Читать книгу Чужбина не встречает коврижками - Владимир Александрович Зангиев - Страница 7

– Да, он мне позвонил и попросил, чтобы я вам помогла найти ночлег на три дня, пока батюшка приедет из Вальдивии, – сказала Юля. – Но я не хозяйка в монастыре. Надо идти к матушке Ульяне и спрашивать её разрешения. А она, если только узнает о том, что за вас ходатайствует отец Вениамин, то непременно откажет. Такие у них антагонистские отношения. Живут, как кошка с собакой.

– Юлечка, ну подумайте получше, вы ведь знаете здешнюю обстановку и только вы можете мне помочь, – жалобно взмолился я.

– Ладно, располагайтесь пока в нашей комнате: смотрите телевизор, вот печенье с кока-колой – угощайтесь. А вечером приедет мой муж Юра после работы, и мы с ним что-нибудь придумаем, чем бы вам помочь. Только из комнаты, пожалуйста, не выходите вас никто не должен видеть. А я пойду, мне нужно работать.

Я остался один. Стал рассматривать помещение – пристанище русских эмигрантов. Жилище было небольшое, вроде чулана, довольно скромное даже для такой маленькой семьи, состоящей всего из трёх человек. Единственное небольшое окно пропускало внутрь совсем немного солнечного света. Широкая двуспальная кровать занимала обширную часть пространства. Далее, в углу пристроили тумбочку с телевизором, а в смежном углу небольшой столик с парой старых стульев. Прямо под окном стояло обшитое материей потёртое кресло, в котором и умостился я. Да, ещё в дальней от окна стене, рядом с входной дверью, находился встроенный шкаф, где были, видимо, убраны остальные вещи, ибо в самой комнате было всё прибрано и чисто – заметно присутствие заботливой хозяйской руки. На стенах красовались развешанные иконки и семейные фотографии. Вот и весь внутренний интерьер.

Я попил кока-колы вприкуску с печеньем и стал смотреть телевизор. Но вскоре такое занятие мне наскучило потому, что для меня это было всё равно, что смотреть немое кино: действие вижу, а языка не понимаю. Так, незаметно сморила усталость, и я заснул прямо в кресле. Проснулся от звука открываемой входной двери. Пришла Юля вместе с другой молодой стройной женщиной европейской наружности. Пожалуй, даже слишком стройной. А по мне, так совсем худющей. У незнакомки были красивые миндалевидные, но отчего-то печальные глаза. Юля представила нас друг другу. Женщину звали Галиной, родом она из Украины. Новая знакомая столь активно приступила ко мне с вопросами, что я не успевал ещё ответить на один, как тут же следовал другой. Её живо интересовало всё: как люди сейчас выживают у нас, что кушают, есть ли работа, какова зарплата, стало ли медицинское обслуживание платным, пенсии выплачивают ли вовремя, не отменили ли льготы ветеранам Великой отечественной войны и т. д.

Чем я мог её порадовать? Она столь искренне переживала ухудшение жизни в России, что это недвусмысленно отражалось на её скорбном лице.

– У меня мама осталась на Украине одна, – поведала Галина. – А чем я ей могу помочь? Заработок имею небольшой, муж ничего не зарабатывает, сын учится в школе, сама посещаю курсы косметологов – и за всё надо платить: за обучение, за аренду жилья, за проезд в городском транспорте, за коммунальные услуги. На покупку продуктов питания денег почти не остаётся. Вот так нам сладко живётся в этой загранице.

– Но вы можете здесь хоть как-то изменить ситуацию, – возразил я, – а в странах постсоветского пространства это совершенно невозможно, там ситуация необратима. Всё усугубляется тем, что криминал обрёл значительное положение во всех сферах деятельности общества. Государственные же институты утратили свои позиции, да и вообще, слились всё с тем же криминалом, то есть, практически стали антинародными. Государство словно главной своей задачей поставило – уничтожение собственного народа: его и морят голодом, и травят химией, отняли многие социальные завоевания. Жизнь стала совершенно невыносимой.

– Что же мне делать? Как помочь матери? – на ресницах Галины заблестели слёзы. – Я слышала, что там есть случаи голодной смерти. Скажите, неужели это правда?

– Я лично ни одного такого случая не знаю, – пытаюсь успокоить расстроенную женщину, – но то, что пенсионеры готовят себе кашу из комбикорма, вот этому я очевидец.

– Как? – округлила глаза Галина. – Это такой специальный корм из зерновых отходов с химическими добавками, предназначенный для скота?

– Вот-вот, он самый.

– Но ведь его людям кушать нельзя. В организме могут произойти необратимые физиологические изменения, человек просто может тяжело заболеть.

– А что делать, если другого выхода нет? Ведь не умирать же в самом деле голодной смертью. Кроме того, наш народ и не к такому привык. Его так просто не возьмёшь.

Галина больше ничего не сказала, только уткнулась лицом в ладони и её плечи мелко-мелко задрожали. Минуту длилось тягостное молчание, его нарушила Юля:

– Так как же люди теперь там выживают?

– Многие торгуют на рынке: продают либо перепродают что-нибудь. Некоторые ходят в лес – собирают грибы, ягоды, дикие фрукты. Ещё есть охота и рыбная ловля, хотя дичи и рыбы всё меньше остаётся и её труднее становится добыть. А кто-то держит кур, разводит кролей или выкармливает поросёнка. Но самое главное – огород! Приусадебный участок – главная кормовая база населения.

– Непостижимо! Россия ведь – страна рискованного земледелия, там же трудно даже специалисту выращивать сельскохозяйственные продукты.

– А у нас все теперь стали специалистами сельского хозяйства, все сделались потенциальными агрономами. Жизнь тому обучила, – горько вздохнул я.

Наконец женщины вспомнили обо мне. И первой проявила заботу Галина:

– Ой! Вы уж извините нас – мы всё о своём. Наверное, кушать хотите?

Хозяйки засуетились, захлопали дверцы шкафа, на столике появились разные салаты, паштеты, фрукты и всевозможные заморские консервированные штуки.

Вот тогда-то я впервые отведал такой деликатес, как маринованные мидии. Они мне с непривычки не показались таким уж лакомством, это гораздо позже я оценил их вкус по достоинству.

А с Юрой я познакомился позже. С работы он пришёл поздно вечером, когда стало совсем темно. Это был миниатюрный крепыш. От него веяло здоровьем и энергией. Его облик представлял собой типичного нового русского: короткая причёска «ёжиком», камуфляжная жилетка военного образца на торсе, массивная золотая печатка на безымянном пальце. Муж Юли приветливо улыбался, сияя своими привлекательными голубыми глазами. С первого взгляда Юра располагал к себе собеседника. И потекли обоюдные расспросы: откуда?.. куда?.. зачем?..

Выяснилось, что этот миниатюрный крепыш бывший кикбоксёр, плавал матросом на российских рыболовецких судах. А однажды в Колумбии не вернулся с берега на свой пароход. Так начались его многолетние скитания в поисках лучшей доли. Перебывал он чуть ли не во всех странах Латинской Америки. И, наконец, добрался до Чили. Только здесь удалось более-менее успешно устроиться, да и то не сразу. Юра перепробовал массу профессий, применяемых преимущественно на чёрных работах. Его безбожно дурили, как и других русских, на нём бессовестно наживались, а он ничего не имел от своего труда. По его словам, во всей Америке царит ужасная эксплуатация, которая длится ещё с времен существовавшей здесь работорговли. Двенадцатичасовой рабочий день с одним выходным в неделю – обычное явление в этих краях. И к тому же, латиносы – такая порода, что так и норовят облапошить и не заплатить тебе за труд. А сейчас Юрий работает водителем многотонного грузовика в одной частной итальянской компании, которая обслуживает шахты в Антафагасте. Патрон приблизил его к себе, положил хорошее суэльдо, а по-нашему жалованье, доверяет самые ответственные перевозки и бывший кикбоксёр, наконец-то, почувствовал себя вполне пристроенным в новом мире. Так удалось воссоединиться с семьёй. Конечно, за достигнутые блага и платить надо соответственно: вставать в пять утра, около двух часов добираться до места работы, возвращаться домой затемно. Ничего в этой жизни не даётся даром. Но что значат эти жертвы по сравнению с тем, что пришлось хлебнуть в недалёком прошлом? Сейчас, знай себе, крути «баранку», не то, что прежде – возвращаешься домой, а перед глазами расплываются радужные круги от усталости и ноги подкашиваются, как у пьяного.

– Так-то, друг, – подытожил Юрий, – в мире капитализма если хочешь чего-то достичь, надо неимоверно потрудиться, испытать себя в разных качествах. И если повезёт… Правда, многие наши так всю свою жизнь посвящают этой самой погоне за удачей. В общем, так. Вставать мне завтра рано, а посему твою проблему решим следующим образом: сегодня ты спишь у нас. Хоромы, как видишь, не царские – придётся расположиться на полу. Здесь женский монастырь, мужчинам категорически запрещено находиться. Моя семья – случай исключительный. Посторонние не должны знать о том, что ты у нас ночуешь – иначе скандал. Но мы же не можем тебя оставить на улице. А завтра с Галиной что-нибудь решим. Она здесь, в монастыре, снимает маленький домик.

***

Мне постелили на полу. Я долго ворочался на своём ложе, но не от неудобств, а от проносящихся бешеным галопом в голове мыслей. Столько впечатлений за прошедший день! А в окне на чёрном фоне блистали молчаливые звёзды – вековые свидетели всех процессов, происходящих в мире. И под их пристальным вниманием мои взнузданные мысли обрели форму и сами собой сложились в рифму:

Звезда мерцает в вышине

на чёрном фоне…

Вы помолитесь обо мне

святой иконе

за то, что душу продал я

чужому бесу.

Сам создал, – каюсь вам, друзья, -

дурную пьесу.

Сюжет – избит, финал – далёк

от мысли мудрой.

Но всё же тлеет уголёк

в сей сивокудрой

и забубенной голове

с надеждой слабой:

как ветерок по мураве,

пригладит лапой

и путь укажет, наконец,

незримый Кто-то;

пусть назовётся хоть Творец,

хоть Квазимодо.

Когда бы подал ясный знак

в тумане бренном

Тот, кто из мрака пялит зрак

столь дерзновенно…

И есть о чём ему сказать –

я знаю точно, -

мне душу без толку терзать –

ведь так порочно!

Вновь набегает пелена

и застит звёзды…

Рука судьбы в мой мир сполна

вогнала гвозди.

Сколь ещё голову ломать

над смыслом жизни?

…и луч пытался уповать

на силу призмы…

А ведь была у меня перед отъездом на чужбину встреча с одним большим патриотом земли русской. Известным человеком был он в моём городе – возглавлял предприятие «Лесхоз», которое ведало лесными угодьями, простирающимися на многие километры вокруг. И произрастало там бессчётно деревьев ценных дубовых пород, на которые зарилось много желающих, готовых платить чистым налом за такое драгоценное сырьё. Но руководством региона был наложен строжайший запрет на вывоз дубовой древесины из страны, да и, вообще, рубка таких деревьев была жёстко лимитирована. Однако, из соседней Турции непрестанно пёрлись к нам всякие коммивояжёры и… тянулся беспрерывный поток лесовозов, увозящих национальное добро из России, хотя в этой самой Туретчине стоят нетронутыми целые леса точно такого же дуба. Берегут правоверные собственное наследие, а у нас по дешёвке скупают ценности, сойдясь в цене с русскими коррумпированными и алчными ответственными лицами. И строят себе роскошные родовые имения наделённые властью российские нувориши, обратившие народное достояние исключительно в свою частную собственность. Деньги текут к ним рекой, множа несметное их благосостояние.

А я едва сводил концы с концами в тот трудный период политических преобразований. И не хватало денег даже на отъезд за границу. Так и занесло меня на почве экономических недомоганий к предприимчивому хозяину местного лесного изобилия, назовём которого для непринуждённости повествования Петром Петровичем. Я просил у него некоторую сумму в долг под назначаемые им проценты.

Петр Петрович начал издалека:

– Вы знаете, молодой человек, когда я вернулся домой после службы в армии, ещё два года вынужден был ходить в армейском обмундировании, ибо не хватало средств, чтобы купить себе гражданскую одежду. Но я всё вытерпел. Добросовестно и бескорыстно трудился на благо дорогого Отечества. А вы позорно бежите, бросая Родину на трудном этапе её развития. Такие, как вы, готовы продать с потрохами родную Отчизну. Я люблю мою Россию и не дам вам денег. Лучше найдите себе применение здесь, ведь есть же русская поговорка: где родился – там и пригодился.

– К сожалению, уважаемый Петр Петрович, я не пригодился там, где довелось уродиться, – сдержанно признался я, глядя с пробуждающейся ненавистью в самодовольное мурло наставляющего меня на путь истины дорвавшегося до непочатой кормушки ненасытного «патриота».

– Вы просто не любите свою Родину и не хотите потрудиться для её блага. Иначе нашли бы себе дело. И не просили бы у меня взаймы.

– Да уж! Вам можно так говорить… А я имею другое мнение на этот счёт, – деликатно ответил я, про себя имея в виду сокрытую от непосвящённых сторону деятельности моего собеседника. Но он был прост, как лапоть, и не способен вдаваться в подтекст двусмысленных фраз. Делец обитал в апофеозе собственных радужных представлений о жизни.

– Эх, Сталина бы на вас! Он бы показал другое мнение…

– Достаточно уж для России Сталина. Народ так настрадался…

– Знаете! Бог ведь послал своего возлюбленного сына Христа на казнь ради спасения рода человеческого. Сталин – бог для России. Он взял себе право наказывать и миловать, и не побоялся ответственности – он пошёл на это ради блага своего народа.

Дальше говорить было бесполезно с этим типом, у него бронебойные аргументы… и все козыри в руках! Мне оставалось только откланяться и удалиться ни с чем.

Много их на Руси, таких оптимистов, ох много! С противотанковыми тупыми рожами и убойным менталитетом. И ничем не пронять таких. Заполонили всё, накопытили… и жить не дают всем прочим…