Читать книгу 2023—2036. Пережить великое обнуление - Виталий Сиростанов - Страница 5

Тяжёлая металлическая дверь со скрежетом затворилась за спиной осуждённого. Замок трижды громко щелкнул, и наступила тишина. Полумрак, шконки вдоль стен, решётки на окнах, отвратительный запах пота и мочи. Всё именно так, как и представлял себе Иван. Невероятная духота и множество людей. Но почему-то, практически никто не обращал на новичка внимания. Словно услышав Ванины мысли, с одной из лежанок, кряхтя, поднялся пожилой мужчина с редкими седыми волосами. Выйдя навстречу растерянному новичку, старик громко произнёс:

– Здравствуйте, молодой человек! Вероятней всего вы тоже из тех, кто скрывался от стабильности, но был пойман, привит и проклеймён?

– Ну, наверное, можно и, так сказать. – Иван почесал предплечье и глянул на свой свежий шрам в виде треугольника.

– Вы, вероятней всего, думаете о том, что тут слишком тесно? Но поверьте, это ещё не тесно! Ведь в прежние времена, уркаганов мариновали в таких местах, словно селёдку. Кстати, как ваше имя?

– Иван! Осуждён… э-э… даже не знаю, по какой статье. Типа политический. – пожимая руку старику, ответил Ваня.

– Меня зовут Григорий Иваныч! И не переживайте. У нас тут нет никаких понятий и особых законов. Тут, большинство политические. Другие в тюрьмах теперь редкость. Вы ведь помните, как после смерти президента была объявлена великая амнистия? Тогда, все воры, убийцы и насильники, дружной гурьбой отправились праздновать своё освобождение.

– Да. Прошлый год вышел незабываемым. Такой волны преступлений, наверное, даже в самых глухих закоулках Африки и Бразилии не видели.

– Ну, люди-то они везде одинаковые. Дай им полную свободу, они и начнут глотки друг другу грызть. Ведь и сами сотрудники различных ведомств немногим тогда от преступников отличались. Получив лицензию на свободный отстрел уголовных элементов, они палили по всему, что шевелится. Год действительно был горячим. С тех пор все убийцы и мародёры ликвидируются на месте, без разбирательств. А потому, уголовников теперь мало в тюрьмах. Только самые смирные и фартовые из них попадают сюда. В основном же, политические. Государство экономит бюджет, общество очищается! Даже не пойму, в какой момент, это стало считаться нормой? Стабильность, мать её. – старик взмахнул руками. – Иван, располагайтесь вот на этой кровати. Её хозяин только вчера покинул этот мир, как раз освободив уютное место для вас. Как я уже сказал, у нас тут нет ни понятий, ни иерархий. Все мы тут внесистемщики, все смертники. Те немногие представители криминалитета, которые получили срок вместо пули, стараются не выделяться и ведут себя смирно.

Иван, поморщившись, присел на кровать и ещё раз огляделся. Затёртые до дыр носки и трусы, висящие на спинках кроватей. Тусклый свет встроенных в потолок плафонов. В полумраке душного помещения, арестанты, не обращая внимания друг на друга, занимались каждый своим делом. Кто читал книгу, кто играл в карты, а кто-то задумчиво глядел в потолок.

Иван нахмурился и спросил:

– А почему мы смертники? Мораторий на смертную казнь, вроде ведь, пока не отменили?

– Иван, надеюсь, что вы понимаете какие сейчас времена? Прежние законы и правила уже не работают. А мы для этой системы как программный вирус. И это место, оно вроде карантина. Вирусы ведь в систему никто и никогда не возвращает. Их или держат в карантине или просто удаляют. Всё зависит от действий пользователя.

– Но у меня срок всего шесть лет.

– У-у… Поверьте Иван, шесть лет здесь, это очень много! Большинство и полгода не протягивает.

– Так значит, всё-таки расстреливают тут?

– Нет, что вы! – Григорий Иванович махнул рукой и закатил глаза. – Пристрелить могут только при попытке побега. Когда выезжаем на общественно полезные работы, некоторые пытаются бежать. И поймите правильно, я даже не думал вас пугать! Просто хочу, чтобы вы уяснили основы. Пока мы работаем, наше содержание ещё более или менее рентабельно для системы. Но дела, в нашем царстве-государстве, с каждым днём всё хуже. Продовольственную пайку уже урезали в три раза! Количество вертухаев сократили вдвое. Среди оставшихся охранников, хватает отморозков, для которых наши жизни равноценны жизням мух. Болезни опять же всякие. Плюс, на производства вредные нас постоянно возят. В общем, совет банальный – не расслабляйтесь и будьте внимательны! Кстати, что там на воле? Какие новости? Как протекает война с Украиной?

– Война усиливается. НАТО-вцы уже подключились официально. Сейчас с турками больше всего бодаемся. Пока, всё это протекает в виде поочерёдных обстрелов. Но есть другая новость, поинтересней. Я сам её только вчера узнал, перед арестом. А когда меня в автозаке сюда доставляли, у конвоиров радио работало, и я услышал некоторые подробности. В столице произошёл переворот. По белому дому палят из тяжёлой техники. Над городом вертушки кружат. Войска дополнительные ввели. Некоторых даже с линии границы дёрнули. На столичных улицах перестрелки начались.

Соседи по камере, услышав слова Ивана, оживились и заёрзали на своих кроватях. Григорий Иванович надул губы и задумчиво произнёс: «Ты погляди-ка… Возможно, теперь вариантов исхода нашей судьбы становится чуть больше. Но вот каким будет этот исход?!»

Александр закрыл за собой входную дверь. Скинув ботинки в прихожей и, сняв респиратор, он направился прямиком в дальнюю комнату.

Худая, бледная женщина, с чёрными кругами под глазами, задумчиво глядела в потолок. Увидев вошедшего в спальню сына, она оживилась и, оторвав голову от подушки, тихо проговорила сиплым голосом: «Сашка, ты чего сегодня так рано?» Мужчина поцеловал мать в лоб и уселся рядом с ней на край койки. Поправляя одеяло, он ответил:

– Да вроде как обычно, мам. Как ты сегодня себя чувствуешь?

– Голова опять чего-то разболелась. Не пойму, от погоды или побочное действие от лекарств.

– Да у тебя же тут духотища! Давай немного проветрим.

Встав с кровати, Александр подошёл к шторам, раздвинул их в стороны, и приоткрыл окно. Расставив аккуратно баночки с лекарствами на журнальном столике и, поправив гитару, висящую на стене, он деловито проговорил:

– Голова в эти дни практически у всех болит, мама. Официальные источники говорят что-то о критическом ослаблении магнитного поля земли. Ты главное не терпи! Если болит, пей дополнительные таблетки. А я ещё принесу. Договорились?

– Хорошо, сынок. Мне кажется, что эта квартира, как будто бы забирает мои силы. Ох, как бы мне хотелось жить в своём собственном домике на земле.

– Мама, ну мы ведь это уже тысячу раз обсуждали. Мне тоже не нравится эта бетонная конура на седьмом этаже. Но в наше время, гораздо безопасней в такой коробке, чем в отдельном доме. Преступлений в частном секторе всё больше с каждым днём. Ведь проникнуть в домик гораздо проще, чем в квартиру как у нас. А я, уходя на работу, хочу быть уверенным в твоей безопасности.

– Понимаю, сынок. Пусть домик в деревне останется моей маленькой мечтой. – женщина глубоко вздохнула. – А ты чего зеркало в прихожей снял.

– А зачем оно мне? Мне ведь макияж не наносить.

– Эх, Сашка, Сашка. Я ведь знаю, что это всё из-за твоих шрамов. Чувствую, что ты смириться не можешь. Но запомни одно, для меня ты самый красивый и добрый!

– Ой, мам. Да я вообще не парюсь по этому поводу. И даже забываю иногда про эти шрамы.

– Ну, значит, зеркало верни на место. Я всё-таки девочка и мне нужно прихорашиваться.

– Прости мамуль, не подумал.

Александр вновь уселся на край кровати. Поглаживая седые, редкие волосы женщины он, улыбнувшись, спросил:

– А может, я лучше тебе в комнате это зеркало повешу?

– Хорошая мысль. И мне не так далеко ходить. – мать подмигнула ему. – Ну, рассказывай, чего там, у тебя на работе?

– А чего рассказывать? Всё как обычно. Ты же сама знаешь. Как закопался я в бумажках, так и перебираю их уже который год. Тоска зелёная и никакого просвета.

– Сашка, а может, ты всё-таки бросишь эту работу? Уж больно смурной ты всё время возвращаешься. Нельзя ведь ничего через силу делать. Жизнь-то она короткая.

– Мам, ну чего ты говоришь? Ты ведь сама новости смотришь и знаешь, что происходит. Безработица поголовная! Все предприниматели и мелкие, и средние разорились, да позакрывали свои лавочки. Люди за еду работают. И то лишь те, кому повезло. Остальные голодные сидят.

– Но ведь в конторе твоей тебя не ценят совсем. Когда у вас этот пожар случился, чем они тебе помогли? Даже инвалидность не оформили!

– Мама, это обычный несчастный случай. Контора тут ни при чём. – Александр отвёл глаза в сторону. – Да и теперь пенсии вообще никому не выплачивают. Смысл от этой инвалидности?! Сейчас самое главное, что на госслужбе я получаю дополнительную норму лекарств для тебя. Нам без них никак! Сама контора, опять же недалеко. Я пешочком за сорок минут дохожу. В общем, сплошные плюсы! А потому, мама, я всеми силами буду держаться за это место!

– Саша, выходит, что ты из-за меня мучаешься?

– Ой, да ничего я не мучаюсь! Мужики вон спины надрывают на стройках, чтобы немного баллов заработать, и пакет сечки в дом принести. А я в бумажках ковыряюсь, и ничего тяжелее ручки шариковой не поднимаю. Кстати, ты не представляешь, кого я сегодня видел! Ваньку Родионова помнишь? Одноклассника моего?

– Ну конечно. Как я могу Ванюшку-то забыть! Такой мальчишка хороший. Всегда ведь тебе говорила, на него ровняться. А ты шалопай всё по стройкам лазил. Ну и как он?

– Замечательно! Женился. Ребятёнка народил. Работает где-то там программистом. Всё хорошо у него. Он привет тебе передавал.

– Ой, молодец, Ваня. А я уж видимо внуков не дождусь. Мне уж помирать со дня на день, а ты всё никак невесту найти не можешь.

– Ну, ведь так и знал, что на эту тему всё переведёшь. -Александр поцеловал мать в щёку и, встав с кровати, подошёл к дверному проёму. Обернувшись, он улыбнулся и спросил. – Тебе кашку какую сварить? Гречу или рис?

– Вот ведь лис хитрый, опять от разговора бежит! Рис вари. Гречка эта не лезет уже. А после ужина, по нашей старой традиции, я жду пару твоих прекрасных песен под гитару.

– Слушаю и повинуюсь!

Александр поклонился и, выскочив из спальни, направился на кухню. В след ему раздалось: «И чтобы в этом месяце познакомил меня со своей невестой!» Железнов замер. Лицо его скривила косая улыбка. Он громко ответил:

– Тогда попробую на болоте найти какую-нибудь царевну-лягушку. А то нормальные девушки от меня шарахаются.

– Сашка, а ну прекрати уже на себя наговаривать! Ты у меня красавец, всем девкам на зависть!

Александр посмотрел в отражение металлического чайника, и прошептал: «Да уж. Ни дать, ни взять Ален Делон».

День выдался совершенно безоблачный. Яркое летнее солнце изрядно припекало. Сидя на крыше вагончика, лысый мужчина в военной форме, приспустив респиратор, смачно курил. Прищурившись, он периодически поглядывал на копошащихся внизу заключённых. Арестанты в чёрных робах, и грязных лицевых ватно-марлевых повязках, засыпали песок в мешки и выкладывали из этих мешков некое подобие небольшой стены. Крепко сжимая цевьё автомата, лежащего на коленях, вертухай глубоко затянулся и бросил недокуренную сигарету на землю, громко прокричав: «Ну ладно, ишаки, перекурите!»

Несколько человек в чёрных робах, побросав носилки и лопаты, кинулись к бычку, валяющемуся на земле. Стягивая с себя лицевые маски, они толкали друг друга и громко ругались. Иван ловко подхватил тлеющий окурок и, затянувшись, закатил глаза. Тут же, кто-то толкнул его в спину, хрипло пробурчав: «Эй, слышь, ну, ты другим-то оставь»! Лишь один молодой парень с лопатой в руках, молча наблюдал за галдящей толпой. Ругающиеся люди, трясущимися руками, передавали друг другу истлевающую сигарету.

Вертухай, громко гоготнув, прокричал: «Пиздец вы животные ебаные! Короче, даю вам пятнадцать минут перерыва. Поссать, посрать, ну и попиздеть, как вы любите. Погода сегодня хорошая, а потому я добрый. Не благодарите».

Докурив бычок до самого фильтра, заключённые уселись прямо на землю. Все они были заметно исхудавшие. Грязные робы, с соляными потными разводами, болтались на них словно балахоны. Молодой парень, в такой же обвисшей робе, бросил лопату на землю и уселся на мешок с песком. Внимательно разглядывая этого худого юношу и, натягивая ватно-марлевую повязку на лицо, Ваня произнёс:

– Эх, повезло тебе Макс, что ты не куришь! И от того, неведомо тебе чувство, когда за сигарету готов отдать что угодно.

– Повезло, это когда все вокруг передохли от какой-то заразы, а ты выжил. Хотя, в нашем случае, ещё не известно, кому больше повезло. Тем, кто отмучался или тем, кто растягивает свои мучения. Ну, а отказ от курения – это не везение, это мой сознательный выбор. – разведя руками, ответил парнишка.

– Хоть я и не люблю Максимкины заумности, но в данном случае он прав. И это я не только про курение. – натянув мятую чёрную кепку на глаза, пробубнил Григорий Иванович. – Я о том, что возможно, наши бывшие соседи по камере очень легко отделались, покинув этот мир.

– Ну, ни хрена себе легко! – хмыкнул Иван. – Только Женьке и повезло из всех. Этот вон лысый, его сразу на месте застрелил. Но Серёге и Пашке повезло гораздо меньше. Они почти две недели свои лёгкие выхаркивали. А Админ, сколько кровью мочился и орал по ночам? Я до сих пор не знаю, правильно ли мы тогда поступили.

– Вообще-то, он сам об этом попросил. – буркнул старичок. – И прекращай уже терзаться. Он всё равно уже в полубредовом состоянии был. Не почувствовал ничего. Да и подушку-то я держал. Ты лишь так, ноги придерживал.

– Вот именно, что придерживал. Соучаствовал. – посмотрев в небо, проговорил Иван. – Я уверен, что каждый перед богом ответит за своё. Каждый день я молю его, чтобы дал мне возможность успеть свои грехи искупить.

– Искупишь, искупишь. Куда ты денешься…

Григорий Иванович, прокряхтев, встал с земли и помахал рукой человеку с автоматом, прокричав: «Командир, я вот у этого забора буду. Живот чего-то скрутило». Вертухай громко заржал и крикнул в ответ: «Ну, посри, дедуля. До сих пор не понимаю, чем вы срёте? Вы ведь не жрёте почти». Старик отбежал к покосившемуся заборчику и, стягивая штаны, уселся в редком кустарнике ржавого цвета. Иван перевёл взгляд на Максима, вздохнул, и задумчиво проговорил:

– Если создадут сейчас штрафные батальоны, я, не задумываясь, пойду за Родину воевать!

– Скоро у всех патриотов появится возможность сдохнуть за свою любимую родину. – усмехнулся парень. – Вот только произойдёт это, вероятней всего, не в бою, а от голода. Ведь все эти годы, ваша обожаемая родина, лишь грабила и унижала свой покорный народ.

– Дурак ты молодой! Не понимаешь разницы между родиной и государством!

– Ну вот, опять возраст приплетают. – махнул рукой Максим. – Такие как ты, вряд ли когда поймут, что патриотизм и ограниченность это синонимы.

– С какого это перепугу, люди, любящие свою Родину, стали вдруг ограниченными? – возмутился Иван.

– Ну а как же? Разве нормальный человек будет любить деревья, поля и реки, лишь до определённого холмика или ручейка? А дальше отведённой границы твоя любовь не распространяется? Ведь там, за холмом, уже другое государство.

– В том и дело, что государство, а не Родина!

– Да что ты заладил! Уже тысячу раз я слышал эту заезженную фразу. Типа – «Я люблю свою Родину и ненавижу государство!» Примитивное самовнушение, которое хитрые манипуляторы подкинули всем патриотам. Для того, чтобы вы считали себя умными и независимыми, но по-прежнему в тех же границах! Ведь родина и государство, по какой-то удивительной случайности, имеют одни и те же очертания. Это как назвать еблю занятием любовью. Вроде другое слово, но суть-то, та же самая! Называя себя патриотом какой-то страны, ты ограничиваешь свою синтетическую любовь границами этой страны. Понимаешь или нет?! Твоя, так называемая родина, это всего лишь границы чьих-то владений! Даже если ты назовёшь себя патриотом целой планеты, это будет значить, что твоя псевдолюбовь, опять же, ограничена размерами твоей планеты. Вот потому, я тебе и говорю, что патриотизм и ограниченность это синонимы.

– Напомни-ка, умник, за что ты сюда попал? – поморщившись спросил Иван.

– За отрицание великодержавия, поддержку сексуальных меньшинств и распространение в интернете идей о единстве мира.

– Ну, значит, правильно попал! Я бы вас всех космополитов и говномесов пересажал! Вообще нельзя считать людьми тех, кто не понимает священного значения слова Родина! Как так можно вообще жить, не понимаю?

– И не поймёшь. Ты ведь не объяснишь муравью то, что вокруг него огромный и чудесный мир. Его мирок ограничен муравейником, и определённой зоной вокруг этого муравейника. Муравьишка даже неспособен осознать масштабы леса, не то, что континента или планеты. Так же и человек со сжатым сознанием. С виду вроде человек, а по сути своей насекомое.

– Слушай Макс, ты говори, говори, да не заговаривайся! Ты хочешь сказать, что мои предки были насекомыми? Ведь они на фронте воевали, за Родину сражались!

– Ещё раз повторюсь, грядёт новый мир. Мир людей с единым расширенным сознанием. Без всяких разделений и войн.

– Это не тот ли мир, в котором блогер, кривляющийся перед камерой, получает больше, чем солдат?

– А что в этом плохого? Солдат, это тот, кто убивает. А потому, солдатам и патриотам в новом мире вообще нет места. Задумайся над тем, что среди ненавистных тебе блогеров, может быть полно реинкарнировавших солдат. Которые, через череду перерождений, наконец осознали, что они не желают никого убивать. И потому, они живут, наслаждаясь жизнью! Сами чилят, и людям дарят положительные эмоции.

– Не положительные эмоции они дарят, а распространяют тупость! А реинкарнации твои, вообще херня полная!

– А если даже и так? Тогда попытайся взглянуть на это совершенно под другим углом. А вдруг, все эти поп звёзды, рэперы, блогеры, телеведущие и спортсмены, выполняют одну общую функцию? Они крысоловы! Как тот гаммельнский дудочник из легенды, который своей мелодией увёл всех крыс из города и утопил их в море. Может все эти современные дудочники помогают выявлять мерзких крыс, которые не способны отличить настоящее искусство и созидание, от дерьма. Одни крысоловы, делают это сознательно. Другие, сами не отличаются от крыс. Но функция их очень важна! Перед построением нового высокодуховного и единого общества, необходимо выявить тупой скот. Маркировать тех, для кого мелькающая картинка на экране важнее, чем их собственное будущее. Важнее, чем будущее их детей и всей планеты. Посмотри на все эти пластмассовые рожи и пустые глаза, наполняющие огромные залы во время вручения различных музыкальных премий. Восхищаться подобной ярмаркой тщеславия, будут лишь те, кто не способен отличить истинное от суррогатного. Вся эта синтетика и, скрывающаяся за пафосной обёрткой дешёвка, рассчитана на таких же синтетических, искусственных людей, под обёрткой у которых пусто! Подделки человека искусно маскируются. Но однажды, всё тайное становится явным. А пока истина не стала общедоступной, просто оставайся чистым и не лезь в грязь. Светлый человек не будет вкушать дегенератский и деструктивный контент. Потому что, этот контент не для него! Ведь если ты любишь качественный алкоголь, ты покупаешь хорошее вино и наслаждаешься им. У тебя ведь не возникает мысль купить бутылёк «Боярышника» с омывайкой и попробовать эту мерзость? Отраву следует оставить тем, кто сам стремится отравиться.

– Доля рационального в твоих словах есть. Но ведь они эту мерзость втюхивают детям! А за это, их убивать мало! Ведь дети ещё не способны различать добро и зло.

– Желание проявить агрессию по отношению к кому-то, это лишь желание выплеснуть свою злобу и ничего более. Если бы внутри человека было добро, ему нечего было бы выплёскивать. Он искал бы другие варианты решения вопросов. И конечно же, хитрее всего, прикрывать свою злобную суть, благими намерениями. Убивать, говоришь, их мало?! Если у тебя не хватает сил, времени и умения на воспитание собственных детей. Если ты не способен организовать фильтрацию потребляемого ими контента. То чего ты тогда заботу о других детях имитируешь?

– А ты слышал такую поговорку – «Добро должно быть с кулаками?»

– А ты полагаешь, что любая поговорка истина? Именно под такие поговорки людям несут мир на кончиках штыков. Насилие, всегда порождает насилие! Человечество не выберется из этого колеса Сансары до тех пор, пока не осознает этой банальной истины. Если у тебя есть душа и чувства, ты точно не будешь бить и убивать других людей за то, что они алкоголики или наркоманы. Они сами себя убивают. И у светлого человека могут вызвать лишь сострадание, но никак ни злобу. Высокодуховный человек не будет агрессивно бросаться на потребителей низкосортного контента! Дурачок, ссущий себе в штаны в «Тик-токе», и быдло, желающее набить ему морду за это, находятся приблизительно на одном уровне развития. Нужно учится быть выше этого!

– Возможно ты прав и насилие невыход. Но я не согласен с твоей теорией про крысоловов. Да и в целом, считаю, что все эти блогеры и артисты, это просто иждивенцы! Всем этим паразитам нужно просто найти правильное занятие. Их бы отправить окопы копать под дождём! Или на завод заслать, чтобы в две смены хуячили! Вот тогда, хоть какая-то польза от них будет. – Иван ухмыльнулся.

– Вам, россиянам, лишь бы загнать всех в такое же дерьмо, в каком вы находитесь сами. Видите успешных блогеров, сразу хотите отправить их в блокадный Ленинград. Видите талантливого актёра или певца, сразу желаете заслать его на фронт или завод. Вы даже не способны представить мир, в котором каждый занимается любимым делом, а не тем, что ему навязали! Мир, в котором не суют нос в чужую жизнь, так как наслаждаются своей. У вас подсознательная непереносимость счастья! Вам обязательно нужно страдать, и чтобы все вокруг страдали!

– Да потому что, у русского народа судьба тяжёлая! Мы привыкли бороться с трудностями и жить в ограничениях.

– Знаешь, на нашей планете существуют сотни народностей и с более тяжёлой судьбой. И только в этой стране, свою отсталость вечно оправдывают тяжёлыми испытаниями прошлого. Как будто у других народов их не было. Но самое необъяснимое то, как ловко русский народ, свою отсталость и нищету, трансформирует в гордость. Результат получается соответствующий. Если гордиться отсталостью и всегда лишь подстраиваться под тяжёлые обстоятельства, ничего не меняя в своей жизни, то ничего и не изменится! Ворона камнем разбивает яйцо, чтобы поесть. Бобёр строит плотины из подручных средств. Птицы вьют гнёзда из найденных веточек. Любое животное способно приспособиться к окружающей среде. И только человеку дана возможность, не просто приспосабливаться, а менять и улучшать этот мир! Творить и созидать! Но в России эта способность у большинства атрофирована. Вы невероятно гордитесь каждый раз, когда придумываете очередную заплатку или подпорку, вместо того, чтобы сотворить нечто новое. Вставив очередную временную затычку, обматывая трещину синей изолентой или разогревая воду на костре, вы гордо орёте – «Этот народ не победить!» Да кому вы нужны?! Для начала победите свою глупость, ограниченность и лень. Ведь имея все возможности для того, чтобы изменить обстоятельства, вы просто прогибаетесь под них. Но самое страшное, что вы и детей своих учите не созидать, а приспосабливаться.

– А почему ты всё время обобщаешь? Ведь не могут все русские быть одинаковыми!

– К счастью, не могут. Иначе вы бы давно вымерли. Но есть некое критическое большинство. И от того, как мыслит это большинство, зависит судьба и качество жизни всего народа. Если большая часть народа, это нищий духом сброд, с рабским самосознанием, то и свободолюбивые полноценные личности, будучи в меньшинстве, вынуждены будут прозябать в рабстве и нищете. Их немногие голоса и светлые мысли, просто затеряются в потоке и блеяние животного стада. И кроме прочего, прекращай уже лукавить и заниматься самообманом. Ведь ты сам постоянно отзываешься о евреях, украинцах или американцах, характеризуя их какими-то особыми признаками.

Григорий Иванович прошёл между Иваном и Максимом. Он поправил штаны и, поморщившись, произнёс: «Максимка, прекрати ты уже со взрослыми спорить»!

Максим улыбнулся и ответил:

– В десять лет мне говорили – «Подрастёшь, поумнеешь». В шестнадцать говорили – «С возрастом это пройдёт». Но ведь это наглая подмена понятий! Говоря о взрослении, ваше общество подразумевает лишь то, что ты станешь как все! Превратишься в удобного для общества гражданина, потеряв собственное «Я». И потому, я не собираюсь ни взрослеть, ни умнеть. Я хочу оставаться собой. Это моё личное желание, и навязать мне стандарты вашего унылого общества не выйдет. Я хочу жить в новом мире! В котором человека не судят по внешности, в котором нет разделения границами, в котором жизнь и свобода животных ценятся не меньше человеческих. Общество душевных созидателей и творцов! Общество Личностей, а не безликой унылой толпы.

– А почему, ты во всех разговорах постоянно дистанцируешься от нас, от россиян? – прищурившись спросил Иван.

– Ну, почему же только от россиян?! Я не столь ограничен. Я дистанцируюсь от человечества в целом. Стоит кому-то признать себя человеком, как от него сразу потребуют признать себя частью какой-либо нации. Признаешь себя частью этой нации, и от тебя тут же потребуют принадлежности к определённой партии или религии. Ваша версия человечества полагает, что люди живут в каком-то развитом обществе. Но по факту, вы существуете по животным принципам разделения на стаи и стада. Из всего этого вытекает соответствующая примитивная идентификация по принципу «свой-чужой». А вы не думали, что некоторые личности, которые несли людям учения о доброте, любви и единстве, могли быть совсем даже не людьми? И потому, такие посланники, не ограничивали себя глупыми разделениями на нации и народности. И уж точно они были превыше всех этих человеческих глупостей типа религий и патриотизма.

– Ха! Так значит ты пришелец что ли? И откуда ты? С Сириуса? – Иван громко рассмеялся и остальные заключённые тут же поддержали его дружным гоготом.

Вертухай вскочил со своего места и, вскинув автомат, громко прокричал, придерживая респиратор: «Я вижу вам там слишком весело? А ну быстро подняли свои ленивые тощие жопы! И продолжаем укреплять рубежи нашей могучей Родины! Враг у ворот, а они смеются! Животные, блядь!»

Александр, прищурившись, смотрел на перекрёсток. Приспустив респиратор и, почесав изувеченную щёку, он тяжело вздохнул и спросил лопоухого сержанта:

– Колька, ты точно ничего не перепутал? Он в двенадцать должен приехать?

– Так точно, товарищ капитан! По рации шообщили, что они уже подъезжают. – пробубнил сквозь медицинскую маску перетаптывающийся рядом парнишка.

– Да уж. Начальство не может опаздывать. Оно задерживается. Слушай, а ты конфискат, за которым мы с тобой недавно за город ездили, весь оформил уже?

– Так точно, товарищ капитан! Всё внёш в дело.

– Молодец. Как я и говорил, дело это секретное. Потому никому ни гу-гу! Понял?

– Обижаете товарищ капитан. Я всё ш первого раза понял.

– Да ладно, не обижайся. Ты, Колька, единственный человек, которому я доверяю в нашем отделе. Можно сказать, мой неофициальный зам!

– Вон они едут, шмотрите! – радостно прокричал лопоухий, и указал пальцем на перекрёсток.

Вынырнувший из-за поворота небольшой серый автомобиль, медленно приближался к зданию.

– Всё, беги своими делами занимайся. Дальше я сам. – Александр махнул рукой.

– Ешть! – радостно ответил сержант, и тут же скрылся в здании.

Кряхтя и матерясь, натягивая на себя чёрный респиратор, из салона небольшой малолитражки выбрался крепкий мужчина в форме. Он прижимал к себе большой кожаный портфель и озирался по сторонам. Александр нахмурился и чётко проговорил:

– Здравия желаю, товарищ полковник!

– Санёк, ты чё, не узнал меня что ли? – гость улыбнулся.

– Э-э. – прищурившись, Александр неуверенно спросил. -Никита Диков?

– Так точно! Видишь, как оно бывает. Раньше мы с тобой смежными отрядами командовали. А теперь, ты начальник отдела, а я, вроде как, проверяющий. Ну чего ты шары пучишь? Иди сюда! Обниму тебя, чертяка!

Поставив портфель на землю, полковник сгрёб старого товарища огромными лапищами и, крепко обняв, похлопал по спине. Прокряхтев, Александр улыбнулся и произнёс:

– А я ведь даже не знал, кто к нам едет.

– Самолёт летит, крылья стёрлися, вы не ждали нас, а мы припёрлися! – громко пропел темноволосый здоровяк.

После этого, он перевёл взгляд на шофёра и строго велел: «Пашка, жди меня здесь. И не вздумай, блядь, никуда отъезжать! А то ведь я знаю тебя, пиздюка. Прошлые твои покатушки во сколько тебе вышли? А? Понравилось месяц бесплатно работать?» Водитель виновато отвёл глаза и залез в машину. Полковник окинул взором здание отдела, и подмигнул Александру, со словами: «Видишь, на какой пиздюшке приходится ездить. Явно не под мои габариты. Гиперкризис, мать его так! Ну хоть такую выделили, и то хорошо. Так чего мы стоим то? Давай сразу к тебе в кабинет».

Достав из портфеля пластиковую полуторалитровую бутылку с мутной жидкостью, полковник поставил её на стол и расплылся в улыбке. Александр в это время открыл банку с килькой и принялся нарезать сыр. Гость уселся в кресло и произнёс:

– Пока я не забыл, зачем приехал, давай-ка я разъясню тебе ситуацию. Я сюда из Москвы на грузовом рейсе прилетел для того, чтобы все ваши новосибирские отделы лично проверить. Таково указание временного главнокомандующего! – подняв палец вверх и наигранно выпучив глаза произнёс полковник. – Гражданская война в столице разрастается. И как в любом внутреннем конфликте, уже становится непонятно, кто свои, а кто чужие. Наше дело за малым. Поддерживать порядок на вверенных территориях. Уголовников и прочих мародёров ликвидировать на месте, как и прежде. Твои полномочия по вынесению приговоров злостным нарушителям режима, всё так же актуальны. Есть лишь одно изменение. Тебе следует в обязательном порядке усилить дежурную смену! Ты ведь знаешь, что нечисть всегда рада воспользоваться нестабильностью и неразберихой. А потому, возможны нападения на отдел. Андестенд?

– Так точно, товарищ полковник!

– Ну и ладушки. А я, как узнал, что в моём родном Новосибирске, намечается проверка, сразу же напросился сюда. Да ещё и о твоём назначении узнал. Хотя, откровенно говоря, напрашиваться и не пришлось особо. Ведь никто не хотел сюда ехать даже за дополнительную премию. Но мне как-то похую было на всю эту бубонную чуму и прочую летающую поебень. Честно говоря, меня другое теперь тревожит. Я когда со всей информацией про твой отдел ознакомился, начал дико переживать за тебя. Саня, как ты уживаешься с местными упырями и вурдалаками?

– На то ты и Диков, чтобы дико переживать. – хмыкнул Железнов. – Нормально я, дружище. Спиной в душе не поворачиваюсь.

– Я бы дальше пошутил, чего-нибудь про мыло. Но чё-то не хочется. Реально волнуюсь за тебя, друг мой. Эх, давно, Санёк, мы с тобой не виделись и не бухали!

– Так я и вижу, что ты основательно подготовился.

– А то! С тех пор, как границы перекрыли, найти нормальный алкоголь стало большой проблемой. В магазинах продают всякую хуйню. На этикетке может быть написано «коньяк» и даже цена, как положено, конская. А по факту это нечто среднее между растворителем и ослиной мочой. Но я ведь парень не промах! Одного деда за МКАДом нашёл. Беру у него эту самогоночку и бед не знаю. Сейчас попробуешь, Санёк! Оценишь этот нектар богов!

Товарищи чокнулись кружками и залпом опустошили посуду. Александр одобрительно закивал головой и произнёс:

– А ведь действительно, хороша твоя огненная вода!

– Ну! А я что говорил?! – пережёвывая бутерброд с килькой, пробубнил полковник. – Как говорится – «Между первой и второй пуля не должна просвистеть!» Давай за тебя и за твой отдел!

– Категорически поддерживаю ваше предложение!

Выпив залпом содержимое кружки и закусив сыром, гость снял китель и расстегнул ворот рубашки. Разглядывая лицо Александра и, прикусив губу, он спросил:

– Ты, всё ещё на обезболивающих?

– Нет. Ты что. – замотал головой капитан. – Столько времени прошло. Это первое время тяжко было.

– Ебать колотить! Могу только догадываться, каково это. Помню, как мы тебя тушили. Я дико перепугался тогда. Смотрел и думал – «Чего он не орёт-то? Неужели всё?»

– А чего орать? В такие моменты адреналин зашкаливает, и о боли не думаешь, почти. Когда на тебе горит и плавится собственная кожа, самое главное, это не запаниковать и не носиться как Усэйн Болт, разжигая пламя. Я упал на землю, вы накрыли меня куртками. И я был уверен, что кто-то из вас с огнетушителем уже бежит ко мне. Когда работаешь в команде, самое главное – это распределение задач и доверие.

– Вот за что я тебя всегда уважал, Санёк, так это за твою выдержку! – Никита отвёл глаза и уже тише спросил. – Ты, наверное, после этого возненавидел всех этих бунтарей и анархистов?

– Что, время откровений? Ну, хорошо, давай поговорим на эту тему. – улыбнувшись и, закидывая кильку в рот, ответил Александр. – Конечно, среди наших ребят было полно отморозков, которые с наслаждением колошматили людей дубинками. Но у меня нет, и никогда не было к бунтарям никакой ненависти. Скорее жалость.

– В смысле жалость? Они тебе ебальник расплавили, а ты их ещё и жалеешь? Ты ведь точно не из этих, которые подставляют вторую щёку под удар?

– Никита, понимаешь, заступая со своим отрядом на участок, я хотел видеть достойного противника. Я хотел встретить тех, кто руководствуясь какими-то высокими идеями, бросал вызов той системе, на стороне которой мы с тобой находились по долгу службы. Хотя, мы ведь не саму систему защищали. Мы не менее бунтующих были недовольны ей. Мы защищали наш маленький мир от того, чтобы он не скатился в окончательный крах и беспредел. Но кто был по другую сторону баррикад? Безликое и разрозненное стадо, которое и само не понимает, чего хочет. Что подтолкнуло их выйти на улицу?! Это точно не проявление разума. Стадо, ещё вчера молящееся на царя, и гордящееся нищенской стабильностью, не способно резко поумнеть. И это точно не проявление единого духа свободы. Такой дух может зародиться только в народе, а не в жалком сброде малодушных субъектов. Искрой их бунту послужили лишь пустеющий холодильник и груз финансовых долгов. Ни высоких идеалов, ни чести с достоинством, ни ума с разумом! И я так говорю не из ненависти к ним! Я так говорю, из-за того, что мне до глубины души обидно и стыдно за их глупость и несамостоятельность! Проплаченные поводыри легко смогли повести это глупое и разрозненное стадо прямо под наши резинострелы и дубинки. Но ради чего?! Пускай это прозвучит жестоко, но, по моему мнению, существа, борющиеся только за еду, а не за свободу, заслуживают лишь немного еды, и нисколько не заслуживают свободы!

– Эх, Санька, вот за глубину твоих мыслей, я уважаю тебя ещё больше, чем за выдержку! Давай выпьем за скоропостижный крах этой ебучей монархии. Не чокаясь!

Проглотив очередную порцию крепкого алкоголя и закусив, полковник задумчиво посмотрел в мутное окно, прокашлялся и громко произнёс:

– Как говорил великий Карлсон – «Продолжаем разговор». Ты знаешь, что я всегда разделял твои взгляды. И вот, что я думаю по поводу всего этого. О том, что кто-то хочет отнять у них свободу, верещат больше всего те, кто эту свободу никогда не видел! О праве выбора громче всех кричат те, кто никогда и ничего в своей жизни не выбирал! Потомственные рабы, предки которых всегда и во всём полагались на своих князей, царей, председателей ЦК и прочих президентов. Народ, в истории которого никогда не было места самому народу. Вся их история, это имена, которые они упоминают в экстазе или в ненависти. На гигантском пьедестале до небес, над ними возвышаются бессмертные лидеры, которых простолюдины боготворят и возводят в Абсолют. Обычному человеку места там нет. Именно потомки тех, кому в истории места не нашлось, боятся даже усомниться в особенности и избранности, восседающих на тронах. Генетические рабы придерживаются священной традиции своих безымянных предков трепетать и ссаться в штаны, при упоминании имён, имеющих для них значение гораздо большее, чем будущее их собственных детей. И именно эти безликие сущности, сейчас кричат о том, что их хотят поработить, и отобрать у них свободу. Это во истину грустное и жалкое зрелище! И раз уж мы с тобой тут по душам общаемся, то вот что я тебе скажу, Саня, если бы этот народ обрёл самосознание и здравомыслие, я был бы первым, кто сорвал с себя погоны, и перешёл на их сторону!

– Никитос, разреши выразить тебе мой респект! Прошу заметить, что без всякой лести и без ссылки на твои полковничьи звёзды. – с этими словами, Александр плеснул мутную жидкость в кружки. – Вот ты упомянул словосочетание «потомственные рабы». И ведь любой достопочтенный гражданин тебя бы поправил. Мол, формально, рабства на Руси никогда не было. Было крепостное крестьянство. Понимаешь?! Они, блядь, даже этим умудряются гордиться! А ведь вся соль в том, что крепостной гораздо хуже раба. Какой-нибудь гипотетический египетский раб, это обессиленный, тощий, голодный человек, который постоянно находится под надзором охранников и мечтает о побеге. А крепостной это кто? Это тот, кто терпит побои и унижения ради еды, воды и тёплого уголка в хлеву. Это тот, кто, работая во дворе, дожидается своего барина с ярмарки. Конечно же, за побеги крепостных наказывали и казнили. Но их никто не охранял двадцать четыре на семь! Сбежавший египетский раб со сто процентной вероятностью погиб бы в пустыне. Но сбежавший крепостной, имел огромные шансы на выживание в своей местности. И если проводить аналогии, то раб – это дикий зверь, мечтающий о своём родном лесе. А крепостной – это одомашненный пёс, довольствующийся покорёженной будкой, и смиренно лижущий руки своему жестокому хозяину. У такого пса и помёт рождается соответствующий!

Выпив и закинув в рот треугольный кусочек сыра, капитан поморщился и продолжил:

– Никита, ты слышал когда-нибудь о пирамиде Маслоу?

– Ну, что-то такое припоминаю. Это ведь, что-то там про потребности?

– Именно так! У высокодуховного человека, естественные потребности, типа поесть, поспать, заняться сексом занимают лишь малую часть времени. Большую часть сознания полноценной личности, занимают эстетические потребности и возможность самореализации. Эти неосязаемые, но важные для души пункты, должны быть в основании пирамиды полноценной личности. Культура, искусство, созидание, всё это отличает высокодуховного человека от остальных видов животных. Может, я ищу себе оправдание, но как ты думаешь, много ли было высокодуховных людей среди тех, кто выходил тогда против нас на улицы? – язык Александра начал немного заплетаться.

– Сомневаюсь, что много. – прищурился полковник. – Но, увы, среди этого стада, такие люди всё-таки были.

– Вот именно! Из-за того, что человекоживотных среди людей большинство, страдает светлое меньшинство. Ведь у этих животных, вышедших с плакатами на улицу, совершенно иная пирамида потребностей. Если у них есть пожрать, они будут молчать. Нет жратвы, будут тявкать. Если их хорошенько пнуть, они забьются в угол и будут молча хотеть жрать. Но если бы я увидел на улице лица настоящих личностей, вышедших протестовать не от голода, а с требованиями дать им созидать. То я бы, как и ты, сорвал с себя погоны! Даже не взирая на больную мать.

– Давай выпьем за здоровье твоей мамы! – полковник осушил кружку и, вытирая губы, проворчал. – А ведь бунтари ненавидят нас, и считают, что все из нас конченные гниды. Но ведь в наших рядах полно нормальных ребят. Многие из них не меньше бунтующих переживают за будущее своего народа.

– Вот именно! Они ведь не понимают, что дело, по большей части, в них самих! Пора переставать быть животными! Пора становится людьми! Ау, народ! Тогда и отношение к вам будет соответствующим!

– Увы, в наши дни, принципы стаи, закон сильнейшего и инстинкт выживания правят миром. Живём в одном большом зоопарке.

– Слушай, Никита, ответь мне честно, против каких личных принципов тебе пришлось пойти, чтобы получить твою должность? Как тебя угораздило до полковника надзора дослужиться?

– Да, наверное, так же, как и тебя до твоей должности. Когда люди начали дохнуть, словно мухи, жирные карьеристы и прочие конторские задолизатели, ведущие нездоровый образ жизни, первыми начали покидать свои кабинеты вперёд ногами. Кадры стали редеть. Ты ведь знаешь, Саня, что я за звёздами никогда не гнался и ничьих жоп не лизал! – полковник поднял палец вверх и торжественно заявил заплетающимся языком. – Мне не пришлось поступаться никакими принципами. Должность просто предложили, а я просто согласился. Ведь в такое время, дополнительный паёк для семьи не будет лишним.

– А я и не сомневался в тебе, Никита. Ведь я сам лишь из-за матери здесь держусь. Слушай, а ты на гармошке всё ещё играешь?

– Ну, конечно, играю! А ты чего гитару свою сюда не притащишь? Сейчас бы спели с тобой!

– Гитара дома. Из-за местных люмпенов её сюда не приношу.

Окна в кабинете завибрировали, кружки медленно поехали по поверхности стола. Нарастающий рокот прокатился гулким эхом где-то вдалеке. Глядя на покосившийся портрет Дзержинского полковник, усмехнувшись, спросил:

– Этот, тебе от предшественников достался?

– Ага. Всё забываю снять. А ты, как я вижу, уже привык к этим землетрясениям и не паришься?

– Так, а хули тревожиться? Трясёт каждый день, да через день! Вот в тот месяц, когда ебанула Белорусская атомная станция, было действительно стрёмно. А то, что сейчас, это так, ерунда.

– Ну, тогда давай проведём профилактику лучевой болезни. – подливая самогона, усмехнулся Александр. – А то это облако, по всей планете расползлось. А мы его даже не видим. В наши дни радиация, наверное, меньшая из зол. Хотя, признаюсь честно, мне, с моей рожей, не хотелось бы, чтобы ещё и волосы начали выпадать.