Читать книгу Змеиный узел - Влад Костромин - Страница 6

Андрей Иванович проснулся от странного звука – будто кто-то скребся в стекло. Встав с кровати, следователь достал из-под тощего матраца ПМ и, держа его в опущенной руке, осторожно подошел к окну. Тихонько отодвинул край пыльной шторы. Луна заливала ночь призрачным серебристым светом, играя на мокром асфальте. В лесу напротив стояла темная фигура. Следователь, не отрываясь, смотрел на фигуру, пытаясь понять, что это такое и почему Луна его не освещает. За стеклом вновь кто-то поскребся. Андрей Иванович перевел взгляд. Темная тень метнулась от окна. Невольно вскинул руку с пистолетом, едва не выбив стекло. Поднял взгляд – фигура в лесу пропала. Померещилось что ли? – подумал он, на всякий случай тихо открывая окно. На подоконнике темнели две кучки свежих опилок, распространяя в ночном воздухе запах сосны. К нему примешивался тонкий аромат фиалок.

– Что там? – раздался заспанный голос за спиной.

– Слава, похоже, у нас были гости.

Слава встал с кровати и зажег свет, ежась от ночной прохлады, подошел к окну.

Андрей Иванович стволом указал на опилки.

– Думаете, убийца принес? – настороженно спросил Слава.

– Не знаю… Я видел какую-то темную фигуру через дорогу, а под окном что-то скреблось. Я посмотрел на подоконник, а оттуда большая птица взлетела.

– Птица принесла опилки в когтях?

– Не знаю… Как говорил Гегель: «Сова Минервы вылетает в полночь». Тащи фотоаппарат – будем снимки делать. И бланк доставай – надо осмотр места происшествия составить.

Слава обреченно вздохнул.

– Не вздыхай, служба у нас такая. Дни и ночи…

– Я оденусь? – в трусах и майке молодому следователю по ночной свежести было зябко.

– Оденься, – разрешил Андрей Иванович, спавший в теплой синей пижаме. – Да и я партикулярное платье натяну, негоже пугать пейзан непривычным одеянием.

– Думаете, вас кто-то увидит?

– Обычно в деревнях встают рано. Да и к тому-же лично меня не отпускает ощущение, что за нами все время следят.

– Знаете, – замялся Слава, – мне тоже это все время кажется. Какая-то тут атмосфера гнетущая.

Закончили фотографировать и описывать место происшествия только к утру, когда уже было светло. Верхушки деревьев начали золотиться, отражая первые лучи, разбавляя настоянную за ночь тишину, как сумасшедшая разоралась кукушка в леске.

– Ку-ку-ку-ку-ку-ку-ку.

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? – спросил Славик.

– Ку, – и замолчала.

Следователи задумчиво посмотрели друг на друга. За околицей начала кричать другая кукушка, судя по голосу, более опытная.

– Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось? – снова спросил Славик.

Птица презрительно замолчала.

– Спросите вы, Андрей Иванович.

– Слава, не забивай себе голову суевериями.

– Спросите.

– Хорошо. Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?

– Ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку-ку, ку, – синхронно отсчитали обе птицы.

Следователи вновь озадаченно переглянулись.

– Я не люблю птиц. Пора делами заниматься. Вячеслав, теперь, когда у нас есть машина, тебе необходимо встретиться с егерями из заповедника и опросить их.

– Сегодня?

– Езжай сегодня, а я допросами займусь. Ладно, пошли завтракать и будем работать.

***

В дверь постучали.

– Войдите.

Распространяя застарелый запах перегара, вошел невысокий лысый крепыш с неровным шрамом на бугристой голове, в засаленной фуфайке, старых шароварах и грязных хромовых сапогах.

– Вызывали?

– Здравствуйте, проходите, присаживайтесь.

– А чего сразу садиться, гы? – поднял он на следователя мутные оловянные глаза.

– Не садитесь, а присаживайтесь.

– Знаю я вас, присесть предложите и на пять лет без права переписки.

– Такого уже нет давно.

– Чего нет?

– Без права переписки.

– Правда, гы? – у пастуха начался нервный тик – сильно дергался левый глаз, – перестройка?

– Нет, уголовный кодекс давно новый. Представьтесь.

– Рано мне еще, – к глазу добавилось дерганье правого плеча, при этом, плечо и глаза не совпадали по частоте.

– Как вас зовут?

– Меня?

– Да, вас.

– Бобков я, Михаил Михайлович, пастух тутошний, гы. Бобком люди кличут, а я и отзываюсь.

– Михаил Михайлович, что вы можете сообщить по факту убийства Андрея Родина?

– Нашел я его, значится. Корова, подлюка, в лес ломанулась, а я, значится, за ей. Догнал и по рогам скотине безмозглой, вестимо, насовал. Она назад шарахнулась, а я, это самое, посра…, в смысле, оправиться по большому, гы, решил. Дай, думаю, коли в лес пришел, так и это самое, короче… Опять же – для грибов полезно. Только штаны снял, присел, а тут и он лежит, значится. Ну, я и побег в деревню – в милицию звонить. А сыну своему, Мишке, он в подпасках у меня, это самое, сказал никого не подпускать.

– Никого это кого? Там был кто-то еще?

– Коров чтобы и овец не подпускал. Мы же с пониманием, знаем, что следы затоптать могут. Я уже усе рассказывал и протокол подписал.

– Я читал протокол. Добавить к нему что-нибудь можете?

– Что тут добавлять? Зря он в тот лес пошел, это самое, нехорошее там место. Нехорошее.

– Чем нехорошее?

– Мне еще бабка моя про это рассказывала – тогда никакого заповедника там и не было. В войну фашисты там пленных расстреливали. Бабка моя, земля ей пухом, говорила, что фашисты пытались открыть ворота в Ад…

– Однако.

– Не верите? Думаете, что я псих? – пастух ткнул корявым черным пальцем в шрам. – Да?

– Почему же, ничего подобного я не думаю.

– Вы у бабок поспрашайте, у старых наших – может и расскажут. До немцев в тех лесах НКВДшники крутились. Нехорошее место и крови пролито там немало! – Бобок начал трястись на стуле. – Много, много крови пролито!

– Успокойтесь, Михаил Михайлович, и рассказывайте по существу.

– По существу? Я думаю, в лесу водятся какие-то существа… и это они убили Андрея.

– Что больше всего бросилось вам в глаза? Запомнилось?

– Когда я его увидел, то какая-то птица сидела на лице и клевала глаз. Левый глаз.

– Что за птица?

– Я не знаю! Не знаю! – Успокойтесь. Выпейте воды, – следователь налил воды из графина, любезно предоставленного вместе с комнатой, в граненый стакан, найденный Славой в тумбочке, и протянул Бобку.

Тот дрожащей рукой взял стакан и, стуча по нему зубами, с трудом выпил.

– Я таких птиц раньше не встречал, – неожиданно спокойно сказал он. – У нее были зеленые глаза.

– Что еще можете сказать?

– Он мне снится… стоит, машет рукой, в которой насквозь торчит колышек и пытается что-то сказать…

– Что сказать?

– Не знаю, у него рот забит чем-то.

– Чем?

– Похоже на опилки, но я не уверен.

– Еще что можете сказать?

– Больше ничего, кроме того, что надо проверить лес. Вдруг, там сам Гитлер прячется?! Вы проверьте, проверьте! – пастух вновь сорвался на крик. – Куды мне бечь, царица небесная, если он в лесу?!

– Хорошо, мы проверим. А вы будьте готовы, что я вызову вас еще раз, – Андрей Иванович протянул пастуху бланк, – прочтите и если все верно, то напишите снизу: «С моих слов записано верно. Мною прочитано» и распишитесь.

Пастух медленно прочел протокол, неуверенно подписал, встал.

– А от лесов держитесь подальше, – напоследок сказал он, совершенно противореча сам себе и вышел из комнаты.

Следователь проворно вынул из лежащей на кровати спортивной сумки пакет и осторожно спрятал туда стакан. Пакет положил в сумку.

– Здравствуйте, – голос глубокий, немного томный, как телячье мычание. Навязчивая и густая комбинация запахов: дешевых духов, сирени и свежего леса. Короткая синяя юбка. Деревенская красотка, да и только.

– Проходите. Садитесь.

Девушка поправила русые локоны, мягко покачивая бёдрами, медленно прошла к стулу, медленно села. Кофточка на пышной груди была в натяжку.

Андрей Иванович кашлянул, запершило в горле.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Лена. Сапункова. Извиняйте, Елена Анатольевна. – Девушка улыбнулась.

– Елена Анатольевна, вы догадываетесь, почему я вас пригласил?

– Понятия не имею! – она опустила глаза. Пальчиком провела по краю стола.

– Даже предположений никаких нет?

– Совершенно!

– Странно…

– Я ничего не совершала! – сказала Елена с вызовом.

– Никто вас ни в чем не обвиняет.

– Зачем тогда пригласили?

– Подумайте.

– Не думается.

– Хорошо, – вздохнул Андрей Иванович. – Вы здесь из-за убийства Андрея Родина.

– Я его не убивала! – она отвернулась и уставилась в окно.

– Давайте попробуем по-другому, – Андрей Иванович тоже хотел бы выйти в солнечный день из пропахшего сыростью помещения, а еще лучше оказаться на крымском пляже. – Что вы можете сказать про Андрея?

– Его убили.

– Это я знаю. Кто его убил, у вас есть предположения?

– Не я – это точно! – Елена перевела взгляд на следователя. Положила руку на стол и кончиками пальцев коснулась стопки бумаг.

– Что вы можете сказать про покойного?

– Про кого?

– Про Андрея.

– Ничего.

– Вы его не знали?

– Очень мало. – Девушка начала рисовать пальцем круги по столу, по бумагам. Коснулась авторучки.

Андрей Иванович переложил бумаги в сторону.

– Жили в одной деревне, учились в одной школе и так мало знали? С трудом верится.

– Что я – бюро справочное – всех знать должна?! – Елена скрестила руки на груди.

– Хорошо, – видя, что разговор опять заходит в тупик, Андрей Иванович задумчиво почесал левую щеку, потёр лоб. – А вот, например, Виталика вы хорошо знаете?

– Какого? – Елена нахмурилась.

– А вы какого знаете?

– Вы про какого спрашиваете? – В глазах Елены появилось беспокойство. Она снова отвернулась к окну.

– Про Андреева, – сдался следователь. – Его знаете?

– Андреева?

– Да, Виталия Андреева.

Девушка молчала.

– Так знаете или нет? – не выдержал следователь.

– Знаю, – обиженно и резко ответила Елена.

– Почему же тогда молчите?

– Молчание знак согласия.

– Хорошо, – медленно вдохнул и выдохнул Андрей Иванович, – насколько хорошо вы его знаете?

– Не очень, только что учимся в одной школе и живем в одной деревне, а так, можно сказать, и не знаю его совсем.

– Хоть кого-нибудь вы хорошо знаете?

– Сестру свою, Ирку, брата – Стаса, родителей, – начала загибать пальцы на руке Елена.

– Еще?

– Еще двоюродные братья тут у меня живут: Сашка и Мишка, родители их.

– А не из родственников?

Опять наступила тишина. Елена прикусила пухлую губу. Щеки её немного порозовели.

– Молчание – знак согласия? – обреченно спросил следователь.

– Да, знаю.

– Кого еще вы знаете? – спросил Андрей Иванович, с трудом сдерживая в себе неожиданное желание – взять со стола графин с водой и опустить его на голову девушке, взять и тряхнуть её хорошенько, чтобы отвечала бойчее.

– Одноклассников, подруг… – вновь начали загибаться пальцы.

– Про убийство Андрея что-то можете сказать?

– Да, могу. Я его не убивала.

– Это я уже слышал и записал. Еще что-то?

– Нет.

– Предположений кто его мог убить нет?

Она вдруг уставилась на следователя, словно увидела его впервые. Потом с опаской посмотрела куда-то выше его головы. Отвела взгляд. Поправила густые волосы.

– Нет. Нет у меня никаких предположений.

– Хорошо, – следователь протянул девушке бланк протокола, – прочтите и если все верно, то напишите снизу: «С моих слов записано верно. Мною прочитано» и распишитесь.

Елена молча подписала протокол, сверкнула глазом и вышла, маняще покачивая круглыми ягодицами под темно-синей короткой юбкой.

– Здравствуйте, – в дверь вошел высокий белобрысый подросток истинно арийской наружности.

– Здравствуй, Владимир. Проходи, присаживайся. Ты догадываешься, зачем я тебя вызвал?

– Из-за Андрея?

– Правильно. Вы дружили?

– Мы учились в одном классе и жили водной деревне…

– Близко, значит, не дружили?

– Он больше с Виталиком Андреевым и Витьком Пронкиным дружил.

– Понятно. У тебя есть какие-то мысли, кто мог это сделать?

– Мне кажется… это таджики. Они какие-то не такие как мы, грязные, крикливые… Могли его убить.

– За что?

– Он козу у них украсть хотел. В шутку.

– А таджики не поняли шутки?

– Не поняли. У них весной как нарочно козел повесился… Мальчиком его звали.

– Как повесился?

– Привязан был и на этой веревке на заборе повис и удавился. А таджики на Андрея подумали. Один ихний – Заурбек, подрался с Андреем за это.

– И кто победил?

– Заурбек он здоровый, дзюдо там у себя занимался…

– А Андрей боксом. Так кто победил?

– Андрей его дубинкой отм…, простите, избил.

– Дубинкой?

– У них такие дубинки – из резинового шланга с металлической оплеткой внутри от трактора, они внутрь шарики от подшипника насыпают.

– Они это кто?

– Андрей, Виталик, Витек… Да тут многие с такими ходят.

– А у тебя есть такая дубинка?

– У меня? – немец заискивающе улыбнулся. – У меня… есть. Только у меня без подшипников, вы не подумайте!

– Все равно – холодное оружие! Прямо «дикий Запад» какой-то. Может тут и пистолеты есть?

– Самопалы делают многие…

– Страшно жить в вашей деревне. Вернемся к драке Андрея и Заурбека. Когда она происходила, кто видел?

– Где-то недели три назад, вечером это было, возле комбайна, напротив карьера. Полдеревни видело – сидели на бревнах и ждали скот с поля.

– Ясно. А еще драки с таджиками были?

– Виталик с Муратбеком подрался.

– Это кто?

– Он на год старше нас.

– Место, время, итог?

– Перед экзаменами, в школе, за тиром, один на один. Виталик победил.

– Без дубинки?

– Без. Три зуба ему выбил и нос сломал.

– Какие страсти тут кипят. Из-за чего драка произошла?

– Муратбек ко всем цеплялся… щелбан Коле Андрееву дал случайно.

– Неплохой размен: нос и зубы за щелбан.

– А нечего лезть! Понаехали тут!

– Не горячись, скажи лучше, кроме таджиков кто мог на Андрея зуб иметь?

– Да кто угодно!

– И убить кто угодно мог?

– Ну… Андрей он здоровый был, не всякий бы справился…

– Ты тоже парень не хилый – ты бы справился?

– Не знаю, он ко мне не лез.

– Совсем?

– Иногда только дразнил «Партизаном»…

– За музей?

– Нет, еще до музея было. Мы с Виталиком с картошки сбежали и заблудились. Два дня по лесам и полям таскались.

– Ясно. Кстати, а зачем вы музей ограбили? Это не для протокола, не бойся.

– Оружие хотели взять, – потупился немец.

– Зачем?

Подросток пожал плечами.

– Что хоть взяли?

– Всё… все, что было. И миномет тоже…

– Хозяйственные. Скажи, а по грибы ты ходишь?

– Редко, тут заблудиться можно…

– А кто часто ходит, знаешь?

– Бабки разные, но они недалеко… Еще Красотьевич. Он постоянно жрет их.

– Это кто такой?

– Алкаш один местный. У него дом сгорел, и он теперь в самодельной хижине живет. Со свиньей…

– Хорошо, проверим. А в заповеднике ты бывал?

– Нет, там место плохое… Леший водит… Я как-то раз зашел, случайно, слегка заблудился. Присел дух перевести и услышал немецкую речь…

– Немецкую? Ты не ошибся?

– Мы дома меж собой по-немецки разговариваем.

– И про что говорили в лесу?

– Команду на расстрел пленных отдавали… А потом залп… Я испугался и убежал оттуда…

– Больше ничего странного тебе не встречалось?

– В заповеднике?

– Везде.

– Мы весной шли домой из школы: я, Виталик, Андрюха, Ирка и Ленка, и видели какое-то странное животное. Волк не волк, собака не собака – не знаю. Бежало по асфальту перед нами, метрах в двадцати. Не удалялось и не подпускало к себе ближе. Никто так и не понял, что это. До самой стелы перед нами бежало, от горки – километра два, получается, а потом в кювет спрыгнуло.

– Разве вас автобус не возит из школы? Почему пешком шли?

– Мы с уроков сбежали, – засмущался немец, – сбежали, а автобус еще долго было ждать. Вот мы и пошли. Мы часто пешком ходим.

– Ясно. А что за Лена с Ирой?

– Ира Пинчук и Лена Сапункова.

– Спасибо, – Андрей Иванович сделал отметки в списке.

– Андрюха с Ленкой одно время встречался…

– А потом?

– А потом стал с ее младшей сестрой – Иркой встречаться.

– Прямо ловелас.

– Заурбек тоже хотел с Ленкой встречаться…

– Так, так, так. Ты хочешь сказать, что у него был двойной мотив?

– Я вам так с самого начала и сказал!

– Еще что-то хочешь добавить?

– Вроде все сказал.

– Хорошо, – следователь протянул бланк протокола, – прочти и если все верно, то напиши снизу: «С моих слов записано верно. Мною прочитано» и распишись.

Немец прочел и расписался.

– Я могу идти?

– Иди. И напоследок, – спросил Андрей Иванович, когда Володька взялся за дверную ручку, – еще вопрос.

– Какой? – пугливо оглянулся Шнеппе.

– Кто Юру Савкина отравил?

– Что? – вытаращив глаза, немец открывал и закрывал рот, словно рыба, выброшенная на берег. Казалось, от падания его удерживает лишь дверная ручка, в которую он вцепился как утопающий.

– Кто отравил Юру Савкина? – медленно повторил следователь.

– Я не знаю! – истерично выкрикнул Володька, – не знаю я!

– Ты знаешь, что он не сам себе в компот формалин налил, но не знаешь кто?

– Да! Нет! Ничего я не знаю! Меня тогда вообще в школе не было! Я болел!

– А если подумать?

– Не знаю, – немец всхлипнул. – В шкафу стояла банка с гадюкой – может, он подумал, что это спирт?

– А если не подумал, то кто?

– Андрей, – еле слышно прошептал бледный немец. – Он говорил, что Юра стукач, и надо хорошо его проучить…

– Хорошо, можешь идти. Позже я вызову тебя еще раз.

****

В дверь вошла стройная русая девушка, с не по возрасту большой грудью, чертами лица схожая с уже допрошенной Сапунковой.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте, присаживайтесь. Меня Андрей Иванович зовут.

– Сапункова Ирина Анатольевна.

– Ирина Анатольевна, я пригласил вас для дачи показаний по факту убийства Андрея Роднина. У вас есть, что сказать по этому делу?

– Я ничего по этому делу не знаю!

– Вы же встречались с Андреем?

– Встречалась. Сначала он с моей сестрой встречался, а потом на меня перекинулся. Но этого у нас не было, вы не подумайте! Я до свадьбы никому! Так ему и сказала – если невтерпёж, то иди к Жанке, эта сисястая всем дает!

– Жанна Фомичева?

– Она самая. Сгорела вместе с бабкой – ведьмой. Наказал бог за убитых детей.

– Она детей убивала?

– Аборты делала…

– Понятно. Давно вы с ним?

– С весны…

– Хорошо. Вас потрясло убийство?

– А вы как думаете?

– Думаю, что да. Кого же вы подозреваете?

– Да кого угодно! Андрей был хорошим парнем, но многим не нравились его шутки.

– У вас любой может за шутку убить?

– Смотря за какую… У нас судимых много… Но я бы проверила немцев этих: Володьку и Андрея Шнеппе. Какие-то они не такие.

– В чем это выражается?

– С девочками нашими не гуляют, да и от ребят особняком держатся. И смотрят все время как-то хитро, как фашисты в кино. Им же посылки из Германии приходят каждый месяц, а они потом жвачками и шоколадками спекулируют в Афоньевке.

– Какое отношение спекуляция имеет к убийству?

– Так старший ихний – Андрей, нашему Андрею деньги проиграл в карты. Может убили вдвоем с братом чтобы долг не отдавать? Жадные они. Мне же этот Володька предлагал встречаться. Пошли с ним раз в клуб. Я говорю: купи самогонки, а он – денег жалко! Жмот! Еще лапать меня пытался, козел! А потом за банку консервированной колбасы предлагал! Нашел дуру, за жестянку ноги раздвигать, баран!

– Андрей Шнеппе не предлагал вам встречаться?

– Он еще чуднее… Говорят, с мальчиком этим, Адамом Финкелем у него что-то… Вроде как ходят вдвоем. Даже видели их – как за ручки держались…

– Проверим. А что про Киабековых сказать можете?

– Говорят, они наркотики продают…

– Кому?

– Заурбек в Афоньевке продает. Точно я не знаю.

– А попыток встречаться с вами или сестрой они не делали?

– Заурбек пытался к Ленке лезть, но она его отшила. Все знают, что они у себя с козой это самое, живут, да и воняет от них, – Ира сморщила носик, – а младший их, не знаю, как звать, за бабами в банях подглядывает. Брат мой Стасик ему трусы Ленкины продал.

– Однако, – крякнул Андрей Иванович.

– И не говорите. Совсем молодежь с этой перестройкой с ума посходила!

– Вернемся к убийству. Вы знали, что Андрей за грибами собирался?

– Нет. Он со своими друзьями – придурками табунился, не до меня ему было. Сами понимаете, не дала, так зачем нужна?

– Стесняюсь спросить, а сестра ваша дала? – смущаясь спросил следователь.

– Сама не сказала, дурочка? Дала на свою голову. Потом бегала деньги на аборт искала, овечка!

– Она сделала аборт?

– Весной. Сходила к Фомячихе, та ей каких-то отваров дала и настоек. Рассказала, как пить. После этого Андрей и стал ко мне клинья бить. Видать, думал для коллекции и меня обрюхатить.

– Может быть… Так зачем вы стали встречаться, если знали о положении сестры?

– Понимаете… С ним многие хотели, а так я всем нос утерла! Да и, признаюсь, хотела за Ленку отомстить.

– Как?

– Придумала бы по ходу. А так не успела… Кто-то его убил, – она задумалась.

– Еще что-то можете добавить?

– Нет, я уже и так много наболтала.

– Хорошо, – следователь протянул бланк протокола, – прочти и если все верно, то напишите снизу: «С моих слов записано верно. Мною прочитано» и распишитесь.

Раздался робкий стук в дверь.

– Войдите!

За открывшейся дверью стоял пожилой мужчина в воглой штормовке, очках в роговой оправе и шапке-петушке. Руки его нервно теребили ободранный кожаный портфель странного апельсинового цвета.

– Здравствуйте. Меня зовут Виктор Григорьевич Вайнштейн. Я ветврач.

– Очень приятно, Андрей Иванович. Проходите, я вас хоте пригласить завтра, но ничего страшного.

– Я решил сам, добровольно и чистосердечно… Отдать себя в руки следствия…

– Признаться в содеянном? – подмигнул следователь.

– Совершенно верно! Чистосердечно признаться! – в волнении заерзал на стуле Вайнштейн.

– Признаться в убийстве?

– Господь с вами! Я Андрея не убивал!

– В чем тогда желаете признаться?

– Директор меня заставил! Я не сам!

– Что заставил?

– Написать справку на свою корову, точнее, на его корову. Которая сдохла…

– И вы написали?

– Написал, куда мне было деваться?

– Знаете, чем это грозит?

– Готов по всей строгости закона, – судорожно вздохнул ветеринар, – но прошу учесть раскаяние и чистосердечное признание.

– Хорошо, учтем. Напишите объяснительную по факту и…

– Уже написал, – Виктор Григорьевич протянул следователю мелко исписанный лист бумаги.

– Х-м… – Андрей Иванович взял лист, бегло пробежал глазами, отложил на стол, в сторонке от протокола, – а какова причина смерти?

– Не знаю, я определить не смог, – поник головой Вайнштейн.

– А у Родиных почему корова сдохла?

– Тоже не знаю…

– Симптомы одинаковые были?

– Нет, вышло такое дело, у Родиных корова сдохла в тот же день, а вот у Андреевых умерла через день и сначала ослепла, а только потом сдохла.

– И что случилось с тушей?

– Вот, – ветврач смущенно достал из портфеля еще один лист бумаги.

– Главбух вас тоже заставила? – изучив очередной донос, спросил Андрей Иванович.

– Совершенно верно, заставила.

– Почему же только про директора сразу достали докладную?

– Каюсь, запамятовал от волнения, – начал юлить Вайнштейн.

– Хорошо, поверю, – следователь положил вторую кляузу поверх первой. – А про убийство Андрея, что можете сказать?

– О мертвых или хорошо ли никак.

– В интересах следствия…

– Пакостный был мальчонка. Любил он гадить окружающим.

– Например?

– Гаденыш украл у меня на ферме упаковку вазелина и постоянно мазал им мою калитку и дверную ручку. Думал, что это смешно, придурок.

– И вы не пытались как-то на него повлиять?

– Как на это быдло повлияешь? Я, знаете ли, человек интеллигентный, к насилию не расположен, а подобные особи слов не понимают. Зайдите в клуб, посмотрите. Там все стены в надписях типа: «ДМБ-87», «Черный кофе», «Сектор Газа».

– А вы пробовали с ним разговаривать?

– Пробовал… Он, – губы ветврача мелко задрожали, – пинка мне дал и ушел, хохоча как безумный.

– Родителям Андрея пробовали жаловаться?

– Чтобы он меня сжег?

– А что, были предпосылки? Угрозы?

– Ну… – замялся Виктор Григорьевич, – от подобных типов сего можно ожидать.

– Участковому? Вы, я смотрю, любите жалобы писать.

– Просто у меня твердая гражданская позиция!

– Так писали участковому или нет?

– Писал, дважды, но из скромности не подписался.

– Анонимки, значит?

– Почему сразу анонимки? Просто сигнал органам.

– Участковый как-то повлиял на Андрея?

– Как он мог на эту сволочь повлиять? Тот перед ним просто паясничал вместе с дружками своими.

– Понятно. Идите, если будет надо, то мы вас вызовем.

– Повесткой? – вскочил со стула ветврач.

– Можем и повесткой.

– Спасибо, – спиной попятился к двери Вайнштейн, – я завсегда органам рад помочь, только обратитесь.

– Будем иметь в виду.