Читать книгу Святоша - Витольд Ветерский - Страница 2

Подняли в наш отряд одного доходягу. Тощий, молодой да молчаливый. Одно слово – дичь. Только вскоре молчание это бомбой оказалось: проповеди он читать стал, изречения духовные – всё чаще и чаще. В общем, вносил смятение и в без того нервозную атмосферу зоны. Уже и до других отрядов слухи о его навязчивых нравоучениях дошли. Правда, психом напрямую его не называли, ведь на свободе он аккурат год в церкви отработал после духовной семинарии.

Вот тебе и явление Христа народу! Как его в наш омут попасть-то угораздило?

– Слышь, Антоша-Святоша, – стреляет в него словами Миша Бурый, погоняло которого (то есть прозвище) Бур. – Чё-то мы с братанами так и не въехали, за какие грехи тебя твой монастырь на зону упёк?

Антон ничуть не смущается, даже речь Бура, авторитета среди блатных нашего отряда, поправляет:

– Уточню, братья: не монастырь, а церковь. Не упёк, а по Божьей воле отправил. А к тому же…

Но не даёт ему договорить Пашка Козыркин, конь Бурого. Феску (кепку) Антохе на глаза надвигает, к стене толкает и базаром давит:

– Труп. Ты, монах недоделанный, считай, что труп. Не понял за что?.. Щас поймёшь.

Своей ногой парнишу за его ноги цепляет, и тот мигом падает. Все, кто был рядом, ржут, а Козыркин хватает жертву за шманты, поднимает и говорит «воспитательным» тоном:

– Запомни, малый, своими христианскими мозгами! Авторитетных зеков и других джентльменов удачи, кто по разным делам встрял в этот капкан, поправлять в словах и уж тем более жизни учить нельзя, неприемлемо и для жизни опасно. Усёк, святая морда?

Антон неопределённо мотает головой.

– Повтори для зачёта, – педагогничает Пашка.

И вдруг ученика заносит. Да не в ту сторону:

– Истинно вам говорю! Все мы в учениках ходим под покровом Творца всего сущего. Того, кто зол и заносчив, охладит да вразумит Слово Его, через меня, служителя Его, сказанное. Не ведают, что творят. А во зле – и большом, и малом – зло творят для самих же себя…

– Эй, стоп! Тормози, – останавливает его Пашка. – Может, ты об косяк где башкой треснулся? Или пол сильный на слабый хочешь поменять, да сказать нам стесняешься? Так не утаивай, откройся. Мы понятливые.

А Святоша лишь к небу (к потолку) взор поднимает и на своей волне остаётся:

– Утаивать и от друзей, и от врагов, нечего тому, кто чист в помыслах своих да сердцем в Боге пребывает. Да пребудет свет в душах ваших, как утренний луч в окно стучится. Да услышьте его тихий стук…

Антон, стоя посреди промки (промышленной зоны), выдавал всё это быстро, напевно, как пара батюшек во время службы. Все опешили от такого неожиданного потока. А он сумел освободиться от «объятий» Козыркина, и крестился, и кланялся. Пару наших парней пальцы у виска крутили: мол, точно улетевшие мозги. Другие, наоборот, прислушивались, словно в церкви оказались, а третьи, среди которых были Бурый и Козыркин, чуть было не затряслись от такой дерзости.

Пашка кривится, багровеет так сильно, что кажется, вот-вот его рожа взорвётся.

– Ну, ты, в натуре, майский жук, – морщится Бур.

Козыркин уже кулак с кастетом самодельным заносит над нашим чудиком, как вдруг Миша останавливает другана:

– Стояночка, Пашка! Тормози! Закройте, братки, пасть этому терпиле для начала. Пусть не стенает его библейское радио, а то сейчас и про Моисея, этого экскурсовода по пустыне, нам тут чухать начнёт.

После того, как трое наших выполнили указание Бура, он говорит дальше – о новом Хозяине (начальнике колонии):

– Дошёл до смотрящих прогон1, что Хозяин решил внепланово жилую зону шманать. Пусть попробует, подёргается туды-сюды. Пусть найдёт, что ищет – хрен себе под нос. А там, гляди, и угомонится. Поэтому, братки, надо нам до срока всё, что для ментов интерес представляет – ну, лаве там, железячки типа перо… в общем, у кого что есть – ныкать на промке.

Видя внимательные взгляды братков, он добавляет:

– Помните, ещё месяц назад Батя за порядок пуще прежнего базарил. Усекли?.. По рожам вижу, что усекли.

Батя… Об этой персоне следует рассказать подробно. Он, то бишь Марат Савельевич, был неподписным (отказался подписывать бумагу по выполнению разного рода обязательств), по всем понятиям зоны – авторитет среди мужиков, то есть к блатнякам отношения не имел, был выше этой швали. А его первая и единственная масть по тюремной касте – порядочный мужик – не ниже статуса пахана среди блатных. Теперь таких авторитетных зеков всё чаще «смотрящими» называют. В последние годы зоны коммерциализировались (платишь деньги, даёшь сигареты – получаешь бонусы), появились так называемые козлабандиты (сотрудничают с ментами), а места для порядочных мужиков вакантными остаются…

Да, меняются времена. Вот и Савельевич отошёл в мир иной недавно. Два года назад, уже на воле. Говорят, Бог его душу во сне забрал. Лёгкая смерть на краю тяжёлой жизни. А в ту пору Марат стоял крепко на ногах и зону держал строго в людских понятиях. Человеком он был, конечно, жёстким (там, где надо), башковитым (всегда) и влиятельным (везде). А как иначе в этом болоте на плаву держаться?.. Да и на воле Савельевич был дельцом отменным: заместителем министра финансов. Держался в тени, но такие схемы по всему Союзу вертел, что нынешние коррупционеры – мелочь пузатая по сравнению с ним. Лет десять, со времён перестройки до середины девяностых, валютные сети дяди Марата ни один страж порядка не просекал. Для него махинации – эти лазейки в слабых местах законодательства – стали сродни искусству.

Только жизнь со своим законом воздаяния за содеянное хитрее оказалась, доказав лишний раз, что шило в мешке, даже набитом золотыми слитками, не утаишь. Вот и сдал спецслужбам одного из подельников Савельевича какой-то гусь иностранный. А через годик вышли и на образцово-показательного замминистра… Взяли «клиента» в больнице, где он после операции лежал. Ещё б неделька-другая и отчалил бы дядя Марат поближе к своим сбережениям, к банкирам заграничным, а после – на заслуженный пожизненный отдых в Белиз или на Сейшельские острова. А так, прощай, беззаботный солнечный берег! Прощай, такая близкая мечта миллионера! Привет тебе, суровое СИЗО… Влепили экс-замминистра срок приличный – пятнадцать лет с конфискацией имущества. Местом лишения свободы тюрьму строго режима назначили, но… смог всё-таки дотошный адвокат для своего клиента добиться решения тюрягу на исправительную колонию заменить.

Там, на «новом» месте, Савельевич не стал сопли жевать да инфаркт на себя нагонять. Отнёсся к этому удару судьбы по-философски. А местами – по-бухгалтерски. И покровителей, и должников у него в разных странах ещё много было. Даже некоторые счета в иностранных банках так и остались нерассекреченными. Да что тут говорить: прежний начальник колонии с первого дня прибытия особого зека лично взял его на жирную заметку и своих самых опытных козлов за ним наблюдать приставил. А новый начальник, уже будучи наслышанным про Батю, не решился его прессовать.

Эх, давно бы уже Савельевич с кичи слинял, если бы не генпрокурор, который на бывшего замминистра очень ожесточился. Личная вражда между ними завязалась.

Впрочем, дядя Марат и на зоне устроился с комфортом. Был обеспечен всем необходимым. Барыгы и даже промоты (расточители, транжиры) зоновские – все пахали на общее под патронажем Бати. Самого резвого пахана от общака он быстро отстранил. Новую информационную сеть вокруг себя наладил. В каждом отряде своих «смотрящих» (старших) назначил, получив на это зелёную (одобрение) Мохнача – единственного вора в законе на зоне – и других авторитетов. В присутствии Бати любой из нас опасался слово ненужное произнести. Под стать этому и прикид у Савельича: лысоватый дядечка в очках, всегда чисто выбрит, одет опрятно и даже в дорогие одежды. Чем не Ленин в ссылке? И уж понятное дело, что рукоприкладства без повода наш вождь не одобрял. Ибо, как он выражался, физиономию уродовать без веской на то причины – дело дурное, много ума не требует, да и беспредел это. А за беспредел у Марата был спрос особый, поэтому и был Батя в милости у начальства. Нередко к нему кто-то из них даже за советом обращался.

За всё это быковатый, тупой Бурый недолюбливал нашего Батю. И побаивался, что тот видит его косяки насквозь. Но молчит до поры до времени…

Вот и тогда, когда Пашка хотел изувечить или ненароком грохнуть Антошу-Святошу, двоякое чувство было у Бура от мысли: как Марат на этого чудика – Иисуса местного – посмотрит?.. Наверняка, с пренебрежением, как на чокнутого. А если с одобрением, как на новую и даже прочную ниточку в контроле над зеками?.. Да и для начальства такой воспитатель-поп может оказаться выгодным. К тому же местный храм ещё неизвестно сколько лет будет на ремонт закрыт. А тут такой церковный кадр пропадает…

Бурому было на руку, что старик Мохнач месяц назад отошёл в мир иной, а Бати на зоне до конца недели не будет. Да и своего старшего он для нашего 9-го отряда ещё не назначил после Князя, освободившегося три дня назад. Короче, стала Мишу жаба давить: мол, просто глупо такую лафу не использовать, чтобы себя хозяином в отряде почувствовать.

А где был Батя? В Москве. Свидетельствовал на суде по делу одного из своих бывших подельников.

– Слышь, проповедник, – говорит Бур Антону, когда братки с его рта свои лапы убрали. – Для начала мы тебя отпускаем.

А иначе и не мог поступить Миша, ведь, по понятиям зоны, прессовать новичка в отряде можно только после получения зелёной от авторитетов. Но ещё больше он не мог сделать другое: отпустить «клиента» просто так, не поимев с него чего-нибудь.

– Только выполни моё условие: откажись от своей работы в прачке в пользу пилорамы, – сообразил Бур. – Мне впадлу часто в промзону лазить. Утомила она меня, шельма. Так что, малый, откажись. Всего лишь до конца недели. А хочешь – и до конца моего срока. Из сострадания к этому… к ближнему. Как Христос ваш все грехи на себя взял. Слабо?

Все ржут, как школьники в цирке, а Миша продолжает:

– Ты у нас молодой, сознательный и работящий, видать. Будешь деревяшкам свои проповеди толкать. Они тебя точняк послушают!

Блатняков от смеха зашкаливает. А наш проповедник за своё:

– Творец каждому его истинное место определяет, и не уйти от этого никому. Ибо свой крест на другого не переложишь. И уж тем более – на Христа. Он не грехи наши на себя берёт, а путь к очищению указывает. А иначе и быть не может для Спасителя…

Как только Антон после этого потока паузу сделал, чтобы дыхание взять, Бур неодобрительно сплюнул и лишь вставить успел:

– Ну, я надеюсь, ты меня понял, сын божий.

Но прежде, чем шайка Бурого отвалила, Антон начал следующий «канон»:

– Понимать и воспринимать – суть состояний разных. Истинно отцы святые учат…

Не научился наш Святоша от урока братков тому, чего от него хотели. Ох, не научился…