Читать книгу Путь к счастью. Верить, чтобы жить - Владимир Алексеевич Колганов - Страница 5

Радость творчества – это чувство хорошо знакомо учёным, писателям, художникам… Даже бизнесмен, провернувший хитроумную комбинацию по поглощению чужой компании, испытывает удовлетворение не столько от того, что в перспективе увеличит прибыль, но в большей степени потому, что может гордиться изощрённостью своего ума. Особую радость испытывает учёный, сделавший открытие, которое позволит улучшить жизнь людей. Впрочем, возможные последствия открытия заранее трудно оценить – гораздо чаще учёный находится как бы в свободном поиске, недаром с лёгкой руки академика Арцимовича среди физиков распространилось такое определение науки:

«Наука – лучший способ удовлетворения личного любопытства за государственный счёт».

Похоже, и Протасов, герой пьесы Горького «Дети солнца», придерживается того же мнения, причём, в отличие от Арцимовича, воспринимает его слова вполне серьёзно:

«Всё – живёт, всюду – жизнь. И всюду – тайны. Вращаться в мире чудесных, глубоких загадок бытия, тратить энергию своего мозга на разрешение их – вот истинно человеческая жизнь, вот где неисчерпаемый источник счастья и животворной радости!»

Иное отношение к творчеству у писателей-беллетристов, скульпторов и живописцев, поскольку любопытство тут явно ни при чём – радость доставляет сам процесс создания произведения искусства и сохраняющаяся до времени надежда сотворить нечто уникальное, неповторимое. Вот как рассказывает об этом один из персонажей романа Достоевского «Униженные и оскорблённые»:

«Если я был счастлив когда-нибудь, то это даже и не во время первых упоительных минут моего успеха, а тогда, когда ещё я не читал и не показывал никому моей рукописи: в те долгие ночи, среди восторженных надежд и мечтаний и страстной любви к труду; когда я сжился с моей фантазией, с лицами, которых сам создал, как с родными, как будто с действительно существующими; любил их, радовался и печалился с ними, а подчас даже и плакал самыми искренними слезами над незатейливым героем моим».

Плачь не плачь, но это никак не повлияет на судьбу произведения искусства – тут многое зависит от тех, кто имеет возможность представить произведение на суд широкой публики. Увы, нередко оказывается, что рукопись издательством отвергнута, а картины художника-новатора никому не интересны. Вместо того, чтобы в который уже раз сетовать по этому поводу, приведу фрагмент из романа «Покаянные сны»:

– Лиз, ты не права. Художник должен быть свободен. И никаких запретов, никаких заповедей типа "не убий", "не навреди". Да пусть своим искусством он даже кого-нибудь убьёт, зато может явиться миру нечто невиданное, невообразимое.

– Ну да, чтобы любоваться этим, сидя на толчке, – тощая, как игла, Лиз язвительна и неколебима. – Рома, рынку нужен ходовой товар. Есть спрос на Кандинского, Ван Гога, Модильяни… Ну а мазню твоего новатора кто будет покупать?

– Ты рассуждаешь, как лавочница. Ван Гог был гениален ещё до того, как его картины стали выставлять на аукционах Сотбис.

– Ну да, а умер в нищете. Кто виноват?

– Виновато время…..

– Вот-вот! Пригвоздим его к позорному столбу!

Но если случилось так, что ваша картина висит на стене в Третьяковской галерее, а книгу наконец-то напечатали – это ли не причина для радости? Так отреагировала и младшая дочь Льва Толстого на публикацию своих рассказов:

«Я была очень счастлива, когда мои тюремные рассказы… появились в "Пикториал Ревью". Йель Юниверсити Пресс приняло к печати мою книгу "Жизнь с отцом". Книга эта впервые была напечатана в Японии, и теперь она должна была появиться на нескольких языках и по-русски – в журнале "Современные записки" и в "Последних новостях", издававшихся в Париже».

Приятно перечислять издательства и журналы, где напечатали твоё творение, однако проходит время, и публикация новой книги прежнего восторга уже не вызывает, а вот радость творчества остаётся навсегда.

Весьма своеобразно выразил своё отношение к творчеству Константин Паустовский:

«Когда в сознании писателя рождается книга, он испытывает такое же чувство приближающегося неизбежного счастья. Ещё всё неясно… Ещё сознание заполнено перекличкой отдельных слов, мыслей, образов, сравнений, но сквозь всё это уже возникает даль свободного повествования».