Читать книгу Частная (честная) жизнь, или Что выросло, то… увы! - Виталий Полищук - Страница 9

Проснулись мы одновременно. Наверное, под утро я машинально убрал руку из-под ее щеки, поэтому, когда Женя открыла глаза, ей, скорее всего, представилась картина двусмысленная – рядом лежит раздетый (ну, не совсем – в майке и трусах, конечно) мужчина…

Я все же задремал под утро, но лишь слегка, и как только девушка шевельнулась – мигом открыл глаза. И принялся ее успокаивать, видя некоторую растерянность во взоре:

– Евгения, не нужно смущаться, между нами вовсе ничего не произошло. Но мне пришло отвести вас в постель и немного полечить. Вчера я не стал вам говорить… В общем, я биоэнергетик, и вы сейчас же дадите мне слово, что забудете об этом! При ваших увлечениях… да и учитесь вы в очень специфическом учебном заведении… Лишнее беспокойство мне ни к чему – думаю, вы понимаете, что я хочу сказать. В общем, я жду честного слова!

– Прямо сейчас? – она попыталась улыбнуться, но вспомнила, что находится в состоянии (да и положении!) «со сна», имеет соответствующую этому внешность, и тут же натянула простыню на голову.

– Это не поможет! – заявил я, решительно сдирая ткань с пунцового личика. – Между нами нет интимных отношений, так что мне нет дела до ваших прелестей. И состояния внешнего вида лица также – давайте слово!

– А какое слово? – девочка пыталась найти лазейку и вывернуться – убежден, она уже представляла, как рассказывает подруге о появлении в доме та-а-кого странного мужика!…

– Да просто пообещайте забыть о том, что я – биоэнергетик!

– Но ведь это – редкость, потом вы настолько сильный, и…

– И меня неплохо бы изучить в вашем негосударственном ВУЗе! Слово давайте, Евгения, слово!!! У нас с вами буквально дирижаблем висит в воздухе «вопрос-ответ» гораздо более важный!

– Ну, хорошо-о! Даю слово! – ей нелегко далось это, и я подумал, что врать она, скорее всего, не умеет.

– Прекрасно! А теперь, перед тем как я уйду на кухню готовить завтрак, посвятите меня в свои планы на сегодня!

Женя поерзала и поудобнее укрылась простыней.

– Я до обеда буду в университете, а сейчас должна приехать Люба. Это…

– Я знаю, Ваня вчера говорил – это его няня. Она у вас находится круглосуточно, или работает приходящей няней?

– Раньше была круглосуточной, но когда мы с Володей… Он настоял, чтобы я сняла Любе квартиру поблизости.

Я не стал провоцировать ее на слишком ранний, по моему мнению, разговор о том, откуда у нее т а к и е деньги? Я ведь знал, откуда и от кого. Но грузить себя еще и проблемой Кудрявцева до завтрешнего вечера…

И я не спросил о деньгах. И перевел разговор – замкнул тему на себя.

– Ладно, продуктов я купил на пару дней, обед будет готов примерно к часу дня. С няней я разберусь, познакомимся… Мне нужно будет купить себе кое-что, сходить по делам… Но в любом случае к обеду я вас жду, Евгения! И будьте готовы – мы должны сегодня решить, наконец, как будем выпутываться из возникшей ситуации.

А пока… Если в университете кто-то из студентов затронет тему вашего исчезнувшего друга, ничего не говорите. Переведите взгляд на лицо любопытствующего субъекта, недоуменно посмотрите на него несколько секунд и выпятите нижнюю губу. Вот так (я продемонстрировал). Можете издать звук недоумения, ну, «гм-м-м» какой-нибудь. Одним словом, гасите в зародыше все вопросы на эту тему! Как заведомо глупые и неуместные! А кстати, вы своего Володю пытались искать? Звонили ему домой, на мобильный телефон?

– Да. Его нигде нет.

Ее глаза вновь стали наполняться… но это мы сейчас же пресечем!

– Ну и ладно! – сказал я. – В ванную-то дойдете, или на руках вас отнести?

Я подмигнул как можно нахальнее. Сработало! Ее лицо тут же вспыхнуло румянцем, голубые глаза потемнели и словно бы метнули в мою сторону молнии возмущения. Все прочее тут же было забыто.

– Ладно-ладно! – я поднял ладони перед собой. – Не забудьте разбудить Ванечку и умыть его перед завтраком!

За спиной о закрытую мною дверь хлопнула брошенная вслед мне подушка. Вот и ладненько!

Хотя… Надо бы найти в доме фото этого Володи и проверить его. Я успел умыться, одеться и спуститься вниз, когда в дверь позвонили. «Няня Люба!» – раздался откуда-то сверху голос Вани.

Об этом я и сам догадался бы, когда открыл дверь и увидел круглолицую девушку-толстушку с яркими синими глазами и конопушками вокруг вздернутого носа. Она улыбалась, но, увидев меня, улыбка на ее лице поугасла, и она спросила:

– А вы кто?

– Я – гость, – ответил я. – Гость – дорогой и желанный. И неизвестно пока, на какое время приехавший!

И сразу же задал встречный вопрос:

– А у вас что же, нет своих ключей?

– Да есть! – ответила она, сбрасывая куртку, снимая сапожки и размещая все это в ее собственном, судя по всему отделении платяного шкафа прихожей. – Только у нас уговор – после выходных и прихожу и звоню, а не открываю дверь ключами!

«Разумно! – подумал я. – Хозяйка молода, не замужем, может быть и не одна…».

– Значит так! – прямо сходу взял я быка за рога. – Официально я – папа Вани. Вы не удивляйтесь, что Ваня считает меня отцом. Думаю, сегодня к вечеру мы с Евгенией Борисовной сможем все вам объяснить, а пока просто весь день подыгрывайте мальчику. Ну, папа – и папа! Договорились?

– Ну а чего ж, – сказала она, протягивая мне руку. – Меня Люба зовут.

– А меня – Виктор! Просто Виктор, отчества не нужно. Вы Евгению Борисовну как величаете?

– Да просто Женей!

– Ну и отлично! Завтрак я сготовил, так что забирайте Ваню, зовите Евгению – и к столу!

Завтракали в аварийном темпе, Женя слегка опаздывала, так как было уже восемь часов утра. Не знаю, что и как она проделывала с волосами, но за дверь выскочила, неся на голове все те же торчащие в разные стороны пряди, правда, слегка окученные с помощью повязанной на голове парчовой ленты с непонятными надписями на ней.

Потом… потом мы познакомились с няней. Люба приехала из Подмосковья, два года назад закончив педагогический колледж. Получив специальность «воспитателя детского сада», она отправилась завоевывать Москву, надеясь найти работу где-нибудь в детском саду. Помыкалась год, но потом ей повезло – ее родственница, которая поступала вместе с Женей в «негосударственный университет трансцендентальных явлений» свела ее с новой подругой, Люба с Женей понравились друг другу и в квартире номер три элитного дома появилась няня.

– Платят хорошо, вы знаете, чья сестра Женя? – делая круглые глаза, спросила меня Люба.

Я молча кивнул.

– Но я его боюсь… – продолжала рассказывать Люба, одевая Ваню для прогулки. – И стряпню он мою ругает… Я, правда, готовить никак не могу научиться, и Женя не умеет…

– С этим я вас выручу, – сказал я. – Пока я здесь – готовить буду я сам. Высокий уровень вкуса блюд гарантирую, правда – при крайней узости ассортимента! Ну, а продукты, когда я не смогу, будете по моему списку покупать вы!

– Ну так конечно! – явственно обрадовалась Люба. – Пишите, что нужно купить!

– Да сегодня – только хлеба. И для Вани, что он там ест у вас – йогурты, соки, может быть – выпечку?

– Это я знаю. Деньги… – она порылась в кошельке, – деньги с прошлой недели остались, в общем, мы пошли!

– Пап, а ты-ы? – начал канючить мальчуган. – Я с тобой хочу!

Я подхватил его на руки, и сказал твердым голосом:

– Ваня, у взрослых всегда есть свои дела! И эти дела нужно делать! Так что я могу с тобой быть только вечерами!

Слово «вечера» тут же навело его на воспоминания о вчерашнем вечере.

– Пап, а буквы сегодня будем учить?

– Будем! И после каждый день будем, пока не научишься читать! Но не забудь выполнить задание! Каждый вечер мы сначала будем повторять старые буквы, и только после этого учить новые.

Он чмокнул меня в щеку. Он вновь был счастлив.

А я – нет.

Я отправился на кухню и занялся готовкой обеда. Вчерашний борщ, кастрюля с которым стояла внутри огромного роскошного холодильника (впрочем, в этой квартире все было именно роскошным, а не просто дорогим), была более чем наполовину полна, так что на четверых хватит… Я достал мясо, которое вчера не стал замораживать, нарезал его, нашел среди посуды медный казан для плова и поставил мясо в казане на плиту тушить. «Нужно купить гранат», подумал я.

Пока мясо тушилось, приправленное солью и черным молотым перцем, я нашел в холодильнике головки репчатого лука, сливочное масло. Потом открыл тумбочки, где должны были храниться крупы, и нашел – о чудо! Пакет с крупным узбекским рисом, предназначенным специально для приготовления плова.

Вообще чувствовалось, что Люба работой дорожит и потому искренне пытается научиться готовить различные блюда – я увидел аккуратно засыпанные в специальные пищевые контейнеры многочисленные крупы, различные приправы…

А вот скоропортящиеся продукты, очевидно, покупались ею ежедневно и потреблялись свежими, потому и был пуст холодильник, когда вчера я впервые появился в этой квартире.

Пока мясо тушилось, я очистил и нарезал лук, после чего пошел наверх в отведенную мне комнату и принялся считать наличность.

Деньги в поездки я всегда беру с запасом, а тут ездил на Кавказ к людям, которых не видел 40 лет, поэтому в данный момент у меня с собой оказалось около 30 тысяч рублей.

По нашим барнаульским меркам это была огромная сумма.

Я отложил 7 тысяч на обратный билет, еще три тысячи на текущие расходы, а оставшиеся деньги засунул в карман. Надел свои джинсовые одежды и собрался спуститься вниз, но вспомнил об одно дельце.

Я заглянул в спальню Жени, остановился у двери и внимательно обвел ее взглядом. Женю я привел сюда ночью, в полумраке, а утром не озаботился осмотреться как следует.

Портрет молодого человека стоял, естественно, на тумбочке у кровати.

Процедура, подобная проделанной вчера с фото Леонида, подтвердила происшедшее на спиритическом сеансе – данного молодого человека не было среди нас, живых.

Мне не было его жаль – ненавижу наркоманов! Да и смерть Лени-художника особой скорби почему-то не вызывала…

Я медленно спустился вниз по лестнице, размышляя и прикидывая варианты. Юрик Кудрявцев неприятным оказывался человечком…

Мясо было почти готово, я засыпал в кипящие в жиру куски мяса лук, посыпал сверху майораном и, выключив плиту, накрыл казан крышкой, а сверху положил сложенное полотенце.

Засунул в карман мобильный телефон, оставленный Женей, снял с крюка внутри платяного шкафа возле двери комплект оставленных для меня ключей, и отправился в город.

Было полдесятого утра, солнышко уже встало и ласково освещало московские улицы и переулки. Таджики-дворники уже отработали смену, поэтому тротуары были чистыми. А вот автомашины не успели перенасытить воздух выхлопными газами.

В общем, я не шел по делам, я г у л я л. Неторопливо брел улочками в сторону проспекта Вернадского и метро «Университет» и размышлял о своем заветном мужиковом.

О том, в частности, какое решение принять вечером.

Проблема заключалась не только в Кудрявцеве. А главным образом в том, что я не любил женщин.

Ну, не в смысле физиологических отношений полов – здесь все было в порядке, просто по складу характера и психологическим особенностям мне настолько трудно уживаться с женщинами, что я просто не могу их любить.

Они – не как мы, они – другие. И если кто-то из мужчин вам скажет, что лично вот он, мол, досконально изучил бабью натуру – не верьте! Мужчине не дано ДОСКОНАЛЬНО ИЗУЧИТЬ ЖЕНСКУЮ СУЩНОСТЬ.

Вам кажется, что вы знаете свою жену. И все у вас идет, как нужно – что называется – л а д к о м, и вдруг она выкидывает коленце…

Неожиданно, на ваш взгляд – н е м о т и в и р о в а н н о, но это – на ваш взгляд.

При взаимном объяснении выясняется, что у нее – своя логика. И эта логика, согласно нашим мужским представлениям, ничего общего, вообще-то, с фундаментальной логикой не имеет. Потому что женская логика, в отличие от логики мужской, проистекает от эмоций, а не из расчета.

Если мужчина начинает действовать от эмоций, его быстро все начнут считать психом. Если женщина начнет действовать РАЦИОНАЛЬНО, окружающие будут называть ее не иначе, как «мужиком в юбке».

Мы – противоположны по отношению к окружающей среде и по реагированию на ситуации, в этой среде возникающие.

Но это – общие рассуждения.

У меня с последней женой, с которой я прожил 15 лет, в данный момент были отношения добрососедства, сходные с отношениями проживающих на общей коммунальной площади соседей.

То есть мы помогали друг другу и вынужденно мирились с совместным существованием.

Почти не ссорясь.

А ведь как все начиналось…

Мне было 40, ей – 39 лет, нас познакомила общая знакомая, и мы быстро решили попробовать жить вместе. Ну, а чего тянуть – не подростки ведь – взрослые люди!

Первые годы я буквально обволакивал ее вниманием. Встречал после работы, мы ежемесячно отмечали дату нашего знакомства – я готовил праздничный ужин и покупал в этот день цветы (мы познакомились 23-го числа).

Когда ей захотелось зарегистрировать брак – мы это сделали через пару месяцев совместной жизни.

По выходным утром я обязательно готовил и подавал ей в постель кофе и бутерброды.

Я взял на себя постоянную заготовку продуктов и кухонные дела (готовил еду я, а не она).

Когда по выходным она долго спала, а я вставал раньше и готовил завтрак, я ходил на цыпочках, чтобы не разбудить ее.

Одним словом, когда-то я дал ей слово сделать ее счастливой, и старался слово сдержать. Обеспечивая такое счастье, каким, естественно, понимал его я сам…

Но я совершенно не учитывал главного – мы РАЗНЫЕ. Она – женщина, и этим все сказано.

Через два-три года я перестал организовывать ежемесячные праздники 23-го числа, а через пять лет как-то незаметно истаяла традиция подавать кофе в постель.

И знаете, что самое поразительное? По-моему, она даже не заметила всего этого.

Пытался ли я объяснять ей, воспитывать ее, у ч и т ь? Ведь я был женат неоднократно, а она впервые вышла замуж за меня.

Пытался! Но однажды во время проникновенного моего монолога о том, к а к о н а не права, моя жена вдруг заорала дурным голосом. Естественно, я замолчал, и до меня вдруг дошло, что это не она глупая, это я – д у р а к.

Бессмысленно учить того, кто просто не желает учиться, а считает, что он все знает и сам.

Я проанализировал ситуацию. Ну почему же все то, что я делаю для нее, ею не ценится? В лучшем случае – воспринимается, как должное! И понял.

Она жила до сорока лет одна, она давно «поставила на замужестве крест». У нее сложилась за много лет своя жизнь, свои предпочтения, пристрастия и порядок симпатий.

Она любит родственников. Она любит и не может не общаться с подругами. Она добросовестный работник, и по своему любит свою работу.

Так было до меня. Так ОСТАЛОСЬ И ПОСЛЕ ПОЯВЛЕНИЯ В ЕЕ ЖИЗНИ МЕНЯ.

Табель о рангах пристрастий моей женушки складывался так:

– любимые родственники;

– любимые подруги;

– работа;

– мои родственники (!?!?!), и потом уже – я.

Можно много говорить о своих обидах, но лучше вспомнить еще раз, что она – ж е н щ и н а. А значит – не виновата ни в чем.

Она просто другая. И поэтому к данному моменту мы скорее были не супругами, а просто добрыми соседями. То есть и супружеских обязанностей по отношению друг к другу мы уже несколько лет не выполняем.

Впрочем, опять же это я – фактически 35—40-летний мужчина (в силу особенностей организма, которые приобрел в ходе опасной десятилетней работы)! а она – женщина, чей возраст приближается к 60-ти, так что ей-то эта вся сексуальная лабуда – скорее всего, по барабану… Ну, вы понимаете.

А в принципе – я, наверное, л ю б я, ужился бы с умной, но слабого характера женщиной, которая, в свою очередь, очень бы меня любила.

И ценила бы все, что я для нее делаю.

Моя же Аня – вдобавок, по характеру строптива. На каждое мое слово она обязательно найдет противоположное слово, на мое мнение – высказывает собственное, а оно считается всегда правильным…

Ну, такой вот у человека женский характер…

Так что я не виню ее. Но иногда – срываюсь, начинаю ей что-то доказывать, в чем-то ее убеждать, а потом в глубине души понимаю про себя – вот и опять ты – дурак!

Ну, просто она тебя не любит и не уважает. И нельзя ее винить за это – в ее шкале ценностей ты не смог подняться хотя бы на один пункт выше. Так уж вышло…

Или тебе просто не повезло с женой…

Но, господа мои, я пришел! Словно бы «на автомате» я уже входил в помещение психиатрической и психологической консультации возле метро «Университет». Добрел незаметно, перебирая грустные мысли…

Консультация у детского психиатра стоила мне 3 тысячи, так как прием вел профессор, и я внес их в кассу.

Поясню, что я делал в этом учреждении. Меня интересовало, какие последствия может иметь мое возможное исчезновение из жизни пятилетнего мальчика. Который уже пережил потерю любимого отца и мог оказаться в ситуации повторной потери папы.

– Профессор, я задаю вам вопрос гипотетический… Я понимаю, что вам желательно увидеть конкретного мальчика, поговорить с ним и определить его психологические особенности, состояние его психики. Но этого – не будет! Я не могу вам объяснить – почему, но – нет!

Просто чисто по-человечески прошу оказать любезность – на гипотетический вопрос дать ответ о гипотетических негативных вариантах возможных последствий для мальчика – если он вновь потеряет отца.

Вот квитанция об оплате ваших услуг. Поэтому я прошу вас не просто с к а з а т ь, а обязательно написать ваше заключение (гипотетическое, не более!) на вполне реальном бланке вашей консультации.

– Это невозможно! – возмущенно заявил мне, тряся реденькой бородкой, еще вполне молодого возраста профессор.

– Да ну, невозможно… – спокойным ровным голосом парировал я, доставая пятитысячную купюру и подсовывая ее под журнал регистрации приема. – Возможно! Может быть, и не стоит регистрировать т а к о й прием посетителя в этом журнале, но бумажку-то написать и неразборчиво подписать… Чего же тут невозможного? Вот только писать на бумажке нужно правду и только правду!

Уже несколько минут я смотрел ему прямо в глаза и направлял свой биоэнергетический посыл.

Ну, а чего, черт возьми! Я же не просил у него изготовить мне фальшивку – ну не мог я мальчика с фамилией Кудрявцев «светить» у психиатра!

– Ну, хорошо! – сдался профессор, и, придвинув к себе стопку бланков консультации, потянулся за ручкой.

– Одно пожелание! – попросил я. – Научным языком, пожалуйста, и только возможные, я подчеркиваю, профессор, возможные! негативные последствия. Два-три варианта.

А мне – расшифруйте записи на словах простым русским крестьянским языком…

Что и было сделано через пятнадцать минут. А денежная бумажка как-то незаметно исчезла – ну, как испарилась, со стола.

Я же взял из стаканчика на столе ножницы и на глазах профессора аккуратно, но специально неровно на месте разделения отрезал верхушку бумаги, на которой был отпечатан логотип учреждения.

Для вящего профессорского спокойствия.

Отовариваться мне пришлось все-таки не в бутиках, а на Юго-западном вещевом рынке на проспекте Вернадского.

В соответствии с количеством оставшихся у меня денег.

Купил пару неплохих рубах, два галстука, которые гармонировали и с расцветкой рубах, и джинсовой курткой. Также купил в киоске гранат и направился «домой». И тут зазвонил телефон.

– Это я, – голос Евгении был ровен и я обрадовался. Наверное, никто не встретился ей из участников позавчерашнего сеанса.

– Я уже еду домой, – продолжала она. – Ничего не нужно купить?

– Нет. Я тоже иду домой. Ну, или в свое временное жилище. Обед будет готов в срок.

После этого я позвонил на квартиру и, услышав голос Любы, убедился, что они с Ваней дома и пока «на фронте все без перемен».

Но перемены неумолимо приближались – до появления Кудрявцева оставался один день…