Читать книгу Пахан - Влада Калина - Страница 15

Змей

Я присел на асфальт так как выбился из сил. Больше идти не мог. Рана на животе всё болела и болела. Такое впечатление, что все кишки потерял по дороге.

С*ка!

Этой боли я не мог уже вытерпеть. Хоть я и терпеливый человек. Сколько раз меня резали, вешали, били, но… сейчас мои силы были на исходе. В глазах потемнело, в ушах свистело. Дороги не знаю, сбился с пути. Волыну (оружие) потерял! Мать вашу с вашими грёбанными улицами. В какую сторону то “ползти”? Давно меня здесь небыло. Раньше ведь знал здесь все повороты для отхода, когда нужно было делать ноги. Инстинкт самосохранения подсказал позвонить Игорю, пока ещё я при памяти. Мало ли чё! Ж*пой чую палево (опасность).

– Игорь! Приедь и забери меня, – решил позвонить, пока не потерял сознание.

– Хозяин, где вы? – послышалось на том конце телефона.

"Он что издевается? Где я? Если бы я сам это знал! По-моему, у чёрта на рогах!!! "

– Я… я не знаю. Здесь темно. Я не вижу названий улиц, – поморщился от боли. От этой адской боли. Хотелось базлать во всё горло, так жгло всё внутри.

– Что с вами? Я к вам дозвониться не мог. Всё в порядке?

– Нет, я ранен… и без автомобиля. Меня этот шмаровоз (сутенёр) Берёзов зацепил, и я сел на колёса, уже наверное километра два пробежал в таком состоянии. Я больше не могу, – уже совсем тихо, прозвучали последние слова. Шептал из последних сил. – Пробей мой телефон. Выясни где он, там и я. И позвони нашему доктору. Если конечно он успеет, что-то сделать.

– Не волнуйтесь. Мы уже выезжаем. Он успеет… мы успеем.

Я закрыл глаза и лег на тротуар. Мне так хотелось спать. А ещё я хотел чтобы всё это поскорее закончилось. Чтобы закончился этот кошмар. Жбан болел словно по нему топтались ногами.

П*здец какой-то!

По-моему, я начинал умирать. Отлично! Неплохой из меня жмурик (труп) получится. Чёрт! А я ведь ещё так молод. Всего лишь 39 с хвостиком. Ну уж нет! Этот шмаровоз от меня так просто не избавится! Кажется я начал терять сознание.

– Держись Змей. Только не умирай. Ты не можешь вот так окочурится от пулевого ранения, пройдя все круги Ада за всю свою никчёмную жизнь. Столько пережил, вытерпел… и сейчас сможешь. Держись, мужик.

Воспоминания.

Детдом.

Когда смотришь на чисто убранную, нарядную территорию, где дети постоянно пребывают день за днём, то ты словно находишься в армии. Всё "вылизано". У каждого детдомовца есть одна полка для его вещей. И одна несчастная игрушка, которая лежит поперёк идеально застеленной кровати. За этот "идеал" иногда могут и по руках дать. Ну чем вам не армия?

У меня была тоже игрушка, потрёпанная, рыжая псина без одного уха. Я даже не помню как она ко мне попала, и никогда не играл ею. Эта пушистая собака просто лежала на моей кровати. А ещё у меня была любимая нянечка, нет, она ведь не нянечка, а библиотекарша – Марина Викторовна. Больше хороших людей, я здесь не наблюдал. Больше всего ребята боялись и ненавидели нянечку Наталью Владимировну. Она вечно жизнью была не довольна, и вечно придиралась ко всем. Могла даже бить. Если не сама, так просила об этом старших парней. Они учили нас уму разуму, и даже иногда прививали любовь к спорту – заставляли бегать, прыгать, отжиматься. Это конечно унизительно, но, по-моему, я полюбил спорт. А ещё, наша нянечка была вечно голодная. Она весила в пределах сто килограмм, и отбирала у ребят второй ужин, в который входили сладости. Сложно привыкнуть к такому. Вот нам с братом это было словно смерть, ведь наша любимая мама всегда давала нам всего вкусненького и побольше, и никогда не отбирала. Сложно. Очень тяжело.

– Ты Артёмка хочешь сегодня опять остаться голодным? – нагнулась ко мне Марина Викторовна, и прошептал на ухо, чтобы никто не слышал.

– Нет! – усердно кивал головой я.

– Ну так зачем же ты дерёшься? Ты же знаешь как здесь наказывают за это. Останешься без ужина, – продолжала пугать меня.

– Лёшка первый начал. Он и его друзья, – тихо сказал я, нагнув голову. Стоял и смотрел себе под ноги, в ожидании наказания. Дадут есть, или нет.

– Я его и пальцем не коснулся, он сам упал, – начал врать Берёзов, сделав лицо милого мальчика, который здесь вообще ни причём. Просто мимо проходил.

– Лёшка врёт. Он мне сделал подножку, я упал. Потом поднялся и ударил его, – честно признался я.

– Хорошо хоть не врёшь. Признёшься, в том что хулиганишь. Почти каждый день слышу, как ты плохо себя ведёшь. На тебя все жалуются. Вот, бери пример со своего брата. Тихий, спокойный, всё время что-то читает у меня в библиотеке.

– Он не читает, он там прячется от Берёзы, чтобы этот гад его не побил.

– Врёшь! Твой примороченный брат, мне и даром не нужен. Он вечно на своей волне.

– Так, что здесь происходит?! – где-то появилась из-за угла директриса. Шла, орала, злилась. Она не любила такие подозрительные скопления людей. Всегда думала, что они что-то замышляют нехорошее.

– Евгения Олеговна, я просто вела мальчиков в столовую ужинать. Они просто спорили кто из футболистов лучше… Правда? – кивнув нам с Лёшкой, спросила. Видно было, что выгораживает нас. Спасает так сказать наши задницы. Если кто-то узнает, что мы дрались, то не сдобровать обоим.

– Да, – подтвердили мы с Берёзовым. Плохо врать, но что поделать. Лёшке то не привыкать. Он брихло ещё то.

Интересно кто его родители? У кого он такой? Наверное мать врала… так же как и моя, моему отцу. Поговаривали, что мать Берёзова была стриптизершей. Где-то там под клубом его и родила. Он был явно ей не нужен, вот и отдала сюда… вернее, она оставила его на лавочке возле входа в метро. Так Лёшка в детдом и попал. Не знает Берёза, что такое материнская любовь, вот и бесится.