шпагу и хватануть кулаком в челюсть, так чтобы сбить офицера с ног, а если повезет – то и начисто вырубить, когда сверху послышался звук опасливых шагов, а затем раздался испуганный возглас с сильным акцентом:

– О нет! Нет! Не может быть. Вы же убили ее!

Отступив на полшага, чтобы прикрыть спину перилами, я обернулся и обнаружил на верхней ступеньке лестницы долговязого нескладного юнца – совсем еще мальчишку, облаченного, однако, в уставную мантию Колдовского Ковена. Соломенные волосы и крупные грубоватые черты лица сразу выдавали в нем бори. Так в Уре именовали уроженцев Арбории.

Не припомню, чтобы видел паренька наверху среди мельтешащих голых людей, но это как раз неудивительно – не было времени приглядываться, все внимание поглощала охота на бесовку. Зато этот голос я точно слышал. Он кричал что-то мне в спину, пока мы с забрызганной кровью суккубой носились взад-вперед по коридору. Что кричал, я не разобрал – как раз из-за акцента. А, похоже, стоило. Не зря же ковенит остался в борделе, когда все кто мог унесли отсюда ноги.

Глядя на мальчишку, я поймал себя на мысли, что его облик и окружающая обстановка как-то… плохо сочетаются между собой.

Так, возраст юного арборийца, казалось бы, вполне объяснял его присутствие в борделе и беспокойство о суккубе (где и с кем еще получать ценный жизненный опыт?), однако он никак не вязался с мантией Ковена. Чтобы получить право носить такую, надо не только долго учиться, но и очень много практиковать. Столь молодых ковенитов на моей памяти просто не встречалось даже среди послушников низших ступеней, которым такое одеяние, впрочем, тоже не полагается.

Мантия в свою очередь неплохо увязывалась с суккубой (кому вызывать или укрощать тварь, как не лицензированному чародею?), но совершенно не сочеталась с борделем и слишком юным возрастом.

Пока я силился уложить в голове кусочки неожиданной головоломки, молодой маг спустился по ступенькам, сделал несколько шагов и бочком-бочком протиснулся мимо меня.

Пес правосудия недоверчиво уставился на него. Его тоже смутили юные лета при мантии, нацепить каковую было бы за честь для иного седобородого мудреца. Чтобы попасть в Колдовской Ковен Ура, соискателю надлежало пройти строжайший и очень сложный отбор, а затем сдать целый ряд квалификационных экзаменов, на которых срезались как таланты-самородки, так и выпускники профессиональных школ волшбы и магии. А этот даже говорить толком не выучился!

И все же привычка уважать Ковен пересилила.

– Я рад, что вы здесь, мессир, – нерешительно пробормотал офицер. – Полагаю, ваша помощь…

– Вы убили ее! – не слушая, закричал юнец, глядя на суккубу точно завороженный. – Нет! Нет, черт подери! Слишком рано…

Дальнейшее произошло прежде, чем я успел удивиться столь странным словам.

Демоница распрямилась, подобно ядовитой змее, что до поры дремлет, свернувшись кольцами, а затем вдруг разит, как удар бича, с неотвратимой точностью и недоступной для глаза быстротой. Она взметнулась снизу вверх так стремительно, что всей хваленой подготовки Пса правосудия, всей быстроты его рефлексов, улучшенных при помощи операций с применением medicae aktus (медицинской магии) и алхимических вытяжек, оказалось недостаточно.

Возможно, у него и остался бы шанс, не уделяй Пес столько внимания моей персоне, опасаясь неведомо чего (хотя в общении с Выродками именно этого и стоит опасаться – «неведомо чего»; знать, что именно взбредет в отравленную Древней кровью голову, не дано никому). Или если бы этот маг-мальчишка не отвлек его своими криками.

Возможно…

Что толку гадать? На деле все равно сложилось иначе.

Горло он прикрыть успел, а толку? Тварь била с двух рук. И если правую Пес блокировал, то серповидные когти левой с оттягом хлестнули его вдоль брюха, с пугающей легкостью распоров форменный мундир и надетый поверх него кожаный нагрудник. Прочная, хорошо выделанная бычья кожа расползлась, словно гнилой саван на истлевшем покойнике. Кровь брызнула во все стороны.

Подхватив собственные внутренности в охапку, Пес правосудия отшатнулся назад, выронил шпагу и сполз по стене, беззвучно открывая и закрывая рот. Молодой арбориец издал вопль ужаса и замер на месте.

На долю мгновения суккуба заколебалась, не зная, на что ей решиться – бежать или продолжать бойню, и ее замешательство все решило. Я с лихвой воспользовался заминкой, изловчившись ударить бесовку пистолетом в висок и одновременно подсечь ей колени. А когда демоница упала на пол, не церемонясь обрушился сверху на прекрасную обнаженную женскую плоть, припечатав ее всей массой своей исполинской туши.

Ребра суккубы мягко хрустнули, ломаясь сразу в нескольких местах.

Свободной рукой я схватил девицу за волосы на затылке и дважды ударил лицом об пол, безжалостно разбивая точеный нос и сводящий с ума похотливый рот.

Она обмякла.

Оглушенная второй раз подряд, суккуба еще бессильно возилась – скорее инстинктивно, нежели и в самом деле пытаясь сбросить с себя мои четыре сотни фунтов мышц, костей, злости и навешанного поверх всего этого железа. Назвать это сопротивлением язык не поворачивался.

Не обращая внимания на жалкие потуги, я ловко вывернул бестии обе руки и, за неимением подходящих пут, безжалостно обмотал запястья ее же собственными волосами, достаточно густыми и длинными для этого. Спутавшись меж собой, пышные завитые локоны намертво оплели длинные костистые кисти.

– Как вы так можете?! Ziver! Хуже зверя! – выдавил из себя потрясенный молодой маг, тихонько отступая к хрипящему Псу правосудия – еще живому, но уже не жильцу.

– Ошибаешься! – не оборачиваясь, огрызнулся я. – Это как раз я имею дело со зверем. Причем со зверем, вырвавшимся на свободу.

Уперев ствол «единорога» в основание черепа демоницы, я вновь полез за пояс.

– Не надо браслета, nor-quasahi! Убей… – прохрипела суккуба. – Пристрели меня!

– Заткнись!

– Достаточно рабства у смертных… – Ее голос прерывался бульканьем крови, пузырившейся на губах. – Мы родичи по матери, по нашей истинной матери! Молю, убей. Отправь мою душу обратно в ад.

Понабралась словечек у смертных. Небось каждый второй норовил назвать «душа моя», пока слюнявил перси… и все прочее.

– Ты кое-что забыла, дорогая. – Я даже наклонился над ее ухом. – У тебя нет души!

Нашарив наконец во внутренних кармашках пояса нужную вещь, я извлек ее наружу, привстал с тела суккубы и принялся чертить на полу необходимые линии и знаки. Искомым оказался небольшой кусочек мела – не совсем обычного, правда, поскольку позаимствован он был из вертепа Черной церкви. По ребристой поверхности конического мелка вились буро-красные прожилки, каковые жрецы Тьмы выдавали за кровь агнцев, впитанную в ходе умелых алхимических процессов. Вранье, конечно, но вещь все равно полезная.

Темные ересиархи традиционно использовали n’toth – «зуб зла» или просто оскверненный мел – для всяких хозяйственных нужд. Как то: нанесения ритуальных знаков на своих мессах, написания хулительных письмен, поносящих мессианскую церковь, начертания пентаграмм для вызова демонов и прочих грязных дел. Но поскольку я ересиархом не был, то сейчас, быть может впервые, кусок такого мела использовался для дела не самого плохого – для спасения человека… пусть даже такого развратного и беспринципного, как Лора Картер, больше известная в Уре под именем Мамаша Ло, бесстыдница с бульвара Двух Соборов.

Мамаше ведь не нужно, чтобы новые Псы, которые вот-вот появятся на пороге, обнаружили в борделе тело суккубы? А раз времени рубить его на части и сжигать уже нет, оставалось только…

За этим странным занятием – рисованием тайных знаков, сидя на спине у обнаженной и избитой женщины, в компании с умирающим Псом правосудия и всхлипывающим подле него магом Колдовского Ковена, – и застали меня Близнецы-Слотеры.

Эх, нашу-то мать!

Везет как утопленнику.