Читать книгу Дрозды. Последний оплот - Владимир Александрович Андриенко - Страница 6

Станция города Н.

Январь, 1920 год.

Комбриг Иван Хотиненко встретил Анну Губельман на станции. Он был рад её возвращению. В качестве комиссара бригады «червоных» казаков она была просто незаменима. Умела эта молодая и на вид довольно хрупкая женщина говорить с людьми и подбирать нужные слова. Мало видал в своей жизни Хотиненко таких баб, что мужиками командовать могли.

– Товарищ Губельман!

– Вы словно рады меня видеть, товарищ Хотиненко? – спросила Анна.

– Еще как рад, товарищ Губельман. Разве могу я забыть то, чем вам обязан? Вы открыли мне тогда глаза. А так и был бы до сих пор в банде и носился бы на коне по степи.

– Но теперь-то я вам зачем, Хотиненко? Вы комбриг и даже в Москве побывали.

– Дак много новых людей в моей бригаде, товарищ Анна. А разве найти мне такие слова для них, как вы находили? Сколько раз я вспоминал вас. Неужели к нам надолго?

– Мною сильно недовольны в Москве, товарищ Хотитенко. И я сама попросилась на фронт. Подальше от начальства. А с вашей бригадой мне уже приходилось служить. Послужим еще. До конца.

– До конца? – не понял Хотиненко.

– До окончательного разгрома белых. Опрокинем их с море и будем строить новую жизнь, комбриг.

– Так точно, товарищ Анна.

– Я направлена к вам комиссаром от реввоенсовета 10 армии, товарищ Хотиненко. Отныне вы командир, а я снова ваш комиссар.

– Я только рад, товарищ Анна. Грешно радоваться вашим неудачам, но они снова свели нас вместе.

– Что у вас в бригаде, комбриг? В штабе говорили, что не все хорошо?

– Есть такое дело. Прошу вас.

Хотиненко помог Анне подняться в старую пролетку, запряженную двумя лошадьми. Её он раздобыл специально для неё.

– Вам неудобно будет скакать верхом, товарищ Губельман. Я пролетку расстарался. И кучера вам приискал. Мой вестовой казак. Ванька Смирной. Конями правит исправно. Лихач.

– Спасибо, комбриг. Помещения приготовили?

– Сразу, как только телефонограмму получил. Жилье для вас рядом со штабом бригады. Городок то здесь невелик, как вы знаете.

– Так что у вас случилось, Хотиненко?

– Не сказал бы, что в моей бригаде бардака больше чем в остальной армии, товарищ Губельман. А в штабе всегда у них Хотиненко виноват.

– Вы не правы, комбриг. В штабе вас ценят. Не просто так посылали в Москву на командные курсы.

– А чего на курсах этих? Много там нашего брата фронтовика. А учение нам офицеры царские проводили, товарищ Губельман.

– У них есть чему поучиться.

– Я, товарищ Анна, там много командиров из мужиков видал, что бивали этих самых офицеров. Возьмите хоть Чапаева Василия Иваныча. Жаль погиб комдив. А мужик был стоящий.

Анна по пути расспросила Хотиненко о проблемах в бригаде «червонцев»9.

– Присоединили ко мне эскадрон Николаева.

– И что?

– А то, что этот Николаев царский офицер.

– Бывший, – поправила его Анна.

– Дак в моей бригаде мы и без офицерья обходились, товарищ Анна. Мои хлопцы не сильно офицеров любят.

– А что этот Николаев? Давно в Красной Армии.

– Больше года.

– Тогда все хорошо.

– Не верю я офицерику этому. И среди его командиров есть темные личности.

– Товарищ Хотиненко, и я тоже «тёмная» личность?

– Как можно, товарищ комиссар.

– Но я также непролетарского происхождения. И на этом основании можно не верить и мне.

– Я не о происхождении говорю.

– А о чем?

– Сами знаете, что были случаи, когда офицеры перебегали к белым

Анна согласилась. Такие случаи были. Отрицать очевидное она не любила.

– Так в чем подозрения, комбриг?

Хотиненко рассказал:

– Совсем недавно я лично с разъездом моих казаков встретил в степи Далманина, который состоит в заместителях Николаева.

– И что? – не поняла Анна.

– Я думаю, что этот Далманин хотел сбежать к белым.

– С чего вы это взяли, комбриг?

– Он слишком оторвался от своего разъезда, которым командовал. Я потом спрашивал у его солдат – сказали, что Далманин сам пожелал остаться один.

– А зачем? Он объяснил?

– Так лучше скрытно произвести разведку. Он так сказал.

– Резонно, комбриг.

– И я так бы подумал, но они знали, что в степи рыскают небольшие отряды Улагая. И с чего было командиру Красной Армии отделяться от своих людей?

– А кто он? Я о Далманине.

– Унтер-офицер драгунского полка на германской войне. Хотя это только по его словам. Никакого подтверждения этому нет. Не похож он на унтера. Явно бывший офицер.

– Даже если и так, то это не преступление. Ну, скрыл он тот факт, что был офицером?

– Он хотел перейти к белым! И если бы я тогда на него не наткнулся, он бы это сделал. И я думаю, что он такой не один. И его командир Николаев хочет сбежать. А это ляжет пятном на всю бригаду! А отвечать кому?

– А что местное ЧК?

– Не заладилось у меня с ними, товарищ Губельман.

– Хорошо! Я с этим разберусь, комбриг…

***

Солдат возвращался домой. Таких ныне много. Дезертирство из Белой и Красной армий было большим. Многие после германской войны так и не смогли добраться до дома, и их закрутило в круговерти гражданской войны. Иные служили в многочисленных «зеленых» армиях и сражались и с красными и с белыми, затем бросали все и бежали домой к семьям. Возвращались домой солдаты по ранениям, ибо больше службу нести не могли.

Патруль остановил его на станции.

– Кто таков? Кажи документ.

Солдат вытащил аккуратно сложенный лист бумаги и подал начальнику патруля.

Тот прочитал, что товарищ Арсеньев служил в 12-й армии и комиссован вчистую по ранению.

– В пулеметной команде служил? – начальник патруля внимательно посмотрел на солдата.

– Точно так.

– Вот так удача! Нам то как раз такие и надобны. Пулеметчиков нет. А пулеметов хватает. Тому назад неделю у беляков пять штук отбили.

– Дак я комиссованный, братки.

– С чего комиссованный? Руки-ноги на месте. Своими ходишь. С чего комиссовали то?

– Да написано все.

– А поди разбери чего там дохтур накарябал. Ты зараз с нами пойдешь, мил человек. До нашего командира. А он решит чего с тобой делать. Хотя я и так знаю. Будешь служить на тачанке в бригаде товарища Хотиненко.

– А не согласен я дальше служить! – вскричал солдат. – Сколь служить можно? С 14-го года служу!

– Да ты не кипятись, браток, – успокоил его один из солдат патруля. – Скоро контру прикончим и по домам. Недолго осталось.

– Чего недолго? Воюем-воюем. А конца-то и не видать!

– Скоро уже!

Начальник патруля строго сказал:

– Хватит! Я сказал, пойдешь с нами! И баста!

– Это по какому закону меня, комиссованного, обратно призвать можно?

– Как говорит наш комиссар, по закону революционной необходимости.

***

Город Н.

Улица Красных зорь (бывшая Губернаторская)

Штаб кавалерийской бригады.

Анна увидела, что порядка в бригаде Хотиненко стало меньше. В штабе царила толкотня и неразбериха. Дельных письмоводителей не было. Ординарцы толкались у стола заваленного бумагами. Телеграфисты не могли докричаться до начальства из-за шума.

Комбриг приказал всем молчать. Шум стих.

– Чего вы все голосите? Тихо мне! Новый комиссар бригады товарищ Губельман! Прошу вас, товарищ Анна. А ты, Громов, опосля ко мне зайди!

– Что у вас здесь такое, Хотиненко? – спросила Анна. – Что за бардак?

– А как его навести порядок-то? У меня грамотных людей нет! С улицы набираю. А чего они понимают в деле штабном? И я чего в нем понимаю? Был дельный начальник штаба, так забрали его в другую дивизию по приказу товарища Будённого. Мне обещали иного прислать. Да не прислали!

– И кто начштаба?

– Дак мой старый приятель Пашка Громов. Мы с ним ещё у батьки Гордиенко служили. Человек он верный и рубака каких поискать. Но в штабной работе…

– Понятно. Я найду вам начальника штаба.

– Из бывших?

– Из военспецов, товарищ Хотиненко. Но доверять вы ему сможете. Ему сам товарищ Троцкий верит. А если верит Председатель реввоенсовета республики, то вам стоит верить.

– Как прикажете, товарищ комиссар!

Они вошли в небольшую комнату, где были стенной шкаф, письменный стол и пять стульев.

Анна посмотрела в окно и не поверила своим глазам. Люди из патруля вели к штабу человека в солдатской шапке и шинели.

– Хотиненко! – позвала она.

– Да.

– Ваши патрули куда задержанных отводят?

– Дак смотря кого, товарищ Губельман. Ежели шпиёнов то в распределитель. Что-то вроде тюрьмы. Опосля их в ЧеКу сдаём. А ежели солдаты – на гауптвахту. Ныне много разного народа с фронта бредёт. Я их отлавливаю и, ежели специалист по пулеметному али артиллерийскому делу, в бригаду приписываю.

– Подойдите!

Хотиненко подошел к окну.

– Вот этого куда ведут?

– Солдатика? Дак на гауптвахту. Это Сёмкин патруль-то. Он завсегда важных дезертиров ловит. А чего вас это солдатик заинтересовал? Знакомый?

– Нет. Но посмотреть на гауптвахту вашу хочу.

– Так нет ничего проще…

***

Анна Губельман пока еще не была уверена что этот солдат поручик Лабунский. Она видела его издалека. Но был похож. Хотиненко она ничего говорить не стала.

– Кого приволок, Сёмка? – спросил комбриг.

– Дак пулеметчика, товарищ комбриг. В 12-й армии служил.

– И с чего здесь шатается? Где 12-я, а где мы.

– В документе сказано что комиссованный. Но я ведь грамотный не шибко. Привел сюда. Пущай иные разбираются кто таков.

Анна взяла документы задержанного. Там было сказано, что красноармеец Арсеньев служил во 2-ом пехотном Пролетарском полку 12-й армии пулеметчиком.

– Хочу говорить с ним, – сказала она. – С этого и начнем наводить порядок в бригаде, товарищ Хотиненко.

– Дак говорите сколь душе угодно, товарищ Губельман. Хоть сами эту обязанность на себя возьмите. А то у меня голова пухнет от дезертиров и комиссованных.

Анна приказала привести к ней Асеньева. И скоро отставной красноармеец стоял перед ней. Она отпустила конвой.

– Поручик, я начинаю думать, что это судьба нас с вами сталкивает. Вот никак не могла бы и предположить, что встречу вас здесь в городе Н. В первый день моей службы здесь!

– И сам удивлен, Анна. Как ты здесь?

– С сего дня комиссар конной бригады.

– Уже не в ЧК?

– Ныне в армии. А ты? С чего на тебе солдатская форма? Только не говори, что стал дезертиром.

– Нет. Я здесь по заданию.

– Контрразведки?

– Ничего от тебя не скроешь, Анна. Но ты ведь не раскрыла им кто я?

– Пока нет. Но не думай, что стану тебе помогать. Я и ныне беседую с тобой наедине, помня об услуге, что ты мне оказал в Воронеже. Ты, кстати, нашел свою баронессу?

– Нет.

– Я отпустила её и говорили, что она добралась до своих. А ты снова вляпался в дела контрразведки. Зачем тебе это, Пётр? Ваши армии отступают. А точнее говоря – бегут!

Лабунский не мог не согласиться с её словами.

– Ты собираешь сведения? – спросила она.

– Нет. Да и кто стал бы посылать меня за сведениями? Я не разведчик. Вот сразу на станции и попался.

– Тебя взял патруль как дезертира. Хотиненко нуждается в пополнении и потому ловит таких на станции. Зачем в твоих документах указали, что ты пулемётчик? Или так было нужно? Было нужно, чтобы тебя взяли на станции?

– На этот раз задание самое безобидное. Мне нужно вытащить одного человека и переправить его к нашим.

– Штабного? – сразу спросила она.

– Нет. Я же сказал – задание безобидное. Без вреда для вашей армии. Это простой поручик. Сын важного лица из торговых. Вот меня и попросили помочь спасти молодого человека.

– Из торговых? – не поверила Анна. – С чего такая забора о простом поручике?

– Это сын крупного фабриканта.

– И этим занялась контрразведка? Пётр!

– От тебя ничего не скроешь, Анна.

– И чей же он?

– Сын генерал-майора Деева.

– Деева?

– Начальник тыла Добровольческой армии. Вам он пока приносит только пользу в отличие от нас. Снабжение Добровольческой армии крайне плохое.

– И этот поручик здесь?

– Служит в бригаде червонных казаков. Недавно прикомандирован со своим эскадроном.

– Сын генерала Деева служит у нас?

– Так получилось. И его отец желает вырвать сына из Красной армии и отправить его за границу.

– И контрразведка не нашла никого лучше тебя?

– Чем я так плох?

– Хотиненко тебя сможет опознать! Ты ведь знаком с ним еще по ставке царя Глинского.

– Не думаю, что он вспомнит меня, Анна. Много времени прошло.

– Не так и много, Пётр.

– Если считать военные дни – то много, Анна. За это время атаман Хотиненко сделал карьеру в Красной армии. Сколько лиц промелькнуло перед ним.

– Возможно, что ты прав, Пётр. Но что делать мне?

– Ты можешь мне помочь. Вашему делу это совершенно не повредит.

– И как я могу тебе помочь, Пётр? Я ведь комиссар бригады, а не её командир. Да и в этом случае я не всё могла бы сделать. Ты знаешь, отчего я здесь? Мне пришлось уйти на фронт и устраниться от работы в ЧК. Дзержинский недоволен результатами моей работы. И меня спасло заступничество Троцкого. Он и вернул меня на эту должность. Ведь бригаду Хотиненко помогла сформировать я.

– Тебе не верят?

– Дело не в том. Но многие в руководстве ЧК хотели бы подвести меня под трибунал. Потому я не могу больше оказывать тебе поддержку, Пётр.

– Но я не прошу тебя вмешиваться открыто, Анна.

– Сейчас тебе предстоит вернуться в армию, Пётр.

– Вернуться? Но я и не покидал армии, Анна.

– Я не о том. Тебе нужно будет вернуться в образе рядового красноармейца Арсеньева, с чьими документами ты сюда попал. Они хоть настоящие?

– Самые настоящие, Анна.

– А где сам Арсеньев?

– Погиб в степи от банды какого-то атамана. Их ныне столько развелось, что и не сосчитать.

– Тебя внесут в списки бригады, и делай свое дело. Но перейти на строну белых ныне будет трудно. Если поймают – сразу поставят к стенке. Лучше сделать это незаметно во время боя. Но когда он будет? Это вопрос.

– Это всё чем ты можешь мне помочь?

– Всё, Пётр. Рисковать я не хочу. Прости. Я уважаю тебя, ибо ты по-своему человек честный.

– Анна, мне нужно ещё найти молодого Деева.

– Так ищи. Пулеметные команды дислоцируются рядом со штабом. У тебя все будут перед глазами. Особенно командиры. Но не старайся попадаться на глаза Хотиненко…

***

Город Н.

Пулеметная команда.

Январь, 1920 год.

Краском товарищ Далманин жил по поддельным документам и выдавало его только лицо – схожесть с его родным отцом генералом Деевым. Если бы генерал-майор штаба тыла Добровольческой армии был человеком известным, то на это сходство давно обратили бы внимание. Но кто знал Деева среди красных?

Поручик Лабунский увидел его на второй день своей службы в кавбригаде. Он даже не сдержался и крикнул, когда увидел Далманина.

Тот удивился и спросил:

– Мы знакомы, товарищ?

– Никак нет, товарищ командир. Я малость ошибся. Спутал вас с иным человеком.

– Бывает, – Далманин прошел мимо.

Один из его сослуживцев по пулеметной команде спросил:

– Знаешь его?

– Нет.

– А чего кричал? Словно давнего знакомца увидал.

– Ошибся. А ты не по сторонам зыркай, а дело делай. «Викерс» трофейный знать надобно. А ты и разобрать его не можешь.

– Чего не могу? Разобрал ведь. Вот он комплект пружин, про которые ты говорил.

Солдат показал на разложенные на лавке возвратно-боевые пружины.

– «Викерс» это не «Максим» хотя они весьма похожи. Замок его повернут, крышка короба разделена на две половины, затыльник откидной.

– И в чем отличие-то?

– В глубине затворного механизма, – ответил Лабунский. – На «Викерсе» затворная рама ходит вверх, а на «Максиме» вниз. Это позволяет уменьшить затворную раму. И вес пулемета меньше. Я повидал таких на германской войне. Но чтобы поставить его на станок быстро надо привычку иметь.

– Слишком чижолый, – сказал пожилой солдат пулеметной команды. – Я вот про ихнего «Льюиса» скажу. Вот то пулемет. Мы у беляков недавно пять штук захватили.

– Ты ручной пулемет со станковым не равняй, – отрезал Лабунский. – Тоже мне стратег…

***

Встреча с Далманиным обрадовала поручика. Он нашел того, кто ему был нужен. Считай половина дела сделана! Оставалось познакомиться лично и войти в доверие. Вечером он расспросил других солдат про Далманина. Но в бригаде Хотиненко его знали мало.

– Это из новых, из эскадрона товарища Николаева. А они с нами недавно. А тебе чего до Далманина?

– Ничего. Просто так спросил…

Город Н.

Чрезвычайка.

Январь, 1920 год.

Солдат пулеметной команды Терентьев после смены постов направился к дому, где располагалась ЧК. Терентьев был в Красной Армии с марта 1918 года и являлся идейным бойцом. Бригаду «червонцев» несколько месяцев назад усилили такими бойцами.

– Мне до товарища начальника, – сказал он часовому у входа.

– По какой надобности?

– По важной надобности. Ты доложи. Моя фамилия Тереньтев. Я из пулеметной команды.

– Начальника ныне нет. Но есть товарищ Чижов. Погоди здесь.

Вскоре Терентьев уже сидел в кабинете у молодого рабочего, всего два месяца назад призванного в ЧК. Чижов был большевиком и работал на военном заводе, пока его не обязали пойти на службу в органы политического сыска Советской власти.

– Вам чего, товарищ? – спросил он красноармейца.

– Терентьев. Солдат пулеметной команды.

– Рад знакомству. Чижов, уполномоченный ЧК. Чем могу?

– Твой начальник нам про бдительность говорил? – сразу спросил Терентьев.

– Ну, говорил. И чего?

– Я, брат, давно в Красной армии. И нюх на контру имею.

– Но от меня-то чего нужно?

– Донести на контру пришел. Недавно появился у нас некий солдат, Арсеньев фамилия его.

– Появился? – переспросил Чижов.