Читать книгу Господь. Остросюжетный роман - Владимир Алексеевич Козлов - Страница 4

После вчерашнего корпоративного банкета, где Господь чрезмерно приналёг на виски, ему хотелось чего-то залить в душу прохладного. Он спустил с кровати ноги и засунул их в рядом стоящие стоптанные тапки. Прошёл да спальни дочери. Она спала под простынёй с головой и с открытой лоджией.

Вера по образованию юрист, жила временно у отца с внучкой всё лето. Пока её муж Пётр был в командировке, она переселилась временно жить к отцу, окутав его своей заботой. Господь закрыл дверь лоджии и заглянул в комнату внучки. Там было пусто.

– Похоже, вчера я перезагрузку сделал своему организму? – вполголоса произнёс он и, накинув на себя длиннополую рубашку, проследовал на кухню. – Надо же как, я мог забыть, что внучку, как неделю назад сваты забрали к себе в Геленджик.

Окно было полуоткрыто и ветром слегка трепало штору, набрасывая её на холодильник, стоявший рядом с окном. Он рукой отстранил штору и бесшумно открыл дверку холодильника. Достал оттуда двухлитровую коробку томатного соку и поставил её на стол. Сев на кухонный уголок он включил телевизор. На российском канале демонстрировали какую – то мелодраму. Сериалы он терпеть не мог. Щёлкнул пультом. На экране появился диктор новостей. Налил в большой стакан сока. Залпом выпил его весь, не забыв наполнить стакан вторично. В это время незаметно сзади подошла дочка Вера. Положила ему руки на плечи. Он вздрогнул от неожиданности и повернув голову в сторону дочки, просипел:

– А если инфаркт ненароком хватит, что будешь делать без отца? Хотя скоро твой Пётр приедет, а следом сваты Олесю привезут.

– Папа тебя ни одна бяка не берёт, – промолвила Вера. – Посмотри вокруг, все твои ровесники почти вымерли. Один дядя Валера Гуран когтями цепляется за жизнь. А ведь он сильно болен. А ты живёшь и даже не стареешь.

– Валера мне не ровесник. Он старый, покрывший плесенью гриб. Наверное, я уйду дочка от него? Хватит рога мочить на капиталиста. Нервы стали неимоверно шалить. Вчера я ему так и сказал на банкете. Желание было заехать ему в челюсть на прощание. Сейчас я осознаю, желание было неправильное. Да и стариков бить, это самая настоящая дикость.

Вера убрала с уголка кухонное полотенце и присела рядом с отцом.

– Папа сколько я тебя помню, бить по физиономии было твоё жизненное хобби. Не зависимо, физически ты это делаешь или литературно. Привык на борцовском ковре людей к матам пригибать, вот и сформировался у тебя диктаторский характер на работе. Ведь ты по жизни добрый и порядочный человек. Один из руководителей престижной компании. Подчинённые уважают и тянутся к тебе. Что ещё нужно в этой жизни? И прозвище дали библейское – Господь. Уважают за справедливость и за юмор.

– Есть такое дело, – гордо ответил отец, – я тоже тех людей уважаю дочка!

– Не умрёшь от скуки без работы? – бросила она на отца вопросительный взгляд. – Знаю, тяжко тебе будет без того, чему всю жизнь посвятил. Да и деньги дядя Валера не плохие тебе платит.

Отец пропустил последние слова Веры и задумчиво произнёс:

– Прозвище Господин получил сорок лет назад заслуженно, на борцовском ковре. Тогда тебя на свете ещё не было. Господом и Святым увековечили в следственном изоляторе, когда ты уже в школу ходила.

– Ну и что из этого?

– А то, что я один из всей тюрьмы прогнозировал амнистию, – гордо заявил он. – Это был важный прогноз! После этого указа половина тюрьмы ушло на свободу, только не я. А мне так хотелось воли. Я же по знаку зодиака свободолюбивый Водолей. В тюрьме все гороскопы изучил от безделья.

Вера встала и, подойдя к электрическому чайнику, включила его.

– Неужели тюрьма тебе до сих пор икается? В разговорах ты её ни при маме, ни при мне никогда не упоминал. А тут что на тебя нашло, или дядя Валера всколыхнул тебе память?

Отец пальцами взял из солонки щепотку соли и, бросив в стакан с соком, стал размешивать её чайной ложкой.

– С Гураном однозначно всё покончено, – повышенным голосом сказал он. – Отныне он для меня не существует.

– Тише говори, окно открыто, – предупредила дочка отца. – На улице всё слышно. И хватит про неволю. Эта тема для тебя давно чужда.

Отец плотно обернулся в рубашку и тихо заговорил:

– А как тюрьму из головы дочка вытравить? Это на всю жизнь. Тем более Господь стал моим логотипом. Я уже свыкся с ним. Был Господином, переименовали в Господа. А на работе меня только по имени отчеству зовут. За глаза да, я Господь, Святой. Ну и что, мне даже это льстит. Только ты почему – то игнорируешь мой логотип, – улыбнулся он, теребя мочку уха.

– Георгий Андреевич, можешь мне не говорить, как тебя зовут. Тебя полгорода знает и только с хорошей стороны. Только принципы твои мне не совсем понятны. Ты категорически отрицаешь плохое прошлое, а тюремную кличку любишь. В бога вроде веруешь, а креститься не можешь.

Петухов протестуя против слов дочери, учащённо постучал чайной ложкой по стакану.

– Ну, допустим, о вере своей я никому не говорю. Да, я не хожу в церковь, но это ни чего не значит. И ты сама подумай, как я могу отречься от Господа, меня ведь достойные арестанты нарекли небесным титулом, не сам назвался.

– А ты и рад? – улыбнулась Вера. – Все клички даже небесные, должны кануть в лету. Хотя я уже свыклась с твоим логотипом, но как ты заметил, наверное, мне не нравятся никакие клички. Не серьёзно всё это.

На кухне воцарилась минутная тишина. Только стрелки электронных часов висевших над дверью монотонно отсчитывали время.

– А что серьёзно в этом мире, скажи мне дочка?

– У человека должно быть имя и фамилия и этого достаточно. Но по правде скажу тебе не как дочь, а как женщина: – необъяснимая загадочность и колдовская харизма в тебе явно есть? Тебе шестьдесят лет, а выглядишь ты на сорок.

Не успели её эти слова слететь с губ, как на лице отца заиграла обворожительная улыбка.

– Найди себе добрую и заботливую хозяйку, – советовала Вера. – Жизнь приобретёт иную окраску. Ведь в конце августа приедет Пётр, и мы уедем от тебя к себе в коттедж.

Она налила себе в бокал чаю и, поставив ногу на табурет, принялась дуть на кипяток, оголив перед отцом свои ляжки. Петухов мигом одёрнул ей полу халата.

– Мамы нет уже десять лет. А я как-то с этой работой и не задумывался и не готовился к пенсионной жизни. Я тебе дочь по секрету скажу, что пенсионером себя не чувствую. С мамой у нас были моногамные отношения. А это не всегда правильно. Отказ от любых желаний ведёт мужчину к различным заболеваниям. Я полноценный нормальный мужчина и могого ещё хочу от жизни. И после мамы познал не считанное обилие других женщин. Но эту тему с родной дочерью я не намерен обсуждать. Она носит сакральный смысл для тебя. Ты ещё мала и мало пила молока, а я здоровый как бизон пойду топтать весь женский пол, – пошутил он и долил себе из пакета соку.

– Как был ты словоблудом раньше, каким тебя помню, таким ты и остался, – беззлобно заявила Вера. – Чем дочери выдавать свои очередные перлы, лучше позвони дяде Валере и скажи, что погорячился вчера от виски. Уверена ему без тебя будет очень сложно и скучно.

Петухов учащённо замотал головой.

– Да нет, он вчера мне заявил, что вызвал на моё место племянника с Воронежа. Говорит, что он опытный управленец и у него есть свой завод. Позже твоя крёстная мне сказала, что у этого племянника не завод, а растворный нерентабельный узел, а вернее всего насосная станция, для подачи раствора. И что Валера меня просто подколол.

– Я тоже так считаю, – заверила его дочь. – Вспомни как раньше он тебя беспричинно поддевал.

После этого отец задумался и, приложив ладонь ко лбу, выдал:

– О! Вспомнил, – Твоя Крёстная нас с тобой сегодня приглашала к себе в Гавань на хлебосольный завтрак.

– Пойдём? – спросила дочь.

– Ты иди, а я не пойду. Моё решение вчера Гурану было официальное. – Он задумался, и тут же добавил. – Наполовину, – и как мальчишка хихикнул. – Я уже нацелен на отдых. И деньги его мне не нужны. На них грязи много. Да и не совсем всё чисто в его компании.

– Папа ты представления не имеешь, что значит отказаться от большой месячной зарплаты. Скудная материальная жизнь, радости тебе не принесёт. А вот здоровье унесёт. И ты быстро в этом убедишься.

На лбу у отца после её слов выступила испарина. Он взял салфетку со стола и, вытерев пот со лба, выбросил её в открытое окно.

– Зачем мусоришь, – сделала она отцу замечание. – Дворники увидят, стыдоба будет.

Но он вновь сделал вид, что не слышит.

– За меня не беспокойся, я не пропаду. Имею кой, какие сбережения. Ещё твоей семье буду помогать. К тому же у меня есть дополнительный материальный источник. Значит, переживу все невзгоды.

Она поставила чай на стол и опустилась на табурет.

– Это понятно с голоду не опухнешь. Но дело не в этом. На стройке ты хоть на своих подчинённых отрывался. Отныне будешь соседей изводить своими остротами. И как ты решился на такое скоропалительное решение? Тебе же, как хлеб нужно, неограниченное общение. Мужики со двора, никчемные собеседники для тебя будут. Петухов залпом выпил стакан сока.

– Не забывай, я пишу книги и мне ни одно общение не чуждо. У иного мужика столько чудесного материала можно накопать, что и Толстому не снилось. Это не твой магазин нижнего женского белья. И даже не твои мелодрамы, от которых ты без ума, – он головой кивнул на экран телевизора.

– Это временное явление. Дома с Петром, мы живём другой жизнью. А здесь, я себя должна же чем-то занимать вечерами, – возразила Надя. – Ты после работы свои книги строчишь на компьютере, а мне что возле тебя корректором сидеть?

– Не надо быть рядом со мной, – возмутился отец. – Но истязать свой мозг, бредом и фальшей это рискованно для головы.

В кухне опять наступила могильная тишина. Петухов бросил взгляд на опущенную голову дочери. Понял, что дочка явно обиделась.

– Прости, я не то хотел сказать, – приподнял он двумя пальцами подбородок Веры и заглянул в её потухшие глаза. – Приведу только один пример, которым пользуются кинематографисты. Они народу показывают настоящую муть и продают её всему миру. Посуди сама почти во всех мелодрамах, что не одинокая молодая героиня или герой, все имеют комфортабельное жильё и иномарки. Откуда? Можно подумать, что у нас не Россия, а Норвегия или Саудовская Аравия. Меня лично тошнит от такого наглого лживого искусства.

Вера задумалась вначале над словами отца, затем весело сверкнула глазами и игриво заявила:

– На выдумки кинорежиссёров я не обращаю внимания. Мне интересно, поэтому и смотрю. А то, что наша молодёжь подсела на ипотеку, и пенсионеры ходят без зубов меня это совсем не касается. Пускай власть об этом переживает. И ты меня не склоняй к внутреннему беспокойству души. Сам мятежник и дочь хочешь превратить в Веру Засулич. Не выйдет, я довольна своей жизнью и большего мне ничего не надо!!!

Словно огненные стрелы в окно резко пробились лучи солнца и ударили по глазам Петухова. Он молча встал, закрыл окно и задёрнул шторы.

– Понимаешь Вера, ты не смотри, что мы с семьёй Гурана дружили. Долгое время они ходили к нам в гости. После смерти мамы, наша дружба была похоронена. И с некоторых пор я при Гуране стал себя ощущать не другом, и даже не компаньоном, а придворным. Он в конец обнаглел. Он использует меня в своих интересах, нарушая при этом уголовный кодекс. Оказывается, я помогал ему захватывать земли у школ. Так больше продолжаться не может. Сейчас я отдохну от него и стряхну с себя его грязную накидку, чтобы кожа дышала.

Вера окинула отца беспокойным взглядом.

– Ты всё лето мне твердишь про эти ремонты. Папа ты меня прости, но я уже не юрист, я хозяйка магазина нижнего белья. И при чём здесь ты? Ты лицо подневольное. Тебе приказали – ты выполняешь!

– А совесть, – куда её деть? Я же понимаю, что социальная грань нарушена и когда-то за это мне предъявят обвинение. А вот насчёт хозяйки в квартиру, я обязательно подумаю. Четырёхкомнатная обитель, для меня не объёмные метры.

– Если так сильно зол на дядю Валеру, отомсти ему своей страстью, – озорно блеснули глазки Веры.

– Это, каким образом, – ухмыльнулся он. – Страстно укусить Валеру за задницу?

– Заведи роман с моей Крёстной, – неожиданно выпалила дочь. – Я, помню, как она на тебя жадно всегда смотрела у нас дома. А дядя Валера отдышкой страдает. К тому же говорит, глюкоза у него в крови до крайности повышена. А ещё, он глобус в нашем планетарии проглотил, это твоя фраза. Если он узнает про ваш роман с тётей Женей, то не переживёт такое горе..

– Какие женщины всё – таки коварные существа! – воскликнул отец. – Но я не смогу с Женей любовный альянс создать. Она же в соучастницах была у Валеры по отъёму моих активов.

– Вот и хорошо, – обоим им и отомстишь. Я же всю предысторию о твоих акциях знала. Мама мне всё рассказала. Только она про Крёстную ничего плохого не говорила.

– Ясное дело, – они же кумушки были и близкие подруги.

– Мама верила ей, но опасалась, её хищного взгляда на тебя. У него вдруг глаза озорно заблестели и он, смотря на дочь сказал:

– А почему бы и нет. Евгения Васильевна на 31 год младше Валеры. Меня выходит на пятнадцать. Валера мне однажды признался, что ему уже давно не помогают ни какие стимуляторы для ощущения любви. А я без стимуляторов ого – го – го! Да и она словно с витрины бутика вся сверкает. А совсем по секрету тебе скажу, мне даже не надо как рыцарю преклоняться перед ней на колени. У нас довольно-таки откровенные с ней проходили тары – бары – растабары. И я на Новый год ночь провёл у неё в кабинете, но без неё.

– Об этом я знаю, – улыбнулась дочь. – Она нам сказала, когда провожала нас домой.

Отец посмотрел на дочь испуганными глазами и сумбурно перекрестившись сказал:

– Но не могу я всё равно рога наставить Валере. В первую очередь мы кумовья, а во вторых, хоть он и подлость сотворил, но и добра он сделал немало. А Женю я и сейчас могу от него увести. Дочка громко рассмеялась:

– Пап да пошутила я. Разве можно разлучить пускай и нелюбящую, но богатую чету? У Гурана миллионы. А у тебя кукиш в кармане и четырёхкомнатная квартира. Ну, сбережения смешные имеешь.

Он резко встал из-за стола и направился к двери. Затем повернулся и укоризненно сказал:

– Был бы нищий, не построил бы тебе коттедж с Черногорской архитектурой.

Прикрыв за собой дверь, он ушёл в свою спальню. Задёрнул жалюзи на окне, развалился на широченной кровати и приступил ворошить своё прошлое.