Читать книгу Светлые судьбы - Вивея Шы - Страница 1

Который час за окном словно море через сито цедили. Водопадом рябила вода на фоне вечернего пространства. Пэгги представляла, как вся эта районная лужа от ливня стекает в океан, а наполняющийся океан неумолимо подползает к ее дому и лижет фундамент. От мысленной картины до костей пробирала тоска. Особенно удручало, что завтра, в этот океан, Пэгги идти на работу.

«– …Мечтала бы ты о такой способности, которую сыграла в фильме?

– Я слышала, эльнёры¹ практикуют что-то подобное, что делает их буквально неуязвимыми к окружающему миру, и я думаю…», – беседовала кинозвезда с телеведущим в трансляторе.

«Хорошо быть неуязвимым», – Пэгги поправила на себе старый плед.

Женщина лежала на диване цвета болотной зелени, продавленном под ее тяжелыми крупными бедрами. На табуретке рядом с Пэг стояла тарелка с тремя маслянистыми треугольниками мяса в тесте. Пэгги кусала много и жадно, затем долго пережевывала.

«Уже все?», – взглянула она в тарелку. Остался один треугольник.

Пэг с грустью вздохнула. Непроизвольно покосилась на телефон сбоку дивана.

«Не звонит…»

Пугливо быстро оторвала взгляд и снова вздохнула. Чувства ливнем хлынули в нее, точно холодный дождь проник в ее дом. Пэгги почти испугалась, физически ощутив озноб.

Она посмотрела в транслятор.

«Только глянь, какой рыжий», – подметила патлы телеведущего.

Уловка с перебросом внимания сработала, и жадный прикус вернулся. Женщина проглотила пережеванное и алчно откусила от треугольника большой кусок. Масло потекло по подбородку.

Зазвонил телефон.

Пэг вздрогнула и загнанно огляделась, будто оказавшись в смертельной ловушке.

Телефон звонил! Звонил! Кто бы это мог быть!?

Внутри предательски затрепетала надежда, волнение и возбуждение, от которых стыдом загорелось лицо.

Пэгги усиленно зажевала дрожащей челюстью, приподнимаясь. Масло с подбородка капнуло на майку, еще не видавшую серьезных пятен.

«Хорошо, что не на плед», – пронеслась мысль.

Смирившись грязью, Пэг вытерла нижнюю часть лица ладонью, промокнула ее в майку и взяла ею же трубку. К уху поднесла прибор не сразу, понадеявшись, что звонящий бросил попытки дозвониться.

– Да? – осипшим голосом произнесла Пэгги.

В трубке молчали. Сердце Пэг изнывающе колотилось, готовое выпрыгнуть через ухо в телефон. Темная комната с сиянием транслятора затаила дыхание вместе с Пэгги.

В трубке раздалось:

– Мелёночек² мой, ты где ходишь? Что, так сложно до трубки дотянуться?

Это был голос матери.

Все трепещущее оборвалось, припало к земле вместе с холодным дождем. Надежда покрылась липким духом угнетения и стыда, отравляя кровь Пэгги. Громкий сбившийся пульс, казалось, эхом разносился по комнате.

Ну разумеется, это родители. Разве могла она думать о ком-то другом?

Могла. И думала. От осознания желудок окаменел.

– Пэ-эг?

Слезы навернулись на глазах от обиды. Пэгги перевернула трубку микрофоном вверх. За три попытки проглотила недожеванную еду. Затем хрипло ответила:

– Да, мам, я тут.

– Где ты ходишь, говорю.

– Я была в ванной.

Хороший ответ. Ведь вполне логично быть Пэгги в ванной, так как завтра рабочий день.

«Она была в ванной», – послышалось в трубке.

«И шо она там делала? Пыталась отмыть сальные наложения на теле? Или справиться без мужа?», – тихо, но отчетливо слышно прохрипел мужской голос.

«Да тише ты, она же слышит», – сказал голос матери.

Пэгги автоматично вперилась взглядом в картину, нарисованную ее теткой в минималистичном стиле. И с досадой поразилась схожести с картиной действительности.

В центре серел прямоугольный домик с тремя окошками и широкой трапециевидной крышей, как большая, нахлобученная на верх миска. Сверху домика волновалось тучное плотное небо. От домика, в светлый низ картины уходили сероватые следы, словно хранитель дома бросил его, и теперь лишь стены и крыша спасали дом от мира невзгод.

Раньше картина висела в спальне. Последняя картина, которую перед смертью нарисовала тетя. Каждый раз после родительского звонка Пэг шла на нее смотреть, представляя себя тем домом, крепким, закрытым. Это помогало.

Потом Пэгги перевесила ее к телефону. Чудесным образом стало проще терпеть родительские звонки, а терпеть их было необходимо для Пэг, чтобы родители держались на расстоянии.

Судя по шуму, трубку схватил отец.

– Как поживаешь, Пэг? – хрипел отец.

– Все хорошо, папа. Как вы там?

– У нас все нормально, Пэг. Только гребанный дождь все льет, как будто в сезон дождей его недолило.

«Как весна, так вечно не знаешь, чего ждать», – сказала мать.

Пэгги предположила, что отец махнул на мать рукой.

– Пэг, я тебе уже говорил о Корти?

Она глянула на картину.

– Пару раз точно говорил.

– Так чем же ты слушаешь, меленья башка? – громко заворчал отец. – Приезжай к нам, мы все тебе устроим. И свадьба будет как надо, погуляем все! А то, скажи, к чему вот это твое отшельничество? Как тетка передала тебе дом, так сразу стала чужой, – отец перешел на кривляющий тон, – «никому ничего не должна, сама себя обеспечивает…» И чем же? Сюсюкается с чужими детьми! А своих не хочет.

– Папа…

Пэгги осеклась. Слова вылетели из головы. Она убрала трубку немного от себя и продолжала пялиться на картину. Пыталась заново сосчитать пять уходящих вниз картины следов.

– Отделилась вон, живет одна в доме, а для чего и зачем? Я говорил уже тебе о Кортане, о Корти? Парень сильный, его мать при хозяйстве, и… – отец довольно кхекнул. – Корти, конечно, не богатый воображала, как у Элли, но это лучше, чем ничего! И семья появится, и отпрыски, сколько захочешь, хоть свой детдом открывай, личный. Больше не придется грустить одной в ванной! – отец гоготнул.

«Крыша большая, – думала Пэгги. – Она защитит…»

– Пэг! Ты слышишь, что тебе говорят?

– Да, папа.

С минут десять, а как для Пэгги – целый вечер, из трубки продолжали извергаться сплошные неприятности.

– Все, Пэг, нам пора, – неожиданно сказал отец. – Еще раз все хорошо обдумай!

– Да, папа.

– Мы тебя любим, мелёнок! – прокричала мать.

– Да, я вас тоже.

Желудок определенно отказывался работать, изводя Пэгги тошнотой и вбрасывая вверх пищевода кислый желудочный сок. Пэг осмотрелась по комнате в поисках косметички, в которой грудились таблетки.

– Навестим тебя сразу как появится возможность, – все исходил голос из трубки.

– Да, отлично, – сказала Пэгги.

– Конец связи, мелёночек.

Пэгги, наконец, положила трубку.

Она выключила транслятор. В полутьме прошаркала в кухню, по сути слитую с гостиной комнатой, где Пэг спала. Перегородочных стен не было, комнаты условно делила входная дверь посередине и коридор, ведущий далее к спальне, ванной и нише.

В кухне Пэгги выбросила оставшуюся половину мясного треугольника. Села у окна. И забылась в светлых окнах соседской семьи, наблюдая жизнь силуэтов в дождливый выходной вечер.

– – ◊ – -

К удивлению Пэгги, утром небо успокоилось, хотя и местами покрапывало. Светло-серые облака мерно уплывали на запад, и немногочисленные деревья на улице у тротуара легонько тянулись за ними.

Перед выходом из дома Пэг выпила таблетку от изжоги, от головной боли, дополнительно для желудка, а также витамины. Органы трещали, казалось, как изношенные тряпки. Голова болела, подташнивало. Пэгги держалась лишь за веру в быстродействие лекарств. На больничный надежды нет, она использовала все имеющиеся возможности. Да и бездействие, ровно как действие, мало чем помогало.

«Надежды больше нет, а песнь еще не кончилась. Все будет в свой черед, и здесь пока продолжим мы», – придумалась строфа, точно волна воздуха влетев в открывшуюся дверь.

Которая тут же захлопнулась.

Пэгги с грустью вздохнула. Быстрой угловатой походкой, укутавшись в вечный палантин с узором цветов, – и радостная, что сегодня укутывание логично, – она нацелено зашлепала по лужам на работу.

Незримо следил за ней тихий пригород, из домов в один этаж или скромных двухэтажных коттеджей. Впереди низко серели здания главной улицы на фоне бескрайнего неба с путающимся в облаках солнцем.

Знакомые безымянные люди и дети шли вместе с Пэг или навстречу. Они тоскливо узнавались ей и вновь забывались. Вначале, когда Пэгги переехала к тетке, каждый встречный был для нее вестником спасения. Символом удачного побега из прошлого мира и входа в новую жизнь.

Сейчас, когда тетки не стало, Пэгги чувствовала свое заключение в этом цикле лиц и коттеджей, встречи восходов и закатов по пути на работу и домой. Просторная тюрьма, открытая нараспашку в безвоздушном пространстве. Неизменное, спокойное, посмертное заточение, в меру комфортное, в меру убийственное.

Рабочее место Пэг располагалось в квартале от главной улицы, в Г-образном двухэтажном здании, где на входных дверях висела надпись «Администрация деннеского приюта».

Сам же детский дом находился ниже по улице.

Администрация была огорожена от других зданий забором со средний рост человека и тенилась в рассаде ветвистых деревьев. Летом. Пока что деревья только-только зацветали, и солнце светило свободно, облачаясь в ветвистый узор. Почти в любую погоду тут щебетали птицы, а сегодня звенчали с особенным усердие, отдаваясь в притупленной болью голове Пэгги.

Если звуки Пэг нервировали, то аромат коры деревьев и травы после дождя подействовал благоприятно. Перед тем, как зайти в здание, она остановилась, втянула в себя запахи свежего прохладного воздуха и улыбнулась.

«Наверное, все наладится», – решила Пэг.

Улыбка слетела с ее губ.

«Это таблетки подействовали, – она вздохнула без прежнего наслаждения. – Хочу чай».

С кружкой чая в руке, Пэгги осторожно отперла свой кабинетик, закрыла за собой дверь и прошла за стол. В спертом воздухе чуялся специфичный запах древних шкафов и лежащих в них папок с бумагами.

Немного подумав, Пэгги приоткрыла окно и вновь села. Бумаги на столе затрепетали. Пэг небрежно сгребла в кучу бумажный хаос на столе, оставленный на прошлой декаде³, и сбросила все в ящик стола. Вздохнув, отпила чая.

В дверь негромко постучали, но Пэгги все равно дернулась от неожиданности. Чай обжег ей губы, и из кружки немного пролилось на стол и палантин.

Лицо Пэгги исказилось страданием. Глубокой, тяжелой обидой. Из горла прозвенел стон высокой ноты, похожий на скулеж животного.

– Да-да, – достаточно тихо отозвалась Пэгги на стук двери.

Она присела на корточки, рассчитывая обнаружить салфетки в своем столе.

Так внезапно, как это обычно и бывает, с ног до головы ее обдало массой отчаяния. Склизкого угнетения, которое, если пытаться вымыть, въедается сильнее. Женщина буквально чувствовала эти сопли, свисающие с ее толстых ног, старого палантина, пшеничных распущенных волос.

«Я сама себе противна, – забылась Пэгги, вперившись взглядом в стол. – Зачем мне все это тело? Вся эта жизнь… зачем?»

– К вам можно?

Она едва расслышала.

– Да-да, – повторила она, нахмурившись. Забыла, для чего присела, рассматривая стопку салфеток. Зачем-то взяла одну из них.

Дверь в кабинет открылась, и за дверью распахнулось окно позади Пэг. В комнату дерзко ворвался свежий весенний воздух, подхватывая Пэгги в свой поток.

Она торопливо обернулась и поспешила закрыть окно.

Солнце высвободилась из-за облаков навстречу Пэгги, и яркие теплые лучи ослепили глаза женщины.

Пэгги отвернулась от окна и иронично усмехнулась.

«О, боже! Моя жизнь так ничтожна для мира!»

Ее грудь заколебалась точно от смеха, но из губ не вырвалось ни звука.

– Здравствуйте, – поздоровался вошедший тихим голосом.

Пэгги в страхе воззрилась на маленькую лужицу чая на столе. Она автоматически обмакнула в нее салфетку, не понимая, что делает. Наконец, опомнилась, кивнула и подняла испуганный взгляд на вошедшего.

Она обомлела. Гнетущие мысли как сквозняком снесло. Страх растворился в воздухе. Осталась лишь пустота и эхо воздушного потока в ушах.

– Я бы хотел пристроить мою девочку в ваш приют, – сказал незнакомец.

Спереди, уткнувшись в мужчину личиком, сидела в слинге девочка возрастом чуть более года. Сидела странно пассивно. Безвольно свисали ее светлые ножки, немного двигались ручки, как если бы она пыталась потрогать воздух. Пальцы мужчины бережно путались в ее черных кудрях, таких же кудрях, как у него.

«Неужто эльнёр?!»

В бессознательном любопытстве Пэгги всмотрелась в глаза пришедшего. В нежные, зачаровывающие, аметистовые меры. Одновременно хотелось подчиниться этим глазам и убежать прочь, скрыться от их странного внимания.

«Да, все же есть что-то удивительное в глазах эльнёров. А так, вроде, человек себе и человек…»

Никогда прежде Пэгги лично их не встречала. Что эльнёр делает в Деннесе? Осознание мурашками пронеслась по женщине и погрузило в озадаченность. Ситуация, как если бы к Пэг вошел двоюродный брат президента. С одной стороны и достойным себя чувствуешь при таком посещении. С другой же стороны не то, чтобы понятно, кто мужчина таков сам по себе и что ему понадобилось в кабинете Пэг.

«Девочка, верно, тоже эльнёр?»

– Ай! – Пэгги обожглась кистью о кружку с горячим чаем и отдернула руку. Дух романтики мгновенно упорхнул восвояси.

– Вы в порядке?

«Нет». Проклятое утро совершенно ее опустошило. Еще и эльнёры, ад их возьми.

– Да, конечно, – оклемалась Пэг. – Присаживайтесь, пожалуйста, – массируя пострадавшую руку, она смущенно улыбнулась и кивнула на кресло, стоящее перед ее столом.

Пэгги решительно сконцентрировалась.

– Как ваше имя?

Мужчина с осторожностью пристроил девочку у себя на коленях. Она вздернула свою головку и медленно протянула руки к лицу отца.

– Мое имя Иссу. Это моя дочь, Ваэхель. Я хочу узнать, как я могу оформить к вам Ваэхель? Что для этого требуется?

Пэгги вновь потерялась.

– Иссу… могу я вас так называть? – она получила короткий кивок. – Позвольте узнать, почему вы хотите отдать свою дочь в детский дом?

Да, он эльнёр. Пэг ничего толком не знала о них и их эксклюзивных заскоках в голове. Но наверняка же у них не принято оставлять детей в приютах? Так что вопрос казался логичным, также учитывая первое впечатление от мужчины, трезвого, спокойного, мягкого… слабого. Пэгги решительно осмотрела его лицо, болезненно бледное, с отчетливыми синяками под манящими глазами. И поняла.

– Я умираю, – сказал он.

Пэгги закивала стыдливо разгоряченным лицом.

«Провалиться бы под землю, да фундамент крепкий», – словно насмешка, влетели строки в голову.

Пэгги открыла рот, чтобы спросить, однако увидела, что Иссу недоговорил. Он так же раскрыл губы и молчал, реагируя на побуждение Пэгги.

В кабинете букетом расцвела парализующая тишина. От ее плотности у Пэгги напряженно вибрировала кровь, а душа отрывалась от тела, как эфирная волна, сливающаяся с чем-то большим, чем понимала Пэг.

Ваэхель сжала кулачки и начала хныкать. Не громко. Жалобно так, как если бы плакал взрослый, не в силах удержать боль внутри, но не желая нарушать тишину. Так почувствовала это Пэгги. Ваэхель повернулась очертаниями детского профиля к женщине. Медленно прижала кулачки ко рту, будто стараясь его прикрыть.

Иссу стал мягко поглаживать девочку по лицу, волосам и напряженным рукам.

Пэг объял теплый кокон волнения. Она заерзала на месте. Ручки кресла впивались в кожу широких для кресла бедер. В мучительном томлении Пэгги представлялся диван и сон на нем. Мягкий, долгий сон, уводящий от всех проблем и мыслей.

Иссу внимательно и чуть тревожно наблюдал за Пэг.

– У меня осталось мало времени, – на лице Иссу мелькнула тень улыбки. – Я больше не могу искать. Что мне нужно, чтобы оформить дочь в ваш приют?

Хотелось сказать что-то особенное для Иссу, но слова строптиво расползались перед вниманием Пэг. Он смотрел на нее со спокойной тревогой, с кротким страхом, точно въевшимся в напряженные черты лица.

Пэгги нервно поправила палантин, поерзала на месте. Затем вытащила бланк для заполнения и положила на стол перед Иссу.

– Полагаю, у вас нет родственников, которые могут претендовать на опеку над девочкой?

– Нет.

Он аккуратно подсел к столу боком и всмотрелся в предложенные страницы.

– Вам нужно заполнить бланк.

– И все?

– В данном случае да. В течение трех дней вас пригласят для составления медицинской карты девочки.

– Можно сделать все за сегодня?

– Сегодня? – переспросила Пэгги. Внутри нее все смялось от неловкости, сложилось в кучу и потянуло к состоянию небытия.

– За сегодня никак не получится.

Она помычала немного. Чтобы не было паузы, пока храбрилась спросить.

– Оформление всегда занимает где-то декаду. Но… – осипшим голосом спросила. – Вас это устраивает?

Иссу медленно и рассеянно прошелся пальцем по бланку. Пэгги откашлялась.

– Если вы не уверены, – хрипела она, – можете оставить Ваэхель сегодня. У нас есть детская комната, я договорюсь с нянечкой…

– Нет. Все не так плохо… – коротко ответил он, поднял глаза и вежливо приулыбнулся Пэгги. – Скажите, Ваэхель во всяком случае примут?

Ваэхель угасающе поскулила и, замолчав, непонимающе глянула вбок. Прямо на Пэгги. Ее взгляд был не по-детски пытливым. Глаза, влажные от слез, но не расстроенные. Ручки сжимались и разжимались ритмичными плавными движениями, словно та владела телом лучше взрослых.

– Есть две причины, почему ее могут не принять: болезнь и замедленное психомоторное развитие. При болезни ее отправят в больницу для соответствующего лечения, и когда она поправится, опять рассмотрят ее оформление. Если девочка замедлена в развитии… – как зачарованная, Пэгги не отводила взгляд от Ваэхель. – Тогда ребенка отвезут в специальный приют. Девочка должна сдать анализы и посетить детского психолога, тогда будет ясно.

– Ваэхель – здоровая девочка, – сказал Иссу ребенку.

Ваэхель радостно пискнула.

Пэгги нервно усмехнулась и волнительно прошлась сухим языком по губам. Тело горело изнутри, его лихорадило от духоты прохладного проветренного кабинета, духоты мнимой, но такой реальной. Как же мало пространства в этих стенах, как она раньше это выносила!

Иссу всмотрелся в бланк.

– Нужно заполнить все графы. Что не знаете, пометьте выделителем с обратной стороны ручки, мы с вами позже разберем, – женщина протянула ему ручку и внезапно, ласково обратилась к девочке. – Ваэхель, тебе здесь будет хорошо, будь уверена.

Ваэхель тут же обрадовалась и задрыгала ножками о спинку кресла.

Иссу взял у Пэгги ручку. На мгновение их пальцы соприкоснулись. Женщину передернуло от холода этого человека, влажности его пальцев. От его вида, его странности. От неуловимого, устрашающего и необычайно притягательного запаха травы в тумане.

Невыносимо маленькая комната. Будто в гроб с мертвецом заперли…

Паника ворвалась в сознание Пэгги.

– Вам принести чего-нибудь? Воды, чаю? – резко поднялась она со стула.

– Нет, спасибо.

– А я, пожалуй, не откажусь. В горле пересохло, – Пэгги усмехнулась, отходя к двери. – Я скоро вернусь.

Забыв свою единственную кружку, наполненную чаем, Пэгги буквально выбежала за дверь и быстро направилась на улицу.

А там торжествовал прохладный, влажный воздух. Кроткий ветер трепал верхушки ветвистых деревьев. Смиренно щебетали и пищали птицы. Сладостно пахло травой.

И новое ощущение болезненно капало в Пэгги и разливалось по всем ее чувствам. Лекарство или яд? Как обесценившуюся валюту смещала боль нового ощущения изжогу, головную боль, слабость. Все, что сезонными кругооборотами копила в себе Пэгги. Замещало нечто более ценным, но не подъемным.

Яд или лекарство?

– – ◊ – -

Дома она обессилено легла на диван в обуви и рабочей одежде, не включая свет. Взгляд намертво уперся в темный потолок, испещренный трещинами.

«Зачем же я пошла работать… туда?»

Да ясно, зачем.

Ведь у нее есть старшая сестра. И пять младших братьев, которых она с сестрой воспитывала. Ведь родителей крала фермерская работа и, верно сказать, суетливость, в особенности свойственная матери.

Но желали ли родители Пэгги? Ее сестру? Братьев?

«Я не знаю…»

Весомую часть своего детства Пэгги потратила на уход за детьми своих родителей. На возможность дать им то, в чем сама остро нуждалась, – Пэг осознала это после ухода из родительского дома.

Чувство нужности этому миру. И немного чуткости, внимания и любви.

Ну хорошо, бог с родителями, дети семью не выбирают никогда.

Да и что Пэгги? В жизни не голодала и не страдала от насилия. В постели было тепло, а остальное позабудется, уляжется.

«Но разве так сложно понять, что хочет каждый ребенок?»

Пэгги упрямо прыснула, нахмурившись.

Тут и возник детский дом. Ведь оставленный, одинокий ребенок нуждается в том же, в чем и семейный собрат. И нянечка Пэгги, милосердная к брошенному ребенку, все это уже знала.

Однако то, в чем нуждалась Пэгги, видела лишь ее тетка.

«Ты сможешь, солнышко, – обернулась тетка, сидя за мольбертом. – Все хорошо. В этом доме ты можешь быть собой».

Пэгги никто и никогда такого не говорил.

Когда ей исполнилось девять лет, она самозабвенно написала свой первый, неуклюжий, трепетный стих. Пэг принесла его маме, ведь отец часто бывал резок. К матери у нее частенько теплилось доверие.

– То, что ты описываешь, устроено по другому, – сказала низкорослая, беременная последним ребенком мать. Она вернула Пэгги листок. – Ты совсем ничего не понимаешь, а куда-то лезешь!.. – она вслушалась. – О, мелёночек, твой брат плачет, слышишь? Иди-ка посмотри, в чем дело…

Жизнь пошла проще. Причин уничтожить следы возникающих рифм с избытком хватало на каждый прецедент.

Вот прозу взрослая Пэгги писать пыталась, ее тетя знала об этом, – странный, чудотворящий человек! Будучи художником, она стремилась замечать прекрасное даже там, где его быть не могло!

– Конечно, – отвечала она. – Есть же цветы, которые прорастают в камнях! Да, в зародыше цветок видит камень. Но вырастая, он открывает для себя иной мир, где может расцвести.

Со смертью тетки обрела свой конец вера Пэгги в себя.

Год спустя после траура Пэг встретила высокого, безумно очаровательного мужчину с притягательными изъянами. Самым притягательным была его необходимость… в ней. В Пэгги.

И влюбленность ошпарила Пэг. Принудила трепыхаться больные крылья и желать чего-то большего, чем есть. Вырасти из камня, раскрыться!

Мазью от ожогов, направлением и видимым результатом, – что да, она жива, она растет! – стало созидание стихов. Того, что она не позволяла себе никогда прежде того первого раза.

Пэгги достигла нового этапа своей жизни, где она смогла преодолеть саму себя. Имя новому началу было – любовь, царящая над всей землей.

На второй год отношений Пэгги узнала, что он женат. А также, что ее привязанность, зацикленность на нем овладели ею настолько, что она не может его отпустить.

Они продолжали встречаться. Лезвием новой надежды Пэгги выколола себе глаза объективности, рассчитывая на его любовь. Надежда заставляла искать всевозможные узелки, которые можно потуже затянуть.

Этим узелком она увидела рождение ребенка… от него.

Она забеременела. Узнав о том, Пэгги так и не поняла, обрадовалась она или огорчилась.

Но теперь она должна родить. Не об этом ли она мечтала? Счастливый ребенок, счастливая семья…

Еще не семья.

С отцом ребенка чересчур страшно поговорить. Рассердился бы он? Остался бы равнодушным?

«Он меня не любит», – шептал запретный голос, после которого губы не могли произнести ни слова.

«Он меня бросит».

До признания о будущем счастье дело так и не дошло. Все… оборвалось.

Лишь в больнице, заплаканная, шокированная и безумно несчастная, она рассказала обо всем мужчине.

Он решительно прервал с ней все отношения, выбрав свою семью. Заявил, что так следовало сделать давно.

– Ты прав, – единственное, что удалось выдавить Пэгги из окаменевшего горла.

С тех пор прошло полгода. Больше она его не видела и почти научилась о нем не думать. Лишь изредка вечерами, когда слабость одиночества пересиливала, чаяние прорывалось сквозь броню домашней тишины: вдруг он позвонит?

Пэгги потолстела. Опустошенная, перевелась из работы нянечки в администрацию, – ближе к сухим бумагам. Нечего ей больше дать детям.

Работа вызывала в ней неоднозначные чувства, являясь и спасением от себя, и тем же наказанием. Стихи, написанные во время влюбленности, Пэг в итоге сожгла. Перестала пытаться писать. Вообще пытаться.

«Что могу, то делаю», – говорит она себе.

И делает то, что может.

– – ◊ – -

Утро выдалось теплым и солнечным.

Пэгги не хотела идти на работу. Да, как и вчера. Как и позавчера, что тут скажешь.

Сегодня Ваэхель назначено психологическое обследование. И Пэг вновь встретит его. Тихого, кроткого Иссу. Бледного, умирающего отца с сидящей у его груди дочерью. Дочерью со странными повадками.

И отец будет ласково гладить ее по черным, как у него самого, волосам. И думать о ней больше, чем о себе.

Запах ее тела донесся до Пэгги из блузы не первой свежести. Не первой, но самой свежей из оставшихся. Неуклюже надевая ее, Пэгги замерла в почти физическом ужасе.

Безмолвное, отчаянное желание высовывало свою морду из укрепленных стен сухости и неприступности. Как инородное тело, оно разделило чувства Пэгги на кошмарный контраст, где она всем своим естеством не желала встречи с Иссу… и ожидала, предвкушала, хотела вновь дотронуться до воздействия неизбежного, конечного мгновения. Вновь почувствовать пленительные чары уходящей жизни, проходящих чувств.

Время.

Пэгги застенчиво напялила палантин, надеясь скрыть запах блузы и немного себя, затем поспешно вышла из дома.

Пот прошиб излишне закутанное тело, но Пэгги настойчиво не снимала палантин. Деревянной походкой, словно гонимая теплым ветром кукла, она сокращала расстояние от дома до работы. Ее взгляд вперился в ноги, яркое солнце слепило глаза. Тем не менее она периодически оглядывалась, чтобы удостовериться, что она не топчется на месте.

– Здравствуй, Пагги! – окликнул ее женский голос.

На противоположной стороне дороги оказалась ее соседка, живущая справа от дома Пэгги. Обратившись к Пэг, она остановилась, резвой ездовой скача на месте. Здоровый позитив паром исходил из каждого ее движения. Спортивное подтянутое тело блестело влагой в лучах солнца. Соседка легким движением отерла пот полотенцем с лица.

– Хорошо выглядишь! Бодренько! – продолжала она, обращаясь к Пэгги. – Но надо бы тебе заняться собой. Я вот решила бегать. Не хочешь присоединиться?

Пэгги никак не могла понять: по своей натуре соседка такая непринужденная, или она таки полна лютого презрения к Пэг? К ее полному страшному телу, не перспективной работе, одиночеству?

Все плохо.

– Я должна идти на работу, – ответила Пэгги, ускоряя шаг.

Хотела улыбнуться, а получилось нечто вроде гримасы отчаяния без надежды на положительный исход. Наверное.

– Женщине должно любить себя! – громко проскандировала соседка. – А все остальное приложится, вот увидишь! – она побежала, крича напоследок. – Присоединяйся, как решишься. Полюбить себя возможно!

Пэгги начало лихорадить от негативных мыслей. Солнце ехидно освещало перед всеми гадкую, никчемную сущность Пэг. Сущность, которой не было места в мире. Ведь все вокруг пыталось от нее избавиться, от любых ее проявлений, от всяких ее чувств.

«…никому не нужная…»

Лицо Пэгги дрожало, веко правого глаза дергалось. Ее мутило. Жар крепко сковал тело.

Пэгги дошла до ограды администрации.

Прошла мимо, прочь, игнорируя слезы, стекающие на палантин.

«Уйти так далеко, как только можно. Потеряться. Умереть…»

Из-за ближайшего угла, к которому подходила Пэгги, послышался радостный детский восклик. Пэгги чуть притормозила, предчувствуя встречу. Все прошлые чувства и ощущения точно застыли. Она боялась вздохнуть.

Да. Из-за угла вышел Иссу. На его груди была Ваэхель. Иссу мягко улыбался. Его напряженные прежде черты лица были спокойны. Он поглаживал дочь по спине.

Пэгги встала как вкопанная. Слезы струились непрерывным потоком.

«Стоит вытереть», – но руки не поднимались.

Иссу заметил ее.

Тихое, весеннее утро было залито солнцем. Ветер нежно трепал волосы и тонкие ветви деревьев. Ваэхель тихо и довольно издавала всякие звуки, будто экспериментируя со своим голосом.

Иссу не прекратил улыбаться, наблюдая за Пэгги.

– Уверяю вас! Если бы Ваэхель не начала радоваться за мгновение до нашей встречи, вы бы не отличили мое лицо от вашего, – сказал он.

Пэгги неожиданно для себя рассмеялась. Она в мгновение утратила негативное нагноение, преследующее ее. Большая, толстая туша, угнетаемая своей головой, превратилась в стремительный воздушный шарик, поддавшийся ветру и воспаривший в небо.

– На людях не принято плакать… – прохрипела она, но осеклась. Это не то, что она должна была… или хотела сказать.

– Никто не заметит, – ответил Иссу.

– Возможно.

Тяготы вдруг перестали быть такими плотными и реальными. Как без следа рассеялся тягостный мрак. Возможно ли так быстро? Правда ли это?

– Я так полагаю, вы ко мне? – спросила Пэг.

– Именно к вам. Случайности в этом мире восхитительно не случайны!

– – ◊ – -

– Девочка здорова, – заявил приютский терапевт Пэгги и отдал ей результаты анализов Ваэхель. – Ее реакции в норме.

– Значит все в норме? – переспросила Пэгги.

– Единственно что, – обратился он, – хочу отметить, что зрачки у девочки неестественно сужаются и расширяются. Возможно ее стоит сводить к окулисту. Но не думаю, что это как-то влияет на общее состояние. Мое заключение положительное.

Пэгги вышла из кабинета терапевта и кивнула Иссу.

– Ваэхель здорова, – сказала она.

Иссу улыбался. Пэгги поглядывала на него украдкой.

«Человек как человек», – вывела она и сама невольно улыбнулась.

В кабинете психолога Пэгги похмурела, следя за каждым словом и движением специалиста. Психолог задал вопросы Иссу. Понаблюдал за Ваэхель, опущенную на ворсистый ковер в окружение игрушек. Та сидела на месте и с удивлением тянулась к ним, однако не пыталась к ним подползти.

Затем, психолог говорил с Ваэхель. Протягивал ей и забирал игрушки. Просил сложить игрушки одного цвета в кучу. Показать на большую игрушку, показать на маленькую. Указать на нос, глаз…

Кожа Пэгги покрылась мурашками. Да, она действительно волновалась. И хотя оставались силы не подавать виду, внутреннее волнение крюками впилось в ее мышцы, предвещая ужасы боли от их избавления в будущем.

Пэгги совершенно очевидно, что Ваэхель отстает в психомоторном развитии. Что есть вероятность психического заболевания. Что ее отец умрет. И его дочь попадет в спецдетдом. Если повезет, с ней будут обращаться бережно, будут лечить, и вырастят добрую, чудаковатую женщину, способную жить в мире. А может не повезти. Кто знает, какие умыслы могут быть у людей на ребенка-эльнёра, за которого некому заступиться? В древности на континенте Ибхир эльнёров казнили за само существование. Кто знает, какой человек, быть может, удочерил бы ее? Повезет или нет…

«Перестань волноваться», – умоляла она себя.

Зачем волноваться? Ведь все живое для нее и без того умирало, а внутри осадком громоздились отравленные иллюзии счастья либо безумные надежды на избавление. Или молитвы о недостижимом равнодушии к бросившему ее с рождения богу.

Иссу близко наклонился к забывшейся, сжатой и хмурой Пэгги, что та встрепенулась. От его лица повеяло влагой и низкой температурой, а запах кожи походил на аромат свежескошенной травы. Пэгги чутко приподняла брови, готовая слушать, а сама сконфузилась в стыде и страхе, крепко сжав в кулаках палантин.

– Пэгги… Как вы считаете, могу я надеяться, что Ваэхель попадет в хорошее место?

Из горла пыталось вырваться «нет». По всем пунктам «нет». В мире не существует хорошего места.

Пэгги смотрела на Иссу.

«Хотелось бы мне тебя ободрить». Ободрить просто, по-человечески. Словно бы он умирал не в одиночестве. И вовсе не умирал. И нечего ему бояться за себя и девочку. Все мы в безопасности, и никто не брошен.

Локон кучерявых волос спал на глаз глубокого, мягкого цвета аметистового заката.

– Я не могу знать, Иссу, что скажет психолог, – ответила Пэгги. – Но уже завтра будут результаты, и мы все с вами узнаем.

Она проводила Иссу с девочкой на улицу и попрощалась. Иссу помахал ей ручкой Ваэхель, и та счастливо заурчала.

А Пэгги все не покидала назойливая мысль, как осиный рой следующая за ней: «надо было ответить по-другому». Например, что психолог наверняка даст добро. Что надежда есть всегда. Что девочка точно попадет в хорошее место…

«Да. Надо было сказать по-другому».

– – ◊ – -

Так она и знала. Тело Пэгги настолько отяжелело, что стул под ней должен был треснуть, а она, каменная глыба, провалиться в самые недра земли. Ее затошнило. Голова тихо ломалась изнутри.

Пэг отложила результаты Ваэхель и поняла, что забыла вчера поесть. И сейчас у нее нет аппетита.

– Где же вы, Иссу, – в полумраке кабинета произнесла Пэгги, когда до конца рабочего дня оставался всего час.

Не долго думая, она подтянула папку Ваэхель и стала искать адрес. Они жили недалеко. Пэгги решительно встала из-за стола и направилась к двери.

Навязчивый холодок пробрал ее насквозь. Все это время она боялась, что то самое уже случилось. Пэгги закрыла глаза и увидела в темноте Иссу. Мурашки пробежались по коже, волосы на руках вздыбились.

– Следовало ответить иначе, – почти плача, прошептала Пэгги и направилась в кабинет начальницы.

– Я отойду на полчаса, – сипло сказала Пэг начальнице, худой рыжеволосой даме в прямоугольных очках, застрявшей где-то между зрелостью и старостью.

Та оторвалась от бумаг и снисходительно улыбнулась. Сняла очки и обстоятельно вздохнула.

– Пэгги… – вкрадчиво произнесла она.

«Не отпустит, – еще с улыбки поняла Пэгги, и в груди вскипело едким чувством. – И правильно. Я стала слишком сентиментальной. А Иссу, возможно, чувствует себя очень слабо. Так, он отлежится и, может, еще успеет прийти. Или завтра…»

В этот момент Пэгги услышала мужские шаги, отчего ошалело выскочила в коридор.

– Пэгги! – строго позвала ее начальница.

По коридору шел бравый незнакомец. На его руках сидела Ваэхель, Пэгги сразу ее узнала. Девочка крутила головой, однако взгляд был направлен вверх.

– Я никуда не пойду, извините! – поспешно кинула Пэг начальнице и захлопнула дверь кабинета.

– Пэгги! – уверенно воскликнул незнакомец. Так, будто они с Пэгги вместе под стол ходили.

– Я друг Иссу. Мы с Ваэхелькой пришли узнать результаты.

– Пойдемте, пожалуйста, за мной, – сказала Пэгги.

– Что скажете? Фиолетовые глазки готовы радовать наш приют? – спросил мужчина, входя следом за Пэгги в кабинет.

Женщина взяла папку с результатами и протянула их незнакомцу. Почти сразу ее рука опустилась. Пэг рассеянно открыла папку, полистала дрожащей рукой, затем закрыла и положила обратно на стол.

– Нет, сожалею, – сказала она.

Дыхание сбилось, слова терялись в горле.

– Ваэхель отстает в психомоторном развитии, и… у нее выявлены симптомы психического отклонения, хотя эта графа под вопросом. Но чтобы сказать наверняка, нужно понаблюдать за ней дольше.

– Угадай, Ваэхель, кто у нас чудо-ребенок! – игриво сказал он девочке.

Ваэхель вперилась в него очумелым взглядом. Мужчина издал ртом клацающий звук и сказал:

– Что ж. Как бы то ни было, Ваэхель остается с вами. Забрать с собой я ее не могу.

Сердце Пэг оцепенело.

– Что с Иссу? – через силу спросила она.

– Иссу больше не придет, – ответил незнакомец.

Он ушел. Теплая Ваэхель сидела на коленях Пэгги. Девочка, казалось, еще не заметила женщину, уткнув удивленный взгляд в угол справа от себя. Ее зрачки расширялись и сужались, словно что-то происходило в том забитом шкафами углу.

Пэгги сидела с ней, не шевелясь, апатично наблюдая за Ваэхель. Голова гудела от пустоты.

– Вот и ты осталась одна, – грустно усмехнулась Пэгги.

Странные ясные глаза Ваэхель с недетской уверенностью сконцентрировались на женщине. Пэгги испугалась и уже собралась резко отсадить от себя ребенка… но затаила дыхание и замерла.

Девочка медленно исследовала ее лицо. Потянулась к лицу ручками и сжала щеки Пэг своими ладонями. Пэгги податливо наклонилась на ее детский натиск, и Ваэхель коснулась влажными губами чуть выше губ Пэгги.

Затем отпрянула и громко, радостно защебетала, точно желала всем возвестить о внезапно обретенном счастье.

– – ◊ – -

На полу между диваном и транслятором повсюду валялись комки салфеток. Пэгги устало вытерла слезы, высморкалась и кинула еще один комок.

«Все изменилось».

На эту мысль хлынуло явственное ощущение огромного, неподвластного Пэгги механизма, перемалывающего ее неподъемными деталями.

– Иссу, – протянула она.

«Почему я произношу это имя?»

Испугавшись, Пэг глубоко вздохнула. Как в стиральной машине заклубилась в животе тошнота, и комок паники подкатился к горлу. Пэгги привстала и панически огляделась вокруг.

«Я избранный, и только мне по силам одолеть злодея!» – провозгласил супергерой из мультфильма в трансляторе.

«Да, он сможет, он наш герой!» – напевно подхватила толпа нарисованных человечков.

Пэгги уставилась на светящийся экран и следила за происходящим, пока не стихла тошнота и тревога.

– Все это не мое дело. Уж я-то не избранная. Все решено за меня и без меня. А мне нужно отдохнуть, – вслух проговорила себе Пэгги чуть громче, чем хотела.

«Да, я и без того себя плохо чувствую…»

Она сделала минимальную громкость в трансляторе и шумно отвернулась к спинке дивана, решительно намеренная уснуть.

– – ◊ – -

Обгоняя сонных людей, Пэгги неумело бежала по тротуару.

«Я хожу быстрее, чем бегаю, остановись уже».

Пэгги угрюмо представила, как ее жир шатается из стороны в сторону при беге. Как потрясываются ее раскрасневшиеся пухлые щеки. Как по-дурацки она хватает воздух ртом, и капля пота стекает на губы.

«Хорошо хоть свежо на улице». Ветер приятно охлаждал разгоряченное тело.

Пэгги ощупала свои влажные руки. Она вдруг поняла, что забыла надеть палантин.

Неуверенность пронзила ее со всех сторон. Правая нога подвернулась, и Пэгги резко оказалась на земле. Пэг цвыркнула, осмотрев поцарапанные ладони, поднялась и автоматически повернула домой.

– Ваэхель, – сказала Пэгги. Вновь повторила.

Она развернулась и торопливо потопала деревянной походкой мимо домов, мимо администрации. Прямиком в детдом.

«Только бы успеть! Только бы успеть!»

Сердце гулко выстукивало ритмы в ушах, что Пэг чувствовала себя несколько оглохшей.

Однако перед детской комнатой из-за двери она ясно услышала радостный пронзительный вскрик.

Пэгги осторожно открыла дверь. В комнате была одна Ваэхель. Она стояла в кроватке, опираясь на перегородку, и с детской восторженной улыбкой смотрела на заходящую Пэгги.

– Ты это мне радуешься так, мелёночек? – удивилась Пэг, оглянувшись.

Глаза Ваэхель следили именно за ней. И, словно в подтверждение, девочка вскрикнула что-то вроде «Да!» и потянулась к Пэг.

Пэгги опомниться не успела, как оформила все документы на опеку Ваэхель и получила разрешение начальницы брать девочку с собой в рабочее время.

– Ты можешь себе это позволить, – сказала начальница Пэгги. – Будешь примером для посетителей.

Никогда прежде Пэг не ощущала такой поддержки со всех сторон. Казалось, она незаметно для себя согласилась на что-то действительно значимое для вселенной.

Уже через декаду Пэгги получила разрешение забрать Ваэхель домой.

– – ◊ – -

«Для Ваэхель полы должны быть чище», – решила Пэгги и пошла драить полы в кухне и гостиной.

Ваэхель тем временем спала в спальне. Чудесным образом Пэгги преодолела себя и расчистила комнату для их жизни, перебравшись туда спать вместе с ребенком. Прежде она не заходила в спальню без непременной надобности и даже побаивалась ее.

Там спала и умерла во сне ее тетка.

Пэгги подняла взгляд от тряпки и посмотрела на картину в гостиной. Чудная Ваэхель иногда вставала перед ней спиной, наклонялась и глядела на картину между ног, вверх тормашками.

Пэг медленно поднялась с пола. Подошла к дивану. Встала спиной к картине. Уже собралась наклониться в не общественную позу, как выпрямилась в испуге и вслушалась.

Да.

Это звук. мотора. родительской. машины.

Кровь прилила к голове и без специальных поз. Пэгги бросилась к окну.

Все ясно. Улучив выходной, семья Пэгги нагрянула в ее дом без предварительных любезностей, как им то свойственно.

«Да чтоб вас всех..!». От потрясения Пэгги чуть было не сунула себе в рот руку в грязной перчатке.

Первыми из машины вылезли худые и вытянутые отец и старший из братьев, Полки. Затем высокая и объемная сестра Элли. И ширококостная мать, ниже всех перечисленных минимум на голову и толще в обхвате. Также с семейством прибыл Рык, большой косматый пес с влажной, спутанной и местами грязной шерстью.

Адская духота внезапно овладела Пэгги в прохладной комнате. Коленки затряслись, бессилие распространилось по крови во все члены тела.

В звонок зазвонили, в дверь застучали, на дверь залаяли. Верно, настал апокалипсис, и попасть в этот дом – вопрос выживания.

– Пэгги, мелёночек, как же мы рады тебя видеть! – мать щедро облобызала щеки Пэг. От нее несло старыми тряпками, смоченными в сомнительном парфюме.

– Как жизнь, кобылка? – похлопал Пэгги по плечу отец. С их прошлой встречи его лицо пополнилось морщинками и самодовольством. Как и прежде, за левым его ухом белела самокрутка.

Брат бросил на Пэг пренебрежительный взгляд и по-хозяйски протиснулся в дом с таким выражением, словно сейчас же готов предъявить сестре весь свой жизненный опыт.

– Да ты целый проход собой закрываешь, – проворчал Полки. – Тебе, наверно, еще больше дом надо. И двери больше.

Полки завсегдатай родительского дома и всевозможных поездок, потому что в доме его жены, тещи и дочерей царил матриархат.

Пэгги быстро зашла в дом вслед за братом. Она вспотела от физической работы, а теперь начала потеть от волнения.

– Я помыла полы, Рыку сюда нельзя! – почти истерично заявила Пэг.

– Я не могу закрыть его в машине, там стекла нет, он убежит, – ответил отец.

– Так зачем вы его взяли с собой?!

– Он сильно просился, – сказала мать так, будто очень странно спрашивать о таких вещах.

Туша Рыка торжественно ворвалась в дом.

Пэгги бессильно раскрыла руки. Детские обиды вскипели и слезами подкатили к глазам. Пэг сглотнула и сильно нахмурилась, втянув верхнюю губу.

– О-о-о, Пэг, какая ты молодец, такая хозяйственная! – воскликнула мать, когда Рык суетливо топтался грязными лапами у ведра с водой.

– Да, мам, – сказала Элли, оглядывая средства уборки сестры с очевидным пренебрежением. Элли была замужем за предприимчивым художником и жила в большом доме со слугой.

– Пэгги, у тебя есть что похавать? – сходу спросил отец, захлопывая дверь.

– Иди узнай, – сказал ему Полки.

– Ты чего тут умничаешь? – наставительно напала на него мать. – У Пэгги свое хозяйство, ее дом…

– Да теткин это дом, а не Пэгги!

Полки бухнулся на диван, нашел пульт и включил транслятор. Рык возбужденно подбежал к Полки и сел к его ногам. Сестра села в рядом стоящее кресло и с недоверием посмотрела на теткину картину.

– Тот картины рисует и продает за тысячи, а один в один, что его картины, что ее. Никакой уникальности, – Элли как бы обратилась к брату, но тот ее не услышал.

Да, Элли не любила искусство.

Мать схватила отца, направляющегося к холодильнику, и принялась ему доказать, почему не стоило так быстро лезть в холодильник Пэгги.

Не зная, как оборонить дом со всех пяти сторон, Пэгги надеялась упасть в обморок.

– Что это за звук? – вдруг спросила мать, держа отца за верхнюю часть руки..

– Я телик включил! – равнодушно откликнулся Полки.

– Тебе все время что-то мерещится, – гнусавым голосом протянул отец, а после вырвался из ее руки.

Пэгги живо встрепенулась и глянула в сторону спальни. Перед приездом родителей Пэг убрала в один мешок все игрушки Ваэхель, раскиданные по полу. Все, что напоминало о девочке. Поэтому она умудрилась забыть о ней!

Пэгги точно обрела второе дыхание. Она сбросила с рук перчатки и направилась в спальню, пока ее мать подошла к окну, наверняка полагая обнаружить где-то поблизости ребенка.

Ваэхель жалобно похныкивала в кроватке, вытирая слезки кулачками. Ее разбудили раньше времени. Однако Ваэхель расцвела и заулыбалась, увидев Пэг.

– Ты ж мой свет, а мы тебя тут будим все, – ласково сказала Пэг и взяла ее на руки. – Как же лучше представить тебя, малыш?..

Ваэхель взглянула на Пэгги со всей своей детской непосредственностью, словно говоря: «Все ведь легко, иди и покажи меня!»

Пэгги поправила выбившиеся черные кудряшки и погладила девочку по голове. Как он. Пэг судорожно вздохнула, обняла Ваэхель и понесла из спальни.

Мать увидела ее первой и заявила на всеуслышание:

– Я все всегда четко слышу!

И тут же спросила.

– Мелёночек, чей это ребенок?

Пэг стояла в коридоре, в котором изначально их с Ваэхель видела лишь мать. Полки подорвался быстрее отца и сестры. В движении он выглядел озабоченным, но достигнув места с нужным обзором, мгновенно сделался равнодушным.

– Это не ее ребенок, – авторитетно кинул он и неспешно поплелся обратно на диван. Взбудораженный Рык неуверенно последовал за ним.

– Хотя это бы объяснило, почему кобылка так уплотнилась, – подметил отец и пошел вслед за матерью к Пэгги.

Пэгги повернула Ваэхель в полуоборот к родителям. Девочка без интереса за секунду осмотрела родителей Пэг и уткнулась ей в шею.

– Что это? – нахмурилась мать, заглядывая в лицо Ваэхель.

– Ты что, ребенка без мужика завела? – поморщился отец, а после засмеялся короткой очередью.

– Мелёночек, а ну-ка скажи мне, мне показалось или действительно у девочки фиолетовые глаза?

Пэгги растерялась от вопроса. А Ваэхель будто намеренно закрыла глаза и не открывала их.

Элли недоверчиво приблизилась к родителям и Пэгги. В коридор вновь выглянули Полки и Рык.

– Фиолетовые глаза? Ты, мать, на какой планете живешь? – ехидно спросил отец.

– Не толпитесь, пожалуйста – попросила Пэгги ровным голосом. Затем кивнула. – Да, у нее особенные глаза.

– Так она эльнёр? Откуда она у тебя? – полюбопытствовала Элли, аккуратно протянув руку к Ваэхель.

– Что еще за эльнёр? – недоумевал отец.

– Надеюсь, она у тебя ненадолго? – спросила раздраженная мать. Рык путался у нее под ногами.

– Я ее удочерила.

Народ в коридоре замер, и только Рык петлял между ногами, тоскливо взирал на каждого поочередно и гулко поскуливал.

– Мать, объясни мне, что происходит, – потребовал отец.

– А ты что, не видишь!? – вскричала мать. – Твою дочь свели с ума!

На секунд десять заговорили все хором, кроме Пэгги. Под голоса завыл рык.

«О боже!»

– Вы все просто не понимаете, кто такие фиалоглазые! – перебила всех мать.

– Эльнёры, – вставила Элли.

– Они не зря живут себе в горах и их никто не признает, там им самое место! Пэгги, ты должна вернуть ребенка обратно!

Отец расставил руки ладонями наружу, надеясь найти поддержку от жены или детей. Полки улыбался, как улыбаются когда кто-то городит несусветную чушь, и ты не совсем понимаешь, пройдет она или нет. Элли нахмурилась и уперла руки в бока.

– Мама, я не отдам ее, – кратко сказала Пэг. Разумные доводы не желали выходить с ее уст.

– Мало того, что неизвестно, кто ее родители и что ей передалось…

– Я знала ее родителей, – думая, что это хорошая идея, заметила Пэг.

– Пэгги, так тебя загипнотизировали! – торжественно объявляет мать под вой Рока.

Полки хекнул. Отец в ступоре раскрыл рот и оторопело таращился на мать.

– Нет, мама… – прохрипела Пэгги. Ее сердце бешеным ритмом отстукивало в голове, колени дрожали, взгляд застыл.

– Конечно нет! Конечно понятно, что ты будешь говорить нет! – мать вскинула руки и ударила себя по бедрам. – Они гипнотизеры, Пэг! Скажи мне на милость, как ты вообще могла вот так решиться и взять именно этого ребенка? А? Не тех, что проходили через тебя раньше! Не позже! А именно этого! А?

Рык залаял. Спокойная Ваэхель открыла глаза и словно попыталась что-то сказать Пэгги. Пэг охватил дикий страх. В какую-то секунду она допустила, что Иссу действительно ее загипнотизировал, и что еще страшнее – что ее, прямо здесь и сейчас, когда она смотрит на нее, держит и слушает, гипнотизирует Ваэхель.

Руки ослабели настолько, что Пэгги растолкала всех, пошла и спешно усадила Ваэхель на спинку дивана, поддерживая ее.

Отец цвыркнул, взял за ухом самокрутку и лениво, вразвалочку направился к двери, с нейтральным любопытством взглянув на глаза Ваэхель. Рык рванул на улицу за отцом.

– Пэгги, доченька, я не хочу на тебя давить, но я очень озабочена твоим внезапным решением удочерить фиалоглазую, – вывернула мать и подошла к Пэгги. – Мы звонили тебе всего пару декад назад, и ты ничего о девчонке не говорила.

Пэгги хотела соврать, что просто молчала о девочке.

Не смогла.

– Мама, зачем ты нагнетаешь? – встряла Элли и с нотками сомнения добавила. – Ты слишком суеверна.

– Такое внезапное решение не могло взяться из неоткуда, Элли, – строго сказала ей мать. – Пэгги! Подумай еще раз и подумай хорошенечко, не подхватила ли ты чью-то черную волю, взяв этого ребенка к себе. И если ты решишь его оставить, то твое дело, – мать пронзительно взглянула в глаза Пэгги, такие же голубые, как ее. – Но к нам этого ребенка в дом не привози.

– Мама! – воскликнула Элли.

– Мы уезжаем, – категорично сказала женщина напоследок, бросила взгляд на недоуменную Ваэхель и вышла из дома.

– Как ее зовут? – спросила Элли.

– Ваэхель, – с трудом произнесла Пэгги.

Элли уходила неуверенно, нехотя, все рассматривая Ваэхель. Полки же подошел к Ваэхель и добродушно потрепал девочку по шевелюре, что та зафыркала и по-детски усмехнулась.

– Ну ты вычудила, младшая мамочка, – выдвинул Полки Пэг. – Вот что я тебе скажу!.. Лучше бы ты сына выбрала, черт возьми.

Он захлопнул за собой дверь.

В гостиной и кухне мерно вихрилась пыль в лучах солнца, вздымаясь от следов призрачного народа – дом словно оставил от гостей всю внешнюю грязь и наскоро выплюнул из себя.

Пэгги вздрогнула от касания Ваэхель. И покраснела. Девочка взяла ее двумя ручками за руку и детским, немного растерянным взором уставилась на нее, пытаясь сделать губами, как рыбка.

Пэг решительно вздохнула и наклонилась к ней.

– Какие у тебя сильные, теплые пальчики, – сказала Пэгги.

И искренне взглянула в аметистовые глаза.

– – ◊ – -

– Слушаю.

– Пэгги, добрый вечер, – услышала она уверенный мужской голос. – Вы оставили мне письмо и просили перезвонить, когда я буду дома.

Пэгги нахмурилась и автоматично уставилась на теткину картину.

– Прошу прощения, а кто говорит?

– Эд.

– Эд, я буду признательна вам, если вы напомните назначение письма.

– Много писем от вас уходит?

– Что?

– Я понял. Пэгги, я друг Иссу. Мы с вами виделись, по-моему, три года назад. Я вам девочку приносил. Кстати, я так понимаю, она у вас?

Готовая положить трубку Пэгги жадно схватилась за нее, поменяв позу.

– Эд, как я рада вашему звонку! – призналась она.

Письмо на указанный Иссу адрес, кой принадлежал некому Эдарсу, было оставлено Пэгги чуть ли не год назад.

– Мы можем встретиться?

– Какая вы бойкая женщина, Пэгги, мне нравится! – воскликнул Эд.

– Что вы имеете ввиду!? Я хочу поговорить с вами, это связано с Ваэхель, – неуверенно парировала женщина.

– Да, я вас понял, Пэг, – учтиво согласился Эд. – Если вам удобно, я могу подойти к вам сразу, как только приму душ. Не хочу доставлять вам неудобства своим мужским запахом, смешанным с морем, а то, знаете ли, против такого женщины бессильны, между нами говоря.

Эдарс засмеялся и повесил трубку. Пэгги раскраснелась.

– – ◊ – -

Девочка сидела на полу в своей комнате перед небольшими мягкими предметами. Когда она не смотрела на стены комнаты, ей казалось, что их нет, будто там пусто. Предметы перед ней постоянно менялись, однако девочка была спокойна. Ведь они оставались на своем месте, а значит, какими бы разными они не казались – это все те же предметы.

Внезапно, очень близко возник большой объект. Похоже, он был живой. Образ большого живого объекта постоянно менялся, трансформировался. Наверное, это кто-то из знакомых, они обычно такие разные. Он пришел к ней, словно сейчас стоял перед девочкой. Она встала, и этот образ потянул ее за собой в коридор.

– Ваэхель, открой, пожалуйста, дверь! – услышала мамин голос, вначале приглушенно, затем отчетливо.

Ваэхель подошла к двери раньше, чем должна была, потому что еще до маминой просьбы к ней направлялась. Она знала, где находится дверь, хотя увидеть ее на стене было очень сложно. Дверь то расширялась, то сужалась, и все время меняла цвета. Подойдя к ней, пришлось искать замок на ощупь, чтобы он отобразился на зрительном экране.

Как учила мама, она повернула замок. Потянула дверь за ручку на себя. И теперь, тот большой, живой, подвижный объект стоял действительно передо Ваэхель! Ей сделалось приятно от этого.

Судя по росту, это был взрослый человек.

– Ваэхель! Я бы приехал намного быстрее, если бы знал, что меня ждет такая очаровательная девочка!

Ваэхель растерялась, не до конца понимая, что он от нее хочет. Не назови ее имени, она не обратила бы внимание на прояснение того, что было ею услышано. Иногда, люди просто так говорят ее имя. Может и сейчас так?

– Здравствуйте! – сказала девочка. С живыми объектами положено здороваться.

Она стояла перед ним, наблюдая, как он становится то острообразным, то туманным, всегда оставаясь при этом плотным и не меняясь в своем росте.

– Можно войти?

Ваэхель услышала. Но ей неясно, откуда эти слова, и неясно, зачем, куда или к кому.

– Ваэхель, проведи гостя на кухню, – слышится голос ее матери. Ваэхель вторым внутренним экраном увидела ее яркую фигуру перед собой.

Гость – это не мама. Гость – это живой объект, который входит в помещение, где обитает ее мама.

Она поняла и просветлела.

– Я вас проведу, – сказала Ваэхель и отошла вглубь, чтобы объект передвинулся за ней. Объект стал тонким и темным, с широкими краями полупрозрачного пространства. Верх был меховой, такой же темный. На пару секунд Ваэхель увидела выражение его лица и глаза. Кажется, он радовался, отчего Ваэхель стеснительно, но довольно втянулась в плечи.

Сзади закрылась дверь и клацнул замок, который она недавно откручивала. Гость последовал за ней.

Девочка увидела подвижную светлую фигуру матери в кухне и подошла к ней.

– Сейчас мы будем кушать, ты уже можешь сесть за стол.

Ваэхель чувствовала, что скоро надо будет поесть, и мама даст ей. Поесть означает взять внутрь себя и пережевать тем местом, которым она так же умеет произносить звуки. Не всегда ей кажется, что это делает она, но она может это контролировать, когда надо.

Чтобы поесть, надо подождать. Ваэхель стояла на месте.

– Ваэхель, сядь за стол, – сказала мама.

Ваэхель – это она. То, что двигалось поочередно (примечание: она имела ввиду ноги), принимало внутрь себя, говорило, делало, играло и смотрело на все. Ваэхель сразу понимала, что нужно как-то среагировать, когда произносили ее имя.

Она невозмутимо села на стул из колючек. Мама говорила, что в мире ничего не меняется так, как видела повсюду Ваэхель. Стул будет стулом, стол – столом. Поэтому если стул, который наверняка стул, выглядел будто бы из колючек, то это он так играл для Ваэхель. Чуть позже он стал бы мягким и пушистым, еще позже совсем другим. Если мама сказала, что стул навсегда стул, то ничего страшного, что он разный, и что все остальное всегда другое.

Сложно, когда предметы одного размера и Ваэхель точно не знает, что из них что. Да, тогда сложно понять, что перед тобой. Только с мамой это возможно, ведь предметов бывает так много!

Второй экран приглушил первый. Второй экран видит только Ваэхель, а то, что на первом, видит и может объяснять ей мама. На втором экране было много живых фигур. Ваэхель не звали, поэтому она могла отдаться наблюдению за ними.

– Какой аппетитный запах! Либо выгоняйте меня сейчас, либо обещайте мне порцию того, что пахнет лучше всего! – сказал гость и мама рассмеялась.

Ваэхель по-особому слышала слово «запах». Мама говорила, что каждый предмет обладает своим запахом, его нужно вдыхать, и тогда он входит. Ваэхель знала что у еды приятный запах, но не чувствовала его.

– Что с девочкой? Во всем особенная и гениальная?

– Да, Эд, действительно особенная. И гениальная. Ваэхель, тебе нравится рисовать?

– Нравится! – воскликнула Ваэхель.

– Ваэхель будет художником? – спросил не-мамин голос. Это гость.

– Буде-ет, – смущенно протянула девочка и засопела.

– Она видит мир не так, как остальные дети. Да и не так, как взрослые. Понимаете… она очень необычная для детей вокруг нее. Редко бегает, очень спокойная. Разумная такая… быть может, разумнее меня.

Мама посмеялась.

– Я очень восхищаюсь ее бесстрашием и позитивностью. И беспокоюсь, что будет, когда она вырастет. Ей нужны особые условия, чтобы она смогла реализовать все то, что в ней заложено, чтобы окружение ее принимало. Здешние дети ее не понимают. Мало того, что она внешне для них чужая, так и ее отношение ко всему инаковое.

– Да, окружение делает человека.

– Правда. У меня в детстве тоже не было подходящего окружения, хотя что с меня-то взять. Я очень от этого страдала. Но я не могу допустить, чтобы такое было у нее.

Перед Ваэхель на столе возник объект. Наверное, это еда.

– Ваэхель, не трогай еду, она еще горячая.

Ваэхель медленно и осторожно поднесла руки к предмету, который предполагаемо горяч. Да, она чувствовала. Это ее еда, она съедобна. Без матери она не могла понять, где еда, что съедобно, а что нет. Хотя знала, что в холодильнике, например, всегда все съедобно. Главное хорошенько пощупать пальцами и снять всю возможную кожуру.

– Честно признаться, порой она меня даже пугает. Я убеждена, что девочка предвидит будущее.

– Чье будущее?

Мама помолчала.

– Было такое, что мне нужно было зайти к начальнице в конце рабочего дня, но она уже ушла. А Ваэхель говорит: «давай подождем, она возвращается». Я подумала сначала, что Ваэхель просто хотела побыть в саду, ей очень нравится, но через пять минут вернулась моя начальница, забыла ключи в кабинете!

– Может совпадение?

– Я спросила Ваэхель: «как ты узнала, что тетя Мэмье вернется?», говорит «видела».

– Ваэхель, а что ты сейчас видишь? – спросил гость.

Очевидно, что он обратился прямо к ней, и девочке следовало ответить.

– Я вижу маму, стол, еду, – сказала Ваэхель, упершись взглядом в свое блюдо. От вопроса накрыло чувство застенчивости, ей захотелось спрятаться. Однако она должна поесть.

Мама подошла и потрепала ее по волосам.

– Девочка психически здорова?

– Не знаю…

– У врачей исследовались?

– К сожалению.

– Хм… И что говорят?

– Эти вымогатели говорят лишь то, на что у них ума хватает!

Мама сказала это необычным тоном. Ваэхель удивленно посмотрела на нее.

– Ментальное расстройство?

Мама не только говорила, но и выглядела странно.

– Так и убеждают, да. Ментальное расстройство. Я их спрашиваю: а в чем именно ваше расстройство, где его границы? «Ну здесь и вот здесь, разве вам не видно?» И как лечить? «Попробуйте это и это, авось поможет». Никто не имеет представления, что с девочкой так, что не так, и подобных случаев не было. Поэтому я уже не знаю, нужно ли искать, что ей вылечить. Может быть именно так выглядят дети, которые здоровее всех…

Мамин голос стал приятнее. Ваэхель подула на еду.

– А в столицу ездили?

Голос мамы вновь преобразился.

– Да, это последняя поликлиника, в которую я с ней ходила, – мама помолчала, после взорвалась искорками. – Клянусь, у меня хотели насильно ее отобрать, мол, это не мой ребенок!

– Это в поликлинике?

– Да, охрана в поликлинике! И я почти полностью уверена, что это тот врач, у которого я была. Это он настаивал, чтобы я отдала им Ваэхель на обследование.

Ваэхель при своем имени подняла глаза на мать.

– Ваэхель, еще немного потерпи, еда почти остыла.

Девочка уперлась локтями на стол и положила на руки голову. Теплый пар приятно грел подбородок. Она глянула на картину в зале. Ей нравились картины. Мама даже уверяла ее, что она видела их так, как они были нарисованы.

– Так он продолжает нас угнетать, Эд. Я получаю всякие лицемерные письма с частным адресом поликлиники, где он пишет, что я должна привезти ребенка на обследования, пока ей не стало хуже. Ссылается на какие-то случаи, о которых никто нигде не слышал, и все нудит, чтобы я привезла им ребенка… Я звонила ему, чтобы от нас отстали, а он мне пригрозил, что по какому-то закону может отобрать ее у меня, если я не приеду добровольно.

– Ты была у адвоката?

– Была у районного. Он говорит, что прикопаться не к чему. В письмах на самом деле угроз нет, ничего нет, а значит нет и дела.

– Ох, Пэгги…

– Я коплю деньги для того, чтобы уехать.

Мама и гость помолчали.

– К эльнёрам?

– Да. Я уверена, что только они смогут действительно ей помочь.

– До сердца Лувона путь тяжелый и неблизкий, – гость пошевелился, за ним и мама.

– Я думаю, это стоит того. Ваэхель, лучик мой, ты можешь начать кушать.

Ваэхель этого ждала и была готова к команде. Она нащупала теплую мягкую массу и откусила кусочек, сколько позволил бы ее рот прожевать. Во рту стало тепло.

– А это дом ваших родителей? Кстати, как они отреагировали на Ваэхель?

– Дом моей тетки. Она умерла.

– М-м.

– Мама не хочет принимать девочку. Все остальные вроде не против.

– Почему именно мама против?

– Она считает, что Иссу меня загипнотизировал.

– До сих пор считает?

– Да.

Гость усмехнулся.

– А вы боитесь, что это действительно так?

В комнате стало тихо. Потом гость засмеялся, да так громко и раздражительно, что Ваэхель на пару секунд перестала жевать.

– Эд, мне вот какое-то время было совсем не смешно! – словно пыталась перекричать гостя мама. – Я была в ужасе от предположения, что Иссу загипнотизировал меня, вы представляете?! Я сомневалась в собственных чувствах и решениях!

– А что сейчас?

Мама помедлила отвечать. Затем сказала:

– Сейчас мои сомнения не имеют никакого значения… Понимаете, Эд, раньше я гонялась за призраками. Я молила небеса о том, что для вселенной не было значимо, и до встречи с Иссу я была пуста. Но с тех пор, как она появилась в моей жизни, я понемногу оживаю, будто могу вновь дышать. Теперь я молюсь, чтобы она жила в светлом мире, какой открыла для меня. Ее мир, Эд, не такой простой, он сильно отличается от нашего, и она пока не способна быть такой же, как остальные. Но она живет, растет, и я чувствую, что могу быть ей полезной.

– Вы мудрая женщина, Пэгги. Ваэхель очень повезло, что вы ее не бросили.

Ваэхель подняла голову. Мама пошевелилась. Там, где находилась ее голова, стало приятно цветным, слоистым.

– Пэг, в следующем идикте⁴ я отплываю в Лувон. Если вы готовы плыть так скоро, я бесплатно провезу вас на своем корабле и немного помогу с дорогой в горы эльнёров. Предлагаю сейчас, потому что не знаю, когда приплыву обратно и так удачно поплыву именно в Лувон.

– Эд! – мама замешкалась. – Это очень щедрое предложение, я очень вам благодарна. Не знаю, что ответить…

– Обдумайте все основательно, пока у нас есть время. Признаюсь вам, здесь моя родина. Дом моей матери. Кстати сказать, она не была мне родной, она работала в приюте, как и вы, а я остался сиротой в три года и прожил в приюте восемь лет, пока она меня усыновила. Это я посоветовал Иссу обратиться к вам, если, конечно, не учитывать, что идти ему было некуда…

– А я надеялась узнать от вас, оставляя письмо, что вам известно об Иссу и матери Ваэхель? Знали ли вы их? Кем они были, откуда?

Ваэхель наелась, и стало славненько. Она самостоятельно слезла со стульчика и направилась в спальню. На внутреннем экране появились точно знакомые объекты, которых она не помнила, однако они, почему-то, помнили ее.

Девочка легла. Так здорово полежать, когда наелся!

– – ◊ – -

– Что ж, наши чемоданы собраны, Ваэхель. Уже скоро мы окажемся с тобой в океане.

Пэгги передернуло. Она чуть испуганно осмотрела чемоданы, усмехнулась и с улыбкой покачала головой. Ваэхель тем временем рванула к дивану и встала в свою обычную позу перед картиной тетки. Пэгги глянула на картину и невольно погрустнела.

– Мы поплывем на корабле, тух-тух! – говорила Ваэхель, виляя задом.

– Ваэхель, а давай ты подаришь эту картину тете Мэмье?

– Да-а-а! – мягко протянула девочка.

Светило ясное, все еще по-весеннему щадящее солнце. В полдень привычный путь на работу казался чуждым для Пэг, словно все тени лежали не там, и свет раскрывал непривычные, местами незнакомые формы улицы.

С тревожной нерешительностью Пэгги взирала на ближайшие сутки до отъезда.

Придя в администрацию, Пэгги с тоской прошлась по своему бывшему кабинетику. Еще вчера она вывезла все свои вещи.

– О, какая красивая картина, Ваэхель! Спасибо, милая! – воскликнула начальница Пэгги, известная Ваэхель как тетя Мэмье. – Ваэхель, ты сама ее нарисовала?

– Нет, это не я, – девочка смутилась.

– А как ее правильно вешать, так или так? – покрутила начальница.

– Повесьте корабликом вверх! – попросила Ваэхель.

Пэгги на несколько секунд забыла как дышать, открыв рот от удивления. Когда начальница перевернула картину, Пэгги действительно увидела в ней… кораблик. Вместо пяти следов от брошенного домика с большой трапециевидной крышей на фоне туч – пять облачков уходили в безоблачное небо, выпускаемых вверх из пароходика.

Пэгги надломилась назад и расхохоталась, как в жизни не хохотала. Слезы ручьями поползли по щекам. В грудь будто вставили двигатель, который заводился при каждом взгляде на картину.

– Маме плохо? – спросила Ваэхель начальницу.

– Маме очень хорошо, – ответила та.

– А почему?

– Видимо потому, что ты ей очень понравился твой кораблик, – сказала начальница и отставила картину.

– Очень, – пропищала Пэг. – Такая прекрасная картина!

– Мне тоже она понравилась, – улыбнулась начальница. – А пока ты снова не начала истерить, Пэгги, – она подошла и протянула конверт. – Здесь твоя зарплата и премия. Я желаю вам с Ваэхель мирного солнца и удачи в вашем пути. Если вернешься сюда, знай, что я всегда найду для вас с Ваэхель место.

Пэгги вышла из здания, отошла к воротам и обернулась. Слезы никак не унимались, и улыбка не сходила с уст. Она проработала здесь около десяти лет. Уезжать от тени этих пышно распустившихся деревьев, шелеста птиц в ветвях и аромата нового, цветущего времени казалось столь неизъяснимо, странно…

Ваэхель прошла мимо Пэгги и поспешно, самостоятельно направилась к главной улице.

– Что? – непонимающе протянула Пэгги в пространство. Она хмуро посмотрела на удаляющуюся по тротуару девочку. Ваэхель непринужденно обернулась, позвала ее рукой и побежала.

Пэгги застыла на месте, бледнея. Она наблюдала, как с непосредственной небрежностью развивались кудряшки Ваэхель на ветру.

Волна панического страха хлестнула женщину по всему телу. Пэгги со всех ног ринулась догонять девочку, уже преодолевшую квартал до перекрестка главной улицы Деннеса.

– Ваэхель! Ваэхель! – кричала Пэгги испуганно, как огнем в каждой клеточке тела обожженная.

Перед Ваэхель загорелся зеленый свет. Ее тоненькая, черноволосая фигурка в голубенькой кофточке и фиолетовых брючках побежала через дорогу.

Пэгги рванула так, что не могла кричать и ноги не поспевали за ее ритмом. Она едва удержалась, чтобы не полететь наземь. В последние секунды зеленого света Пэгги перебежала дорогу, и в начале заросшей узенькой улочки между заборами позади домов наконец нагнала Ваэхель, схватила ее за рукав кофточки, а сама согнулась в три погибели.

«Нет ничего страшного, чтобы полежать на земле», – пронеслось у нее в голове.

– О какое, везение, что ты тут оказалась, Пагги! – где-то тихо и далеко услышала скрюченная Пэг.

Она с трудом подняла взгляд на заглушенный мир.

– О, нет, Пагги, не оборачивайся!

Перед ней оказалась ее соседка с дома справа, имя которой почему-то всегда путалось в голове. Вид у соседки был такой, точно и она бежала за Ваэхель вместе с Пэгги. Соседка притянула Пэгги и Ваэхель к себе и прижалась к забору.

– Что… случилось? – выдавила Пэгги, трясущимися руками удерживая Ваэхель за кофточку.

– Пагги… они хотят забрать у тебя Ваэхель!

Острые слова эхом заползали в затуманенный разум и больно врезались внутрь.

– Кто? – губами спросила Пэг.

– Вам безумно повезло, что вы оказались здесь. Они прямо сейчас поехали к тебе на работу!

Пэгги взглянула на Ваэхель.

– Ваэхель, ты что-то видела?

– Ее, – девочка указала на соседку и улыбнулась, глядя в ответ неизъяснимыми аметистовыми блюдцами.

Соседка схватила Пэгги под руку и настойчиво повела Пэг и Ваэхель налево по главной улице.

Они перешли дорогу их улицы и пошли дальше по главной.

– Да что происходит, объясните мне! – взмолилась Пэгги, снова почти рыдая.

– Пагги, у твоего дома вохраны⁵, а с ними какой-то странный человек. Он представился мне доктором… – соседка ударила себя по лбу. – Забыла его имя, забыла! Они ломились к тебе в дом, а потом пришли ко мне. Этот доктор спрашивал, где ты, сказал, что они должны забрать у тебя Ваэхель, что у них есть для этого все документы.

Ужас парализовал Пэгги, сковал голову ледяным обручем. Пульс гремел как гром в ушах и горле, дуф-дуф-дуф.

– Ты ведь хорошая женщина, Пагги, и я видела, как ты заботишься об этой девочке. Я сразу засомневалась в их искренности. Давай только не будем стоять, нам нужно идти…

Соседка пошла было, но Пэгги не сдвинулась.

– Пагги, пожалуйста, я лишь хочу тебе помочь!

– Мама, пойдем. Все будет хорошо, – уверенно сказала Ваэхель и потянула ее за руку.

Еще секунду назад и до момента, где Ваэхель противоестественно для себя пошла куда-то без Пэгги, в мире зияла страшная пустота. И посреди всего этого, глядя на соседку, почти ей незнакомую, и Ваэхель, не всегда объяснимую, в Пэг затрепетала потусторонняя уверенность в сложившихся обстоятельствах и доверие.

– Я просто не понимаю… Что мне делать, – призналась она, подавшись напору. – Там все наши вещи, все сбережения…

– Они заберут Ваэхель, если ты вернешься сейчас! – помотала головой соседка. – Уезжай отсюда сейчас же, пока не разберешься, что происходит и как уберечь Ваэхель. Тебе ведь есть куда поехать?

– Да…

– Я бы хотела дать тебе деньги, но я так всполошилась, что не взяла кошелек… Если что я попрошу водителя взаймы, дам ему адрес моей работы и отдам деньги потом, за тебя…

– У нас есть деньги, – сказала Пэгги и покивала головой.

– Очень хорошо, – явственно успокоилась соседка.

Она проводила их прямо до автостанции. Как раз вчера Пэгги приходила выяснить номер маршрутки и ее расписание.

Нужный автобус был готов к отправлению.

– Спасибо, – потрясенно выдавила Пэгги.

– Ничего, Пагги, я рада вам помочь, – сказала соседка и выпалила. – В конце концов, я дружила с твоей теткой. Да и ты мне всегда нравилась, только с тобой было трудно заговорить!

– Спасибо, – повторила Пэг.

– – ◊ – -

Время близилось к закату. Воздух постепенно охлаждался, наполняясь трелью птиц и насекомых. Путь Пэгги и Ваэхель пролегал меж плодовых ветвистых деревьев, сформированных в линейные пальметты, и запах деревьев и влажной земли пронизывал Пэгги ощущением далекого, но родного места.

Закатное солнце поманило взгляд Пэгги. Лавовый горизонт горел примерно в стороне теткиного дома.

Дома Пэг и Ваэхель.

Ваэхель оживилась и аккуратно бегала между пальметтами, расправив руки в самолетик.

– Вжи-и-и! Палёт стабильный! – голосила она негромко.

Пэгги бессильно наблюдала за девочкой, не проронив ни слова. Ее мутило. Отрешенное сознание на каждый шаг атаковало множество мыслей, мгновенно обрываясь и заменяясь на новые.

«Девочка особенная…», «Если он действительно способен забрать ее…», «Он может найти ее здесь…», «Я должна попросить помощи…», «А если мама против…», «Даже если я выеду в порт завтра, денег…»

За пальметтами показался родительский дом, белесое прямоугольное здание с ржавой черепицей.

Первым их заметил Рык. Он деловито потопал навстречу с сердитым ворчанием.

Пэгги спешно подхватила Ваэхель на руки.

– Рык, фу! – кинула Пэгги.

– Рык, фу! – мягко повторила Ваэхель.

Приблизившись, пес неуверенно залаял, подскакивая на задние лапы. Пэгги стояла как вкопанная.

«Ваэхель – это мой выбор, я люблю ее. Пусть мама не понимает, но я все делаю правильно…» – настраивала она себя под лай собаки. Ее дыхание сбилось, сердце трепетало перед встречей.

«Мне не обязательно все рассказывать сейчас, я расскажу завтра. Это очень важно для меня, важно для Ваэхель. Я все делаю правильно…»

У крыльца показался псовый хозяин – корявая худая фигура с лопатой наперевес.

– Это человек? – спросила Ваэхель.

– Да.

– Он странный.

– Это твой дедушка, Ваэхель, и он с лопатой.

– Он странно смотрится с лопатой.

У Пэгги задергалось веко. Она тяжело двинулась к отцу, озираясь на Рыка.

– Кобылка! Вот уж не ожидал тебя тут увидеть, – воскликнул отец. – Молчи, Рык, фу, это свои, старая балда!

Рык досадливо заворчал. Отец изменился в лице.

– А ты, гляжу, со своим жеребенком пришла. Отлично, а то кто сюда не приедет, – все одна морда Полки. И то если б полезный был малый, так то просто раздолбай.

От отца веяло дымом и землей.

– Можно мы останемся? – спросила Пэгги, хотя и не ждала отказа.

– Ну конечно, – раскрыл ладони отец и указал на дом. – Твоя комната свободна, можете там спать. Правда, мать туда что-то таскала и наваливала, но ты все это скинь куда-то на пол, если оно на кровати…

– Мама не будет против?

– Та эту мать поди пойми, – повысил голос отец.

Тут же опомнился и перешел на шепот, приблизившись к Пэг.

– Вы, главное, тише себя ведите, бо мать спит.

– Она больна?

– Она больна, – уверенно покивал отец и цвыркнул. – Ты же ее знаешь. Слава богу, она иногда утомляется от своей болезни. Целый день сегодня что-то делала, бегала туда сюда, нервничала… а что сделала по итогу – неясно. Ясно, что еды в доме не сготовлено, но я вам что-нибудь найду. Проходите, только тихо.

Пэгги проснулась в ужасе. Она забыла, как и когда уснула.

«Он мог приехать за Ваэхель, пока я спала…»

Убедившись, что девочка лежит рядом и мирно посапывает, Пэг немного успокоилась.

Солнце еще не взошло. Пэгги осторожно встала с кровати и села за ее детский стол, где когда-то шила, делала разные поделки… и написала свой первый стих.

«Удочерить Ваэхель было самым удачным решением в моей жизни, – Пэгги плела косички на краях тканевой скатерти. – Я полноправный человек и могу попросить помощь, могу рассказать обо всем. Мне не стыдно. Так случилось, я ошиблась… даже нет. Просто попала к дурному человеку. Сохранение Ваэхель важнее меня, поэтому я не могу молчать. В конце концов, это мои родители. Мама всегда обо мне заботилась, как могла. Мои родители – хорошие люди, они меня поддержат…»

Пэгги ходила по комнате. Всматривалась в окно, где постепенно расцветала утренняя синева. Наклонялась к Ваэхель, – почувствовать ее мирный детский сон. Вновь садилась за стол плести косички на скатерти или расплетать. Представляла, как обо всем расскажет, и что семья ее поддержит. Ходила по комнате…

До тех пор, пока не услышала шаги в доме.

– Мать закисе́лилась, – тихо сказал отец Пэг. – Тяжело ей, мол.

– Она знает, что мы здесь?

– То ж и киселится, упертая.

Отец цвыркнул.

Прилив волнения оторвал эфемерную сущность Пэгги от земли.

– Ничего. На завтрак спустится как миленькая. Мы поставим большой стол на улицу и организуем семейный завтрак. Я Элли еще пригласил, она приедет. Нужно только сготовить что-то…

Неуверенно потянувшись рукой к отцу, Пэгги приоткрыла рот в попытке заговорить…

– Я помогу с завтраком, – вырвалось из ее уст.

– Вот это будет хорошо, бо ртов откроется много! Хочешь не хочешь, брат твой несчастный явится непременно, а того вдвое охаживай.

Пэгги сжала кулаки.

«Поговори с ним! Расскажи ему!»

Во время готовки Пэг точно выселили из ее тела. Наэлектризованный разум реагировал, но не понимал ничего из происходящего. Отец посматривал на нее с недоверием, однако ни о чем не спрашивал.

«Наверное он полагает, что я так из-за мамы нервничаю… тебе нужно с ним поговорить, Пэг! Всё хорошо, они поймут!»

Вот уже Пэгги за большим деревянным столом на улице, сидит напротив дома. Рядом непринужденная Ваэхель – ждет команды покушать. Элли, посмеиваясь, рассказывала отцу о новом заказе мужа, Вилана. Младшие братья Пэг жарко спорили о Ваэхель, периодически обращаясь к Пэгги, но в своем возбуждении не дожидаясь ответа. Рык скулил то у одного края стола, то у другого.

А Пэгги, ровно как мать, сидели тихо, будто боялись пошевелиться.

– Можно есть, ма-ам? – потянула Ваэхель Пэг за кофту.

Пэгги встрепенулась. Хотела ответить.

И замерла. Вся превратилась в слух.

Звук мотора.

Она резко вскочила, что ее табурет упал на землю. Обернулась.

– Пэгги, что с тобой?

Рык боязливо залаял, переходя в вой.

Обомлевшая Пэг стояла на месте до тех пор, пока… машина Полки не оказалась рядом с ней.

– Ничего себе тут банкет! А я типа не семья? – возмутился Полки.

Он снисходительно потрепал радостного пса и поспешил к столу.

– Пэгги, с тобой все в порядке? – со строгим беспокойством спросила мать. Она оказалась прямо перед Пэгги.

– О-па, Пэгги, ты что, дома своего лишилась, а? – непосредственно бросил Полки, усевшись к столу. – Деваха, добро ты вымахала, забыл, как тебя звать…

Крупные капли покатились с глаз Пэгги, отчего мать втянулась в изумлении, а отец привстал.

– Мама, нет, не в порядке…

Сквозь истеричные всхлипы Пэгги поведала семье об изначальном диагнозе Ваэхель. Что не знала, что с ней. О посещении больниц и поликлиник в наивном желании понять, что с девочкой не сделается хуже.

– Я думаю, что только эльнёры способны понять, что с ней, – всхлипывала Пэг.

– Наверное, так и есть, – обнимала ее мать с одной стороны, а Ваэхель поглаживала с другой. – Что же тебя так расстроило?

Пэгги рассказала о шантаже и, наконец, об обстоятельствах вынужденного прибытия сюда.

Раздался телефонный звонок. От внезапности взрослые подпрыгнули на месте. Младшего из братьев насильно вытолкнули из-за стола, чтобы он ответил.

– Пэгги, не волнуйся, – уверенно сказала Элли. – Я договорюсь, поживете пока у друзей Вилана, а я узнаю, как можно подать апелляцию с сохранением ребенка у тебя…

Пэгги размахнулась руками и громко икнула.

– У нас послезавтра корабль на Лувон!

Полки оторвался от еды и скрипуче рассмеялся. Не проглоченная кашица бобов капала из его рта.

– Ты решила плыть в горы эльнёров?! – воскликнула Элли.

– О боже, а когда ты это нам хотела сказать!? – вознегодовала мать.

– Вот это ты выдала, кобылка, – озадаченно подхватил отец.

– Элли! – звал младший. – Элли, что б тебя! Твой муж звонит!

– Скажи: я пока не могу говорить, – бросила Элли. – Мама, не истери. Учитывая обстоятельства, это к лучшему, что Пэгги уезжает.

– Отчего же лучше? У нее там никого нет, а здесь нужно разобраться с этим типом, – сказала мать.

– Как я поняла, Пэгги давно планировала в Лувон. Так зачем ей здесь оставаться, тратить нервы и еще лишиться девочки, мама? – хмуро сказала Элли и обратилась к сестре. – Слушай, Пэг, давай мы с Полки съездим к тебе домой и заберем все вещи?

– Вилан говорит, что в нашу сторону едут вохраны, – пришел за стол младший. – Спрашивал, не случилось ли что.

Элли подорвалась к телефону.

Пэгги слезно прошептала:

– Мама, они хотят забрать ее…

– Так, Пэг… – спохватилась мать. – Все хорошо, мы не дадим тебя в обиду. Если ты решила пробираться к эльнёрам, так и будет. Говоришь, у тебя корабль?

– Я не могу, все осталось…

– Успокойся, слышишь? Всем успокоиться! Рык, молчать! – приказным тоном сказала мать, наблюдая панику среди мужской половины. – Пэгги, бери Ваэхель и иди с Полки в машину. Я сейчас приду, – велела она и обратилась к Пэг, взяв теплыми руками ее лицо. – Никто не даст тебя и твою девочку в обиду, поняла?! Мы тебя любим, Пэгги!

Ваэхель податливо обхватила берущую ее на руки Пэг.

Полки подбежал к машине и сел в нее.

– Па, так если они уже проехали Вилана, мы не выедем той дорогой, – указал на единственную дорогу к ферме. – Они ж могут остановить нас, а я что…

– А ты что?.. То верно, – растерянно согласился отец.

Пэгги с трудом понимала, что происходит. Она устроила Ваэхель на заднем сидении.

– Мы уже едем к морю? – спросила девочка.

– Да, Ваэхель, – устроилась рядом с ней мать.

– Это правильно, – заключила она.

Полки завел мотор.

– Пэгги! —бежала мать из дома с чемоданом и еще чем-то. —Пэгги, возьми!

Мать шире раскрыла заднюю дверь машины и поставила чемодан на сидение.

– Это твои и Эллины вещи… я хотела их отвезти тебе еще в прошлом идикте, но не смогла… – тараторила она. – Что не подойдет, выкинешь… Прости меня, мелёночек!

Наклонившись в салон, мать крепко обняла Пэгги и облобызала Ваэхель. В конце сунула Пэг плоскую шкатулку в руки.

– Возьми это и плыви! Вам должно хватить и, в случае чего, вернуться.

– Они будут через пару минут! – подбежала к машине Элли. – Езжайте между пальметтами!

– Как между пальметтами? – оцепенел отец, обнимая Пэг.

– Езжай, Полки! – велела мать, оттянула отца из салона.

В последний момент перед тем, как она закрыла дверь, в салон ворвался Рык.

– Верни Рыка! – просил отец.

– Нет времени!

Машина рванула в объезд дома.

– Все будет хорошо, Пэгги, я подам апелляцию! – кричала Элли.

– Береги себя и Ваэхель! – напутствовала мать.

– Я сдеру с тебя кожу, Полки, если повредишь пальметты! – ревел отец. – И верни Рыка!

Полки удачно проехал между пальметтами и выехал на дорогу.

– Давно я не был у моря! – сладко потянул он.

Рык перебрался на переднее сидение и гулко взбудоражено поскуливал, будто соглашаясь.

– Слушай, – обратился Полки к Пэг, – а ты глянь, сколько тебе мать дала. Может, там хватит и мне с тобой уплыть, а? Да я и Рыка возьму, мне не жалко.

– – ◊ – -

Мерно гудели стены корабля, чуть вибрируя. В круглом окне белело свободное небо, вливающееся в синее волнистое море.

Пэгги сидела в маленькой серой каюте на узкой кровати подле Ваэхель.

– Это ты, я и море, – девочка протянула ей очередной рисунок.

Для четырехлетнего ребенка штрихи были уверенные, живые и яркие. Нарисованное выглядело необычно и непонятно.

«Как аура, на которую должна накладываться реальность…» – мимолетом пронеслось в голове Пэгги.

– Очень интересно, – сказала Пэг.

– Но опять непонятно, да?

Она застыла, в ожидании приоткрыв рот.

– Не совсем понятно, да, – согласилась Пэг. – А вообще, Ваэхель, искусство и не должно быть понятным, ему лишь надо быть живым.

– А как это?

– Будь искренней и рисуй то, что считаешь важным.

– Я так и делаю!

– Ты умничка.

Пэгги ласково добавила.

– Только тебе следует больше тренироваться и больше рисовать!

Ваэхель вытащила рисунок из рук Пэгги.

– Мама, а ты закончила?

Пэгги вздохнула.

– Кажется да.

– Ну наконец-то! Я уже сто двадцать тысяч рисунков успела нарисовать, пока ты закончила, и все были нужными! Куда больше-то рисовать!? – заерзала девочка на кровати. – Прочитай мне, прочитай!

Пэгги смущенно втянула губы, сжимая блокнот в руках. Она всмотрелась в десяток посредственных, наивнейших строк. О да, это так! Что может быть глупее того, что ты действительно хотел бы сказать? Пэг громко и весело усмехнулась, краснощекая.

«Любить живых лишь можно», —

Казалось мне. И правда так.

Через живых смогла я

Полюбить тебя.

Моя природа – слабость,

Но уж не та картина.

Когда люблю тебя я ради,

Мне мгновенья жизни святы

И сердце твое неуязвимо.

Не тревожься. Спи спокойно.

Пэгги почти сияла, наблюдая за Ваэхель. Наверное, она никогда прежде не смотрела на девочку столь тепло и любяще. Смешно, что Пэг посвятила эти стихи Иссу, но подразумевала всех тех, к кому испытывала в сердце благодарность. Ко всем мертвым и живым, – далеким, близким, родным. И, непременно, к Ваэхель.

Девочка глядела на мать задумчиво.

– Звучит непонятно и искренне, – деловито вывела она. – Но ты потренируйся ещё, мама, и у тебя обязательно выйдет лучше.

– Ой, Ваэхель! – Пэг потрепала ее по кудрявой шевелюре. – Кто же из тебя такой вырастет?

Ваэхель протяжно фыркнула.

– Ну конечно же ты!