Читать книгу Надломленный крест - Влад Поляков - Страница 5

Июнь (кресень), 990 год, Рим

Джованни ди Галлина Альба, он же Папа Иоанн XV, был скорее доволен, чем разочарован. После грамотно разыгранной партии ему действительно удалось устранить своего главного противника в Риме, проконсула Иоанна Кресцентия. Тот, будучи обвиненным в покушении на императрицу-мать Феофано, бежал из Вечного города с немногими приближенными и малой частью имевшихся у него богатств. Бежал в Неаполь, под крылышко герцога Марина II, верного вассала Византии.

Теперь Рим принадлежал ему, соперников из числа знатных италийских родов у него не оставалось. Поддерживающие род Кресцентиев впали в немилость, лишены немалой части богатств и земель. А другие либо изначально поддерживали его, Папу, либо переметнулись сразу, когда поняли, откуда ветер подул.

Конечно же, выпавшую из рук Кресцентиев долю власти следовало закрепить, приблизив к себе одну часть знати, обнадежив другую, запугав третью… Но это уже делалось, просто без излишней спешки и суеты. Спешка, она показала бы его неуверенность в собственных силах. А этого он избегал всеми средствами.

И все было бы хорошо, если бы не странное желание Феофано перенести резиденцию как свою, так и императора, своего сына, именно сюда, в Рим. Подобное было… несколько неудобно для его планов. Не опасно, а именно неудобно. Хотя мотивы регентши он понимал. Сакральный центр Священной Римской империи именно Вечный город, это знали все. Недаром и коронации императоров проходили исключительно здесь, в его стенах. Власть земная и власть духовная. О, императоры знали в этом толк! И императрица-мать, да к тому же византийка по крови, отнюдь не была исключением.

Сам юный император должен был прибыть в течение месяца-двух, ну а его мать-регентша и вовсе не собиралась покидать Рим. Это… раздражало, но вместе с тем позволяло через своих шпионов быть осведомленным о происходящем при дворе императрицы без запоздания. Потому и появление людей из посольства в Киеве не могло пройти мимо Папы. А содержание послания секретом не стало, да и сама императрица-мать не особо стремилась делать из него тайну для своих приближенных.

Предложение великого князя Хальфдана было… достойным даже интригана из числа италийской знати. В обмен на кусок от Дании русский князь предлагал помощь во французских делах, равно как и обещание более не беспокоить то, что останется от обрезанной до материковых земель Дании. Выгодное предложение… для империи. Но вредное для Рима. И совсем неприемлемое для него самого, Джованни ди Галлина Альба.

Разумеется, про последнее никто, за исключением совсем уж верных людей, знать не должен. Зато насчет вреда предложения русского князя для Рима и всей христианской церкви – здесь огласки чем больше, тем лучше. Ведь еще не было такого, чтобы идолопоклонники шли не на простую войну за земли и золото, а с целью вернуть на «законное» место своих богов и посвященные им храмы. Уже само объявление подобной цели было унизительной пощечиной всему христианству. Достижение ими своих целей будет еще более серьезным ударом. Ну а ничегонеделанье тех, кто может этому помешать… О, он, Папа Иоанн XV, отлично знает, какой именно ложкой надо помешивать мутное и ядовитое варево интриг внутри Священной Римской империи. Потому и попросил императрицу-мать почтить его своим визитом в Ватикане.

Отправленное Феофано письмо было написано в настолько уважительном и почтительном ключе, что на него просто нельзя было не ответить согласием. Иоанн XV специально постарался, понимая, что это всего лишь слова, которые увидят немногие. Зато то, что не он отправился к регентше империи, а она прибыла к нему, на его территорию, увидят все вокруг. Увидит римская чернь, а ее мнение для него в настоящее время важно. И будет оставаться таковым еще… некоторое время. Недолгое, но все же значимое.

Феофано… приняла приглашение, появившись в Ватикане с небольшой, по ее меркам, свитой и большой, что было вполне обосновано после недавнего покушения, охраной. Когда закончился обязательный для обоих церемониал, начался собственно разговор, ради которого Иоанн XV и пригласил регентшу империи.

Один на один разговора не получилось, хотя сам Папа от такового не отказался бы. Хитрая византийка всегда предпочитала иметь рядом одного-двух советников из числа тех, на которых можно опереться в тех вопросах, в которых она слабо разбиралась. На сей раз советник был один. Архиепископ Майнцский Виллигиз, эрцканцлер империи.

Несмотря на духовный сан, он никоим образом не относился к тем, кого Джованни ди Галлина Альба осмелился бы назвать своим союзником при дворе. Союзником института папства как такового? Несомненно. Усиления влияния церкви? Тоже да. Но был один нюанс, из-за которого эрцканцлер был для него вреден. Архиепископ Виллигиз являлся категорическим противником того, чтобы власть Папы была отделена от власти германских императоров. Да и к тому же Иоанну XII отношение у архиепископа было сугубо отрицательное. Он считал, что покойный Папа был опасен прежде всего для самой церкви.

Поэтому никакого доверия от Папы нынешнему эрцканцлеру ждать не приходилось. Хотя он этого себе и представить не мог. Почтительно поцеловал Иоанну XV руку, после чего, улыбнувшись, отступил назад, заняв место за причудливо украшенным креслом венецианской работы, в котором сидела императрица-мать Феофано. И приготовился, случись надобность, ответить на ее вопросы по той или иной теме. Хотя и догадывался, о чем пойдет разговор.

Впрочем, секретом это не являлось ни для кого их тех четверых, кто собирался участвовать или просто присутствовать. Да, именно четверых, ведь если регентша империи привела с собой сопровождающего, то и Папе грешно было хоть в чем-то ей уступать. Правда его, скажем так, советник был компетентен в несколько иной сфере, чем церковные дела или творящееся при императорском дворе. Ведь невдалеке от Папы, скрывая обезображенное шрамом лицо, стоял не кто иной, как Джованни ди Торрино, с недавних пор назначенный главой личной охраны понтифика.

Назначение это состоялось потому, что Папа решил приоткрыть часть имеющейся у него силы. Не полностью, лишь малую часть. Это было необходимо хотя бы для того, чтобы держать в повиновении италийские рода. Не давать им усомниться в том, что его власть зиждется не только на духовном, но и на материальном… На поддерживающих его клинках, верных исключительно ему и никому больше. И тут известная в определенных кругах и откровенно пугающая фигура ди Торрино была как нельзя более кстати.

Глупо было думать, что Феофано и архиепископу-эрцканцлеру не доложат о том, кто именно стал главой охраны Иоанна XV. Но сейчас и им полезно было узнать о том, что понтифик держит город крепко, не давая всяким недобитым бунтовщикам вновь учинить что-то этакое.

– Вы знаете, императрица, почему я осмелился отвлечь вас от государственных дел, – прервал ненадолго установившееся молчание Папа. – Вера в господа нашего, Иисуса Христа, подверглась гонениям там, где, как мы думали, ее ничто не сможет поколебать. В королевстве Дания, где правит король Свен, верный Риму христианин, продолжающий благое дело отца своего.

– Мы знаем об этом. Наш посол в Киеве прислал письмо. О чем вы, ваше святейшество, также осведомлены.

Мимолетная даже не улыбка, а легкий намек на нее у Феофано. И едва заметный кивок от собственно Папы. Обе стороны знали и понимали, что шпионы – дело естественное.

– Великий князь Киевский… опасен для нас. Для церкви, Рима и даже для империи.

– Неужели и для империи?

– Да. Он умеет доставлять большие проблемы тем, кого посчитает своим врагом. Бывший князь Киевский, Владимир Святославович, лишился трона и был вынужден бежать в единственную оставшуюся верной провинцию. Устроенное Хальфданом Мрачным избиение диких степных племен, чьи набеги досаждали Руси, вселило страх не только в оставшиеся целыми племена, но даже в сердце кагана Хазарии, этого далекого, но все еще сильного государства. Огромный выкуп золотом и торговыми льготами подтверждает очевидное. Затем смерть византийского императора. Очень странная смерть, выгодная Болгарии и Руси.

Взгляд Феофано в сторону эрцканцлера. И тот сразу же склоняется, что-то шепча на ухо своей повелительнице. Та милостиво кивает в знак того, что слова услышаны и восприняты, после чего говорит:

– Но теперь муж Анны, императрицы Византии – тот самый князь Владимир, злейший враг Хальфдана Киевского.

– Это не так важно, императрица, – Иоанн XV позволил себе слегка снисходительную улыбку. – Византия не просто ослаблена поражением в войне с Болгарией. Восстание Варды Фоки не подавлено, он прочно удерживает за собой несколько отложившихся провинций, укрепив там свою власть. И при любом дальнейшем ослаблении Константинополя продолжит военные действия. Хальфдан сумел ослабить Рим Восточный, установить добрососедские отношения с Болгарией и не только… Мои люди, верные сыны матери-церкви, донесли, что при дворе мятежника, Варды Фоки, видели гостей из далекой Руси. Они передавали слова и золото.

– Мы ошибались, – признала Феофано. – Это оставалось неизвестным. Благодарю вас, ваше Святейшество.

– О, это мой долг, помогать Священной Римской империи, – успешно пряча ненависть за елейной улыбкой, произнес ди Галлина Альба. – Но про то, что в столице Болгарии был, спустя многие годы, открыт языческий храм, пусть и на земле посольства Руси, это ведомо всем.

Да, про это императрица-мать знала. Как и ее эрцканцлер, да и все, кто мало-мальски интересовался политическими и духовными событиями в далеких странах. Шуму это событие наделало много!

Ведь если в столице Болгарии открывается храм «идолопоклонников», причем с разрешения самого царя Самуила, то… Открыто бросать в темницы или убивать «язычников» вроде бы и можно, но в то же время становится как-то страшновато. А вдруг это лишь первый шаг? А вдруг откроются новые храмы старых богов? И особенно пугало христианских священнослужителей то, что их привычное рвение будет… не так благосклонно принято коронованной особой.

Особенно болезненно было воспринято то, что после проведения в храме первых языческих обрядов лично царь Самуил объявил, что приходящие в этот храм не будут преследоваться. Ибо таков его договор с князем Киевским, такова благодарность за спасение от византийского коварства. И слова, что храм будет единственным, они как-то не особо впечатлили. Умные люди помнили, что распространение христианства в Болгарии начиналось с гораздо меньшего, чем храм под надежной охраной, да еще и неподалеку от центра столицы.

Императрица-мать и ее эрцканцлер в сане архиепископа это понимали лучше многих. Но Болгария – все же восточная ветвь христианства, об этом пусть у константинопольского патриарха голова болит. По крайней мере, болит больше, нежели у Рима. А вот Дания – это уже та земля, доходы с которой идут отнюдь не в Византию. К слову, доходы с тамошних приходов были немалые. Лишиться их… было не то чтобы болезненно, но для влияния церкви весомо.

– Значит вы, ваше святейшество, полагаете, что предложение князя Киевского о помощи нам во французских делах…

– Станет признанием слабости империи, – ответил ди Галлина Альба, когда стало понятно, что фраза была оборвана Феофано намеренно. – И не ограничится князь Хальфдан частью Дании. За ней последуют другие земли. Христиане, еще оставшиеся на Руси, скрывающие свою веру, доносили, что жрецы идолопоклонников ждут того дня, когда смогут восстановить свою власть над теми землями, откуда были изгнаны, как нечестивцы, противные единому Господу нашему. Послушайте, что пишут мне они в своих посланиях. Или можете прочитать их сами.

Императрица-мать предпочла последнее, и Джованни ди Торрино передал несколько листов скатанного в трубку пергамента в руки эрцканцлера. Тот, в свою очередь, быстро пробежал взглядом одно такое письмо, другое, скользнул по остальным, удостоверяясь. Ну а потом вновь зашептал что-то, предназначенное лишь для ушей Феофано.

– Святой Престол предлагает нам объявить войну Руси? – выслушав эрцканцлера и обдумав сказанное, спросила Феофано. – И что тогда будет делать Франция? Гуго Капет будет рад услышать, что мы вступили в войну с опасным врагом. А у этого князя Киевского достаточно ума, чтобы предложить уже ему союз против нас. Вы уверены, что король Франции откажется от этого лишь потому, что Хальфдан – правитель языческих земель? Даже его невмешательство кажется мне сказкой.

Умна… Иоанн XV умел признавать не нравящееся ему, но тем не менее существующее. Да глупая женщина и не смогла бы сначала очень сильно влиять на своего мужа, Оттона II, потом, преодолев сопротивление многих, стать наряду с Адельгейдой регентшей малолетнего Оттона III, своего сына. И управляла империей она умело, сохраняя завоеванное ранее, пусть пока и не приобретя нового.

Такая не станет ввязываться в серьезную войну с опасным врагом под угрозой удара в спину от врага уже существующего. Но Иоанн XV предвидел подобное, потому не слишком унывал. Ведь есть не только Русь.

– Позвольте напомнить вам о венедских племенах, императрица. Вы помните, сколько бед они умеют причинять своими бунтами, находясь под властью империи, и набегами, выйдя из-под ее власти.

Феофано помнила. Ведь именно то самое восстание 983 года, завершившееся изгнанием верных Священной Римской империи маркграфов почти из всех славянских земель, завоеванных Оттоном Великим, стало роковым… Роковым для ее мужа, тяжело перенесшего такие вести и слегшего в постель, из которой тому так и не удалось встать. Неудивительно, что одно упоминание о тех событиях вызывало приступы «высочайшего императорского гнева», как в таких случаях пишут в хрониках.

– При чем здесь эти дикари?!

– Князь Хальфдан ударил по Дании. Мы можем ответить, ударив по тем, кого поддерживает он. По этому их Венедскому Союзу племен. Киев доставил беспокойство христианской вере. Мы ответим… соразмерно. И Мешко Пяст, князь Польский, будет счастлив получить поддержку от Священной Римской империи.

– Воевать будет Польша?

– С благословением и поддержкой золотом Святого Престола и с помощью войск империи.

Говоря эти слова, Иоанн XV следил за выражением лица Феофано. Возможность начать войну чужими руками, поддержать влияние христианства, а заодно покарать ненавистных ей венедов… Императрице должно было это понравиться. Главное, чтобы все началось. А посильнее разжечь загоревшееся пламя войны – этому верные рабы божьи неплохо обучены. Лишь бы только начать, пролить первую кровь, да так, чтобы ее вкус и терпкий запах опьянил многих и многих.

– А что же Дания? – прищурилась Феофано. – Знаете ли вы, ваше святейщество, что король Свен прислал, тайно прислал, послов, которые молят нас о помощи?

– Теперь уже вы меня удивили, – склонил голову понтифик, признавая свою неосведомленность. – Мне казалось, что он сперва припадет к ногам викария Христа, а потом, осененный нашим благословением, отправится просить помощи у вас.

– В душе эти новообращенные христиане еще не забыли своих идолищ, – скривился эрцканцлер, впервые открыто подав голос. Правда, с разрешения императрицы-матери, жестом разрешившей ему говорить. – Они еще не научились, как должно почитать Господа нашего и его наместника на земле. Вот их дети будут гораздо более смиренными перед крестом и теми, кто носит его как знак своего духовного сана.

– Оставьте это, Виллигиз, – с прорвавшимся раздражением отмахнулся от эрцканцлера понтифик. – Чего именно просит Свен? Просит у Священной Римской империи, с которой не так давно воевал в союзе с теми самыми венедами. Похоже, он в отчаянии.

– Войск и особенно кораблей, – ответил архиепископ Майнца. – Результат морского сражения у Роскильде уже разлетелся по всем странам. И да, король Дании в отчаянии, поэтому готов принести вассальную присягу императору Оттону III.

– Но что решите вы, императрица? – со всем почтением спросил у Феофано Иоанн XV.

– Мы поможем… нашему вассалу, герцогу Свену Датскому. Защитим его владения на материке. Наши войска усилят те, которые верны ему. Но кораблей он не получит. Флот северных язычников слишком силен, империя не видит причин рисковать.

Понтифик кивнул, принимая сказанное императрицей-матерью. Как то, против чего совершенно не возражал. До поры до времени он собирался изображать трогательное и благостное единение власти светской и духовной. Меж тем Феофано еще не закончила.

– Отправьте доверенных людей в Польшу. Пусть они от вашего имени убедят князя Мешко, что церковь не оставит того, кто обнажит меч во имя истинной веры. А мой сын, император Оттон Третий, поможет войском против дикарей, осмеливающихся разорять христианские земли и отвергших свет истины. Вы лучше знаете, как это сделать.

– Я сделаю все, что от меня зависит. Рим и весь Патримоний святого Петра верны вам, императрица. Вам и вашему сыну. Особенно теперь…

Теперь, это после разгрома и изгнания Кресцентиев и их сторонников. Впрочем, последнее не было сказано вслух, потому как и так все всё понимали.

Разговор не был окончен. Просто теперь императрица-мать Феофано почти не принимала в нем участия. Да и Иоанн XV немного расслабился, ведь разговор с эрцканцлером был куда легче. Он был всего лишь духовным лицом, архиепископом, а значит, в определенной мере подвластным Святому Престолу, несмотря на должность при имперском дворе.

Обсуждалось разное. Количество золота, которым Святой Престол должен был поддержать Польшу. Планы насчет того, каким образом, где и когда лучше провести вассальную присягу Свена Датского, иные, не менее важные вопросы. И понтифику приходилось тщательно следить за собой, ведь Феофано внимательно наблюдала. А в умении византийки делать выводы, казалось бы, из мельчайших наблюдений сомневаться не приходилось. Сомневающиеся были, но все они проиграли ей в борьбе сначала за влияние на Оттона II, затем в схватке за пост регента. Ну и теперь тоже проигрывали, потому как она правила империей от лица сына и, не случись чего-то непоправимого, продолжит править и по достижении им совершеннолетия. Ведь юный император был… слаб духом и склонен более к аскетизму и делам духовным, нежели мирским, что подобают правителю великой империи.

Впрочем, Джованни ди Галлина Альба притворяться умел чуть ли не в совершенстве, ведь иначе не поднялся бы по духовной лестнице до самой ее вершины и не сохранял бы это положение вот уже не первый год. И тем более не добился бы победы почти над всеми своими врагами и соперниками. Кроме последнего… последней.

И все-таки Папа был доволен. Особенно это проявилось тогда, когда столь важные гости покинули Ватикан. Только тогда он позволил себе сбросить маску, высказавшись в присутствии лишь одного ди Торрино, который точно не стал бы болтать:

– Я сделал все, что мог. Бог не оставит своего наместника на земле.

– Надеетесь на бога, ваше святейшество? – улыбка вовсе не красила изуродованное лицо ди Торрино. – Никого из убитых мной молитвы не спасли.

Да, именно такой начальник личной охраны и требовался понтифику. И не столько для ощущения безопасности, сколько для того, чтобы можно было советоваться с умным и решительным человеком, к тому же не склонным к религиозному фанатизму или всяким там «молитвенным экстазам». Вот взять покойного Майоля Клюнийского: всем был хорош старик, кроме своей истовой веры, которая его и погубила.

Ну, Джованни ди Торрино это явно не угрожает. Если поискать религиозность в его душе, проведя белоснежной тканью по самым укромным ее уголкам… может, пара пятен на ткани и появится. Не больше. Подойдя к столу и перебирая различные бумаги, важные и не слишком, понтифик произнес:

– Императрица-мать Феофано ненавидит венедов. А венеды – союзники князя Киевского. Польша ударит по идолопоклонникам. Они призовут Хальфдана. Войска империи войдут в датские земли… Сразу же после того, как Свен Датский принесет вассальные клятвы. Постепенно в войну втянется немалая часть имперских войск. Как раз то, чего я и добиваюсь. А потому… Как обстоят дела с моим войском?

– Оно растет. Не только за счет наемников. Многие знатные италийцы, почуяв, что после изгнания или падения Кресцентиев и их сторонников освободились богатые земли, также вливают в него свои отряды. Они надеются, что вы одарите их за верную службу.

– Надежда – это благое чувство. Пусть надеются. Если все пройдет по моему замыслу, то некоторых можно и наградить. Что мой союзник Уго Тосканский, владетель Сполето и Камерино? Еще не передумал стать королем Италии?

– Это его мечта, ваше святейшество. А ваша поддержка дает ему возможность ее воплотить. И да, он предоставит вам свои войска с собой во главе. В обмен на корону Италии.

Ди Галлина Альба, отбросив один из документов, расхохотался.

– Я его короную! Но пусть не думает, что получит власть над всей Италией. Пусть подбирает то, что восточнее его Тосканы и Сполето. А остальная Италия – моя. Романия и Верона ему никогда не достанутся. А если что и достанется, то малая часть.

– Уго Тосканский догадывается об этом. Но надеется, что новый Папа окажется более… податливым. Ведь все мы смертны, но лишь Святой Престол не передается по наследству и даже просто по выбору того, кто на нем восседает.

– Пока не передается. Ведь разве в Библии упомянуто что-то о выборах Папы или его назначении светскими властителями? Разве Господь наш оставил на это свои указания?

– Такого я не читал.

– Значит, этого и нет, мой верный Джованни. Но об этом можно будет говорить тогда, когда власть Святого Престола, моя власть, достаточно окрепнет. Пока же… Что насчет Венеции?

Перед тем, как ответить на заданный понтификом вопрос, ди Торрино попытался восстановить утраченное было спокойствие. Раньше со стороны Иоанна XV были лишь более или менее явные намеки, теперь же прозвучали слова, которые нельзя было толковать двояко. Нынешний Папа хотел обрушить установленный с самого начала порядок передачи духовной власти. И это было… возможно. И конечно, давало огромные возможности тем, кто окажется ярдом с понтификом. Само собой лишь в том случае, если затея удастся. Впрочем, он сам уже сделал свой выбор. Ну а если постигнет неудача… В мире много мест, где хороший наемник с немалым числом верных ему лично людей и с полным кошельком золота не пропадет. Ему ведь все равно, кому служить, лишь бы не слабакам и неудачникам.

– Ну а Венеция…

– Дож Венеции Трибуно Меммо – бесхребетное ничтожество. Он не будет воевать, даже если притащить его на поле боя за ноги.

– Зато он очень набожен, Джованни.

– Таковы многие из трясущихся слизняков, – пренебрежительно скривился ди Торрино. – Но этот… Помиловал убийц отца своей жены… Любимой жены, что важно. И далее вел себя столь же…. смиренно и миролюбиво, показав, что с ним можно вообще не считаться и делать все, что только позволяют собственные силы и влияние. Венецианская знать этим широко пользуется. Его скоро свергнут.

– Кто?

– Больше всего выделяется Пьетро Орсеоло, сын одного из бывших венецианских дожей, – немного подумав, ответил ди Торрино. – Властолюбив, жесток. Ради своих целей готов пойти на все. У его отца было много сторонников, поэтому сначала опирался на них, теперь нашел новых. Особенно тех, кто хочет расширения подвластных Венеции земель. Пьетро военачальник, он знает как и что делать.

Иоанн XV призадумался. Сказанное его охранником и советником было довольно интересным. Нет, о никчемности нынешнего венецианского дожа он знал и так. Равно как и о чрезмерной набожности, которая как раз и позволяла гарантировать его полное невмешательство в грядущие дела. Но если его вот-вот свергнут, то это не то чтобы заставляло поменять кое-что в планах… Скорее уж позволяло воспользоваться представляющейся возможностью приобрести еще одного союзника. Возможно, кратковременного и ненадежного, но ему и этого хватит.

– Пошлешь доверенных людей в Венецию. К Пьетро Орсеоло, – решился понтифик. – При них будет письмо, заверенное моей рукой и печатью. Обычное, в котором говорится, что его предъявитель действует от моего имени и имени церкви. Уверен, мне не нужно напоминать, что оно не должно попасть в чужие руки.

– Не попадет.

– Твои люди должны будут передать венецианцу, что Святой Престол хочет видеть его следующим дожем Венеции. Пусть он собирает сторонников и готовится взять власть. Мы ему поможем. Но! Сначала он должен будет приехать к нам в Ватикан.

– Я бы сделал кое-что еще…

– Слушаю тебя. Джованни?

– Род Орсеоло известен своей хитростью и умением менять покровителей. Потом, когда Пьетро появится в Ватикане, привяжите его к себе письмами, в которых будет что-то важное. То, что при обнародовании сильно усложнит сохранение им власти.

– Ты начинаешь становиться политиком, Джованни. Я рад. Только…

– Другие не дадут мне больше, чем можете дать вы, ваше святейщество, – понятливо усмехнулся ди Торрино. – Я убийца, но не глупец.

Понтифик ничего не ответил, лишь махнул рукой. Дескать, все нормально, просто напоминание и не более того. Впрочем, разговор о делах венецианских еще не был закончен.

– В Венецию поедет мой легат. Открыто, ни от кого не таясь. Он пригласит в Рим дожа Венеции Трибуно Меммо от моего имени. Для всех это будет визит, связанный с помощью Венеции в продвижении христианства. К тому же выбранный мной легат привезет в дар Венеции пару святых мощей. Каких именно – пусть сами разберутся, мне незачем вникать. Священные реликвии. С ними просто. Сколько надо, столько и появится.

Ди Торрино понимающе оскалился. Уж он давно подозревал, как церковь наживается на мощах и прочих предметах. Теперь же, на службе Святому Престолу, подозрения превратились в знание. Понтифик не делал из этого тайны для своих приближенных.

– Вы уговорите его отречься?

– Да. Пожалую высокий сан, польщу его воистину христианскому образу жизни и все такое… Он отречется. А новый дож будет нашим должником!

– У Венеции много кораблей. И войско хорошее.

– Не будь у них этого, Венеция давно бы стала частью Священной Римской империи, – подчеркнул очевидное Иоанн XV. – Ты все понял, что надлежит сделать?

– Да, ваше святейшество.

– Тогда иди. А мне надо подумать.

Поклонившись. Джованни ди Торрино удалился, как и всегда, сделав это почти беззвучно. Ну и Иоанну XV стоило еще как следует подумать о будущем противостоянии с империей. Пусть с ослабленной ведением войны, но все же остающейся могучей. Впрочем, этим он и занимался, изучая карты, делая заметки на чистых листах бумаги и время от времени ругаясь на излишнее, ну просто совершенно излишнее хитроумие своих соперников…