Читать книгу Разделенные сном - Владарг Дельсат - Страница 4

Гри’ашн

Сегодняшний сон – необыкновенный. Дядя Саша встречает меня не в маленькой комнатке, а в большой и светлой. Это называется «кабинет». Некоторое время я рассматриваю помещение. Через окна виден большой город с высокими башнями, между которыми что-то летает. Потом спрошу, что это. Сам кабинет со светло-зелёными стенами, большим столом и множеством стульев. На столе стоит зелёный гриб, но большой, он дает свет и называется «лампа». Дядя Саша недавно получил «большую звёздочку», так он сказал, но что это такое, я не понимаю.

Рассказав ему о Калире, я жду вердикта того, кого давно про себя называю А’фтом, а дядя Саша о чём-то напряжённо думает.

– Значит, говоришь, запуганная? – переспрашивает он, на что я киваю.

– Очень, дядя Саша, – подтверждаю я. – Говорить боится, дважды в обморок упала, плачет очень тихо… Тело у неё, как у меня.

– Значит, бьют… Но просто так такой жестокости не бывает, – задумчиво произносит дядя Саша. – Значит, есть цель. Какая может быть цель?

– Сломать, чтобы делала то, что сказали, и не думала? – отвечаю я вопросом.

– Да, похоже, – кивает он. – То же самое делали и с тобой, помнишь?

– Помню… – вздыхаю я. Как такое забудешь?

Дядя Саша подходит к книжному шкафу и достаёт оттуда какую-то книгу. Книги у него все очень дорогие, аккуратные, написанные одинаковыми буквами. Даже представить сложно, сколько труда вложено в каждую. Он протягивает её мне, благо читать я уже тоже умею.

– Посмотри, – говорит он мне, на что я киваю.

Открыв книгу, начинаю читать, зная, что в таких случаях время длится долго, и спешить никуда не надо, но буквально на второй странице натыкаюсь на описание техники запугивания и подчинения на её основе. Написано так, как будто это «инструкция».

Вспоминаю, как дядя Саша учил меня читать. Вот он тогда намучился, я же всего боялся, чуть что – сжимался в комок. Теперь-то я уже другой, изменил меня дядя Саша за столько-то оборотов… Да.

– В точности, – говорю ему, отдавая книгу.

– Попробуй её отогреть и поддержать, – произносит он. – Вас когда в Академию вашу?

– Через два тур… месяца, – перевожу я на понятные ему единицы.

– Готовься и отогревай её, – советует он мне на прощание.

На этом сон прерывается, я открываю глаза и слышу сдавленный писк на кровати. Сам-то я на полу улёгся, чтобы Калире не мешать, но сейчас резко поднимаюсь, чтобы обнять и успокоить испугавшуюся во сне девочку. Оно и понятно – кошмары у неё, дядя Саша говорил, что такое возможно, поэтому я и не удивляюсь, а просто осторожно бужу девочку. Нам уже всё равно надо вставать.

Оглянувшись, обнаруживаю одежду. Не свою и не её, а новую традиционную одежду Высших. Это очень странно, но вполне укладывается в прочитанное – нами играют. Получается, что всё происходящее – это игра Высших. Когда же они перестанут играть, в лучшем случае всё вернётся к прежнему, а в худшем – будет жертвоприношение. Но вот второй случай означает относительную свободу целый год, а вот это уже можно использовать.

Занялся зарядкой, как всегда, а Калира смотрит на меня большими круглыми глазами. Начав с разминки, как показывал дядя Саша, перехожу к упражнениям на скорость, потом на силу. Однажды я смогу пробить кулаком стену.

– Мне тоже надо это делать? – тихо спрашивает меня девочка.

– Что ты, нет, – улыбаюсь я ей. – Высшие таким не занимаются, меня просто… научили.

– Мне нужно одеться, – сообщает мне Калира, а я протягиваю ей традиционное женское одеяние.

– Нам принесли одежду Высших, – объясняю я ей. – Это платье специальное.

– А… а бельё? – спрашивает она меня.

Этого слова я не знаю, поэтому молчу некоторое время, но потом всё же спрашиваю, что она имеет в виду. Оказывается, безухие под одеяние надевают что-то, пытаясь прикрыть место наказания. Значит, это защищает, то есть бьют их несильно и одетыми. Понятно, почему Калира так реагирует на всё – её-то до крови избили.

– У нас такого нет, – объясняю я. – Ты просто надеваешь платье, чтобы Высшему было удобно его задрать, когда он хочет тебя наказать или… – опять забываю то самое слово, которое я у дяди Саши спрашивал.

Девочка сильно бледнеет и падает в обморок. По крайней мере, очень похоже, так в книге дяди Саши написано было. Ну я и действую, как в книге написано было. Метод действенный, что я фиксирую, когда Калира открывает глаза. Опять чего-то испугалась – вся дрожит.

– Нам нужно спешить, – объясняю я ей. – Опоздаем – еды не будет до вечера.

– Ой… – тихо произносит она и быстро натягивает на себя платье, сразу же приобретающее слегка розовый цвет.

Это означает, что, во-первых, Высшие не поскупились, и платье настоящее, а во-вторых, оно залечивает раны. Это очень хорошо – Калира хотя бы сможет ходить, в чём ранее я был совсем не уверен. Теперь нам нужно попасть на второй уровень Центральной башни. Буду надеяться на то, что Высшие не убьют нас по дороге.

Почти тащу Калиру за собой, привычно проходя вдоль стен, чтобы не привлекать внимания. Девочка следует за мной, повторяя всё то, что делаю я, и молчит. Спасибо тебе, Калира, за молчание. Здесь надо быть очень осторожными, потому что одежда ещё ничего не значит.

До самого подъёмника нам никто не встречается – это очень необычно. Если и в подъёмнике никого не будет, значит, игра совсем уже серьёзная. Надо будет с дядей Сашей обсудить, что это может значить и чего мне ждать. Страшно немного, а Калиру вообще трясёт. Ещё есть ощущение чужого взгляда, что может значить – за нами следят. Зачем?

Заходим в подъёмник. Это плоский полукруг внутри башни, поднимающий туда, куда нужно, потому что лестниц в башне Высших нет. Они магией пользуются, а нам пока нельзя. Хотя можно, конечно, но лучше не надо. Диск возносит нас на второй уровень, мы молчаливы и тихи, но едальня Высших пуста – там нет совершенно никого, чего быть не может.

Нужно будет проверить еду, хотя бы на запах, потому что просто страшно. Магией бы научиться проверять, но кто знает, как эта магия включается? Я усаживаю Калиру за стол, сажусь сам, хоть и страшно поворачиваться спиной ко входу. Перед нами возникают тарелки и столовые приборы.

Через минуту я понимаю, что происходит – нас учат правильно есть. Если схватиться не за ту вилку или ложку, всё тело пронизывает боль. Она настолько сильная, что темнеет в глазах, поэтому я останавливаю Калиру, показывая жестом, что нужно повторять за мной, но самой не пытаться. Она меня, разумеется, ослушивается, когда меня буквально прорезает очередной болью. Вскрикнув, девочка теряет сознание, упав со стула.

Калира

Мне никогда не стать богом, я просто этого не выдержу.

Кажется, я привязываюсь к мальчику. Он такой ласковый, кажется, даже добрый, совсем меня не стесняется и ухаживает. Мне кажется, я становлюсь маленькой-маленькой, когда он так ласково со мной обращается, ведь до сих пор ласку я видела только в школе по отношению к другим детям.

Даже если он это делает, чтобы я расслабилась, пусть. У меня больше нет сил бояться, а если он меня… он со мной… если он сделает страшное, то пусть лучше я умру. Я устала. Голова кружится, но я послушно иду за ним. Гри’ашн идёт очень осторожно, как будто прячется, но это же необычно, если только он не боится. Может же он бояться?

Он заводит меня в колодец и обнимает. Сейчас он будет делать страшное? Почему-то в это не верится. Чувствую, как что-то нас поднимает. Понимание приходит неожиданно – он обнял меня, чтобы я не пугалась! Может ли такое быть? И опять погладил. Но почему Гри’ашн это делает? Ведь я ему никто! Впрочем, я никто даже своей маме…

Столовая выглядит очень празднично, но я вижу, что и Гри’ашн здесь впервые – он двигается неуверенно. Значит, до моего появления он ел в другом месте. Надо будет спросить. На столе десяток столовых приборов, которые я не узнаю. Как правильно ими пользоваться? Что будет, если неправильно? И тут я получаю ответ на свой вопрос.

Остановив меня жестом, мальчик берётся за какую-то вилочку. В следующее мгновение его будто встряхивает, а я вижу глаза Гри’ашна, полные боли. Опять испытания? Ещё несколько раз его так встряхивает, и мне становится страшно. Ему же больно, я вижу, а он не то что не кричит, но даже и звука не проронил! Неужели это можно терпеть? Желая проверить, я берусь за ложку и… больше ничего не помню.

Открываю глаза, обнаружив себя на полу. Гри’ашн очень осторожно пытается привести меня в чувство, с тревогой оглядываясь. Наверное, он не зря так, значит, нужно встать, но я не могу. Руки и ноги очень слабые и не слушаются. Этот факт меня пугает ещё сильнее, я начинаю дрожать, но Гри’ашн с трудом берёт меня на руки, усаживая на необычного вида стул. Тут я только понимаю, что стулья тут какие-то витые и сидеть на них не очень удобно, расслабиться невозможно.

В следующее мгновение происходит что-то совсем невероятное – Гри’ашн зачерпывает непонятное варево, пробует его и протягивает ложку ко мне, будто желая меня покормить. Мои руки висят вдоль тела, я не могу сама их даже поднять. Наверное, поэтому он так? Я не думаю, что Гри’ашн хочет меня отравить, но зачем он так делает? Не понимаю. Я аккуратно слизываю чуть тёрпкую нежную массу с незнакомым вкусом и… Тут Гри’ашн будто бьётся в конвульсиях и падает лицом в тарелку, лёжа без движения. Нас отравили? Он умер? Значит, сейчас умру и я?

Я зажмуриваюсь, дрожа от ужаса, но ничего не происходит, а Гри’ашн через некоторое время поднимает лицо, часто дыша, как маленький зверёк. В его глазах – отражение такого же страха, как и у меня. Если он жив, что это было?

– Н-наказали… – чуть заикнувшись, тихо объясняет он. – Н-нельзя т-так д-делать… – наверное, моё лицо очень уж красноречиво.

– Ты не умрёшь? – очень тихо спрашиваю я.

– Б-бывало и ху-хуже, – говорит он, отчётливо заикаясь.

Тут я понимаю: я обречена. Мне никогда не стать богом, да и вряд ли это – обычное обучение. Я осознаю: отныне в моей жизни будет только боль, страшная боль, и ничего другого. Как же я хочу умереть!

С трудом найдя в себе силы, я, глядя на пожертвовавшего собой ради меня мальчика, начинаю медленно есть. Варево уже не кажется нежным. Оно, будто песок, с трудом протискивается в глотку, а мне опять страшно, отчего попадать в рот ложкой сложно. Я промахиваюсь, попадая то в нос, а то и в глаз. В груди горячо, как будто меня на плиту посадили, было так один раз в детстве. Почему я тогда не умерла?

Закончив, с грехом пополам с едой, я поднимаюсь из-за стола. Стою я, правда, так себе, комната явственно качается, но Гри’ашн поддерживает меня.

– Пойдём, погуляем, – предлагает он мне.

Я вскидываю на него глаза – ведь я даже стою с трудом, какое уж тут «гулять»? Но, видимо, Гри’ашн знает, что говорит, а мне… мне уже всё равно. Боль здесь намного более страшная, чем была, поэтому мне остаётся только покориться. Поэтому я киваю ему, пытаясь сделать шаг.

Почти повиснув на Гри’ашне, я добираюсь до той штуки, что поднимала нас, теперь она опускается. Он буквально на себе вытаскивает меня на улицу, при этом перед моими глазами какое-то марево, отчего я ничего не воспринимаю. Думая, что мы останемся вблизи входа, удивляюсь, когда Гри’ашн утаскивает меня куда-то в сторону, чтобы усадить на низкой скамейке у какой-то воды. Наверное, это озеро.

– Подыши, – предлагает он мне. – Считаешь про себя до трёх – это вдох, потом опять так же – выдох. Давай вместе.

Некоторое время мы старательно дышим. Перед глазами немного проясняется, я вижу вокруг лес, а прямо перед нами – небольшое озеро. Поблизости никого нет, отчего Гри’ашн, внимательно осмотревшись, облегчённо вздыхает.

– Скажи, – решаюсь я спросить, – а такое воспитание болью – нормально? Тот, кто может её испытать и выжить, становится богом?

– Они не боги, – Гри’ашн понимает, что я хотела сказать. – Просто Высшие, в отличие от нас. Мне нельзя говорить о нашем с тобой статусе, – поясняет он.

– Значит… – я задумываюсь, пытаясь понять, что это значит, но Гри’ашн снова разрушает мой мир одной лишь фразой.

– Это игра, – говорит он, и всё становится на свои места. – Игра Высших.

Это игра. Мной играют, и Гри’ашном, наверное, тоже. От осознания этого я задыхаюсь, потому что происходящее значит только то, что впереди много боли. Раз мне не положено нижнее бельё, и Гри’ашн даже не знает, что это такое, то впереди много боли, и наступить она может в любой момент, иначе зачем бы?

– Ты со мной будешь делать страшное? – кажется, мой голос звучит жалобно.

– Я никогда не причиню тебе вреда, – он будто клянётся. – Никогда!

– Я тебе верю, – отвечаю я. А что мне ещё остаётся?

Я не глупая – дура бы не смогла выжить в моей семье и моей школе. Логические выводы делать я умею. Гри’ашн, наверное, такой же, как я. Учитывая его шрамы и то, как он переносит боль, мне предстоит очень многое, от чего я, наверное, сойду с ума. Или умру раньше. В любом случае у меня нет выбора, здесь моя жизнь абсолютно точно закончится. Наконец-то.