Читать книгу Прохоровка. Крах «Тигра» - Владилен Елеонский - Страница 2
Пролог
ОглавлениеДа, бабушка совсем не рада:
«Управа где, и где ограда?
Врага загнать на свой насест
Кто сможет? Где твой, Миша, крест?»
Владилен Елеонский, Прохоровка
1
Первый бой в его жизни был скоротечным. В детстве отец рассказывал, как их начальник цеха, заядлый охотник, как-то раз уложил в камышах молодых кабанов, которые колонной чинно шествовали по узкой тропе на водопой.
Кабанов было трое. Ушлый охотник дуплетом уложил головного и замыкающего, а тот, что был в середине, прыгнул в сторону так, словно не кабаном был вовсе, а быстроногим горным муфлоном.
Начальник потом долго сетовал, что, перезарядив ружьё, пальнул вдогонку, да не попал, – лишь посёк тростник над самым ухом шустрого пятачка. Вспоминая свой первый бой, Шилов всегда вспоминал этот рассказ отца.
Три Т-34 шли по узкой дороге колонной. Едва миновали поросший тростником взгорок, тянувшийся справа, головной танк встал, как вкопанный, и задымил.
Шилов интуитивно повёл командирский перископ вправо и увидел… его. Словно алчный, грозный и хитрый охотник, он угловатой тенью замер в перелеске.
Расстояние было метров восемьсот, не больше. Он умело прикрылся буреломом, только башня темнела, своими очертаниями она почему-то напомнила Шилову шлем Нефертити, главной жены древнеегипетского фараона, утончённое изображение которой так впечатлило его ещё в школе. Всего два года миновало с тех пор, а кажется, что прошла жизнь.
Вторым снарядом «тигр» приласкал танк Шилова. Всё закончилось бы в следующую минуту, но спас уклон дороги.
Снаряд убил радиста и механика-водителя, они даже не успели вскрикнуть. Трансмиссия была повреждена.
Подбитый Т-34, как ритуальный катафалк, медленно покатился назад, пока не упёрся кормой в танк, следовавший в колонне сзади. К тому моменту тот тоже остановился, в свою очередь поймав бортом убийственный снаряд.
Благодаря уклону, Т-34 Шилова откатился назад, взгорок прикрыл его, но «тигр» попытался достать, чтобы добить. Когда оглушённый Михаил, плохо соображая, распахнул башенный люк, высунулся по пояс наружу, чтобы вылезти на корму и осмотреть повреждение, ему показалось, что снаряд, выпущенный «тигром», прошелестел у самого виска. С тех пор прилип проклятый «шорох».
Пусть смеётся и презирает тот, кто не испытал той жути. Ужас ледяной костлявой рукой схватил за горло и запретил дышать.
Позже Шилов, как ни старался, никак не мог вспомнить, как он очутился в придорожной канаве метрах в пятидесяти от своего подбитого танка, весь покрытый густым слоем липкой вонючей жижи, которая, между прочим, спасла его от смертельных ожогов.
Шилов очнулся не от ужасающего взрыва снарядов, детонировавших в соседнем танке, не от огненного смерча, пронесшегося затем над канавой, не от отчаянного предсмертного вопля своих товарищей в головном танке, он горел, а они не могли выбраться наружу.
Шилов очнулся от своего крика, потому что был уверен, что кричит всем своим существом, до предела, до безумия напрягая все жилы: «Снаряд, снаряд!»
Михаил не сразу понял тогда, что вместо крика издаёт омерзительное шипение. Оно проистекало откуда-то из самого нутра, где, как говорят старики, таится душа. Как будто крупная кобра, взявшаяся неизвестно откуда посреди весенней харьковской степи, решила с жутким шипением выползти из его горла наружу.
Ощущение было настолько ошеломляющим, диким, жутким, кошмарным, что Шилов мгновенно пришёл в себя. В следующее мгновение он увидел ужасающую картину, воцарившуюся на дороге, – три подбитых Т-34 и разбросанные вокруг изувеченные тела танкистов.
У замыкавшего колонну танка башня сорвалась с погона от взрыва. Красное пламя, словно жар из преисподней, с рёвом ринулось из отверстия наружу.
Вдруг вместо пламени Шилов увидел изумрудного дракона. Сказочная рептилия косилась на него своим умным рубиновым глазом и жадно лизала длинным красным языком мгновенно почерневший танк.
Непередаваемый холод ледяной рукой властно сжал сердце. В следующий миг Михаил потерял сознание.
2
С тех пор любой шелест или шорох мог в самый неподходящий момент вызвать припадок. Шилов сильно бледнел, слабел телом, оно немело, и становилось, как ватное.
Странная реакция мозга, которая, наверное, известна специалистам и, может быть, даже описана в медицинских справочниках, теперь стала его досадной повседневностью. Шилов, однако, никому не рассказывал о своей беде.
Он скрыл от медиков коварную контузию, поскольку теперь всё его существо охватило лишь одно желание, – снова попасть на фронт и поквитаться с проклятой Нефертити, холодной женой бездушного фараона. Пусть она выгнется всем своим гибким змеиным телом и зашипит обезумевшей вдруг коброй!
Ребята, соседи по госпитальной палате, пару раз были свидетелями Шиловского шипения, когда апрельский ветер сквозь распахнутое настежь окно вдруг шелестел сухим пожелтевшим букетом хризантем, который стоял на подоконнике, наверное, полгода, однако медсестре Шурочке было жалко его выбрасывать. Симпатичный майор-танкист, неизвестно где добывший цветы и подаривший букет Шурочке в честь своего скорого выздоровления, как видно, не выходил у неё из головы.
Шипение Шилова, последовавшее в ответ на шелест сухих хризантем, всех ввергло в смятение. Кто-то, не контролируя себя, в ужасе пулей вылетел из палаты, однако ребята, молодцы, не сдали его медперсоналу.
После приступа Михаил был вял, как сдутый после Нового года шарик, и бел, как лист высококачественной штабной бумаги из Москвы. Внимательная Шурочка как-то заметила необыкновенную бледность, покрывшую его лицо, и, конечно, спросила, что с ним.
Шилов, проявив незаурядный артистический талант, и всё для того, чтобы скрыть проклятый недуг и быстрее убежать из госпиталя, с прискорбием ответил, что у него ужасная, бросающая в глубокий обморок аллергия на засушенные хризантемы. На сердечных весах румяной, как пышка, курносой Шурочки вдруг оказались драгоценные сушёные цветы, с одной стороны, и пребывание Шилова в госпитале, с другой.
Хризантемы, несмотря на то, что были лёгкие, как пух, сухие и увядшие, тем не менее, перевесили. Через день врач-невропатолог, благодаря просьбе Шурочки в виде коричневой стеклянной бутылочки, наполненной известной жидкостью, которую Шурочка знала, как экономить не в ущерб здоровью раненых, но на пользу пошатнувшемуся душевному состоянию невропатолога, записал в истории болезни Михаила Шилова коротко и ясно: «Практически здоров».
Получить новый танк скоро не удалось. Шилов застрял в Челябинске и даже какое-то время проработал на танковом заводе токарем, с упоением точа детали.
Наконец, новый танк был получен. Через две недели воинский эшелон, как на крыльях, получая на перегонах «зелёный свет», нёс Шилова вместе с его новеньким Т-34 с номером «двенадцать» на башне к славному городу Старый Оскол, далее была станция Прохоровка, выгрузка танка и следование своим ходом к линии фронта.
3
Шапкозакидательские настроения, царившие среди некоторых бойцов, были Шилову не по нраву. Наивный, он не видел провокации, и твердил всем ухарям, что справиться с «тигром» не так-то просто. Дело вовсе не в мощи танка, так утверждал Шилов, здесь что-то другое, необъяснимое, больше связанное с психикой, чем с толщей брони и пробивной силой пушки.
Какой-то добрый человек донёс в особый отдел. Особист, как шепнул Шилову его механик-водитель Седов, не придал значения, но в шутейном разговоре с замполитом бригады, с которым находился в довольно-таки тёплых отношениях, без задней мысли упомянул Шилова и со смехом привёл примеры его странноватых рассуждений. Замполит вроде бы пропустил мимо ушей, но на самом деле у него вырос зуб на Шилова – странный, корявый и острый.
Вскоре посиделки и горячие споры о качестве «тигров» и их реальной роли прекратились. Комбат попытался организовать футбольные соревнования, и Шилову, заядлому футболисту, стало не до разговоров.
Однако первоначальная волна энтузиазма скоро улеглась, – не все любили футбол так, как его любили комбат и Шилов. Вскоре мяч продолжал гонять один лишь танковый экипаж Шилова, что опять стало предметом особого неудовольствия замполита бригады.
Вот тогда-то Шилов познакомился с сержантом-сапёром Варварой Аловой. Хрупкая улыбчивая девушка имела глаза, которые, как озёра в сосновом бору, незаметно затянули Шилова на глубину так, что вырваться обратно без посторонней помощи вряд ли теперь было возможно.
Здесь нельзя не сказать ещё об одной героине нашего повествования. Чепрачного окраса, с рыжими подпалинами, подвижная как ртуть, сообразительная, как девятилетний ребёнок, с лисьей мордой, как будто знающей всё наперед, именно она познакомила Мишу Шилова с Варей Аловой.
Восточноевропейская овчарка Ласка, служебная собака Вари, любила играть в футбол. Овчарка очень скоро разведала, кто из танкистов увлекается тем же самым.
4
Ласка постоянно убегала в экипаж Шилова и так страстно гоняла мяч, что в экипаже танка под номером «двенадцать», благодаря энтузиазму овчарки, все стали заядлыми футболистами. «Ласковый Вечер», как метко заметил худосочный стрелок-радист, наступал неизменно, если прибегала Ласка. Когда она грозно ставила лапу на мяч, словно лев на ядро, вызывая на игру всех желающих, все знали, – пора!
Тогда Седов, бывший слесарь и бывалый механик-водитель с обожжённым до кости лбом, откладывал свой кисет с вышитой под золото надписью «Дорогому Дяде Танкисту», а заряжающий, видный богатырь с плечами и талией сказочного молодца из ларца, с шумом отбрасывал чугунный башмак, которым качал и без того раскачанные до невозможности литые плечи.
Один раз экипаж заигрался до того, что не заметил, как стало смеркаться. Последовали санкции.
Комбат приказал Шилову немедленно явиться к нему вместе собакой-сапёром. Шилов повёл Ласку по траншее к блиндажу комбата, чувствуя, что сейчас получит небывалый до сего дня нагоняй.
Комбат, конечно, любил футбол, но не до такой степени. Безобразие! Ласка вместо того чтобы жить по распорядку сапёров, становилась членом Шиловского танкового экипажа.
Шилов вёл Ласку и, думая о нерадивом хозяине овчарки, представлял в мыслях некоего ленивого рыжего веснушчатого увальня, который вместо того, чтобы заниматься собакой, едва ходит, как сонная муха, и постоянно что-то жуёт.
Вдруг сухой грунт с шумом сорвался с бруствера траншеи, и «шорох», как всегда, не ко времени дал о себе знать. Танкист, сильно побледнев, опустился на дно траншеи и стал странно раскрывать рот, как будто желая что-то исторгнуть из себя.
Ему казалось, что он кричит: «Снаряд, снаряд!», но изо рта раздавалось нечто совершенно другое, – странное и пугающее. Ласка мгновенно подняла треугольники ушей, уставилась на Шилова, тихо заворчала и вдруг стала неистово лизать его белое, как мел, лицо.
За этим занятием Варя застала Ласку и Шилова. Шершавый язык Ласки волшебным образом прогнал приступ, и Михаил очень скоро пришёл в себя.
Варя сразу понравилась ему. Мало того, что она была симпатичной девушкой, она, кажется, не задирала нос, вела себя просто и искренне. Однако Шилова мучил один вопрос, – заметила ли Варя, что с ним случилось?
Наблюдательная Варя, как видно, заметила, что с Шиловым что-то не так. Она участливо предложила ему нашатырь, но он решительно отказался. Всё нормально!
Узнав, что Шилов, – тот самый футболист, а Варя, – тот самый сапёр, они посмеялись от души. К лицу позеленевшего танкиста снова прилил румянец, и Варя, кажется, успокоилась.
Она тоже, оказывается, шла по вызову комбата, который пожелал познакомиться с нерадивым сапёром-инструктором служебной собаки. Почему собака постоянно убегает, где дисциплина, – вот вопросы, которые намеревался задать комбат.
Девушка и юноша мгновенно забыли, что находятся на фронте. Они оживлённо болтали до тех пор, пока речь не зашла о «тигре».
К удивлению Шилова Варя оказалась первым человеком, который не стал спорить до хрипоты и сразу согласился, что бороться с «тигром» не так-то просто. «Они не боятся людей, они боятся собак», – такая фраза прозвучала из привлекательных коралловых уст девушки, когда она заговорила о немецких танкистах.
Шилов не успел уточнить. Появился старшина батальона и погнал их к комбату.
Свидание с комбатом прошло быстро и закончилось тем, что капитан Савельев строго-настрого запретил Ласке бегать в расположение экипажа Шилова, а Варю перевёл в подчинение командира медицинского взвода лейтенанта медицинской службы Ёловой. Аргумент комбата был вполне разумен – Ласка была обучена не только танки подбивать, сбрасывая вьюк с взрывчаткой под танковое днище, но также раненых с поля боя вытаскивать.
Как Варя ни упрашивала, комбат остался непреклонным. Он не собирался посылать женщин и собак против танков.
Напряжённости прибавил визит замполита. Какой шут его принёс?
Толстенький, как колобок, только не румяный, а землисто-серый, он, как всегда, устроил всем разнос.
– Ага, в футбол играете?
Сарказм замполита не знал границ. Речь лилась из его уст непрерывно, гладко, словно то самое тесто, из которого, как казалось, он был выпечен.
– Дорогие товарищи, кто «тигры» остановит? Контуженный и трясущийся в припадках Шилов с нательным крестом на груди, – подарком бабушки? Греческая богиня Варвара Алова, которая в пруду, понимаешь, голая купается, та ещё повелительница антилоп и тигров? Или, может, Рыжая бестия, – так замполит с ходу окрестил Ласку, – остановит? Безобразие, служебную собаку футбольный мяч интересует гораздо больше всего остального!
В ответ Ласка гавкнула так, что замполит от неожиданности выронил из рук свой пухлый чем-то набитый планшет и выкатился из блиндажа, изрыгая реплики, от язвительного яда которых всем стало не по себе.
– Он отходчивый, – сказал комбат, – пошумит и успокоится.
Однако, как видно, замполит не успокоился.
5
Ласка, конечно, снова убежала играть в футбол. Может быть, секрет крылся в том, что после футбола Шилов неизменно доставал из своего планшета трофейную галету и угощал ею свою рыжую любимицу. Михаил всегда берёг для собаки лакомство в планшете.
Как бы то ни было, Ласковый футбол, как его окрестили остряки-танкисты из соседних подразделений, продолжался. Похоже, запретить обаятельной овчарке играть в футбол, было также невозможно, как запретить дышать.
Варя стала приходить за собакой, опасаясь нагоняя комбата, как она говорила, но Шилов вдруг сердцем почувствовал, что между ними растёт взаимная симпатия. Томное сладкое чувство, как предчувствие чего-то очень хорошего и радостного, охватило сердце.
Именно в этот романтический момент вдруг появилась загадка. Варя поделилась секретом и показала Шилову половнику старинной монеты. Она была изготовлена из металла, очень похожего на настоящее золото.
В своё время монета, как видно, была не очень ровно разломана пополам. Одна половинка каким-то образом оказалась у Вари.
На одной стороне половники, по всей видимости, аверсе можно было видеть затылок и плечо мужчины. Человек был в свободном одеянии, напоминавшем римскую тогу, на его голове виднелась часть лаврового венка.
На реверсе был хорошо виден средневековый германский орёл со срезанным левым крылом, – глазастый, носатый, непропорциональный, с огромными лапами, поэтому, наверное, похожий на ворона. С краю справа были выдавлены латинские буквы «FDIDE» и крест.
– Крест как у немецких фашистов.
– Не совсем так, Варя, не они его придумали. Их крест, между прочим, похож на крест Ордена тамплиеров.
– Откуда ты знаешь?
– У нас в школе учитель истории был из русских немцев. Кружок вёл, немецкий язык дополнительно изучали, поэтому я по-немецки понимаю и говорю неплохо, по крайней мере, учитель меня хвалил.
Шилов повертел странную половинку монеты в руках. Интересно, что монета имела с краю аккуратное отверстие, будто для того, чтобы её можно было носить на груди на цепочке или верёвочке.
– Неужели монета золотая? Откуда она у тебя, Варя?
– Ласка нашла.
– Где?
– Не знаю, Миша. Ласка спрятала монету в пасти. Когда я заметила, что у неё что-то есть, она, хитрюга, ещё отдавать не хотела! Где она могла подобрать такую ценную вещь, ума не приложу. Кто в нашем расположении может быть владельцем такой монеты? Что делать? Ходить и всех спрашивать, чья монета?
– Нет, так не пойдёт. Подожди, что-нибудь придумаем!
Загадка с монетой не разрешилась, но зато она ещё больше познакомила и сблизила их. Пока что следопыты могли лишь констатировать факт. После того, как Варя вернулась из блиндажа комбата в свой блиндаж, в пасти у Ласки появилась странная монета. Больше ничего установить не удалось.
Надежда на то, что между ними зреет что-то, в самом деле, настоящее, усилилась, когда Михаил стал невольным свидетелем интимной сцены.
Солнце в тот вечер зашло. Скрупулёзно сверив ориентиры на местности с картой, Михаил покинул густо поросший шиповником пологий холм и двинулся обратно в расположение батальона.
Думая о Варе, он не заметил, как невольно очутился неподалёку от скрытого в густых зарослях березняка заброшенного сельского пруда. Там часто купались девушки из медицинского взвода.
Вдруг из зарослей донёсся какой-то шум. Шилов шагнул в кусты, приподнял ветку и увидел, как Седов тащит за собой обнажённую мокрую Варю, она, как видно, только что, как древнегреческая богиня, вышла на берег из воды.
– Пойдём, Варюха! Дело предлагаю. Спирт и лежбище. Земля токарным станком дрогнет. Лови сладкие мгновенья!
– Да мы что, товарищ сержант, – животные? Отпустите меня немедленно!
Однако Седов не слушал, упрямо тащил девушку за собой. Она сгорала от стыда и возмущения.
Шилов хотел вмешаться, но в этот миг в серебристых июньских сумерках мелькнула рыжая молния. Она ударила Седова в спину, он поскользнулся на влажной глине и рухнул в береговую слизь. Варя схватила сапоги, обмундирование и со смехом убежала прочь.
Седов, как боров, валялся в грязи, скользил на покатом склоне, никак не мог подняться, ругался, на чём свет стоит, а Ласка остервенело лизала его в грязные губы, словно вдруг решила заменить похотливому сержанту Варю.
Через несколько дней Варя с лукавой улыбкой попросила Шилова показать фотографию своей любви. Вместо фотографии любимой девушки, которой у него не было, Шилов показал аккуратно запаянную в целлофан фотографию Детского фонтана Сталинграда. Варя с недоумением уставилась на фото.
Обугленный скульптурный хоровод, который на фоне дымящихся руин Сталинграда вели дети вокруг скульптурного крокодила, проглотившего солнце, произвёл на Варю гнетущее впечатление. Шилов пояснил, что Детский фонтан предрекал гитлеровцам окружение, им придётся вернуть украденное солнце, но Варя тогда его не поняла. Она лишь успела подумать, что он, как сталинградец, наверное, сильно переживает.
Впрочем, что могла понять Варя, если сам Шилов объяснить-то ничего толком не успел. Пришёл комбат, прервал беседу и прекратил игру в футбол, которую опять, конечно, устроила Ласка. Комбат, выдав очередное китайское предупреждение, отправил Варю и Ласку к Ёловой, а разгорячённым от футбола шиловцам сообщил, что завтра, похоже, немцы, наконец, решатся и начнут наступление.
Комбат, несмотря на все призывы замполита снять Шилова с должности командира танка, успел полюбить его за твёрдость и рассудительность и не только не снял с должности, но поставил на самый ответственный участок. Задача состояла в том, чтобы не обнаружить себя, а если вдруг немецкие танки прорвутся, пройти по склону вдоль оврага, выйти во фланг и ударить им в борт.
– Если будет невмоготу, пой «Расцветали яблони и груши».
– У меня другая песня любимая, товарищ комбат.
Лицо Шилова озарила улыбка, которую так любила его мама. Она сгорела в Сталинграде под немецкими бомбами.