Читать книгу Джебе – лучший полководец в армии Чигизхана - Влад Менбек - Страница 6

Часть первая. Разбойники, или Люди длинной воли
Глава шестая. Разбойники

Оглавление

Чиркудай поспешил убраться из степи, в которой трудно спрятаться – всё как на ладони. Он постоял немного, не оглядываясь на то место, где было побоище, и быстро пошел в сторону гор.

Его путешествие длилось три дня. По дороге он размышлял о разном и понял одно: Худу-сечен был сто раз прав в том, что наступают ужасные времена. Нападение средь бела дня и жестокость разбойников подтверждали слова погибшего сказителя.

В степи Чиркудай крутил головой во все стороны. Заметив что-нибудь подозрительное, ложился на сухую землю и пережидал, делая глоток-два застоявшейся воды из своей выдолбленной сушеной тыквы. Сотник Бай Ли молча сунул ему ее перед расставанием.

На второй день путешествия, убил дротиком зазевавшегося хвостатого суслика. Евражка заверещала, забилась, пытаясь достать зубами то, что пробило ее насквозь и причинило неимоверную боль. Пока Чиркудай подбегал к зверьку, тот затих. Ободрал шкурку, набрал сухой травы и вечером в лощине развел костер, приспособив над огнем меленькую красную тушку. А сам отошел в сторону и залег за пригорком, наблюдая за степью и за своим костром. И недоглядел: мясо наполовину обуглилось. Но все равно, съел с жадностью почти все. Лишь чуть-чуть оставил на потом.

Сил прибавилось, поэтому шел всю ночь, ориентируясь по звездам. Прислушивался к далекому вою волков. Он их не боялся: волки нападают лишь на слабых и больных, так говорил Худу-сечен.

В березовый лес вошел вечером. Уже в потемках наткнулся на кусты и улегся под ними, завернувшись в халат. Ночью сильно замерз, но костер разводить не стал. Лежал, скукожившись, на холодной земле и ждал утра. Весна только-только начиналась.

Под утро невысокая трава побелела от инея. Долгожданный рассвет быстро превратился в день и, через несколько часов, потеплело. Чиркудай нашел съедобные корни на склоне сопки в глубине леса. Он очистил их от земли. Грыз, тщательно разжёвывая. Выбрал удобное место для лёжки под раскидистой елью, наломал веток для подстилки. Костер решил не разводить. Что будет делать дальше – не знал.

Весь день просидел на одном месте и думал: на что же решиться? Идти через Уйгурию в Тибет, к монахам, или вернуться в Ляоян? Но возвращаться к китайцам почему-то не хотелось, хотя у них жилось легко и бездумно. Возможно, именно поэтому его и не тянуло туда. Жизнь обеспеченная, но в неволе. Понял это, когда попал в степь. Он не мог быть рабом, не мог жить в клетке, даже в золотой. Тибет тоже был чужой. Так ничего и не решил. Слушал лес, наполненный самыми различными звуками. Слушал и разделял их.

Снова жевал пресные корни с остатками суслика, и чего-то ждал. Ему было немного странно, что он не боится ни зверей, ни людей, ни духов. Хотя от зверей можно защититься, а от людей не всегда – лучше спрятаться. Но вот от духов никуда не уйдешь – они могут найти человека хоть где и в любое время.

Побродил по склону и, наткнувшись на ручеек, наполнил тыквенную фляжку свежей водой. Умылся. Ему не хватало Худу-сечена. Однако тоски от потери товарища он не испытывал. И зла к бандитам не было.

Бродил между деревьев, простукивал ребрами ладоней по стволам, набивая ударные, нечувствительные к боли, мозоли, как его учили в Ляояне. А когда стало темнеть, улегся под могучей сосной, на еловый лапник. Завернулся поплотнее в халат и задремал, насторожённо прислушиваясь к знакомым звукам, замечая новые.

На рассвете его разбудил непонятный шум, прилетевший из степи, от которой он удалился на несколько полетов стрелы. Не шевелясь и не открывая глаз, стал разбирать звуки на части, как его учил Худу-сечен. Через некоторое время понял, что слышит неистовый топот лошадиных копыт, с едва различимыми выкриками людей и ударами железа по железу. Это не было похоже на тренировку, там шла настоящая драка.

Вскочив на ноги, Чиркудай бесшумно и быстро, боковым ходом, ежедневно тренируемым в Ляояне, заскользил между деревьями. Шум битвы усилился.

В версте от опушки, в чистом поле, повисло облако пыли, из которого выскакивали неестественно свисавшие с коней всадники. Притаившись за кустами, отсекающими лес от степи, Чиркудай стал наблюдать.

Один обезумевший черный аратский, боевой конь без седока стремительно понесся к лесу немного правее тех кустов, где он сидел. Чиркудай быстро переместился к тому месту, куда должен был, по его расчетам, прибежать конь. Осмотревшись, он вышел навстречу животному, разглядев какой то мешок у задних ног скакуна.

Заметив его, конь резко остановился, не добежав пятнадцати шагов до опушки. Животное приседало на задние ноги и стригло ушами. Кожа на его боках и крупе нервно дергалась. Чиркудай понял, что конь сильно испугался. Он все время оглядывался на волокущегося по земле хозяина, который зацепился одной ногой за стремя. Чиркудай только сейчас рассмотрел, что за мешок болтается у ног животного, и чего он так испугался.

Это был мощный жеребец. Конь делал шаг вперед и нервно останавливался, кося глазом, стремясь уйти от запаха крови, забрызгавшего его спину, протаскивая хозяина за собой. Но избавиться от последствий битвы не мог. И снова делал шаг.

Поняв, что свисавший с коня человек мертв, Чиркудай стал разговаривать с жеребцом, как учил Бай Ли. Говорил медленно, тихим голосом. Успокаивал, хвалил за то, что вынес хозяина из сечи. Объяснял, что в бою всегда кто-нибудь погибает. И хозяин умер не по вине коня. При этом Чиркудай медленно подходил к жеребцу, который перестал прядать ушами и дрожать кожей. Животное негромко заржало, жалуясь Чиркудаю на только что пережитое.

Конь подпустил человека к себе. Парень погладил его горячую морду и стер пальцами пену с дрожащих черных губ. Но жеребец продолжал косить фиолетовым глазом влево на то, что осталось от хозяина.

Чиркудай без сожаления посмотрел на обезглавленный, измочаленный о землю труп. Он не испытывал ни страха перед смертью, ни брезгливости. Осторожно, чтобы не напугать коня, вытащил ногу убитого из стремени, внимательно посматривая в сторону продолжающейся битвы, обыскал изуродованное тело, и по одежде определил, что это был меркит. Но, кроме простых ножен от сабли, без клинка, ничего на нем не нашел. Легким движением взял коня за повод и медленно повел в лес, оглядываясь на клубящуюся вдали пыль.

Их никто не заметил. Не торопясь, Чиркудай увел неожиданное приобретение глубоко в чащу. Обошел сопку вокруг и только тогда остановился. Вытащил удила изо рта животного и пустил пастись, не выпуская уздечку из рук. Жеребец успокоился и потянулся к молодой траве. Чиркудай стал дергать зелень пучками и кормить коня с рук. Не делая резких движений, расседлал его, и стал обтирать травой слипшуюся от пота и крови черную шерсть.

Затем он разобрал вещи, находившиеся в седельном хурджуне. Очевидно, хозяин коня был не очень богатым. В мешке лежало лишь несколько ломтиков вяленого мяса, да сломанная стрела.

Чиркудай отвязал притороченный к седлу аркан из волосяной веревки и спутал ноги своей находке, чтобы не убежала. Почувствовав, что сильно проголодался, парнишка тут же откусил от просоленного, пропахшего конским потом, жилистого куска мяса. С трудом пережевывая еду, с удовольствием рассматривал коня. Жеребец был на удивление хорош: трех-четырехлетка, как определил Чиркудай, чистый степняк, боевой породы. Весь черный, с крутой шеей, крепкими ногами, плотной шерстью и лохматым брюхом.

В лесу они пробыли до вечера. Чиркудай видел, что животное не особенно ему доверяет, хотя и разрешает гладить бока и спину. И лишь с восьмой или десятой попытки жеребец разрешил заседлать себя и смирился, когда Чиркудай занял место в седле. Конь оказался понятливым и послушным. Выполнял все команды, которые Чиркудай узнал на воинской службе в Ляояне. Но нервно фыркал, когда Чиркудай гладил его шею, очевидно хозяин делал это не так.

Чиркудай медленно подъехал к опушке леса в том месте, где видел битву. В степи маячили отдельные всадники, что-то собиравшие с земли. В сереющем вечернем небе галдела нетерпеливая стая ворон. Конь тоже смотрел в степь, и его кожа стала немного вздрагивать, очевидно, он вспомнил то, что было утром. Чиркудай мягко погладил его по косматой гриве, почесал между ушами.

И в этот момент он услышал окрик справа:

– Стой!

Конь вздрогнул от неожиданности. Но Чиркудай удержал его от прыжка и медленно повернул голову на голос.

В половине полета стрелы от него на старой гнедой лошади сидел паренек в полосатом уйгурском кафтане, примерно одного возраста с ним. Как Чиркудай понял, незнакомец обращался именно к нему.

– Ты кто такой? – начал допрашивать всадник.

Чиркудай не торопясь повернул коня и направил его к пареньку. Тот почему-то испугался и рванул из леса в степь, громко окликая своих товарищей, мародерствующих на поле битвы.

Всадники сначала кинулись врассыпную, но, поняв, что в лесу всего один конник, повернули назад. Они остановились в двух полетах стрелы от опушки, где среди деревьев прятался Чиркудай. А он размышлял, что делать: ускакать подальше в лес или вымахнуть к ним навстречу. Их было одиннадцать. И все на разномастных лошадях и конях. В основном это были подростки его лет: плохо одетые и вооруженные как попало. Однако среди них был один взрослый мужчина на светлом коне. Очевидно, их предводитель.

Чиркудай понял – это не воины, а банда людей длинной воли. По сути, начинающие разбойники, которые впоследствии станут такими же, как те, что напали на караван. Он сообразил, по молодости они пока что занимаются мелкими кражами и грабежом слабых. А сейчас подбирают вещи оставшиеся от сражения.

Определившись, решил не убегать, зная, что может в любое время скрыться в лесу: конь под ним был хорош. Рассчитывал на суеверный страх степняков перед ночным лесом. Небо стало быстро темнеть. Наступала ночь.

От группы отделился предводитель подростков. Ему негоже было пасовать перед незнакомым малолеткой. Он подъехал шагов на двадцать, держа на коленях лук со стрелой, и хрипло приказал:

– Ну, ты, выходи ко мне!

Чиркудай только сейчас решил: одному будет очень трудно и нужно примыкать к ним, раз судьба послала разбойников. Но быть просто рядовым нукером ему не хотелось. Почувствовав свободу, он не хотел от нее отказываться. Поэтому придумал, как охладить пыл главаря.

Резко тронув коня, Чиркудай выехал на опушку, и быстро остановился, натянув удила. Конь загарцевал под ним.

От неожиданности главарь испугался, вскинул лук и выстрелил в сторону Чиркудая, как тот и рассчитывал. Стрела должна была пролететь в трех метрах слева, Чиркудай бросил послушного коня влево и поймал стрелу на лету. Увидев это, главарь испугался еще больше. Он торопливо положил новую стрелу и выстрелил. Чиркудай без труда поймал и ее. Отправив полтора десятка стрел без всякого успеха, главарь перестал упражняться, непонимающе рассматривая странного незнакомца на черном боевом коне.

Чиркудай слегка поддал пятками под бока коню, и тот неторопливым шагом пошел на предводителя банды. Главарь заерзал на войлочном потнике: седла, как у Чиркудая, у него не было. Ему хотелось убраться отсюда, но он боялся унизиться в глазах своих нукеров наблюдающих за ним издали.

И он попытался испугать Чиркудая, нервно хватаясь за саблю, висящую на боку, подталкивая своего коня на шаг вперед и тут же останавливаясь. Но было заметно, что он не желал даже предполагать о том, что будет, если незнакомец на черном боевом коне вдруг выхватит свою саблю. В наступившей темноте главарь не мог рассмотреть, есть ли у Чиркудая оружие или нет.

Чиркудай понял мучения разбойника, но они его не тронули. Дав ему поволноваться, он медленным шагом подъехал к испуганному главарю, немного постоял рядом, и неторопливо направился в сторону замершей банды, объезжая павших в битве коней с уже вырезанными из их ляжек кусками мяса. Ничего непонимающий предводитель последовал сзади, отстав на четыре корпуса коня.

Подростки в смятении сбились в тесную кучу. Чиркудай ощутил повисшую в воздухе нервозность, но, не обращал на это внимания. Он развернул своего коня головой к остановившемуся напротив отряда главарю, и встал рядом с группой, очевидно, таких же, как и сам, сирот. Своим молчаливым въездом в строй банды и поворотом, Чиркудай показал, что вступает в отряд, признавая главенство предводителя. Никто не осмелился спросить у вожака о новеньком, подумав, наверно они договорились. Наконец это сообразил и сам главарь. Немного поколебавшись, хрипло бросил:

– Поехали к юртам, – и, хлестнув своего коня, помчался в ночную степь.

Чиркудай пустил Чёрного за ним. Следом загрохотали копытами лошади остальной ватаги. Роли распределились, так как хотел Чиркудай: он сразу стал вторым, после предводителя.

Они быстро мчались в кромешной тьме безлунной ночи. В Ляояне Чиркудай узнал, что ночью хорошо видят лишь отдельные люди. Большинство становились слепыми, будто им надевали повязку на глаза. Ему, эта немощь людей, казалась странной и неудобной. Он мог рассмотреть человека даже в наглухо закрытом помещении. Бай Ли проверял это, удивлялся и недоверчиво сопел, придумывая новые испытания. Чиркудай их все выдержал. Но сейчас он сам не мог понять, как вожак в кромешной темноте вывел их через какие-то солончаки, проваливающиеся под копытами коней, к спрятанным в ложбинке, между высоких кустов, двум юртам. Поэтому стал подозревать, что не он один может видеть ночью.

Ехали несколько часов. Его новые соратники изредка обменивались ничего не значащими фразами. Но в основном напряженно молчали, очевидно, остерегаясь незнакомца.

У юрт все спешились. Чиркудай разглядел под обрывом за юртами груду старых кошм, и направился в ту сторону. От полусгнившего войлока повеяло чем-то родным, полузабытым. Рядом рос редкий кустарник.

Стреножив передние ноги коня, Чиркудай отпустил его пастись между кустов. А сам уселся на кошмы, издали, наблюдая за суетой всей братии, разжигавшей костёр. Его не спрашивали, почему он отделился. Очевидно, поняли, что он им не доверяет так же, как и они ему.

Когда звезды сильно повернулись на небе вокруг оси, а Чиркудай, вдосталь насмотревшись слипающимися глазами на Большую повозку и Северную звезду, стал проваливаться в омут дремы, неожиданно зашуршали осторожные шаги.

К нему подошли двое подростков. Один молча протянул кусок вареной конины, другой пустую чашку для воды. Где-то неподалеку журчал ручеек. Чиркудай не спеша, чинно, взял еду и слегка кивнул головой, в знак благодарности. Подростки ушли.

Впотьмах, по серебряному журчанию, отыскал ручеек, зачерпнул воды. Когда поел, снова стал рассматривать звездное небо. С удовольствием вдыхал родной запах старых кошм. Уснул незаметно для себя, но по привычке, чутко прислушиваясь к окружающему миру, разделяя звуки. До утра к нему никто не приближался. Все спали в юртах, даже не думая выставлять дозор. Наверное знали, что топь солончаков, непроходимая, для чужих.

Утром, когда из-за горизонта брызнули первые солнечные лучи, его разбудили крики и возня. На площадке между юртами дрались двое мальчишек. Они вырывали друг у друга синий халат найденный на поле боя. Рядом с ними стоял крепкий парень лет шестнадцати и подбадривал драчунов. Остальные, не вмешиваясь, смотрели со стороны. А из юрты, с довольной ухмылкой, выглядывал главарь. Только сейчас Чиркудай рассмотрел его коричневое, рябое от оспы, лицо, с неприятно перекошенными толстыми губами.

– Давай-давай! – подбадривал шестнадцатилетний крепыш мальчишек, поддергивая пояс с висевшей на нём длинной, не по росту, саблей. Оружие было старым, в ободранных ножнах. Крепыш подпрыгивал от нетерпения, советуя одному из дерущихся:

– Джурка, а ты его ножом снизу! Он сразу отцепиться.

И действительно, один из парнишек выхватил нож из-за голенища рваного сапога. Другой, увидев это, сразу же отпустил халат и возмущенно закричал, обращаясь к предводителю:

– Это нечестно!..

– Всё по правилам, – ответил за главаря советчик-крепыш, который был удивительно похож на предводителя. И Чиркудай понял, что временно занял его место в банде. Этот крепыш, наверное, брат главаря. И скоро Чиркудаю придется с ним столкнуться.

К будущему поединку с крепышом Чиркудай относился спокойно. Он видел, на что способен этот советчик. Брат главаря мог исподтишка ударить ножом, но открытую схватку не выдержит. Значит, нужно будет скорее решать вопрос о своем месте в банде и по тем правилам, которые выберет Чиркудай.

Обдумав это, Чиркудай встал и не спеша, создавая иллюзию медлительного увальня, как его учил Бошу, направился к сопящим соперникам. А крепыш с удовольствием рассматривал почти новый халат, который забрал у дерущихся. Все стразу же обратили внимание на приближение Чиркудая и притихли, наблюдая за ним. Он прошел сквозь расступившихся подростков, подошел к крепышу и, одним движением, вырвал у него халат. Так же не торопясь, вернулся к своим кошмам. Уселся на них, бросив халат рядом, поднял с земли два камешка и стал ими играть.

– Ты что?! – зло крикнул крепыш и направился к Чиркудаю, подбадривая себя ругательствами: – Да я тебя с землей смешаю!.. Да я тебя скормлю воронам!..

Он был метрах в десяти, когда Чиркудай бросил один из камешков в крепыша и попал ему прямо между глаз. Тот дико завопил от боли, схватившись за голову, и упал. Банда притихла. Растерявшийся главарь пошарил рукой в юрте, вытащил из ножен вжикнувшую саблю, выбрался на улицу и остановился в нерешительности, поигрывая клинком.

Крепыш, повизжав немного, вскочил на ноги и, скверно матерясь, бросился к Чиркудаю, выволакивая из длинных ножен старую саблю.

– Да я тебя сейчас всего исполосую! – он махал саблей как попало, и Чиркудай понял, что крепыш не умеет с ней обращаться. Крепыш еще ни разу не рубанул ею человека.

Разрешив махавшему клинком парнишке приблизиться, Чиркудай быстро встал и моментально переместился, оказавшись в трех шагах от нападающего. Крепыш не ожидал подобного и остановился в растерянности. Потоптавшись, он вытянул вперед руку, и попытался с дальней дистанции зацепить Чиркудая остриём.

Но Чиркудай не предоставил ему такой возможности. Слегка выждал, до тех пор, пока крепыш не сунулся с саблей далеко вперед, и оказался в плохом, неустойчивом положении. Чиркудай мягко скользнул вдоль клинка, отбив его рукой в сторону, и без перехода ударил неумеху кулаком в солнечное сплетение. Крепыш выронил саблю и согнулся. Чиркудай моментально с разворота вонзил свой локоть ему под лопатку, останавливая на время дыхание.

Крепыш ойкнул и распластался на земле, хрипя, и хватая ртом воздух. Чиркудай отошел от него к кошмам, презрительно отшвырнув ногой выбитую саблю в кусты.

– Ты брось это… – подал голос главарь: – Это мой брат. Ты его не трогай, – но на выручку не поспешил, испугавшись непонятного ему чужака и его умения драться.

Крепыш отдышался и завыл от обиды. Встал на ноги и пошел к брату, размазывая по грязным щекам злые слезы.

Чиркудай, потеряв интерес к возмущенному главарю и его брату, отвернулся от них. Он спокойно направился к табуну, где его Чёрный, как он окрестил про себя коня, уже освоился и приставал к лошадям, отгоняя от них жеребцов. А главарь стал что-то выговаривать брату у юрты. Рядом с ними стояли те двое, что дрались из-за халата. Остальные, как понял Чиркудай, сторонились их. Эти четверо верховодили, помыкая семерыми.

Осмотрев и приласкав коня, он вернулся к своим кошмам, ожидая дальнейших событий. Главаря, его брата и двух драчунов не было на улице. Было ясно, что они забрались в свою, еще прилично выглядевшую юрту, посовещаться, и решить: как они будут вести себя с ним дальше? Семеро парнишек от тринадцати до семнадцати лет отроду, как определил Чиркудай, топтались около второй замызганной юрты, не зная что делать.

Через час вожак и его подручные вышли на свет божий, прищуривая раскосые глаза от яркого солнца. Приказав семерым развести в их юрте огонь и сварить добытую во вчерашнем рейде конину, главарь покосился на своих сподвижников, помялся, но ничего им не сказав, направился к Чиркудаю.

Подошел степенно, не торопясь. Важно уселся на краю полусгнившего войлока, закинув кривые ножны с саблей на кошмы, показывая этим, что решил устроить мирные переговоры.

Покашлял для солидности и, поигрывая нагайкой, начал издалека:

– Мы здесь живем давно. Зимовали в этой лощине. Мы все держимся друг за друга, потому что у людей длинной воли много врагов, – и замолчал, ожидая, реакцию Чиркудая.

– Но тот не ответил. Он не произнес еще не одного слова после того, как уговаривал Чёрного на опушке леса подчиниться ему. Главарь опять прокашлялся и хрипловато продолжил:

– Может быть, ты не умеешь говорить, потому что отмечен, Вечным Синим Небом. Но я вижу – ты не святой. Ты такой же, как мы. А почему не говоришь с нами, я не понимаю. Если ты и впрямь немой, то подай какой-нибудь знак, что понимаешь меня.

После того, как на глазах Чиркудая такие же бандиты зарубили Худу-сечена, ему не хотелось говорить совсем.

Он чувствовал, что главарь боится его, вернее, как говорил мудрый потомок китайских императоров Ляо Шу: боятся не человека, а тайны, которую он в себе содержит.

Чиркудай вспомнил, как провел зиму в глинобитных мазанках Ляояна. Вспомнил сотника Бай Ли. Всплыли непонятные разговоры Худу-сечена с изгоем империи Цзинь Ляо Шу о людях длинной воли. Все это было в спокойной прошлой жизни, по которой его вел Худу. А сейчас он остался один на один именно с людьми длинной воли, которых потомок императоров не любил и побаивался.

– Меня зовут Чиркудай, – сказал он охрипшим от долгого молчания голосом.

Главарь подскочил от неожиданности, но справился с испугом и заставил себя успокоиться. Поерзав на кошмах и попыхтев, устраиваясь, он стал допрашивать:

– Ты, какого племени, рода? Откуда идешь и куда?

– Все что тебе нужно было знать, я сказал, – начал Чиркудай, уперевшись взглядом в заерзавшего главаря. – Большего тебе знать не стоит.

Вожак вновь повозился, раздумывая, прикрикнуть ему на незнакомца или попросить его все-таки рассказать о себе. Но, встретившись с твердым взглядом Чиркудая, передумал. И хотел уже встать и уйти, однако Чиркудай остановил его:

– Мне нужно остаться в твоей ватаге. Но я не хочу быть атаманом. Так что ты не переживай. Поживу немного с вами и уйду.

Главарь поднялся на ноги и нерешительно потоптался у кошм. Чиркудай взял лежащий около него синий халат, который и послужил ему зацепкой для проявления своей независимости, и пододвинул его к вожаку. Сверху положил полтора десятка пойманных им вчера стрел. Главарь погладил стрелы, затем, взяв их подмышку, вместе с халатом, торопливо ушёл, не сказав больше ни слова. Но около юрты приказал кашеварившим парнишкам:

– Ему тоже дайте мяса, – и скрылся в своей юрте. За ним нырнули его брат и двое драчунов.

Через некоторое время на улицу вышел брат главаря и громко приказал:

– Берке и Эйшар, съешьте свое мясо и поезжайте с Джуркой на север, к сопкам, туда, где видели меркитов. Посмотрите, может быть кто-то из них откочевал от своих. Мы вас ждем завтра, – при этом он искоса посматривал на Чиркудая, пытаясь заметить, как незнакомец отреагирует на слово меркиты. Чиркудай понял, что они не определили его племенную принадлежность. Да как они могли это сделать, если он сам не знал, кто он есть.


День прошел без приключений. Чиркудай заседлал своего коня и немного погарцевал на полянке, продолжая приучать его к себе и привыкая к нему сам. Остальные делали вид, что не обращают на новенького внимания, хотя, как заметил Чиркудай, исподтишка присматривались. Затем он достал из хурджуна сломанную стрелу, укоротил ее и сделал себе седьмой дротик для метания. В полдень ему принесли вареной конины.

Вечером похолодало. После ужина, как и в первый день, он залез под кошмы и стал бездумно рассматривать таинственные звезды.

На следующий день к обеду прискакали возбужденные разведчики. Чиркудай слышал, как они рассказывали об откочевавших от основного стойбища трех юртах. Главарь долго думал и, решившись, сказал:

– Нападем сегодня ночью.

Все радостно, кроме Чиркудая, закричали, поддерживая это решение. Через некоторое время вожак подошел к Чиркудаю и спросил:

– Ты с нами поедешь?

Чиркудаю не хотелось уходить из такого тихого места, но он понимал, что быть приживалкой ему не позволят. Да и бездеятельностью он Худу-сечена не вернет. И уже не сможет попасть в тот, вчерашний день. Значит нужно жить как все.

– Да, – ответил он.

Главаря удовлетворил его ответ, и он ушел.

К вечеру банда села на коней и по холодку направилась через солончаковые топи в степь.

Они залегли на взгорке, с которого хорошо просматривались три юрты меркитов. Ждали до утра, боясь чихнуть, чтобы не выдать себя чутким юртовым псам.

Перед рассветом от стана отъехали четыре всадника и умчались в степь. Разбойникам это было на руку. Выждав немного, до первых лучей солнца, они с криками и воплями скатились из засады к аулу. И тут поднялась страшная паника. Из юрт выскакивали полуодетые испуганные женщины и с визгом стали разбегаться во все стороны. Две оставшиеся собаки, не убежавшие утром с пастухами, от страха сиганули за холмы.

Возбужденные подростки ворвались в юрты, почти без разбора хватая первое, что подвернется под руку, стараясь успеть до того, пока обитатели не распознали, что они всего лишь пацаны. Торопливо грузили хабар на коней и стремглав уносились в степь.

Чиркудай не участвовал в разбое. И не потому, что считал это плохим делом. Нет. Просто он первый раз был в налете и не знал, что нужно брать. Подъехав к юртам, он заметил на деревянном приступке одной из них лук с колчаном стрел. Вот это и взял. А потом, подхваченный всеобщей суматохой, метнулся на своем Чёрном, вслед за удиравшей в степь бандой.

Отъехав от стана достаточно далеко, Чиркудай, в возбужденных криках парнишек разобрал женский голос: оказывается главарь прихватил молодую меркитку, и бросил ее поперек своего коня. И криво ухмылялся, слушая, как она кричала в голос, пытаясь вырваться.

Уходили быстро и не в ту сторону, где были их юрты. Знали – погони не миновать. Но вожак был мастаком насчет запутывания следов. Никто за ними не погнался.

В свое логово приехали к вечеру. Главарь сбросил почти потерявшую сознание женщину на землю и велел всем показывать добычу.

Разбойники сложили в несколько куч шкуры лисиц и соболей, халаты, обувь, котлы для приготовления еды, две старые сабли без ножен и еще какую-то рухлядь. Главарь стал отбирать себе из награбленного лучшее, затем предложил остальным делить то, что осталось. Взглянув на новенького, пригласил к добыче и его. Но Чиркудая не интересовали вещи, и он отрицательно помотал головой.

– Как знаешь, – промычал главарь и, заухмылявшись, подхватив лежащую на земле меркитку, понёс ее, под одобрительные возгласы четверки своих приближенных, в юрту.

Чиркудай слышал, как надсадно закричала женщина. Но крик был недолгим. Вскоре она замолчала. Уже в темноте из юрты вышел довольный главарь, самодовольно подтянул штаны и мотнул головой своему брату, разрешая идти вместо себя, а сам направился к Чиркудаю. Он по-хозяйски уселся на кошмы и предложил:

– Иди в мою юрту, к женщине… Сладкая… Иди, попробуй, – при этом самодовольно ухмылялся.

Чиркудай мельком взглянул на вожака и, ничего не сказав, поудобнее улегся на кошмах. Вожак понял его молчание.

– Как хочешь, – равнодушно сказал он, встал с кошм и направился к юртам, где кучковались подростки.

Чиркудай видел, что половина мальчишек не рискнули идти в юрту. Очевидно, они в банде появились недавно. Трое из нерешительных подошли к кошмам Чиркудая и стали топтаться, не осмеливаясь заговорить. Но один из них не выдержал и спросил:

– Можно, мы тоже здесь ляжем?

– Места много, ложитесь, – ответил Чиркудай.

Ребята быстро примостились в сторонке. Чиркудаю была безразлична выказанная таким образом их солидарность с ним. Немного поразмышляв, он спросил ближнего:

– Как тебя зовут?

Но на его вопрос ответил другой, тот, кто спрашивал у него разрешение лечь на кошмы.

– Тохучар.

Больше Чиркудай не сказал ни слова. Молча укрылся кошмами, и уставился в звездное небо.

Ночью его разбудили всхлипывания меркитки, которая вышла из юрты и направилась в степь. Крепыш высунулся из входного отверстия и сказал брату:

– Она утонет в солончаке. Дорогу не знает.

– Вот и хорошо, – донесся сонный голос вожака. – Нам спокойней будет. Чиркудай не пожалел меркитку. Он не умел сочувствовать другим и себе тоже. Не осуждал и главаря. Считал, что тот может поступать так, как ему хочется. Мальчишки рядом с ним немного пошептались, и угомонились. И он опять задремал.

Утром они ели баранину на побелевших от инея кошмах. Мясо прихватили вместе с котлом в ауле и доварили на своем очаге. Меркитка исчезла.

Чиркудай навестил Чёрного. Вернувшись, осмотрел лук и стрелы. Оружие было не новое, но еще хорошее. Несколько стрел оказались кривыми, и Чиркудай их выкинул, сняв наконечники. А остальные стал шлифовать о войлок.

Мальчишки, ночевавшие с ним, с интересом наблюдали за его действиями. У них, кроме старых ножей в ременных поясных петлях, никакого другого оружия не было. Стрелять, как догадывался Чиркудай, в банде никто не мог. Он присмотрелся к Тохучару, который с нескрываемым любопытством следил за его работой. И будто увидел со стороны себя. Но не сегодняшнего, а того, забитого в прошлом мальчишку. Однако, в отличие от него, Тохучар был веселым, умел улыбаться и строить рожицы по любому поводу.

В это время крепыш, который никак не мог успокоиться из-за своего поражения, стоя около юрт, в двадцати шагах от них, посматривал в сторону соперника. Его лицо искривилось недовольной гримасой, когда он увидел, что Тохучар стал помогать Чиркудаю шлифовать стрелы. Крепыш снял с головы войлочный малахай, подбросил его в воздух, и крикнул Чиркудаю:

– Эй ты!.. А ну, попади!..

Чиркудай моментально положил стрелу на лук и, зацепив тетиву китайским хватом, двумя пальцами, не целясь, выстрелил. Тонко свистнув, стрела мелькнула в небе и прошила шапку крепыша еще на взлете.

Мальчишки, сидевшие около него, удивленно поцокали языками и во главе с Тохучаром шумно побежали за стрелой. Главарь понаблюдал, как с неба падает простреленная шапка брата, и направился к Чиркудаю. Крепыш недовольно вырвал у парнишек свой продырявленный малахай и отвернулся. Вожак подошел, уселся на кошмы, прочистил горло и сказал:

– Ты хорошо стреляешь. Для меня ты непонятный. Я не знаю, кто ты. Кто же ты?

Чиркудай помедлил. Взял принесенную стрелу у Тохучара, осмотрел наконечник и негромко ответил:

– Я не знаю, кто я.

Главарь недоуменно покрутил головой, покашлял и, ничего больше не сказав, ушел.

Всё лето они шныряли по степи, подбирая остатки вещей после многочисленных междоусобных стычек различных аратских племён. А в Великой степи творился настоящий бедлам: многие рода и племена возненавидели друг друга, вспомнив старые обиды. Сходились в беспощадной рубке и при этом не успокаивались, а возбуждали новую вражду. Рубились беспощадно.

В Великой степи не было единого хозяина, не было хана. Хотя претендентов объявлялось немало. В степи властвовал закон родовой мести: если набедокурил всего лишь один член рода, за него должен был отвечать весь род.


К осени банда Гурджила, так звали главаря, пополнилась еще тремя изгоями-малолетками. Он хотел быть единоличным хозяином, поэтому выискивал только подростков. От взрослых шарахался.


Иногда они нападали на небольшие аулы и быстро уходили. Во всеобщем разбое их совсем не замечали. И они жили в солончаковых топях спокойно.

Чиркудай чувствовал, что находится в каком-то непонятном, раздвоенном состоянии. Будто его кто подвесил между небом и землёй. Не мог он спуститься вниз или подняться наверх. Да и не хотел. Внутри ему кто-то подсказывал, что скоро все изменится. И это не обойдет его стороной. Но что произойдет, он не знал. Нужно было лишь подождать. И он ждал, слушая по вечерам рассказы Тохучара о том, как на их стойбище напали люди длинной воли.

– Банда была большая, – неторопливо говорил Тохучар, лёжа на кошмах и, так же, как Чиркудай, рассматривая звёзды. – Наша маленькая, – и, как бывало с ним не раз, резко сменил тему:

– Гурджил трус! Он на такое не пойдёт! – вздохнув, продолжил:

– Я думал, что умру в степи. Какой-то нукер, во время нападения, кольнул меня копьём. Крови много было… Обессилил. А они бросили меня и ушли. Остальных убили. На всю степь – один! Кое-как отбился от волков железной цепью. Они чуют слабого. Потом потихоньку пошёл. Волки за мной. А куда идти, не знаю. И кто меня примет? Во всех стойбищах полно народу. А вечером на меня наткнулись эти… – и он мотнул головой в сторону юрты Гурджила.

– Напоили водой. А я не мог напиться: всё пил и пил… Я должен благодарить Гурджила, – Тохучар тяжело вздохнул: – Не могу. Плохой он. Не могу и всё!

Чиркудай не отвечал ему откровенностью. Слушал не перебивая. Ни о чём не спрашивал. Тохучар сам рассказывал.


Эти рассказы по ночам тоже не трогали Чиркудая. Судьба у Тохучара, мало чем отличалась от его собственной, и от судеб множества осиротевших детей, которым удалось выжить, которых могли загрызть волки. Любой из них мог летом погибнуть от жажды, а зимой от холода. Бывало, что кого-нибудь подбирали белые араты и продавали в рабство чжурчженям, в империю Цзинь.

Когда наступила осень, Чиркудай с Тохучаром и двумя парнишками собрали третью юрту из старых кошм, на которых они спали. Решили перезимовать с бандой, а весной уйти. Но куда – еще не определились. Это предложение сделал Тохучар. Чиркудаю было все равно.


Однажды главарь собрал всех около своей юрты и сказал:

– Земля застыла от холода и сделалась как камень. На ней почти не видно следов. Скоро зима. Нам нужно будет есть много мяса, чтобы не замерзнуть. Завтра пойдем отгонять баранов из одного куреня. У них несколько стад. Одно из них откочевало слишком далеко. Пасут его всего пять чабанов. Мы попробуем заманить пастухов в засаду, – главарь повернулся к Чиркудаю и спросил: – Ты сможешь их перестрелять из скрата?

Чиркудай подумал и согласно кивнул головой.

– Тогда хорошо, – скривил губы в неприятной улыбке Гурджил: – Тогда мы будем с мясом.

На следующий день они выехали из солончаков и направились на север. Главарь знал дорогу и сказал, что как раз к вечеру они будут на месте.

Во второй половине дня, поднялся холодный ветер. Под копытами коней катались сухие шары перекати-поля. Мальчишки кутались в халаты, надев их на себя: кто по два, кто по три. Гурджил с братом и его двое верных нукеров были в старых овчинных полушубках. Чиркудай стал внушать себе, что ему тепло и ветер его не достает, как учили монахи. Но это не очень-то помогало. И он все время зябко передергивал плечами. Тут подъехал Тохучар и протянул ему старый халат.

– А сам? – поинтересовался Чиркудай.

– На мне два халата. А этот я на всякий случай в хурджуне вожу.

Чиркудай поблагодарил его кивком головы и закутался сверху.

Вечером нашли отару на склоне холма. Животные сбились от холода в шевелящуюся кучу. Казалось, что на земле не овцы, а желтое облако. Бараны теснились к солнечной стороне, впитывая остатки тепла от заходящего за горизонт светила. Пять пастухов находились ниже отары, где укрывались от ветра. Они все время шевелились, приседали, пытаясь согреться, махали руками. Разбойники подкрались поближе, двигаясь по оврагу. Ветер стал доносить до них выкрики и хохот пастухов, рассказывающих о своих подвигах.

Гурджил поманил Чиркудая и, ткнул пальцем в сторону больших валунов лежавших в лощине, которая упиралась в косогор, с отарой овец на скате холма. Чиркудай молча кивнул головой и, спешившись, подобрался с Чёрным к природному скрату. Почуяв сзади шорох, он оглянулся, и увидел крадущегося Тохучара, ведущего своего коня за уздечку. Чиркудай заклинил палку между нижними камнями и привязал к ней коня. Тохучар последовал его примеру. А животные прижались друг к другу боками, чтобы согреться.

Осторожно протиснувшись между валунами, Чиркудай осмотрелся. Лощину уже накрыла вечерняя тень. Но он хорошо видел и слышал пастухов, все так же подпрыгивающих в двух полетах стрелы от него.

Тохучар примостился рядом и, подтолкнув Чиркудая под локоть, показал головой налево, где по развилке оврага двигалась их банда в обход отары. Чиркудай мысленно похвалил Гурджила. Если тот выскочит на холм над овцами и ринется вместе с ними вниз на пастухов, то те, с перепуга, поскачут к валунам и станут удобной мишенью для Чиркудая.

Положив возле себя лук и стрелы, которые он вытащил из хурджуна – колчан он выкинул, оказался гнилой, развалился – Чиркудай стал ждать.

Да. Все так и получилось. Банда с дурными криками свалилась сверху. Пастухи даже не стали считать, сколько конников на них нападает. Попрыгав на коней, они с места в карьер метнулись на засаду. Даже сторожевые псы, прохлопав нападение, завыли от неожиданности и бросились врассыпную. Чиркудай привстал на колено и быстро выпустил пять стрел. Он видел, что попал. И четверо пастухов упали с коней. Но пятый, сильно кренясь на бок, промчался мимо них, и ускакал в лощину между холмов.

Гурджил, со своими нукерами, даже не стал проверять, убиты подстреленные Чиркудаем пастухи или нет. Несколько разбойников, при помощи нагаек, торопясь и сильно ругаясь, направили овец в степь. А Чиркудай с Тохучаром и двумя парнишками поймали четырех мечущихся без всадников коней.

Овцы послушно бежали вперед. Лишь иногда раздавалось короткое блеяние. Чиркудай с Тохучаром тоже стали махать нагайками, подгоняя отстающих, держа за повод новых коней.

Спустя час, когда совсем стемнело, овцы отказались бежать, но идти продолжали. Разбойники окружили их полукольцом, ориентируясь по многочисленному топоту копыт. Гнать баранов было несложно, они не разбегались в стороны, семенили тесной кучей.

В полночь остановились в распадке на отдых. Слишком опасно было появляться с краденой отарой днем в хорошо обозреваемой степи.

Пустив своих коней пастись, Чиркудай с Тохучаром улеглись на взятые с собой кошмы, подсунув под голову один хурджун на двоих, и прижались друг к другу спинами. Было так холодно, что руки коченели и болезненно ныли. Подошел Гурджил и негромко приказал, кому сторожить отару сейчас, а кому позже. Чиркудай с Тохучаром и Тогулом, должны были принять смену на рассвете.

– Выбрал для нас самое плохое время, – недовольно буркнул Тохучар и плотнее прижался к спине Чиркудая. Но, несмотря на холод, они быстро уснули.

Чиркудаю показалось, что он только-только задремал, а его уже кто-то тряс за плечо. Еще в детстве он заметил, что у него нет длинного перехода от сна к бодрствованию, как у других. Он просыпался сразу. Тохучар стал потягиваться и зевать, копируя манеру Гурджила и выпуская изо рта белый пар в морозный воздух. Джурка, который их разбудил, рассмотрел в предрассветном полумраке, кого тот изображает, и тихо зафыркал: он так смеялся. А когда умостился на их месте со своим напарником, буркнул:

– Гурджил увидит – побьёт, – и натянул халат на голову, пряча лицо от морозного утреннего ветерка.

Тохучар выпятил нижнюю губу и показал язык спине Джурки, который был одним из приближенных главаря.

Чиркудай искоса понаблюдал за действиями партнера и пошел к обкусывающему пучки замерзшей травы Чёрному. Бараны уже успокоились и неспешно бродили по лощине, обтекая коней и своих угонщиков, спящих по двое на захваченном войлоке.

После того, как едва гревшее солнце, прокатившись по Вечному Синему Небу, скрылось за сопкой, и в лощину заполз серый туман, банда выгнала отару на плоскую равнину и погнала ее на восток. Красное светило лежало на горизонте за их спиной.

И тут их обнаружили. Из-за невысокого холма вырвались на боевых конях семеро всадников, с криками налетев на них. Разбойники сиганули от нападающих в разные стороны, бросив отару.

Чиркудай тоже рванул своего Чёрного вместе со всеми, но, оглянувшись, вдруг обнаружил, что на них напали не пастухи, а, очевидно, такие же люди длинной воли, как и они. Одежда у конников была иной, не такой, в какую были одеты чабаны. Он остановился, вырвал лук из хурджуна, положил на него стрелу, и выстрелил в ближнего, одетого в чёрный, развевающийся на скаку халат. Он не захотел его убивать, поэтому выпустил стрелу в горло, а не в яремную вену.

Передовой конник резко остановился и упал на твердую землю, хрипя и хватаясь руками за шею. Чиркудай вытащил из хурджуна еще одну стрелу, но выстрелить не успел. Он почувствовал, как сзади из лощины вырвались еще несколько всадников, совсем близко от него, и один из них ловко накинул на него аркан.

– Ах ты, сын бешеной собаки! – заорал напавший, выдёргивая Чиркудая из седла и замахиваясь на него саблей.

– Стой! – закричал другой конник, прискакавший от того места, где упал сраженный Чиркудаем нукер в черном халате. – Не надо! Притащим его домой, а там расправимся.

Тот, кто заарканил Чиркудая, что-то прорычал, но послушался. Вложил саблю в ножны, соскочил с коня и, прижимая Чиркудая коленом к земле, связал ему руки волосяной веревкой.

В быстро наступившей темноте Чиркудай не рассмотрел рычащего от злости нукера, который проявил такую силу, что сопротивляться было бесполезно. Он переворачивал паренька, словно ребенка. Связав, одним рывком поставил его на ноги, махом вскочил в седло и рысцой направился за отарой овец, которую уже погнали куда-то. Чиркудая больно дергала за руки веревка, но он молча бежал по мерзлой земле, за взявшим его в плен воином.

Догнав отару, нукер перешел на шаг и о чем-то переговорил с товарищами. Чиркудай расслышал лишь некоторые слова:

– Увезли… – и: – Чуть не убил, собака! – при этом, пленивший его нукер повернулся назад, рыкнул, и зло дернул веревку.

Чиркудай упал и проволокся по твердой, как камень земле, несколько метров, ободрав бок и живот. Но, изловчившись, подтянулся, и вскочил на ноги. Остальных своих соратников он не видел. Значит, он попался один.

Двигались почти всю ночь. Чиркудай падал еще несколько раз, и поднимался. Под утро они добрались до большого куреня.

Нукер, сильно дергая аркан, поволок вусмерть изнемогшего Чиркудая к центру стойбища, поставил его около одной из юрт на колени, привязал к вкопанному в землю столбу. В предрассветной мгле воин поручил какому-то мальчишке с копьем охранять пленника, а сам ушел.

В юрту, перед которой стоял Чиркудай, все время ныряли возбужденно переговаривающиеся люди. Немного побыв там, они убегали. Чиркудай все это видел, как в тумане. И не понял, что с ним произошло чуть позже: то ли забылся, то ли задремал от усталости, стоя коленями на холодной земле. Вскинулся, когда почувствовал что-то влажное на лице. Это был старый юртовый пес, который подошел к нему и лизнул. Парнишка с копьем захихикал и отогнал собаку.

А Чиркудай опять провалился в небытие, как в яму. Он был рад этому, потому что сильно болело все тело. Огнем горели ободранные веревкой кисти рук. Он понимал, что его убьют. Но не испытывал страха. Ему надоел весь этот мир. Внутри все смерзлось словно ледышка.

Джебе – лучший полководец в армии Чигизхана

Подняться наверх