Читать книгу Моя ойкумена. Том второй. Поэмы - Владимир Алексеевич Берязев - Страница 3

Булавка

Оглавление

Грез завсегдатаи —

Мы и не знали закона,

Мы заклинали судьбу о продлении сна.

Вдруг я очнулся:

Взяла зажигалку икона,

Газ запылал,

                       она факел к глазам поднесла.

Вспыхнули очи.

Младенца огнем затянуло.

Он только крепче прижался к родимой щеке.

Пламя по алой порфире

                       на грудь соскользнуло

И запле-

                        пля-

                             пле-плясало на белой руке.

Стой, Богоматерь!

Отдай мне мою зажигалку.

Господи-Боже,

                       ну, кто ж теперь крест понесет?

Сон обратился

                        в гнилую чадящую свалку.

Стол задрожал

                       от предчувствия желчных икот.

Звякнули ложки.

И рюмка скатилась под лавку.

Черную доску

                       заткали в углу пауки.

Все что нашел —

                        на полу золотую булавку

Да белоснежный дымок непорочной руки.

Выстыла печь.

За окном одиноко и мглисто.

На чердаке домовой непохмельно мычит.

Высохла килька,

                        испортился «Завтрак туриста»,

Помер Гефест,

                        продырявился ядерный щит…

В левом углу

                       сквозь экран гомункулус плешивый

Что-то бубнит

                        и пытается цифрой замкнуть

Вечный пожар…

                        Но мы живы, поганец, мы живы!

И сквозь огонь

                       наш последний единственный путь.

Пусть твои дьяки

                        навыворот Слово читают,

И говорит о добре механический гроб.

Вот заикнись лишь о совести,

                                   выкормыш стаи,

С бранью бутылкою бросит в тебя протопоп.

Уж Аввакуму на полке аукнулся Клюев,

С тихим смиреньем зарей занялась купина.

Игорев лебедь

                        несет землю Родины в клюве,

чтоб в океане ином возродилась она…


Никнет сирень под росой.

Отсырело полено.

Даже две мухи уснули в стакане на дне.

Только булавка

                        горит на ладони нетленно

Напоминаньем

                        о нашей нетленной вине.

Что же мне делать?

Убог я и деда не помню.

Может быть, за море сгинуть,

                                    а дом подпалить?

Может, зарыть золотинку в ограде у комля

серебристого тополя?..

                       Или же проще пропить?

Справа ломбард.

Напрямую живет участковый.

Слева Хазанов – известный в народе дантист.

Что же мне делать

                       с булавкой твоей лепестковой,

Капелькой неба,

                       упавшей на вянущий лист?

Благодарить?

                        и хранить?

                                   и с любовью молиться?

Но для молитвы, как минимум, надо иметь

то, чем душа возгорится

                                   и умилится —

Ту безоглядность,

                        которой не ведома смерть.

Мы, одичав,

             без прививки уж не плодоносим.

В уши мамлюка

             не дозваться родным голосам.

О, Матерь Божья,

                       обрежь свои девичьи косы,

Мы позабыли пути к золотым небесам.


Тихо в избе.

                        Баба Поля давно на погосте.

Серою поступью

                        тронулись в утро кусты.

За поворотом

                        стучат командорскою тростью.

Тихий скулеж

                        из соседской звучит темноты.

Пса кличут Фустом.

                        Он дрожит от соседского стука.

Страшно, кобель?

                        Так ползи же к хозяйским ногам.

Как мне знакомы

                        холодные руки испуга,

Лихо глядеться

                        в пустые глазницы векам.

Страшно, кобель.

                        Ты сегодня вдвойне одинокий:

Не разделю

                        я твоих инфернальных скорбей.

Теплится весть

                        на последнем безумном пороге.

Катится жизнь,

                        как священный жучок-скарабей.

Бабушка Поля приходит,

                        садится на лавку,

Пальцем маячит, сквозит, улыбается мне.

И все глазами, лицом —

                        про святую булавку,

И все про деда,

                        чей профиль висит на стене.

Я посажу ту булавку

                       в горшок на оконце,

Охрой полью,

                        купоросом и горькой сурьмой,

Может быть, вырастет

                        синего неба иконка

С той, золотою по краю,

                        чеканной басмой.


Моя ойкумена. Том второй. Поэмы

Подняться наверх