Читать книгу Странная практика - Вивиан Шоу - Страница 6

Август Крансвелл допивал третью большую стопку виски за этот вечер, и напиток двенадцатилетней выдержки позволил ему смотреть на вещи гораздо более благодушно.

Они устроились у Ратвена на кухне, аккуратно раскрыв обе принесенные Крансвеллом книги на столе. Странный друг Ратвена, оказавшийся серокожим, на самом деле с сероватой кожей на лице и явно косивший под джентльмена пятидесятых годов прошлого века, вплоть до темно-синей тройки в узкую белую полоску, разбирался в латыни гораздо лучше самого Крансвелла, так что он с радостью уступил обязанности переводчика.

– Тут все довольно сжато, – говорил мистер Васс. – Речь сначала идет об эквиваленте мистических культов, тайных сообществ и так далее, а потом переходит на воинствующих монахов, что гораздо ближе к делу.

– После нашего телефонного разговора, Ратвен, я вроде как вспомнил, что видел это пару лет назад, – пояснил Крансвелл, – но найти удалось не сразу. Во второй книге есть изображения кинжалов, о которых я и говорил, но здесь рассказывается об орденах разных Мечей.

– Ливонское братство мечников, – откликнулся Васс, держа кончик пальца на волосок от древней бумаги. – Да. Начало тринадцатого века, время Северных крестовых походов. Пишут, что они вроде как растворились в Тевтонском ордене, но в тот период они были не единственной группой монахов, разгуливавших вооруженными до зубов. Местами описание становится весьма зловещим, – добавил он.

– Точно, – согласился Крансвелл, которому удалось прочесть почти всю страницу в плохо освещенном подвале, хоть он и прекрасно сознавал, что нюансов не уловил. – Примерно в то же время возникло еще несколько орденов. Один назывался «Орденом Святого меча», что на латыни смотрится гораздо круче, как и многое другое.

– «Gladius Sancti», – сказал Ратвен, заглянув Вассу через плечо. – Как я понимаю, «меч» надо толковать в прямом смысле, хотя Варни ранили не мечом, а скорее – кинжалом. Или дагой. Она оставила в теле крестообразное отверстие, и я никогда еще такого не видел.

– «Святой меч» звучит гораздо внушительнее, чем «святая дага», – объяснил Васс, – vallus sanctus, но на самом деле gladius sancti означает «меч святости». Что не совсем одно и то же.

– Общая идея ясна, несмотря на грамматические детали, – сухо проговорил Ратвен. – Предположительно в тринадцатом веке они бегали повсюду со святыми острыми орудиями того или иного вида. Не могу представить себе эту штуку: никогда раньше не видел подобной раны, а я в свое время повидал их множество.

– Он… смотрите, проще показать, – сказал Крансвелл и начал листать вторую из принесенных им книг.

Отчасти, несмотря на приятное смягчающее действие виски, он все еще был немало изумлен тем, что вообще сделал такое: забрал уникальные артефакты из хранилища с климатическим контролем без всякого разрешения, вынес их с территории музея… о чем он только думал?.. Однако день был такой, когда по-настоящему глупые решения кажутся удивительно привлекательными. Первая выставка, которую ему поручили распланировать и устроить самостоятельно, первая возможность в качестве младшего смотрителя продемонстрировать, что он действительно разбирается в том, чем занимается, должна была открыться только после Нового года, но весь сегодняшний день превратился в настоящий ад из организационных тупиков, касающихся мелких деталей экспозиции, и в результате Крансвеллу настоятельно требовалась передышка. И возможность отвлечься. А теперь он был отнюдь не уверен в том, что сможет благополучно вернуть эти чертовы книги на место и при этом не лишится работы. Остатки адреналина от бегства в темноте все еще плескались у него в крови, что только ухудшало дело.

Он переворачивал страницы чистым ножом для масла, чтобы не прикасаться к ним пальцами, так что ему не сразу удалось найти нужное место: гравюру во весь разворот. На левой странице было изображено нечто вроде довольно обычного фламберга, получившего такое название в честь пылающих мечей, которыми вооружены Ангелы у райских врат, а на правой…

– Это действительно дага, – сказал Ратвен. – Нет. Это кол!

Крансвелл резко поднял голову. Глаза у Ратвена расширились и потемнели, зрачки захватили почти всю радужку, кроме узкого серебряного кольца. В следующую секунду хозяин дома моргнул – и его глаза тут же стали обычными.

– Скажите-ка, – непринужденно проговорил он, адресуя вопрос Вассу, – что еще в этой книге говорится про этих индивидов?

* * *

Дождь стучал в окна второго этажа, размывая уличные фонари до пятен света и превращая поверхность Темзы в сплошное черное поле. Сквозь парчовые занавеси массивной кровати с балдахином кляксы света падали на черты сэра Фрэнсиса Варни, ничуть их не украшая.

Варни лежал с разметавшимися по подушке серебрящимися волосами, сминая бледными пальцами постельное белье, и то беспокойно метался, то застывал неподвижно, словно мертвый, под накатывающимися волнами сонных видений. Марлевую подушечку, закрепленную у него на плече, недавно сменили, но на ткани уже снова расплывалось темное пятно. Его пальцы дергались, щипали одеяло – и медленно ползли обратно к повязке, словно рану под ней снова начало жечь.

Внизу, на улице, колеса какой-то машины прокрутились по влажному асфальту. За визгом тормозов последовал гулкий удар металла о металл: машину занесло, и она врезалась в багажник такси. Громкий и неожиданный звук вырвал Варни из сна, и он с хриплым вскриком сел, вперившись в темноту и не понимая, где находится. Острый укол боли от раненого плеча заставил его выругаться и прижать ладонью источник боли. Тут он вспомнил все.

Сначала был неожиданный удар чесноком, словно слезоточивым газом: он слепил и душил своей едкой вонью. А потом, ошеломленный этим, он сквозь струящиеся слезы едва смог различить фигуры нападавших – слишком поздно, чтобы от них скрыться, даже не будь он выведен из строя. Неясные темные фигуры в сутанах и капюшонах, монотонные голоса. «Нечисть», «проклятый», «создание Дьявола», «порождение Ада». А потом боль вспыхнула и расцвела у него в плече – яркая, горячая, сверлящая боль, – и шок прояснил его зрение, так что он смог увидеть уродливый кинжал, вогнанный в его тело… а потом все стало болезненно-темным и холодным.

Варни смутно помнил, как пришел в себя и заковылял прочь от яда, размазанного по стенам и двери, как пробирался в ночи к тому единственному месту, где он мог надеяться найти помощь в этом ужасном городе. А потом был бледный мужчина с высоким лбом и странными глазами: Ратвен, лорд Ратвен, как он отчаянно надеялся, действительно все еще жил по этому адресу спустя столько лет, и горячая кровь, правильная кровь, удивительно сытная и бодрящая, а потом незнакомая женщина со светлыми волосами и узким встревоженным лицом. Врач. Она казалась слишком молодой, чтобы называться доктором, а он… о боже, он на нее скалился, так ведь? А прошла уже пара лет, и он так хорошо держался… А потом была странная дурнота, так что все на время пропало.

Он передернулся – было одновременно холодно и жарко – и провел пальцами по спутанным волосам. На нем оказалась чужая пижама, что отнюдь не придавало спокойствия, а шелк был неприятно влажным и лип к плечам и спине. Слишком тепло. Похоже, он потел. И это само по себе тревожило.

На Варни уже давно не вели активную охоту, но невозможно забыть ни тяжелый ком страха в животе, ни острое внимание к малейшим звукам и движениям. Сейчас он услышал тихие шаги, приближающиеся к двери спальни, и застыл, осознавая, что ноги не будут его держать, даже если он попытается бежать – если бы ему было куда бежать.

Ручка повернулась почти бесшумно, и дверь чуть приоткрылась, бросив полосу веселого желтого электрического света на ковер. От резкой перемены освещения у Варни болезненно сузились зрачки, и он вжался в подушки.

– О! – произнес чей-то голос, и дверь открылась полностью. – Вы и правда проснулись. Как вы себя чувствуете?

Варни закрыл глаза, ощущая прилив облегчения. Ратвен подошел к кровати и нахмурился при виде пятна крови на повязке.

– Несколько лучше, – ответил он спустя секунду, радуясь, что голос звучит более-менее ровно. – И опять-таки не могу в достаточной степени выразить свою благодарность за гостеприимство.

– Чепуха. – Ратвен сел у кровати. – Один из младших смотрителей Британского музея вроде как мой приятель и был так любезен, что позаимствовал для нас кое-какие весьма полезные книги. В одной мы нашли нечто такое, что, на мой взгляд, похоже на тот кинжал, с которым на вас напали. Вы в состоянии посмотреть на несколько гравюр?

– Конечно, – сказал Варни и попытался сесть прямо, от чего плечо у него снова прострелила боль, а в глазах вспыхнули искры.

Звуки на пару мгновений исчезли. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз умирал? Он угасает, вот что происходит. Угасание системы.

– …Надо, чтобы Грета опять ее как следует перевязала, – говорил Ратвен, щуря большие серебряныеглаза.

Протянув руку, он приложил тыльную сторону ладони Варни ко лбу. Прикосновение было неожиданным, и Варни заморгал, изумляясь тому, насколько рука оказалась холодной, при всей ее бережности.

– И вы все еще кажетесь мне ужасно горячим, – добавил Ратвен. – Я поднимусь к вам с книгами, но вы из-за них не волнуйтесь, хорошо?

Варни приопустил веки, слушая медленное биение собственной крови в ушах. В комнате и правда было тепло.

– Конечно. Обещаю хорошо себя вести.

Ратвен выгнул бровь, но говорить ничего не стал. Еще через мгновение дверь за ним закрылась. Варни остался в полумраке.

С момента нападения ему с трудом удавалось отогнать навязчивую мысль о том, что слова, которые использовали вторгшиеся к нему, соответствовали действительности. Он и правда чудовище, проклят Богом, нечист: мертвая тварь, разгуливающая по земле, чтобы питаться живыми. Каждый раз, когда на него вели охоту прежде, у охотников был резон. За все свое долгое существование Варни никогда никому не принес больше пользы, чем вреда, – и даже не стремился к этому.

Бескрайняя волна меланхолии, вялая и серая, как слезы, захлестнула его. Это чувство было ему очень хорошо знакомо.

* * *

Внизу Ратвен обнаружил, что Фаститокалон старательно переписывает рассказ об «Ордене Святого Меча» (или, возможно, «Меча Святости») в блокнот.

Согласно этому тексту «Gladius Sancti» считался странноватым даже по меркам тех времен: поджигал участки сельской местности и в целом досаждал всем, так что, когда они вроде бы отступили и разошлись, все испытали некое облегчение. Однако на самом деле они просто ушли в подполье, превратившись в по-настоящему тайное общество. В частности, книга упоминала о том, что они снова обнаружились в семнадцатом веке, в разгар охоты на ведьм, однако их интересовали не просто ведьмы: они преследовали демонов, под которыми, похоже, подразумевали всяческих сверхъестественных существ, а на практике – всех, кто им не нравился.

Не нравились им практически все. На взгляд Ратвена, по-настоящему интересными были подробности относительно того, что, по слухам, они действительно обладали каким-то благословенным мечом, вроде Копья Судьбы, принесенным из Святой Земли, и рецептом священного елея, которым можно было помазать обычные клинки, придавая им способность убивать демонов. Насчет демонов Ратвен не был уверен, однако то, что было на клинке, которым ударили Варни, решительно не пошло тому на пользу.

Однако Ратвен напомнил себе, что раненый наконец идет на поправку, о чем и сказал Фаститокалону:

– Хочет посмотреть, что мы нашли. Явно в полном сознании и здравом рассудке, хоть его и лихорадит. Очень надеюсь, однако, что Грета скоро вернется. Мне было бы спокойнее, если бы рядом был специалист-медик.

Фаститокалон чуть улыбнулся.

– Я бы не беспокоился: она полна решимости присосаться к этому дому пиявкой, пока у вас гостит Варни. Она весь день сетовала на то, что не может его «наблюдать»… в перерыве между выговорами в мой адрес. – Он закашлялся. – Вы могли бы ей позвонить и сказать, что он очнулся. Наверное, она была бы рада это узнать.

– Думаю, и правда следует позвонить. Да. Послушайте, вы не могли бы отнести книгу с гравюрами сэру Фрэнсису и проверить, похоже ли это изображение на то оружие, которое он запомнил?

– Конечно, если вы уверены, что он не станет возражать против визита совершенно незнакомых личностей в тот момент, когда он нездоров. – Фаститокалон адресовал Ратвену кривоватую улыбку. – Его можно было бы понять.

– Не думаю, чтобы он был хоть сколько-то против. Скорее, ваш визит будет ему очень полезен.

Ратвен предположил, что Грета застряла в пробке: вечер был для поездки совсем неподходящим временем. Он прошел на кухню за мобильником, слыша, как Фаститокалон кашляет, поднимаясь по лестнице, – и ощутил укол тревоги. Наверное, ему следовало бы загнать Фасса в постель, а не заставлять помогать с текущим «расследованием».

Он поставил чайник, слушая редкие гудки в телефоне. Скорее всего, Грета действительно застряла в пробке и слишком поглощена вождением, чтобы ответить: он лучше пошлет ей сообщение. Ратвен уже собрался завершить звонок, когда ее голос зазвучал в трубке: прерывающийся, глухой от слез. Он почувствовал, как от неожиданности у него сузились зрачки.

– Р-ратвен, – говорила она взволнованно. – Я видела одного из них. Видела одного из них совсем близко: он был в моей машине, он был в моей чертовой машине, и я не знаю, сколько других таких…

– Что случилось? – требовательно прервал он. – Вы целы? Где вы?

– В автобусе, на заднем сиденье. Мне хотелось оказаться среди людей. Со светом.

– Я за вами еду, – объявил он, выключая плиту.

– Нет! – возразила Грета, и в ее голосе звучала подлинная решимость. – Нет, оставайтесь на месте. Не выходите из дома, Ратвен. Наверное, они и сейчас за вами наблюдают, они знают, где вы живете.

– Господи, кто? Что случилось, Грета? Что творится, черт подери?

– Он сказал, что они – Святой что-то там. – Она начала говорить чуть более собранно. – Одет как монах. Говорил… похоже, цитатами из Библии, все про греховность и зло, точно так, как те, что напали на Варни.

Ратвен похолодел, по рукам пробежали мурашки: волоски вставали дыбом.

– «Меч Святости»? – прервал он ее.

– Да, – подтвердила Грета ужасно юным голосом. – Да, точно. Он был… обожженный. А глаза у него… этого не может быть, но они светились голубым! Я не знаю, что он такое, и их много – не знаю, сколько, Ратвен. Это они. Те, что убивают людей.

– «Во имя очищения», – проговорил он, скорее утверждая, чем спрашивая.

– Да, – снова подтвердила она. – Правильно. Я… я в двух остановках от «Блэкфрайарз». Скоро приеду.

Звонок закончился. Ратвен отнял телефон от уха и уставился на него. Его зрачки постепенно снова расширялись. Грета Хельсинг очень редко допускала, чтобы кто-то увидел или даже услышал, что она плачет. Это само по себе заставляло страх медленно ползти по его позвоночнику: холодное тошнотворное ощущение, что из-под контроля выходит нечто громадное.

Он встряхнулся и поспешно прошел в прихожую, чтобы взять пальто, ключи и зонтик. Сколько бы она ни говорила «не выходите из дома», если он в свои годы начнет вести себя таким образом, то следующим шагом можно будет вообще забиться в подпол и шипеть на людей, а он и так уже много времени потратил на сетования по этому поводу.

Вечер действительно был темный и непогожий, а на востоке, над Собачьим островом, погромыхивало, и пешеходы на улице спешили скорее убраться отсюда, пригибая головы и сутулясь. Никто не обращал на него внимания по дороге к автобусной остановке «Блэкфрайарз»: просто еще один мужчина в темном пальто, возможно, чуть более бледный, чем большинство, с темными волосами, зачесанными назад над высоким лбом. Общее впечатление портило только то, что от влаги волосы у него начинали мелко курчавиться.

Ратвен прислонился к удобно расположенной стене и сделался незаметным: слился с окружением, стал непримечательной фигурой в непримечательном месте. До прибытия автобуса с Гретой было несколько минут, и он хотел тщательно поискать кого-либо, заинтересованного в том, чтобы нанести ущерб ему или его друзьям. Однако ничто не указывало на явную угрозу. Слушая стук дождя о зонтик и осматривая дорогу и тротуар, он снова обдумывал то, что им уже удалось к этому моменту выяснить.

Ему было не слишком понятно, почему нечто из самых забытых и весьма непривлекательных анналов истории внезапно вынырнуло здесь, в Лондоне, в текущие дни, однако сходство было неоспоримым. Люди, ответственные за нападение на Варни – а теперь и на Грету тоже (о чем Ратвен пока не позволял себе задумываться), – явно читали те же книги, какие он только что смотрел, и он не мог сказать, что хуже: представить себе, что они следуют примерам прошлого или что пытаются его воссоздать.

А если они вознамерились причинить Ратвену и его друзьям такие неприятности, то к чему еще они стремятся? В Лондоне найдется немало существ, подпадающих под широкую категорию «немертвых», которых надо подвергнуть гонениям. Он не слышал, чтобы убийцы в сутанах напали на кого-то еще, однако это не означало, что такого не происходит или уже не произошло.

Ратвен поднял голову: тупорылый автобус уже въехал в пределы видимости, и его окна ярко и весело светились в темноте. Он отошел от стены. Сначала – главное: он отведет Грету домой и убедится, что с ней все в порядке, а уже потом будет размышлять над повторным появлением смертоносного монашеского ордена и пытаться понять, что к чему.

* * *

Дождь усилился, струясь по стокам и утаскивая комки и клочья мусора вниз, в туннели. Чтобы выйти из автобуса, Грете пришлось дожидаться, пока все остальные прошаркают по проходу и спустятся по ступенькам, – и там она с явным отсутствием грациозности почти рухнула в протянутые руки Ратвена и уткнулась лицом ему в плечо.

Он прижал ее к себе, обняв крепкими, как сталь, сильными руками. Кожа у него была очень гладкой, прохладной и белой, а знакомый запах той штуки, что он наносил на волосы, оказался абсурдно успокаивающим: нечто, немного похожее на розы, острое и чуть сладковатое. Она слышала биение его сердца – медленное, ровное и гулкое, – и этот ровный ритм немного умерил ее собственный бешеный пульс.

Грета вцепилась в Ратвена, вжимаясь лицом ему в плечо и обвив руками его торс, а он несколько секунд просто обнимал ее и гладил по голове, а потом вздохнул и рассудительно сказал:

– Погода ужасная, и если мы еще так постоим, то с нашим везением кто-то из нас (или мы оба) что-нибудь подхватит. Идемте. Мы вернемся домой, и вы выпьете большую порцию чего-нибудь покрепче. Или даже две порции. Я еще не решил.

Грета издала тихий неуверенный смешок и еще через секунду отцепилась от него и потерла лицо, радуясь темноте. Она не относилась к тем немногочисленным бесящим других женщин особам, умеющим плакать красиво, и отчасти поэтому очень старалась этого не делать.

– Ладно, – согласилась она. – Но если кто-то кинется на нас с острыми орудиями, я предоставлю действовать вам. С меня на сегодня хватит.

Губы Ратвена сжались в тонкую нитку, но он ничего не сказал – только обхватил ее за талию и поддерживал весь недолгий путь домой.

Из-за темноты и ливня ни одна душа не заметила две точки голубого света, медленно отдаляющиеся от сливной решетки в тротуаре напротив их дома, как и бегства спустя мгновение нескольких перепуганных крыс.

В теплой светлой прихожей он забрал у нее пальто… и, округлив глаза, приподнял пальцем ее подбородок и выругался.

– Что? – Она увернулась от его руки. Ратвен с непривычной тревогой пристально смотрел на нее. – Что такое?

– Почему вы не сказали, что они приложили все силы, чтобы перерезать вам горло? Ох, Иисусе Христе и сонм его ангелочков! Идите и сядьте, пока не упали, и позвольте мне обработать порез.

Грета непонимающе воззрилась на него, а потом шагнула к столику с зеленым зеркалом и стянула с шеи шарф. Там, куда врезался клинок, на уровне вены, проходящей под челюстью, на ее шее красовалась воспаленная красная полоса. Окружающие ее ткани опухли и блестели – и вместе с облегчением от того, что она находится в безопасности у Ратвена дома, Грета постепенно начала ощущать, что порез болит. Вернее, не столько болит, сколько горит. Ощущение было, как от попавшего на незащищенную кожу щелока.

– Ой! – сказала она, часто моргая и пялясь в зеркало.

И тут пол у нее под ногами вдруг накренился, словно палуба попавшего в шторм корабля. Знакомые мраморные клетки в прихожей внезапно стали искристо-серыми. Где-то очень далеко Ратвен произносил слова, недопустимые в приличном обществе… а потом пол еще раз головокружительно качнулся – и все на какое-то время исчезло.