Читать книгу Загадочная Русь: от Рюрика до Путина - Владимир Алексеевич Колганов - Страница 7

Как принято при описании событий IX века, для начала обратимся к «Повести временных лет» (перевод Д.С. Лихачёва):

«В год 6370 (862). <…> И избрались трое братьев со своими родам, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде. <…> И было у него два мужа, не родственники его, но бояре, и отпросились они в Царьград со своим родом. И отправились по Днепру, и когда плыли мимо, то увидели на горе небольшой город… Аскольд же и Дир остались в этом городе, собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян. Рюрик же княжил в Новгороде. <…>

В год 6374 (866). Пошли Аскольд и Дир войной на греков и пришли к ним в 14-й год царствования Михаила <…> множество христиан убили и осадили Царьград двумястами кораблей. <…> Была в это время тишина и море было спокойно, но тут внезапно поднялась буря с ветром, и снова встали огромные волны, разметало корабли безбожных русских, и прибило их к берегу, и переломало, так что немногим из них удалось избегнуть этой беды и вернуться домой».

В первой главе было показано, что автор ПВЛ использовал ошибочную датировку событий IX века – из византийских источников известно, что нападение «росов» на Константинополь произошло в 860 году. Сведения об этом нападении содержатся в двух проповедях патриарха Фотия и в его «Окружном послании» восточным митрополитам в 867 году. Вот отрывок из первой гомилии «На нашествие росов»:

«Откуда обрушилась на нас эта страшная гроза гиперборейская? Что за сгустившиеся тучи горестей, каких осуждений суровые скрежетания исторгли на нас эту невыносимую молнию? Откуда низвергся этот нахлынувший сплошной варварский град? <…> Из-за этого шум брани на земле нашей и великое разрушение; из-за этого Господь открыл хранилище Своё и взял сосуды гнева Своего, из-за этого выполз народ с севера, словно устремляясь на другой Иерусалим, и народ поднялся от краев земли, держа лук и копье; он жесток и немилосерд; голос их шумит, как море. Мы услышали весть о них – точнее, увидели воочию скопище их. <…> Этот скифский народ, жестокий и варварский, выползя из самых предвратий города, будто полевой зверь объел окрестности его».

Фотий продолжает рассказ во второй гомилии «На нашествие росов»:

«Ведь вовсе не похоже оно на другие набеги варваров, но неожиданность нападения и невероятность стремительности, бесчеловечность рода варваров, жестокость нравов и дикость помыслов показывает, что удар нанесен с небес, словно гром и молния. <…> Народ незаметный, народ, не бравшийся в расчет, народ, причисляемый к рабам, безвестный – но получивший имя от похода на нас, неприметный – но ставший значительным, низменный и беспомощный – но взошедший на вершину блеска и богатства; народ, поселившийся где-то далеко от нас, варварский, кочующий, имеющий дерзость [в качестве] оружия, беспечный, неуправляемый, без военачальника, такою толпой, столь стремительно нахлынул будто морская волна на наши пределы и будто полевой зверь объел как солому или ниву населяющих эту землю. <…> Всё наполнилось мертвыми телами: в реках течение превратилось в кровь, <…> а горы и холмы, ущелья и пропасти ничуть не отличались от переполненных городских кладбищ».

Здесь стоит обратить внимание на то, что в первой гомилии Фотий задаёт вопрос: «Откуда низвергся этот нахлынувший сплошной варварский град?» А затем вроде бы отвечает на него, сообщая, что народ пришёл с севера, «от краёв земли». Однако во второй гомилии пишет о невероятной стремительности нападения, что ставит под сомнение способность жителей Константинополя, в том числе и Фотия, определить, откуда же совершено это нападение. В случае, если корабли «росов» пришли с севера, они должны были преодолеть 30 км по Босфору, чтобы приблизиться к Константинополю. Трудно поверить, что их никто не заметил – греки вполне могли зажечь сигнальные костры, извещавшие о нападении. В ясные, безветренные дни вертикальные дымовые столбы различимы на расстоянии до 50 км. Если же нападение совершено ночью, тогда невозможно определить, откуда же пришли нападавшие. Косвенное подтверждение этому находим в рассказе о нападении аваров и славян на Византию в 626 году. Вот отрывок из «Пасхальной хроники», написанной в 30-е годы VII в. в Константинополе:

«29 июня 626 г. авангард аварской армии появился у стен Константинополя. 31-го произошли первые стычки, но до 8 июля передовые части врага оставались в удалении от города. Авары с помощью костров-сигналов координировали действия со своими союзниками персами, стоявшими на другом берегу Босфора, у Хрисополя. <…> Через день, то есть 31 числа того же июля месяца, он [хаган аваров] явился, готовый к бою, и вёл его с раннего утра и до 11 часа [у городской стены] от так называемых Полиандрийских ворот до ворот Пемпта и даже дальше. <…> Там он расположил свои огромные полчища, а вдоль остальной части стены, так, чтобы их было видно, выставил славян. Он оставался там, осаждая [стены], от рассвета и до 11 часа. В первой линии [у него были] пешие легковооруженные славяне, а во второй – тяжеловооруженная пехота. <…> Он попробовал спустить на воду моноксилы, которые привёз с собой, но ему не позволили [этого ромейские] военные корабли. В конце концов на третий день осады он подготовил их к спуску у моста св. Каллиника. Он подготовил моноксилы к спуску именно там потому, что места там были мелкие и военные суда не могли туда подойти. Корабли остались в пределах видимости с моноксил, [расположившись] от св. Николая до св. Конона, что на стороне Пиг, и не позволили моноксилам проскользнуть».

Следует обратить внимание не только на использование сигнальных костров, но и на то, что нападение началось с рассветом, а это означает, что аварские войска выдвигались на исходные позиции в сумерки или даже в полной темноте, когда ромеи не имели возможности их заметить. Наверняка такую же тактику избрали и «росы» в 860 году. Необходимо учесть и аргумент в пользу применения моноксилов-однодревок – они могли передвигаться по мелководью, оставаясь недосягаемыми для греческих военных кораблей.

Сведения об этом походе есть и в «Житии патриарха Игнатия» Никиты Пафлагона:

«В это время запятнанный убийством более, чем кто-либо из скифов, народ, называемый Рос, по Эвксинскому понту прийдя к Стенону и разорив все селения, все монастыри, теперь уже совершал набеги на находящиеся вблизи Византия (т.е. Константинополя) острова, грабя все [драгоценные] сосуды и сокровища, а захватив людей, всех их убивал. Кроме того, в варварском порыве учинив набеги на патриаршие монастыри, они в гневе захватывали всё, что ни находили, и схватив там двадцать два благороднейших жителя, на одной корме корабля всех перерубили секирами».

Но возникает вопрос: насколько хорошо автор этого «Жития» был осведомлён о событиях 860 года? По мнению историка-византиста М.В. Бибикова, изложенному в книге «Byzantinorossica: Свод византийских свидетельств о Руси» (том 1), Пафлагон родился около 885 года, ну а само «Житие» составлено после 906 года. Впрочем, другой историк-византист, А.П. Каждан, полагал, что «Житие» написано в конце IX века. В любом случае автор «Жития» описывал события 860 года с чужих слов, так что к сообщению, будто нападавшие пришли со стороны Чёрного моря, следует отнестись с осторожностью.

В X веке о нападении на Константинополь писал продолжатель Феофана:

«Потом набег росов (это скифское племя, необузданное и жестокое), которые опустошили ромейские земли, сам Понт Евксинский предали огню и оцепили город (Михаил в то время воевал с исмаилитами). Впрочем, насытившись гневом Божиим, они вернулись домой – правивший тогда церковью Фотий молил Бога об этом».

На рубеже X–XI вв. эту тему затронул Иоанн Диакон, автор «Венецианской хроники»:

«В это время народ норманнов (Normannorum gentes) на трёхстах шестидесяти кораблях осмелился приблизиться к Константинополю. Но так как они никоим образом не могли нанести ущерб неприступному городу, они дерзко опустошили окрестности, перебив там большое множество народу, и так с триумфом возвратились восвояси».

Здесь обращает на себя внимание то, что Иоанн Диакон однозначно идентифицирует нападавших как норманнов. Объяснение этому утверждению находим в трактате «Антападосис» (949 г.) Лиутпранда Кремонского (перевод И.В. Дьяконова, 2005-2012 гг.):

«В северных краях есть некий народ, который греки по его внешнему виду называют "русиос", мы же по их месту жительства зовём "норманнами". Ведь на тевтонском языке "норд" означает "север", а "ман" – "человек"; отсюда – "норманны", то есть "северные люди"».

Видимо, Иоанн Диакон был знаком с текстом «Антаподосиса», поэтому и пришёл к выводу, что «росы», о которых писал Фотий, это скандинавы.

Точная дата нападения «росов» указана в документе, содержащем сведения о римских и византийских императорах, а также о событиях тех времён. Эта византийская рукопись была издана в 1894 году в Брюсселе, потому и названа «Брюссельской хроникой». После имени византийского императора Михаила III в ней приведено следующее сообщение:

«Михаил, сын Феофила (правил) со своею матерью Феодорой четыре года и один – десять лет, и с Василием – один год и четыре месяца. В его царствование 18 июня в 8-й индикт, в лето 860, на 5-м году его правления пришли Росы на двухстах кораблях, которые предстательством всеславнейшей Богородицы были повержены христианами, полностью побеждены и уничтожены».

Следует обратить внимание на расхождения в оценках численности нападавших – то ли 200, то 360 кораблей. Конечно, эти оценки приблизительны, однако вряд ли автор Брюссельской хроники мог намеренно завысить численность кораблей почти в два раза.

С заменой «росов» на норманнов в труде Иоанна Диакона всё предельно ясно, а вот появление термина «рос» в гомилиях Фотия ещё нужно объяснить. Но об этом речь пойдёт в главе 11.

Итак, в 860 году жители Константинополя и его окрестностей могли определить нападавших по цвету их лица, как «росов», которые согласно мнению Лиутпранда и сообщению из «Бертинских анналов», были скандинавами. Но можно ли на этом основании утверждать, что они напали с севера? Автор ПВЛ пишет, что варяги Аскольд и Дир пошли войной на греков из Киева, но вот что странно – эти скандинавы четыре года правили в Киеве, наверняка довольно долго готовились к нападению на Константинополь, собирая силы, однако в Киеве и его окрестностях до сих пор не обнаружено следов пребывания скандинавских воинов, которые можно отнести к IX веку.

Именно поэтому сторонники норманнской версии происхождения Руси стали утверждать, что поход на Византию начался не в Киеве, а в Ладоге. Однако возникают серьёзные сомнения в осуществимости такой затеи.

По словам Фотия, нападавшие пришли на морских судах, однако невозможно представить себе, чтобы «росы» за относительно короткий срок смогли доставить большое количество кораблей через многочисленные пороги на Неве, на Волхове и на Днепре. Пришлось бы перетаскивать суда волоком, не только обходя пороги, но и перебираясь из одной реки в бассейн другой, вплоть до Днепра, который и выводил их к Чёрному морю. Сложность пути через Волхов отмечал историк Д.И. Иловайский:

«Между Днепром и Ловатью лежит поперечный бассейн Западной Двины; следовательно, надобно было перейти два волока. Притом гораздо короче был другой путь из Варяг в Греки, по Западной Двине; а Волхов и Нева представляли длинный крюк».

А вот мнение археолога А. Л. Никитина, которое он высказал в книге «Основания русской истории: Мифологемы и факты» (2001 г.):

«При рассмотрении <…> вопроса о пути "из варяг в греки" по Днепру обнаруживается не только полное отсутствие свидетельств, подтверждающих его существование. <…> Не менее существенен и тот факт, что по сравнению с двинским направлением протяжённость маршрута с верховьев Днепра через Новгород и Ладогу увеличивается более чем в пять (!) раз».

Историк В. Я. Петрухин также не видит смысла в использовании этого пути:

«По данным археологии, в IX в. основным международным торговым маршрутом Восточной Европы был путь к Чёрному морю по Дону, а не Днепру. С рубежа VIII и IX вв. и до XI в. по этому пути из стран Арабского халифата в Восточную Европу, Скандинавию и страны Балтики почти непрерывным потоком движутся тысячи серебряных монет – дирхемов. <…> Само месторасположение новгородских поселений не ориентировано на связи с Днепром. За Руссой к югу (на Днепр) нет крупных поселений, зато к юго-востоку (Балтийско-Волжский торговый путь) выросли Новый Торг и Волок Ламский».

Есть и ещё одно возражение против осуществимости похода из Ладоги в Константинополь. Дело в том, что нападение 860 года произошло вскоре после того, как византийские войска и флот отправились на войну с арабами. Аналогичная ситуация была и в 626 году – тогда войска Аварского каганата осадили Константинополь сразу после того, как византийские войска отправились воевать на Кавказ. Но если в этом случае авары, занимавшие земли по Дунаю, могли узнать об уходе византийских войск, то ладожские скандинавы такой возможности не имели – расстояние от Ладоги до Константинополя составляет более двух тысяч километров. А нападать, не зная численности войск врага – это авантюра с минимальной надеждой на успех.

Если корабли «росов» отправились в поход из Ладоги, тогда есть ещё одно важное препятствие. Дело в том реки на северо-западе становятся судоходными не раньше середины апреля, так что вряд ли переход по рекам, через волоки, с учётом остановок для отдыха удастся уложить в два месяца, чтобы успеть к середине июня, когда «росы» напали на Визатию, как написано в «Брюссельской хронике».

Есть другой возможный путь с северо-запада в сторону Чёрного моря – крупные суда скандинавов могли прийти прямо с Балтики через Западную Двину. Как-никак эта река расположена южнее Невы и Волхова, однако и на ней есть опасные пороги.

Об этом маршруте рассказывает Т.Н. Джаксон в книге «Исландские королевские саги о Восточной Европе» (1993 г.):

«Скандинавские источники <…> из трёх известных им путей на Русь (через Северную Двину, Финский залив и Западную Двину) подробно описывают именно Западнодвинско-Днепровский путь».

Действительно, этот путь упоминается в «Саге о гутах»:

«В течение долгого времени население Готланда настолько размножилось, что страна не могла всех прокормить. <…> Они не хотели уезжать, но поплыли к Торсборгу и там поселились. Но жители той земли не захотели их терпеть и изгнали их. Тогда они поплыли на остров Форё и поселились там. Но и там они не могли себя прокормить и поплыли на один остров близ Эстланд [Эстония], который называется Дагё, и поселились там. <…> Но и там они не могли себя прокормить и поплыли к реке, которая называется Дюна [Западная двина], а по ней – через Рюцаланд [Русь]. Они плыли так долго, что приплыли в Грекланд [в Грецию]».

Однако, если скандинавы в 860 году шли по Западной Двине, то исходным их пунктом была либо Упсала на восточном побережье нынешней Швеции, либо один из островов в Балтийском море, использованный в качестве промежуточной стоянки. В этом случае скандинавы до Западной Двины должны были идти на больших морских судах. Ну а дальше что? Специально для этого похода строить 200 малых судов-однодревок, приспособленных для плавания по рекам и перетаскивания волоком? В это трудно поверить, к тому же требовалось довольно много времени, чтобы изготовить эти однодревки. Вряд ли 200 штук они привезли из Упсалы.

Но есть ещё одно возражение против обеих версий – и ладожской, и северо-двинской. Вот отрывок из книги «Путь из варяг в греки» (1931 г.) филолога В.А. Брима:

«Участок, проходящий через Финский залив к Неве и через Волхов к великому волоку, ни в одном скандинавском источнике не описан, хотя он имел первостепенное значение в эпоху варяжских движений. <…> Ладожское озеро <…> нигде в скандинавской литературе не упомянуто. <…> Трудный и, вероятно, небезопасный участок пути волоком из Ловати на Двину и из Двины на Днепр нигде в исландских и вообще скандинавских памятниках не упомянут».

Как бы то ни было, скандинавы имели опыт перетаскивания судов волоком. Об этом пишет А.Я. Гуревич в книге «Древние германцы.Викинги (2007 г.):

«Хедебю играл огромную роль в торговле Северной Европы. В первую очередь – из-за своего чрезвычайно удобного месторасположения: город находился в крайней восточной точке пути, связывавшего балтийское побережье Ютландии с западным её побережьем, омываемым Северным морем. Вместо того, чтобы совершать длительное и опасное путешествие через проливы Скаггерак и Каттегат, где торговые суда подстерегал и пираты и где частыми были бури, купцы предпочитали двигаться из Балтийского моря по судоходной Шлей до Хедебю. Оттуда по суше на расстояние примерно 17-18 км они волоком или на повозках продвигались к реке Трене и по ней до вод Северного моря. Этот путь пересекал южную оконечность Ютландского полуострова несколько севернее нынешнего Кильского канала».

Итак, путь от Ладоги или от устья Западной Двины до Чёрного моря был слишком труден даже для бывалых скандинавов, а кроме того, вряд ли им удалось прибыть в Константинополь к середине июня. Ну что ж, допустим, что «росы» отправились в поход из Киева или его окрестностей. Константин Багрянородный в трактате «Об управлении империей» рассказывает о том, как они в X веке добирались из Киева в Константинополь:

«Славяне же, их пактиоты <…> рубят в своих горах моноксилы во время зимы и, снарядив их, с наступлением весны, когда растает лёд, вводят в находящиеся по соседству водоемы. Так как эти [водоемы] впадают в реку Днепр, то и они из тамошних [мест] входят в эту самую реку и отправляются в Киову. Их вытаскивают для [оснастки] и продают росам. <…>

И в июне месяце, двигаясь по реке Днепр, они спускаются в Витичеву, которая является крепостью-пактиотом росов, и, собравшись там в течение двух-трех дней, пока соединятся все моноксилы, тогда отправляются в путь и спускаются по названной реке Днепр. <…>

После того как пройдено это место [последний из порогов], они достигают острова, называемого Св. Григорий [о. Хортица близ Запорожья]. <…> Затем, продвигаясь таким образом от [этого острова] до четырёх дней, они плывут, пока не достигают залива реки, являющегося устьем, в котором лежит остров Св. Эферий [о. Алсос близ устья Днестра]. Когда они достигают этого острова, то дают там себе отдых до двух-трёх дней. И снова они переоснащают свои моноксилы всем тем нужным, чего им недостает: парусами, мачтами, кормилами, которые они доставили [с собой]. <…> Оттуда они отправляются к реке Днестр и, найдя там убежище, вновь там отдыхают. Когда же наступит благоприятная погода, отчалив, они приходят в реку, называемую Аспрос, и, подобным же образом отдохнувши и там, снова отправляются в путь и приходят в <…> рукав реки Дунай. <…> От Дичины [река Камчия] они достигают области Месемврии [где-то недалеко от Константинополя] – тех мест, где завершается их мучительное и страшное, невыносимое и тяжкое плавание».

Здесь следует обратить внимание на слова «невыносимое и тяжкое плавание» – и это в том случае, когда в поход отправляется десяток небольших судов. Если же речь идёт о двухстах судах, то плавание представляется и вовсе невозможным, особенно, если учесть, что нужно уложиться в срок около двух месяцев. Поэтому шведский историк Рюне Эдберг предположил, что скандинавы из Ладоги «шли пешком, на лошадях или в санях, пока не достигали водных потоков, где можно было идти под парусом» – там скандинавы якобы обзаводились небольшими судами, на которых продолжали путь. В этом случае можно было выступить в поход ещё зимой, однако на изготовление двухсот судов потребовалось бы слишком много времени. Так что скандинавы опять не успевали в срок.

Историк-византист IX века В.Г. Васильевский высказал такую версию:

«Скандинавские искатели приключений отправлялись в Константинополь далёким окольным путём через земли Венедов, через Саксонию, Францию, земли Лангобардов, Рим, Апулию».

Такой путь, в принципе, возможен, но для нападения на Константинополь он явно непригоден. Будь мы на месте скандинавов, ни один из рассмотренных вариантов маршрута не мог бы нас устроить, поэтому самое время вернуться к словам патриарха Фотия. Он пишет, что нападали с севера, «оттуда, откуда [мы] отделены столькими землями и племенными владениями, судоходными реками и морями без пристаней». На самом деле, «росы» нападали с моря, и нет никаких гарантий того, что Фотий знал о направлении удара. Грекам было известно, что родина «росов» находится где-то далеко на севере – возможно, греки узнали об этом в 839 году от послов хакана «росов». В 860 году греки идентифицировали их «по внешнему виду», то есть по цвету лица, а Фотий на этом основании сделал вывод, что «росы» пришли с севера. Однако по внешнему виду они не отличались от скандинавов, а может быть, и от других северных народов.

А что если нападение совершили скандинавские викинги, пришедшие на кораблях со стороны Средиземного моря? По внешнему виду они вполне соответствовали русам, да и свидетельства Лиутпранда и ибн Фадлана не противоречат этой версии. Но прежде, чем что-либо утверждать, посмотрим, что писали историки и летописцы о походах середины IX века. Этой теме посвящена книга Г.С. Лебедева «Эпоха викингов в Северной Европе» (2005 г.):

«Эпоха викингов для Западной Европы началась 8 июня 793 г. и закончилась 14 октября 1066 г. Она началась с разбойничьего нападения скандинавских пиратов на монастырь св. Кутберта (о. Линдисфарн) и закончилась битвой при Гастингсе, где потомки викингов, франко-норманд-ские рыцари разгромили англосаксов. <…> В практике викингов получили распространение два новшества: <…> захват скота и другого продовольствия непосредственно в округе военных действий; и создание промежуточных баз на прибрежных островах, в устье Сены и Луары».

Здесь следует обратить внимание на то, что викинги на пути следования к намеченной цели создавали промежуточные базы, причём есть сведения, что такие базы близ побережья Западной Европы располагались на расстоянии одного дня пути, что вполне логично.

Более подробные сведения приведены в книге Андерса Стриннгольма «Походы викингов», написанной в середине IX века:

«В марте 845 года флот из 120 длинных судов вошёл в эту реку, проникнув до Руана. <…> Они опять вышли в море в 849 году. <…> Море кишело кораблями викингов. <…> В их власти находились все реки, большие и малые, по всему берегу от Эльбы до Пиренеев. <…>

В 851 году другое норманнское войско, находившееся во Фландрии, выступило из Гента и потянулось сухим путем к Бове, а оттуда в Руан на берегу Сены. <…> На следующий год в эту реку вошла опять сильная флотилия: войско на ней состояло под начальством Гастинга и Бьерна. Норманны взяли Париж, ограбили его. <…> После этого Гастинг предложил викингам поход в Средиземное море. Предложение было принято. <…>

В 857 году или, по другим источникам, в 859 году Гастинг, с флотом из сотни длинных судов, поплыл к берегам Испании, пристал к Галисии, высадился и грабил… Они продолжили свой путь, делая грабежи на берегах Испании, Португалии, через Гибралтарский пролив, или так называемый в древних сагах Ньорва Зунд, переехали в Африку, взяли приступом город Накхор и перебили множество сарацин. Потом явились на Балеарских и Питиузских островах и грабили на Майорке, Менорке и Форментерре. <…> Оттуда устремились к берегам Италии. Ветер принёс их в генуэзский залив, в котором они вошли в бухту Специи. Перед ними находился город Луна. <…> Сказывают, что они потом посетили Пизу и другие города Италии и доходили даже до Греции».

 Как видим, викинги не ограничились набегами на западное побережье Европы, но доходили и до Греции. Судя по всему, эти сведения позаимствованы из «Хроники Альфонсо III»:

«В то время пираты Северяне снова прибыли к нашим берегам. Они разошлись по всей Испании, предавая побережья мечу и огню. Оттуда, пересеча море, они ворвались в город Наакор в Мавритании и убили множество Халдеев. Затем, отправившись к островам Мальорке и Менорке, они опустошили их мечом. Потом они приплыли в Грецию и, наконец, вернулись в свою страну три года спустя».

Мухаммад ибн Абу Бакр аз-Зухри, географ XII века из Гранады, также сообщает о том, что корабли викингов (ал-маджус) доходили до восточного побережья Средиземного моря (Т.М. Калинина, Древняя Русь в свете зарубежных источников. 2001 г.):

«Приходили из этого моря ('Укийанус, т. е. Океана или, по-другому, Окружающего моря – Атлантики) огромные корабли. <…> На них плавали ватаги людей под названием ал-маджус, народ сильный, доблестный и искусный в мореплавании. Когда бы ни появились они, пустело побережье из-за страха перед ними. Набеги их происходили каждые 6 или 7 лет, не меньше чем на 40 кораблях, а иногда и на 100. Они истребляли всех, кто встречался на море, грабили и брали в плен. <…> Они входили <…> в то малое море (ал-бахр ас-сагир – Средиземное) и проходили до окраин Сирии (аш-Шам)».

Арабский учёный X века Ибн ал-Кутиййа описал походы викингов в книге «История завоевания Андалусии»:

«Они отошли от Севильи и направились к Накуру. <…>.. Затем они чинили насилия над всеми обитателями побережья, пока не добрались до страны ар-Рум (Византии или Италии). В том путешествии они достигли Александрии и пребывали в этом [положении] четырнадцать лет».

«Хроникон о свершениях норманнов во Франкии» («Chronicon de gestis normannorum in Francia», перевод А.С. Козлова, 2009) сообщает:

«23. В год Господень 860. Норманны, остановившиеся на реке Сомме, после того как были взяты заложники плывут к англосаксам. Будучи прогнаны ими, они устремляются в другие края. Те же, которые находились на Роне, доходят до самого города Валенсии – с ограблением всего вокруг. После опустошения его они возвращаются на остров, на котором соорудили стоянку. Затем они отправляются в Италию, захватывают и опустошают город Ризу и другие.

24. Норманны предают огню Лютецию паризиев и церковь святого мученика Винцента, а также Сен-Жермен. Они также следуют по пятам за купцами, спасающимися бегством на судах вверх по Сене, и захватывают [их]. Другие же из норманнов, возвращаясь из Англии, нападают на Теронский округ и опустошают [его]. Потом они со своим герцогом Веландом на 200 судах поднимаются по Сене и осаждают крепость на острове, который называется Осселль».

Какие же выводы можно сделать из этих текстов? Викинги собирали для нападения множество больших судов, а затем разделялись на две-три группы для грабежа городов на побережье и в долинах рек. Русы, напавшие на Константинополь в 860 году, также имели большое число судов. Отличие в том, что викинги продвигались по рекам вглубь территории не более чем на 200 км, а русы, если они шли из Киева, предприняли поход длиной более 2000 км. При этом около половины пути они должны были пройти по Днепру, преодолев Днепровские пороги и нижнее Поднепровье, которое контролировали хазары.

Если викинги освоили путь из Скандинавии в Грецию, как пишет Стриннгольм, и даже доходили до Сирии, как пишет аз-Зухри, тогда они вполне могли напасть и на Константинополь в 860 году. На этом пути опасности подстерегали только при проходе через Гибралтар и через Дарданеллы, однако блокирование Дарданелл стало возможным только в XV веке, когда в самом узком месте по обе стороны пролива турки построили крепости Чименлик и Килитбахир. До той поры через пролив могли прорваться чужие корабли.

Напомню, что 859 году Гастинг отправился к берегам Испании, а в следующем году разграбил Луну. Трудно поверить, что такие грандиозные события случайно совпали по времени. Логично предположить, что из армады норманнов отделилась часть кораблей для нападения на Константинополь. Единственный контраргумент – в древнескандинавских сагах не сообщается о нападении викингов на Византию. Причина может быть в том, что поход был неудачен или среди командиров не было знатного норманна. Вот и Стриннгольм, основываясь на сагах, не может сказать, кто именно доходил до Греции.

Возможен и такой вариант: викингам, напавшим на Константинополь, отрезали путь назад, в Средиземное море (подоспевший греческий флот мог заблокировать Дарданеллы), и они вынуждены были плыть на север и где-то там создать поселение и продолжать грабежи. В этом случае некому было сообщить на родину о походе, чтобы эти сведения могли лечь в основу устных преданий и скандинавских саг. Хотя Фотий и другие хронисты не пишут о том, куда потом отправились нападавшие на Константинополь, эта версия весьма сомнительна.

Есть ещё один источник, анализ содержания которого может прояснить ситуацию с нападением на Константинополь – это рукопись X века под названием «Житие Георгия Амастридского», где есть такие слова:

«Было нашествие варваров, народа "рос", как все знают, в высшей степени дикого и грубого, не носящего в себе никаких следов человеколюбия. Зверские нравами, бесчеловечные делами, обнаруживая свою кровожадность уже одним своим видом, ни в чём другом, что свойственно людям, не находя такого удовольствия, как в смертоубийстве, они – этот губительный на деле и по имени народ, – начав разорение от Пропонтиды и посетив прочее побережье, достигли, наконец, и до отечества святого, посекая нещадно всякий пол и всякий возраст, не жалея старцев, не оставляя без внимания младенцев, но противу всех одинаково вооружая смертоубийственную руку и спеша везде пронести гибель, сколько на это у них было силы».

Прежде всего, надо бы выяснить, что такое Пропонтида. Обычно под этим названием понимается Мраморное море, однако вот что написал В.Г. Васильевский в книге «Введение в Житие св. Георгия Амастридского» (1878 г., глава CXXIX):

«Ничто не мешает понимать текст так, что выражение Пропонтида употреблено здесь в более широком смысле, при котором в неё включаются и Босфор с Дарданеллами, или даже в значении нарицательном, соответствующем этимологическому составу слова, в значении "предморья"».

Причина такого понимания и перехода Васильевского к расширенному толкованию такова:

«При том, если держаться буквального смысла выражений агиографа, то и самая Протонтида была только исходным пунктом <…> для русских враждебных действий, а это представляется довольно странным, когда мы сообразим, что Мраморное море долженствовало скорее оказаться наиболее отдалённой гранью, последним пределом, за который русские однодревки вообще не заходили».

Понятно, что Васильевский придерживается аксиомы: русские (и никакие другие) однодревки приплыли с севера. Откуда же взялся «широкий смысл»:

«Пропонтида у греков также и пролив Константинопольский. Есть две Пропонтиды, гласит византийская глосса: одна у Абидоса, другая при Иероне и Псаммафеи».

И далее:

«Когда историк Лука говорит <…> о проливе Пропонтиды при священном устье <…>, то он следует именно такому словоупотреблению, разумея под Пропонтидой Босфорский пролив с Иероном».

И вот к какому выводу приходит Васильевский, по-своему интерпретируя содержание «Жития св. Георгия Амастридского»:

«Если слово Пропонтида употреблено в нашем памятнике <…> в таком же смысле, то в нём уже не будет заключаться ни малейшего намёка на прохождение русских судов мимо Золотого Рога, мимо стен столицы, а просто будет идти речь о частном набеге, в котором Русь начала свой грабёж у Босфора <…>, а потом достигла Амастриды».

Здесь следует иметь в виду, что Амстрида находилась на южном берегу Чёрного моря, в трёхстах километрах восточнее Константинополя. По мнению Васильевского, русские суда дошли до входа в Босфор, но затем почему-то двинулись вдоль побережья, на восток. Из этого он делает очень важный вывод:

«Если мы будем понимать русское нашествие на Амастриду как местный и частный набег, то уже не останется ни малейшего основания удивляться, что на такое событие не встречается намёка в беседах Фотия, сказанных по поводу осады столицы Византии».

Вот так допущение широкого толкования и отсутствие чёткой информации в беседах Фотия привело Васильевского к выводу, что нападение на Амастриду никак не связано с нападением на Константинополь в 860 году. Однако византийский богослов не мог, в силу недостатка знаний, представить в своих проповедях полную картину того, что случилось в 860 году. Он посчитал необходимым дать всего лишь религиозно-политическую оценку событий, создав в своей проповеди образ врага, несущего погибель Византии. Тем не менее, Васильевский делает из бесед (проповедей, гомилий) Фотия следующий вывод:

«Если из умолчания и намёков Фотия можно выводить какие-нибудь заключения, то разве только то, что русские ранее произнесения бесед действительно никогда не осаждали самой столицы византийской».

И всё это несмотря на то, что продолжатель Феофана и Иоанн Диакон пишут о нападении на Константинополь, причём в то время, когда Михаил воевал с исмаилитами (об этом написал продолжатель Феофана), то есть в 860 году. Однако для нас куда важнее не выводы Васильевского, основанные на многочисленных «если», а то обстоятельство, что Пропонтида в обычном понимании – это Мраморное море. Тогда следует предположить, что нападение на Константинополь было совершено с юга, со стороны Мраморного моря. Тут самое время ещё раз привести отрывок из «Жития патриарха Игнатия» Никиты Пафлагона:

«В это время запятнанный убийством более, чем кто-либо из скифов, народ, называемый Рос, по Эвксинскому понту прийдя к Стенону и разорив все селения, все монастыри, теперь уж совершал набеги на находящиеся вблизи Византии острова, грабя все (драгоценные) сосуды и сокровища, а захватив людей, всех их убивал».

Нетрудно убедиться, что у южного побережья Чёрного моря нет никаких островов, а вот в Мраморном море, к юго-востоку от Константинополя есть несколько небольших островов, которые и могли стать объектом нападения, но только в 860 году, поскольку в 941 году русские корабли князя Игоря не смогли преодолеть Босфор. Это обстоятельствам ставит крест на выводах Васильевского. Впрочем, есть слабая надежда, что в «Житии св. Георгия Амастридского» описано нападение, случившееся ранее 860 года. Увы, ни один другой источник не сообщил о таком грандиозном нападении, когда вражеские корабли прошли через Босфор, побывали в Мраморном море, чтобы под конец разграбить Амастриду.

И всё же, откуда было совершено нападение? Фотий пишет о русах, как о северном народе. Пафлагон утверждает, что нападавшие пришли со стороны Чёрного моря. А в «Житии Георгия Амастридского» сказано, что разграбление началось с Пропонтиды. Какой же вывод можно сделать?

Если под Пропонтидой понимать Босфор, то можно предположить, что русы сначала разграбили берега пролива, затем острова в Мраморном море, а затем, нагрузив однодревки богатой добычей, вернулись в Чёрное море, но направились почему-то не домой, а за 500 км на восток, чтобы разграбить Амастриду. Но в это слабо верится, поскольку логичнее было бы сразу напасть на Амастриду.

Такой вираж можно признать вполне логичным, если только русы пришли из северного Причерноморья или из Приазовья – тогда им всё равно пришлось бы возвращаться вдоль восточного побережья Чёрного моря, проходя мимо Амастриды. Но есть и другая версия. Викинги пришли с юга на больших кораблях, последовательно разграбили острова в Мраморном море (в Пропонтиде), побережье Босфора и Амастриду в южном Причерноморье, а затем вернулись в Средиземное море.

Однако как опровергнуть Фотия и Пафлагона? Для этого следует обратить внимание на расхождение в оценках численности кораблей, принимавших участие в нападении на Константинополь. Можно предположить, что автор «Брюссельской хроники» пользовался источником, в котором сообщалось, что 200 кораблей викингов вошли в Средиземное море и направились в сторону Греции, либо же – 200 кораблей викингов вошли в Мраморное море. Автор этой хроники, как и Лиутпранд, был уверен, что викинги это те же росы, поэтому и сделал соответствующий вывод. В то же время, Иоанн Диакон мог иметь в своём распоряжении более полную информацию, в которой говорилось о 360-ти кораблях, напавших на Константинополь.

Откуда же взялась разница в 160 кораблей? А что если викинги, дойдя до Мраморного моря и произведя разведку, убедились, что взять Константинополь им не под силу? Как известно, для нападения на Париж викингам потребовались много кораблей и воинов, а Константинополь был укреплён гораздо лучше, несмотря на то, что основная часть армии отправилась воевать с арабами. Следует учесть и то, что флот викингов наверняка сократился после нападения на города Андалусии.

Решение этой загадки можно найти, если предположить, что в северном Причерноморье или в Приазовье располагалось поселение скандинавов. Это вполне соответствует тактике скандинавов-викингов устраивать промежуточные базы на своём пути, а для тех скандинавов, которые освоили путь «из варяг в греки», такие базы-поселения требовались, чтобы после трудного пути дать отдых воинам, сопровождавшим торговые суда. Такое поселение могло существовать и близ волго-донского волока на пути в столицу Хазарии и далее в Багдад.

Если этот так и о существовании такого поселения было известно в тех скандинавских землях, откуда викинги приплыли в Средиземноморье, они могли послать корабль к своим соплеменникам через Босфор в Чёрное море с предложением присоединиться к нападению на Константинополь. Скорее всего, потребовалось время на подготовку судов, однако из «Хроники Альфонсо III» известно, что поход викингов продолжался три года, так что они могли и подождать – возможно, направились в Сирию, как пишет Аз-Зухри. Когда флотилия кораблей скандинавов, двигавшихся с севера, была на подходе к Босфору, они выслали в условленное место корабль с гонцом, который сообщил викингам о готовности к нападению. В итоге на Константинополь напали 200 кораблей викингов со стороны Мраморного моря (они-то и грабили прибрежные острова, как писал Пафлагон), а 160 кораблей русов вошли после этого в Босфор. Если бы викинги не отвлекли внимание греков с юга, флотилия русов была бы разгромлена в проливе ещё на подходе к Константинополю.

Эту версию предложил Н.Т. Беляев в книге «Рорик Ютландский и Рюрик Начальной летописи», 1929 г., Лондон). Упомянув битву при Бравалле, рассказав о вероятном участии в ней Бравлина, известного по «Житию св. Стефана Сурожского», Беляев сообщил, что в 845 году Рорик Ютландский (по его мнению, летописный Рюрик) вошёл в Эльбу на 600 судах, а в 850 году напал на Англию, имея 350 судов. Увы, сообщения о Рорике ничем не подтверждены, но вот к какому выводу пришёл Беляев:

«Часть кораблей Бьорна в 860 г. добралась до Греции. Совпадение невозможно – нападение на Контантинополь было с двух сторон. Рорик использовал родственные связи с Бьорном и направил его на Константинополь с юга, а Аскольда по освоенного Бравлином Днепру – с севера».

Родственные связи с Бьорном – это снова из области догадок. К сожалению, Беляев не смог предложить аргументов в пользу этой версии, кроме соображения о тактической выгоде от нападения на Константинополь одновременно с севера и юга. В предложенной вашему вниманию книге приведено гораздо больше аргументов, однако и этого недостаточно, чтобы утверждать, будто скандинавы напали на столицу Византии с двух сторон. Вот если бы в Приазовье удалось обнаружить следы поселения скандинавов, тогда можно было бы говорить о вполне обоснованной гипотезе.

Впрочем, С.В. Цветков, автор книги «Поход Русов на Константинополь в 860 году и начало Руси» (2010 г.), настаивал на присутствие русов в Приазовье и на их сговоре с арабами:

«Мы можем реконструировать события 860 года следующим образом: русы ожидали известия от арабов, находясь в дельте Кубани, сосредоточив там собранный со всей территории Русского каганата флот и войска и, получив известие от них, в первых числах июля направились к Константинополю в количестве не менее 8 000 воинов (ладья несла не менее 40 человек). Необходимо отметить, что вряд ли такими малыми силами они рискнули напасть на столицу могущественной империи, не будучи уверенными, что в ней нет войск. Кораблей византийцев там тоже тогда не было – это лишнее подтверждение, что войска императора, скорее всего, переправлялись морем до устья Галиса, а потом, вниз по реке до его притока пресловутого Мавропотама. Так что императорский флот тоже не являлся помехой для нападения».

Отсутствие доказательств не позволяет всерьёз отнестись к столь категоричным утверждениям. Всё, что нам остаётся, это продолжить поиски в надежде создать более или менее обоснованную версию событий, рассмотренных в этой главе. Однако какой же предварительный вывод можно сделать?

Если на Константинополь напали скандинавы, они должны были прийти с юга, поскольку в Киеве скандинавов не было, а на дорогу из Ладоги ушло бы слишком много времени. К тому же доставить из Приильменья 200 или 360 судов – это задача явно непосильная. Поддержку могли оказать скандинавы из Приазовья, но только при условии, что там было их поселение. Если же напали не скандинавы, тогда, скорее всего, нападавшие пришли из Поднепровья. Под покровом ночи часть судов миновала Босфор, а с рассветом началась атака и на Константинополь, и на острова в Мраморном море.