Читать книгу Самка - Владимир Александрович Марков - Страница 2

Снежный, белый, зимний город спит;

Где-то ночью он тебя хранит;

Стоит только мне закрыть глаза;

Вижу облик твоего лица.

Слишком поздно мне себя терзать;

Нужно снова жизнь с нуля начать;

Очень жалко не вернуть года;

Юность, свежесть, утекла вода.

Милый мальчик разыщи меня;

Твои губы горячей огня;

Нежно, нежно к сердцу прижимай;

Никому меня не отдавай.

И опять на поиски судьбы;

Я бегу под натиском тоски;

Перекрёсток тысячи дорог;

Где ты милый? – Помоги мне бог.

Снежный город на рассвете дня;

Где же ходишь ты любовь моя;

Юный образ, будто бы из сна;

Поднебесная любовь моя.

Слёзы брызнут, превратятся в лёд;

И со мною город мой умрет;

Не увижу больше никогда;

Я твои любимые глаза.

Я убегаю навсегда, я никому теперь не верю;

Уходят юности года, закрыв за мною в сказку двери;

Я не надеюсь ни на что, ни от кого я не завишу;

Слова любви со всех сторон, я снова слышу, слышу, слышу…

А всего лишь мне хотелось – жизнь прожить, как мне хотелось;

Но опять пришла она – беда!

Декабрь в этом году выдался на редкость снежным и необычайно холодным. Беспрерывно дул сильный северный ветер, замораживая своим ледяным дыханием редких прохожих, одиноко бредущих по заснеженным улицам нового городского микрорайона. Скрипя на поворотах шинами, среди высоких снежных сугробов наваленных с обеих сторон дороги, медленно двигались автомобили, разгоняя стоящий мрак перед собой ярко горящими фарами. Горделиво сияя на чистом звездном небе, полная луна бросала свои бледные лучи на засыпающий город. На пустынных улицах сильно застуженной зимней Москвы наступала ночь.

Лишь только в недавно построенном большом многоэтажном доме продолжало гореть одинокое окно. В центре ярко освещенной просторной комнаты, на расстеленной кровати, лежала молодая обнаженная девушка. Её слегка согнутые в коленях ноги были широко расставлены и напряжены. Блестящие капли выступившего пота покрывали её молодое красивое лицо, её голое стройное тело. Стекая по маленьким упругим грудям с чуть набухшими сосками, они собирались в ложбинке между ними и, огибая большой живот с быстро пульсирующими голубыми жилками, падали на смятую простынь. Прикрыв глаза, девушка глубоко дышала, с силой сжимая пальцами рук края широкой кровати. Продолжающиеся уже длительное время, схватки стали сильнее. Наконец всё её тело напряглось и она, слегка отрывая ягодицы от смятой постели, стала сильно тужится, ещё шире расставляя ноги.

Раздвигая нежную розовую плоть маленькая, покрытая светлым пушком волосиков, головка появилась в отверстии влагалища, выталкивающая судорожными потугами молодой девушки. Шумный глоток воздуха и вновь всё её измученное тело напряглось. Еще один глубокий вдох и в тишине большой комнаты раздался не громкий детский плач.

Опустив уставшие ноги, девушка расслабилась и несколько минут просто лежала без движения, отдыхая и тяжело дыша. Новорожденная девочка барахталась у неё в ногах и еле слышно плакала, связанная ещё со своей матерью тонкой и длинной пуповиной.

***

На тёмных улицах большого спящего города стояла глубокая ночь.

Приняв тёплый душ и покормив малышку в её первые минуты жизни, девушка сняла с кровати окровавленную простынь и бросила её в большую синюю спортивную сумку, стоящую на ковре перед кроватью.

Ребенок, завернутый в белоснежную чистую ткань, лежал рядом на столе и сладко спал, еле слышно причмокивая во сне губами.

Мать посмотрела на сморщенное личико малышки и непроизвольно улыбнулась. Улыбаясь, она перевела взгляд на стоящий рядом телефон и машинально протянула к нему руку но, приподняв трубку, как бы очнулась и быстро положила её назад. "Нет, ещё не время", – сказала она сама себе.

Малышка спала, когда мама завернула её в тонкое шерстяное одеяльце и, стараясь не потревожить крошку неловким движением, положила в сумку, поверх окровавленной простыни.

Пройдя в коридор, она включила свет, нажав на выключатель и села на мягкую скамейку. Молния на видавших виды кожаных сапогах никак не хотела застегиваться. Но наконец она поддалась усилиям девушки и с характерным ей стрекотанием стянула тонкие ножки. Она встала и сняла с вешалки китайский пуховик и вязаную шапочку. Надев теплые вещи и покрутившись перед зеркалом, девушка снова прошла в комнату и, застегнув на синей сумке молнию, приподняла ее и перекинула через плечо.

Не гася в комнате свет она направилась к входной двери.

***

Ветер на улице прекратился и даже мороз несколько поубавился. Ночью, звёздное небо заволокло плотными серыми тучами. Они медленно проплывали над городом, покрывая его улицы падающим крупным пушистым снегом. Высокие ветвистые деревья казались сказочными, полностью укрытые белоснежными хлопьями. Вокруг стояла сладкая чарующая тишина, иногда лишь прерываемая неясными ночными шорохами спящего города.

Дверь одного из подъездов жилого дома протяжно скрипнула и открылась.

Оглядываясь по сторонам, девушка вышла из подъезда и, быстро шагая по протоптанной снежной дорожке, направилась к строящемуся по соседству многоэтажному зданию. Громкий скрип снега под её ногами постепенно растворялся в чистом морозном воздухе.

Через некоторое время, преодолев разделяющее их снежное пространство, она подошла к деревянному забору по периметру окружающего строительство и, двигаясь вдоль него, стала искать дыру, через которую местные мальчишки лазили на территорию стройки и бегали там, среди нагромождения железобетонных плит и кирпичей. Наконец она заметила на заборе не прибитые снизу доски и, отодвинув их немного в сторону, быстро юркнула в образовавшуюся щель.

Канализационный колодец несколько возвышался над уровнем заснеженной почвы, и его крышка была открыта.

Разглядев очертания колодца в ночной темноте, девушка, аккуратно ступая среди торчащей из-под снега арматуры, подошла к нему и, нагнувшись, посмотрела вниз. Где-то в глубине слышался шум быстро текущей воды. Оглянувшись по сторонам, она открыла сумку и в последний раз взглянула на спящую крошку. Губы матери прошептали:

– Прости, но тебе не следовало появляться на свет, – и, отвернув лицо в сторону, она добавила: – Впрочем, в этом есть и моя вина.

Одинокая слезинка вынырнула из уголка её глаза и, тут же замёрзнув в морозном воздухе, упала маленькой льдинкой ей под ноги.

В этот момент снежные тучи как бы раздвинулись, на минуту отойдя в сторонку. Бледный лик большой луны всего лишь на краткий миг показался в образовавшемся окошке, налился кровью и, слегка приблизившись, взглянул на спящую крошку. Та встрепенулась и спросонья, широко открыв большие глазки, не мигая, посмотрела на жёлтое солнце мёртвых. Снежные тучи хлопнули ставнями, закрывая лунный свет в окошке, и снова повалил пушистый снег.

Закрыв на сумке молнию, девушка подняла её и бросила в открытый люк колодца вместе с лежащим в ней маленьким свертком. В его пугающей глубине послышался тихий всплеск воды.

***

Несколько жирных серых крыс дрались между собой из-за куска найденной ими пищи, когда рядом с ними пролетело что-то большое и тёмное и с громким шумом плюхнулось в воду. Брызги веером рассыпались по стенкам колодца, окатив крыс дурно пахнущей жидкостью, чем моментально прекратило их возню. Жалобно пискнув, они бросились в рассыпную, позабыв про оставленную добычу.

Сумка глубоко погрузилась в воду, но тут же вынырнула из неё и, подхваченная стремительным потоком, понеслась по течению, кружа из стороны в сторону. Канализационный туннель то сужался, сжимая сумку своими скользкими стенами, то расширялся в объеме, образуя пахучие отстойники с медленным течением. На стремительных поворотах сумку заносило и, она юлой вертелась вокруг себя, цепляясь своими мокрыми краями за каменные стены. На очередном повороте, зацепившись за торчащий из стены кусок металлической проволоки, намокший материал не выдержал и лопнул, выбросив всё своё содержимое в грязную воду. Кружась в вихре потока, одеяло раскрутилось и, теперь лишь беззащитное тело ребёнка неслось вперёд навстречу своей судьбе. Неясной и непредсказуемой уже в самом своем начале.

***

Мигнув красными огоньками на седьмом этаже, лифт остановился. Слегка дернулся и автоматически открыл свои двери.

Девушка медленно вышла из кабины и, достав из кармана большую связку ключей не спеша, открыла двери своей квартиры. Включив в коридоре свет, она, не раздеваясь, прошла в освещенную комнату и, подойдя к стоящему у окна небольшому столику на котором стоял телефон, подняла телефонную трубку. Замерзшими пальцами она стала набирать чей-то номер.

После серии долгих длинных гудков на другом конце провода наконец-то ответили:

– Да, говорите! Вас слушают, – мужской голос на другом конце был хриплый и сонный.

– Валера здравствуй, это я.

Слегка подтянув телефонный шнур руками, девушка отошла от стола и присела на край кровати.

– Послушай милая, ты знаешь, сколько сейчас времени? – в голосе мужчины послышались нотки легкого раздражения.

У девушки сильно забилось сердце.

– Валера! Ты меня извини, что я тебя разбудила. Но то, что я хочу тебе сообщить – это для нас обоих очень важно.

– Неужели эта информация настолько важна, что можно будить меня среди ночи?

Повисла небольшая пауза. Чувствовалось, что девушка сильно волнуется.

– Ты меня извини, просто я хотела тебе сообщить…

Опять небольшая пауза.

Казалось, что она не может подобрать слов, чтобы продолжить телефонный разговор. Но, сделав глубокий вдох, она набралась сил и выпалила на одном дыхании:

– Понимаешь. У меня сегодня родился ребёнок – девочка.

Голос ее собеседника несколько оживился.

– Поздравляю, ну и что?

Губы девушки беззвучно задрожали.

– Валера. Ребёнка всё равно у меня больше нет.

– Это как понимать? Отказалась что ли?

– Ну не совсем так, – она слегка всхлипнула. – Пожалуйста, выслушай меня. Я тебе сейчас всё расскажу.

И она рассказала ему обо всём, что произошло с ней этой ночью. Про то решение, которое она приняла еще до того как стала матерью и как осуществила его.

Он слушал её молча, ни разу ни проронив, ни слова.

– Валера. Теперь нам ни что не мешает опять быть вместе, – этими словами она закончила свое долгое повествование.

Наконец он прервал свое молчание:

– Твой рассказ конечно интересный. Много ты сегодня ночью дел нагородила, – задумчиво произнёс он и добавил: – Но объясни мне, я всё-таки никак не пойму, какую роль я в этом играю и, зачем ты это всё мне рассказала? Мне-то что до всего до этого?

Здесь он несколько запнулся и тут же, озаренный какой-то внезапно возникшей у него в голове догадкой, воскликнул:

– А, я начинаю понимать. Ты хочешь сказать, что твой ребёнок был от меня?

– Я люблю тебя! – с горькой обидой в голосе, крикнула она в трубку. – Люблю! Неужели ты не понимаешь. Я хочу быть с тобой. Ведь я могу не только это для тебя сделать.

Сильно волнуясь, она громко дышала через трубку ему в ухо. Но он, сбитый с толку этим нелепым признанием в любви своей бывшей близкой подруги, находясь в лёгком замешательстве, воскликнул:

– Послушай Оля! Ты хочешь сказать, что убила своего ребенка, чтобы быть со мной?

Не услышав ничего в ответ, он продолжил:

– Скажи, у тебя что, совсем крыша поехала? – голос его звучал громко и резко. – Я не люблю тебя. По-моему мы уже об этом разговаривали. У меня есть жена, с которой у меня отличные отношения и которая сейчас со мной. Из-за того, что я переспал с тобой пару раз, ты убила свою дочь? Да тебе срочно к психиатру обратиться нужно. И вообще не звони мне больше никогда. Понимаешь? Никогда!

Из телефонной трубки послышались короткие гудки. Оля выронила её из рук и громко навзрыд заплакала.

А за окном всё падал и падал крупный пушистый предновогодний снег, засыпая собой одинокие женские следы на скрытой полумраком тихой пустынной улице.

***

– Ты знаешь милый? Какой ты всё-таки подонок! – Алена откинулась на край кровати, натянув тёплое одеяло под самый подбородок, и искоса посмотрела на своего мужа.

Валера, всё ещё продолжал держать в руках телефонную трубку. Немного взволнованный прошедшим разговором, он угрюмо произнес:

– Почему?

– Почему? – переспросила его Алёна и тут же взорвалась. – Ты ещё спрашиваешь почему? Ты знаешь, милый, я знала, что ты мне изменяешь. Но никогда не думала, что ты можешь дойти до такой степени…

– До какой степени, – перебил ее муж.

– А ты что думаешь, я ничего не поняла из твоего телефонного разговора с этой шлюхой, – слова сыпались с её коралловых губ как из рога изобилия. – Я что, по-твоему, совсем полная дура. Такая вот дуреха, которая с тобой живет. Да? Та, которую можно обвести вокруг пальца. Нет, милый, придётся разочаровать тебя. Я скажу тебе даже больше – ты совсем уже дошёл до ручки. Уже и детей на стороне наплодил.

– Заткнись дура, – в сердцах выкрикнул Валера.

Его жена действительно была полная дура. Он это и не пытался оспаривать. Просто его душила внутренняя злоба, ощущение чего-то, что он потерял в своей жизни, точнее сказать разменял. Продал свой талант и независимость на мнимое богатство и призрачное счастье, которое сулило ему будущее отношение с богатой женой.

Вот и сейчас, не вслушиваясь в те нелепые выражения и обидные реплики, которые в его сторону отпускала ему жена, он с искренней горечью подумал о разрыве со своей любовницей. Любовницей, которую по настоящему любил. С которой буквально минуту назад разговаривал, и которую так очень легко бросил, испугавшись возможных непредвиденных последствий.

Он ни сколько не сомневался, что тот ребёнок был от него. Он чувствовал это своим сердцем, он чувствовал это, когда его любимая девушка произносила те последние, сильно взволновавшие его, слова о любви.

"Господи", – произнес он про себя. – "А ведь она действительно меня любит".

Его жена истерично металась по сколоченной постели. Он посмотрел на ее искаженное гневом лицо, взлохмаченные волосы – всё это вызвало в нем отвращение.

– Сука, какая же ты сука – просто сказал он ей и отвернулся в сторону.

Он смотрел в пустоту и в этой пустоте он вдруг увидел её – свою любовь. С широко открытыми небесно-голубыми глазами она падала в бесконечность.

"Беда", – успел подумать его воспаленный мозг.

В последствии, уже лёжа в психиатрической клинике, когда сознание изредка посещало её, Алёна никак не могла вспомнить, как острые стальные ножницы появились в её руках. Она помнила лишь только ярко-красную кровь, много пузырящейся крови текущей из колотой раны и дикий предсмертный крик её мужа.

Вспомнив всё это, она снова билась в истерике, на руках у лечащих врачей, навсегда запечатлев тот ужасный последний момент минувшей жизни в своей уже не существующей памяти.

***

"Что же я сделала, господи", – твердила про себя Настя, раскачиваясь из стороны в сторону. – "Почему моё сердце сжалось и превратилось в камень".

Слёзы лились из её глаз, падая на пушистый ковёр, лежащий под ногами.

Выронив телефонную трубку из онемевших рук, она обхватила свою голову руками и мелодично завыла, не прекращая раскачиваться из стороны в сторону.

– Господи, прости меня грешную, – шептали ее пересохшие губы. – Что же я натворила.

На минуту она притихла.

Отчего-то она вспомнила тот последний момент прощания со своим ребёнком, её светлые глазенки, отражающие желтоватый свет луны, тот свистящий шум падающей в глубину сумки и тихий всплеск воды.

– Маленькая моя, – сквозь град льющихся слез произнесла она. – Что я натворила, нет мне прощенья.

В каком-то внезапном душевном порыве она вскочила с кровати и бросилась к не занавешенному окну. Быстро справившись с холодным шпингалетом, она открыла левую створку окна и, придерживаясь за оконную раму, одной ногой встала на тёплую батарею, поднялась на подоконник и…

На нее в упор смотрела полная кровавая луна.

Порыв ветра втолкнул её обратно, внеся вместе с собой шлейф кружащихся снежинок, которые тут же упав на тёплый подоконник, растаяли, образовав после себя капельки искрящейся в лунном свете воды.

Хватаясь ослабевшими пальцами за широко раскрытую створку окна, она удержала равновесие и как бы теснее прижалась своим телом к деревянной оконной раме, но тут же ветер, поменяв своё направление, хлыстом ударил её по дрожащим ногам.

Диск большой жёлтой луны замерцал и скрылся за полупрозрачной пеленой кружащихся в воздухе снежинок.

Не выдержав огромного напряжения повисшего на нём тела, оконное стекло лопнуло, брызнув во все стороны мириадами мелких осколков. Несясь в ночной темноте, отражая лишь только бледноватый свет плывущей над городом кровавой луны да широко раскрытые небесно-голубые глаза падающей девушки, они поочерёдно вонзились своими острыми концами в мягкий сугроб выпавшего за ночь за окном пушистого снега.

Она долго летела над пропастью отделяющую ее от смысла бытия и ведущую к вечному покаянию ее грешной души. Какие мысли посетили ее в тот краткий момент падения? К сожалению, она не успела этого понять. Всё что она почувствовала в последний миг своей жизни это только то, как все звёзды с небес собрались в одну ослепительно яркую точку где-то в центре ее сознания, и тут же её мозг взорвался, унося остатки ее порочной души куда-то туда вдаль, в безграничные просторы вселенной.

***

– Ой, что это? – взвизгнула дворничиха, усыпанная осколками падающего стекла.

В тот же миг безжизненное тело молодой красивой девушки скатилось с высокого козырька подъезда и упало к ней под ноги.

– А-а-а, – завизжала перепуганная дворничиха, будя своим истошным криком просыпающийся дом.

Широкая деревянная лопата выпала из её рук, да так и осталась лежать на пушистом снегу. Наступало утро.

Большой город потихоньку просыпался, чтобы начать свой обычный будничный ритм. Разноцветные кухонные огоньки зажигались то тут, то там практически во всех новых домах микрорайона. Но никому не было никакого дела до произошедшей только что кровавой драмы. Лишь только голубая разлапистая ель, возвышающаяся под окнами дома, осыпалась, освободив свои роскошные лапы от обильной массы выпавшего на нее за ночь снега.

Кровожадная луна на мгновение появилась на звездном небе и вновь скрылась за тучами. И снова мертвая тишина установилась вокруг.

***

Крохотное тельце ребёнка неслось среди ревущего потока то, погружаясь в него, то, вновь появляясь на поверхности. Каким-то чудом ребёнок был ещё жив.

Где-то впереди за поворотом послышался отчетливый приближающийся шум падающей воды. В этом месте вода падала в огромное искусственное подземное водохранилище. Отстойник. Где все нечистоты оседали на дно и в последствии убирались мощным насосом.

Выброшенный мощным потоком ребёнок упал с большой высоты и сразу же ушел под воду. Но тут же лёгкое тельце было выброшено из бурлящего потока и прижато к задней стенке под водопадом. Маленькая, ещё не сформировавшаяся головка малышки застряла среди нагромождения камней, а розовое тельце нежно покачивалось на волнах. Вокруг что-то пузырилось и булькало. Стояло ужасное зловоние.

Омываемый в пузырящейся, покрытой пеной, зловонной воде ребёнок заплакал. Ротик девочки открылся в беспомощном крике, но капля мутной маслянистой жидкости упавшей откуда-то сверху заставила её закашлять. Она снова попыталась закричать, но новая упавшая сверху капля снова заставила ее замолчать. Больше она не плакала никогда. Лишь время от времени она открывала свой маленький ротик и каплю за каплей впитывала в себя что-то животворное, что-то такое, что несло в себе жизнь.

Яркий солнечный лучик встающего солнца пробился сверху сквозь чугунную решетку и упал на розовую малышку лежащую на волнах. Наступило утро. А с потолка этого мрачного подземелья, в постоянно не прерывающимся, печальном ритме падали вниз маслянистые белые капли, вспыхивая яркими алмазами в утренних солнечных лучах.

***

– Сергей Кузьмич! Ну, ты будешь сливать то али как? Смена уже через полчаса заканчивается, а ты тут всё возишься, никак не закрутишь свою хреновину.

Молодая дородная женщина, произносящая эти слова, наполовину высунулась из приемного окошка молокозавода, выставив напоказ крепкие девичьи груди, виднеющиеся сквозь распахнувшийся ворот белоснежного халата.

Слегка задержав на них свой взгляд, Кузьмич, уже давно не молодой мужчина, сплюнул себе под ноги и произнес:

– Да не кричи ты так. Что ты такая нетерпеливая. Видишь, какой мороз стоит на улице, – он широко развел руками. – Обледенело все. Сейчас всё закрутим.

Снова взглянув на открытые груди, он усмехнулся и произнёс:

– Ты лучше свои прелести спрячь, а то вывалила напоказ, застудишь ведь.

– Ты давай свои гайки крути, а о моих прелестях не беспокойся, подморожу, ещё больше станут, – звонко рассмеявшись, молодуха подалась назад, закрывая за собой окошко.

– Вот чертова баба, кровь с молоком. Был бы помоложе, не упустил бы её из рук, – сказал вслед Кузьмич, и, махнув рукой, с удвоенной силой стал прикручивать сливной шланг к выходному отверстию своей цистерны.

Всё оборудование молокозавода было установлено еще в Сталинские времена и использовалось, как и повсюду в нашей стране до полного своего износа.

Капли жидкости, вытекающие из стыков неплотно прилегающих друг к другу частей сливного механизма, на сильном морозе образовали сильную наледь, от чего Кузьмич сейчас и мучился, тщётно пытаясь прикрутить одну алюминиевую деталь к другой, чтобы освободить свою пятитонную цистерну от парного молока пока оно окончательно не замерзло на сильном морозе.

Наконец-то резьба поддалась и, поплотней прикрутив стык, Кузьмич отвинтил на своей цистерне сливной вентиль. Тёплое парное молоко резво побежало внутри извивающегося по заснеженной площадке шлангу.

Однако, тонкая белая струйка жидкости вырвалась из, дребезжащего от напора жидкости, стыка наружу и заструилась по поверхности, дергающегося от сильного напора, шланга вниз. Родившийся ручеек неуклонно прокладывал себе дорогу на свободу из замкнутого пространства цистерны.

Кузьмич попытался, поплотней прикрутить шланг к приемному отверстию, но своими усилиями добился лишь только того, что с головы до ног был забрызган летящими во все стороны белыми брызгами.

– Вот ведь чёрт, не могут вентили новые поставить. Сколько добра зря пропадает.

Он зло плюнул под ноги и тёплой рукавицей стал обтирать лицо и свою заляпанную одежду от ещё не успевших превратится в льдинки капель остывающего молока.

Предвидя такое, руководство комбината вместо того, что бы чаще менять изношенные детали просто установило под каждым приемным окном сливные решётки водостока, куда теперь и направилась освобожденная из заточения жидкость. Часть её просачивалась в землю, другая часть неслась по проложенным под землей чугунным трубам водостока куда-то дальше за пределы молочного комбината.

Наконец, извивающийся чёрный шланг прекратил свой магический танец и замер, согнувшись широкой дугой у ног водителя.

Кузьмич открутил вентили, отсоединил стыки и, тщательно свернув шланг, положил его в специальный жёлтый короб, находящийся сбоку его машины. Всё, его смена на этом закончилась, и пора было отправляться на автобазу. Не спеша, он подошёл к водительской дверце и, забравшись в кабину, повернул ключ зажигания.

В тот самый момент первые капли просочившейся белой мутноватой жидкости стали падать с подземного свода вниз, на беспрерывно покачивающуюся, на слабых волнах маленькую девочку.

Молочный комбинат не прерывал свою работу ни на минуту, обеспечивая своей вкусной продукцией всё более увеличивающиеся потребности населения большого города.

***

Прошло долгих и трудных для всего человечества шестнадцать лет.

Сколько всего нового и необычного для нашего с вами восприятия произошло за эти неполные пару десятков лет во всём мире, да и в нашей стране в частности.

Огромная могучая наша страна опять же не по нашей вине скатилась в глубокую пропасть. Затем, остановившись на самом краю своего полного и окончательного распада, она покачалась на краешке и потихонечку медленно стала ползти назад к своему некоему только ей известному благополучию и призрачному процветанию.

Наступил долго ожидаемый двадцать первый век. Время нового тысячелетия. Не дождавшись, прогнозируемого и ожидаемого конца света человечество вновь зажило своей обычной неспокойной жизнью.

То там, то тут вспыхивали беспощадные войны. Правители разных стран расплачивались за свои политические ошибки, многочисленными человеческими жертвами принося их в дар своим кровавым богам.

Но где-то там под землёй шла своя война и она всё сильнее крепла и разгоралась ярким кровавым пламенем питаемая ненавистью и злобой ко всему живому и конкретно к породившему её человечеству…

***

Она проснулась и сладко потянулась, выгнулась дугой и хрустнув суставами несколько расслабилась . Она слышала журчание ручья, топоток крысиных лапок, перестукивание мелких звериных косточек, разбросанных по пещере. Она была в своем доме – убежище.

По потолку бегали насекомые. Стояла густая темнота. Но ее это нисколько не пугало – она видела все, все что скрывал мрак.

Сон ушел, дремота ушла в догонку. Она села, подтянула под себя ноги и тут же встала в полный рост. Зевнула и снова потянулась.

Через мгновение она уже шлепала босыми ногами по парапету в направлении подземного бассейна. Там можно было искупаться и перекусить. Ее путь шел вдоль текущего ручья. На подземных перекрестках в ручей впадали новые потоки воды. Он впитывал их, смешивался с ними, бурлил и гнал свои воды дальше, по наклонной.

Она уже почти подошла к водоему. Слышала шум падающей воды. Уже чувствовала своей кожей приятную прохладу обволакивающей ее жидкости. Как вдруг, раздался гул работающего насоса, хлюпанье всасываемых нечистот и чьи то неторопливые шаги по металлическому настилу. Она ловко юркнула в узкий боковой проход и затаилась.

Кто то подошел к водоему и остановился. Время замерло.

Любопытство выгнало ее из норы, и она, крадучись, направилась к подземному сооружению где находилось машинное отделение с гудящими насосами. Впереди стоял человек и смотрел на поверхность озера. Он был один. Как только она вышла из проема – он обернулся, осветил пространство перед собой ярким лучом фонаря и замер, увидя ее.

***

"Как она мне надоела" – ругался Василий Васильевич, сорока летний мужчина в полном расцвете сил, спускаясь по винтовой металлической лестнице внутрь подземной насосной станции.

Он работал обходчиком на водоканале и регулярно проводил плановые проверки подведомственной ему территории. А эти свои мрачные мысли он посвящал своей жене Маринке, которая уже с самого утра успела испортить ему нервы на кухне, пока он завтракал наскоро приготовленной яичницей, собираясь на работу.

В её словах был некий смысл, он это признавал. Но, имея стервозный характер, она преподносила их ему в таком виде, что он потом очень длительное время не мог прийти в себя, поигрывая желваками на широких скулах и мысленно ругая её всеми бранными словами, которые только знал.

Обычно он работал с напарником, но в этот раз пришлось ехать на объект одному. Егорыч – его напарник позвонил и предупредил, что на пару часиков задержится. А где пара часиков там и все восемь, то есть Василич знал привычки своего напарника и решил не ждать того и провести плановую проверку самому. Впрочем, это не составляло особого труда. Необходимо было, спустится вниз в отстойник и, на пару минут, включив насосную станцию, проверить надежность ее работы. С этой задачей он считал, что справится и один.

Предварительно натянув на лицо респиратор, дабы не отравится гнилостными испарениями, исходящими от затхлых вод отстойника, он, в данный момент и гремел сапогами по металлической лестнице, спускаясь внутрь насосной станции. Прогромыхав последний лестничный пролёт винтовой лестницы, он с облегчением ступил на забетонированный пол станции.

Светя перед собой маленьким, но необычайно ярким китайским фонариком, Василич осветил стену напротив себя. Затем он опустил луч света себе под ноги и прошел несколько метров до виднеющейся в темноте обитой стальными листами и обильно окрашенной черной краской металлической двери закрывающей собой вход на насосную станцию.

Достав связку с ключами, он выбрал необходимый и сунул его в замочную скважину. Повернув ключом пару раз, по часовой стрелке, он услышал характерный щелчок открываемого замка и, взявшись за приваренную к стальному листу широкую скобу служащею дверной ручкой, потянул дверь на себя.

Протяжно скрипя давно не смазанными петлями, дверь потихоньку открылась.

Пошарив в темноте по стене, он нашел немного выступающий выключатель, и нажал на него. Под потолком зажегся тусклый жёлтый свет. Стараясь побыстрее закончить свою работу, он сразу же опустил вниз электрический рубильник, подающий напряжение к насосным установкам и нажал на красную кнопку находящуюся тут же рядом.

Загудели электрические моторы и мощные насосы стали методично выполнять свою грязную работу, высасывая нечистоты из отстойника.

На первый взгляд всё было исправно. Теперь оставалось лишь визуально убедиться, что насосы нормально выполняют возложенную на них задачу, то есть высасывают все твёрдые отложения со дна бассейна. Для этого необходимо было подойти к краю отстойника и посмотреть на вращающуюся водяную воронку, засасывающую в себя весь отстоявшийся в бассейне городской мусор.

Василич зажав в руке включенный фонарик, вышел из помещения насосной станции и, подойдя к краю бассейна, посветил вниз. Тонкий лучик света скользнул по волнующейся водной глади и остановился на широкой воронке засасывающей в себя городские нечистоты.

Всё было в порядке.

– Отлично, работа окончена – произнёс Василич вслух и развернулся.

То, что он увидел перед собой, сфотографировало отпечаток ужаса в его глазах. Отпрянув немного назад, мужчина неудачно поставил правую ногу на влажную твёрдую поверхность и поскользнулся. Нога поехала по мокрому бетонному покрытию и, широко раскинув в стороны руки, не удержавшись на внезапно взметнувшихся вверх ногах, он с сильным всплеском упал в бурлящую внизу воду.

Она тихо стояла на краю бассейна с затхлой водой и задумчиво смотрела, как человека медленно засасывало в воронку мощным насосом.

Обезумев от ужаса, раз за разом он выныривал из бурлящего вокруг него потока, в который превратилась вода в отстойнике и орал во всю силу своих лёгких. Также периодически его блестящая лысая голова вновь скрывалась в мутной крутящейся воде. Наконец она в последний раз появилась среди бушующих волн и, потом, скрывшись под водой, больше уже не появлялась на поверхности.

Развернувшись, она медленно пошла по широкому темному туннелю прочь, удаляясь, всё дальше и дальше по каналу, от огромного подземного водохранилища. Места ее постоянного обитания.