Читать книгу Принц из серебра и золота - Вивиана Ипарагирре де лас Кассас - Страница 4

София

Я знала, что моя вспыльчивость часто вырывалась наружу. Я никогда не умела хорошо ее скрывать и поэтому наблюдала, как люди вокруг костра пытаются истолковать мой гневный взгляд. Зан Захрай оставила меня в покое, но я точно знала, что она радуется историям на моем лице. Я чувствовала сведенные брови и плотно сжатый рот, ощущая покалывания, как от крошечной иголки. Она всегда говорила, что я сопротивляюсь ее желанию по одной-единственной причине: потому что в глубине души уже давно решила вступить в этот союз. Что совершенно не соответствовало действительности. Я хотела быть свободной. Свободной, как ветер, заставляющий огонь плясать. Наверное, стоит признаться, что, будучи маленькой девочкой, я положила глаз на Элиа. Он был старшим братом, которого у меня никогда не было. Моим защитником и к тому же моим лучшим другом. Но разве это увлечение не просто признак того, что мы ценили друг друга? Это ничего не значило, абсолютно ничего.

Яна толкнула меня в бок и указала на мою полную тарелку.

– Ты не хочешь есть, Фия?

Угрюмо покачав головой, я оттолкнула в сторону картошку и жареных ящериц, которых юноши поймали между камнями.

– Тогда ты, верно, не будешь возражать, если я заберу это у тебя, – радостно откликнулась моя подруга.

– Угощайся, – проворчала я, наблюдая, с каким наслаждением та поедает ящерицу. То, как она подняла мизинец и сняла чешую животного, напомнило мне о ее филигранной швейной работе – о произведениях искусства, которые продавала медным горожанам на празднествах. Они любили ее работы.

И с удовольствием надевали шляпы и шали поверх своей белой повседневной одежды.

– Ты многое теряешь, – поддразнила она.

– Я не голодна.

Затем голос подали Зан Захрай и Элиа, которые составляли план праздничных дней и распределяли обязанности. Раньше этим занимались только отец и Зан Захрай. Когда Элиа исполнилось восемнадцать, ему тоже разрешили участвовать в этом. Это было ровно три года назад.

Медные горожане ежегодно в один и тот же месяц устраивали грандиозный праздник в честь наследного принца, которому в этом году исполнялось двадцать три. Они украшали свои стальные стены разноцветными флагами и с радостью встречали нас, стэндлеров. Кочевники – не просто паразиты. Мы – художники, и с радостью показывали людям то, о чем те даже не мечтали. Но и мы наслаждались их праздниками. От них всегда веяло корицей и апельсинами, а иногда даже сладкой карамелью. Жители играли на интересных щипковых инструментах, похожих на маленькие арфы, и пели для наследного принца песню, которую каждый мог подпевать после нескольких фраз. И каждый, кто приезжал в город в это время, получал в подарок небольшой металлический герб с королевской печатью: корона с двумя скрещенными мечами, которую можно приколоть к одежде.

У меня хранилось их столько, сколько мне было лет. Скоро получу еще одну. Горожане, должно быть, очень любили наследника престола, хотя я никогда не слышала, чтобы он появлялся на публике или общался с людьми.

Яна установит свой торговый шатер на рыночной площади. Самс и Гектор поставят рядом еще одну палатку для Зан Захрай и ее малоправдоподобных предсказаний. Повозки, двигающиеся по кругу, надо будет поставить с другой стороны, недалеко от центра скопления людей. А затем Кристо понадобятся еще несколько помощников, чтобы соорудить сцену, занимающую большую часть рыночной площади. Где будут выступать наши артисты и фокусники, которые заставят шары парить в воздухе, ленты исчезать, а искры разлетаться. И там также будет место для меня – для меня и моего бубна.

Мой отец всегда говорил, что, когда я танцевала, можно было легко забыть, как дышать. И вот уже три года я всегда замечала восхищение в глазах мужчин, для которых танцевала. Завистливые взгляды некоторых женщин делали свое дело. А затем в игру вступала маленькая хитрость, обогащавшая меня за счет полных кошельков моих почитателей. Я усмехнулась про себя, вспомнив о том, как обыскиваю карманы их брюк и вскидываю свой бубен. Этот звон – музыка для моих ушей. Звон монет, как и звон металлических дисков моего инструмента, который я так любила.

Элиа как бы случайно перевел свои зеленые глаза на меня, спрашивая, поняла ли и я его. Тон в его голосе мне совсем не понравился. Он был собственническим и дерзким. Даже мой отец никогда не обращался ко мне в таком тоне, поэтому я демонстративно встала и сделала реверанс.

– Да, Ваше Пустейшество! Я очень хорошо тебя поняла!

Это оскорбление – пережиток детства, когда мы еще играли в принца и принцессу. С тех пор, как он лишился пальца, я дразнила его этим издевательским титулом: Ваше Пустейшество. Да, он более чем заслужил этот титул. И пусть Элиа был наследником одной из семей-основателей, это не значит, что он черпал мудрость ложками.

Внезапно стало жутко тихо. Лишь пламя потрескивало своей согревающей песней, а река плескалась ночным пением.

Никто не возражал нашим наследникам. Вероятно, это было потому, что никто даже отдаленно не наслаждался этим маленьким триумфом вместе со мной.

Элиа закипел от ярости, а я почувствовала, как множество глаз заметалось между нами. Зан Захрай укоризненно покачала головой, а Яна с ужасом посмотрела на меня. Взгляд Элиа, однако, сразу отдалился на много миль. Он кивнул и исчез в тени пламени.

– Чего вы так уставились? – фыркнула я. – Позаботьтесь о приготовлениях к завтрашнему дню. Я все улажу, – добавила и неохотно побежала за ним.

Раньше я бегала за Элиа, потому что он был быстрее меня. Теперь сделала это, потому что мои слова причинили ему боль – даже если не планировала забирать их назад.

Я нашла его на том самом камне, где сидела чуть раньше. Его темные волосы переливались голубоватым оттенком в свете серебряной луны. Он швырял в реку мелкие камешки. Повторяющееся шлепанье и тихие голоса моего народа были единственным, что можно было услышать. Это и мое сердце, которое советовало мне бежать, прежде чем вся ситуация станет бесконечно неловкой.

Медный город строго смотрел на нас свысока. Гигантский.

Непробиваемый. Устрашающий.

Я закусила нижнюю губу и наконец взяла себя в руки.

– Извини, не хотела тебя обидеть, – прошептала я, что стоило мне немалых усилий. Но Его Пустейшество Элиа не счел нужным удостоить меня даже одним взглядом. Разозлившись, я уперла руки в бедра и повторила чуть громче. Снова никакой реакции.

Вместо этого он продолжал швырять камни в реку все быстрее и быстрее.

Шлеп-шлеп.

– Слышишь, ты, глухой индюк?

– Ты должна наконец повзрослеть, София, – сказал он, по-прежнему не глядя на меня. Если Элиа называл меня Софией, дело принимало серьезный поворот. Он делал так, только когда был по-настоящему зол. В последний раз Элиа назвал меня Софией, когда мы разбирали палатки во Фриоле. Именно там я ясно дала ему понять, что не нуждаюсь в нем. Не так, как он нуждается во мне.

Я заламывала руки и, не найдя подходящих возражений, в конце концов села рядом с ним. Впервые за несколько месяцев я не соблюдала безопасное расстояние между нами, которое сама же и навязала.

Луна отражалась в реке и танцевала в устойчивом ритме, перемещаясь по камням. Снова до меня донесся металлический запах прохладного вечернего ветра, который стелился вокруг нас невидимым шлейфом. Этот запах города был далеким воспоминанием. Одинаково жарким и холодным. Резким и мягким.

Мы долго наблюдали за пляшущим отражением серебряной луны и молчали, пока Элиа не начал хихикать.

– Почему ты смеешься? – раздраженно спросила я. Неужели он совсем потерял рассудок?

– Помнишь тот день, когда нас поймали?

Я поняла, на что он намекал, и в тот же миг закатила глаза.

Ирония судьбы заключалась в том, что из всех нас именно Элиа лишился пальца – мастер ножей, ни разу не поранившийся о свое дерзкое искусство. Он был знатоком своего дела. Вот только, к сожалению, таланта воровать у него не нашлось.

– Тебя поймали. Я сбежала, как маленькая канализационная крыса.

– Я по-рыцарски заслонил тебя собой! – запротестовал он и ткнул меня в бок.

– Я помню все иначе, – пробормотала я, вспоминая стальных мужчин, которые схватили Элиа. Дрожь пробежала у меня по спине, когда я вспомнила инструмент, с помощью которого они это сделали. Он напоминал ножницы, но при этом казалось, будто эти ножницы проглотили конечность Элиа и вместо открытой раны снабдили медной пластиной. Его крики были оглушительными. И боль, которую я испытывала при этом, до сих пор потрясала меня до глубины души. Часто у меня в носу витал металлический запах крови – крови, которая должна была вытечь оттуда, где теперь блестела медная пластина.

– Если бы ты только перестала обсуждать с той дамой свое украденное имущество… Тогда я не был бы таким невнимательным, – продолжил он. Я посмотрела на его указательный палец, вспыхнувший в свете луны. Неважно, кто виноват в этом. Жестоко отрезать кому-то палец, даже если Элиа заслужил лишиться целой кисти.

– Я не должна была выставлять тебя на посмешище перед всеми, – призналась я через некоторое время, но поспешно добавила: – Но ты должен наконец перестать обращаться со мной так ужасно!

– Как я с тобой обращаюсь, Фия? – спросил он, проказливо ухмыляясь мне.

Вот!

Вот эта нежная детская нотка в его голосе, когда он произносил мое имя. Я перестала надеяться, что он еще может быть таким.

– Ты ведешь себя так, будто я твоя собственность!

– Нет, я защищаю тебя так, будто ты моя собственность, – поправил он.

– Но я не твоя собственность. Я такая же, как и все.

– Ты не такая же, – вздохнул он. – И прекрасно это знаешь. Скоро ты станешь совершеннолетней наследницей. Тогда тебе придется взять на себя ответственность.

– Если бы отец был жив, я бы не приступила к этому еще какое-то время, – проворчала я, глубоко вздохнув, и положила подбородок на согнутые колени.

И вновь почувствовала леденящий укол, лишивший меня воздуха.

Если бы мой отец был жив, я была бы просто Софией. Свободной, как ветер. Свободной, как и все остальные стэндлеры.

– Кому ты рассказываешь, – так же грустно сказал Элиа, поигрывая медной пластинкой на своем изуродованном указательном пальце. Ему самому пришлось справляться с этим раньше меня. Его родители погибли во время опасного представления с хищными кошками, кулатрами. С тех пор мы исключили их из нашей программы и значительно ужесточили другие меры безопасности. Я не видела изуродованных трупов, потому что Чанти, наша иллюзионистка, заставила их исчезнуть до того, как публика увидела ужасную кровавую бойню. Но семилетний Элиа все видел. За сценой лежали их окровавленные тела. Его родители были мертвы прежде, чем кто-либо попытался бы их спасти.

– В конце концов, мы те, кто отпускает наш народ с ветром, Фия. В какой-то момент они посмотрят на тебя и последуют за тобой до самой смерти, если потребуется. Я просто хочу защитить тебя.

– Элиа, – устало прошептала я, но он прервал меня взглядом своих сверкающих глаз.

– Фия, мы с тобой последние наследники. Мы не должны потерпеть неудачу.

– Что ж, ты прав. Но ты должен перестать смотреть на меня свысока, Элиа. Иначе Ваше Пустейшество станет твоим постоянным приветствием.

Когда я встала, его пальцы сомкнулись вокруг моего запястья. Его рука была вспотевшей. Медная пластинка на моей коже была холоднее глыбы льда. По коже побежали мурашки, но, когда я взглянула в его печальные глаза, мое сердце смягчилось.

– Ах, Элиа, – мягко сказала я, но отстранилась от его вспотевшей руки. – Улыбка тебе очень к лицу.

И тогда я спросила себя, когда в последний раз смеялась от души? Казалось, прошли годы.

Мы, стэндлеры, были не просто мастерами менять облик. Мы неплохо играли свою роль. Внешне всегда оставались веселы.

Но завтра, во время моего танца, никто не догадается, что я нахожусь на грани срыва.