Читать книгу Ради жизни на земле. Литературный альманах. Выпуск 23, 2020 г. - Владимир Алексеевич Мурзин, Владимир Владимирович Галевко, В. Б. Гисин - Страница 17

Каждый день тропинкой неширокой

Раза два, а иногда и три,

Проходил мальчонка невысокий

На восходе утренней зари.

И всегда его встречала речка

Теплотой своих прозрачных вод,

Каждый раз из этого местечка

Видел мальчик солнечный восход.

Он купался, радостный, весёлый,

Кувыркался в шёлковой траве

И подолгу, словно невесомый,

Мог простаивать на голове.

Как любил он милую природу,

Как он ждал всегда весны приход!

В эту пору мальчику отро́ду

Шёл всего одиннадцатый год.

Время шло… В заречной деревушке

Рос мальчишка, набираясь сил,

И частенько матери-старушке

Он, смеясь, шутливо говорил:

«Вырасту, пойду по океанам,

По морям и, стоя за рулём,

Буду вспоминать, родная мама,

Как любили мы мечтать вдвоём.

Буду вспоминать мои черешни,

Что в саду пришкольном посадил,

И своих друзей, мальчишек здешних,

И девчонок тех, что не любил.»

Милая, желанная природа!

Как люблю тебя, но всё же расстаюсь,

Жди меня из дальнего похода —

Непременно я к тебе вернусь.

До свиданья, поле, лес, опушка,

Где остался босоногий след…

Ох, как трудно покидал парнишка

Красоту полей в семнадцать лет.

До свиданья, речка, роща, тропки,

Не забыть мне этих детских лет…

Оставляю вас и очень робко

Отправляюсь в неизвестный свет.

Ласковая, нежная, простая,

Вся в морщинках, с белой головой,

И такая милая, родная,

Ты склонилась молча надо мной.

Сквозь полураскрытые ресницы,

Незаметным взглядом для тебя,

Кажется, что книжные страницы

На твоём лице читаю я.

Сколько их, страниц тяжёлой жизни,

На руках, лице, на голове,

Неоце́ненной дороговизны,

Не опубликованных нигде.

Каюсь я, и мне безумно стыдно,

Что и я художник тех морщин,

Детству косолапому не видно,

Как даётся непослушный сын.

А сейчас я на морском просторе,

Как когда-то мальчиком мечтал,

Я – романтик, и со мною море,

Мореходом-штурманом я стал.

Для тебя же я всегда мальчишка,

Беспокойству не видать конца,

Но не зря упрямством твой сынишка

Так похож на своего отца.

Ночь сама укачалась, видно,

И, отдав свою вахту дню,

На глазах уползала бесстыдно,

Торопясь отойти ко сну.

Мы десятый раз провожаем

И встречаем десятый раз

Утро дня, вечер ночи чаем

И обрывками крепких фраз.

Но ни жалобы нет, ни стона,

Знают все, что такое шторм —

Это тридцать градусов крена,

Это сила – измор на измор.

И неправда, что в море – дома,

Это вздор! А точнее – лгут!

Здесь работают до излома,

Даже в койке не отдохнут.

И, конечно, хочется очень

Вместо пены видеть цветы,

И к утру провожать не ночи,

А девчонку своей мечты.

Ветер-пахарь вспахал океан,

Не оставив тропинки даже…

Тридцать дней господин ураган

На пути нашем петли вяжет.

Тридцать дней, тридцать жутких ночей

Нас таранил он в хвост и в гриву,

И не смог я понять ни тогда, ни теперь,

Как остались мы всё-таки живы.

Захватил нас в капкан – не уйти,

Жизнь морская издевкой богата…

Только ту, что прижалась к груди,

Защищать для мужчины – свято.

Уберечь, не оставить одну —

Гибли те, кто бросал корабли…

Триста метров пути ко дну…

Триста миль до желанной земли…

Триста миль – это так далеко,

Чья-то вечность, и чей-то финал…

Если б знали вы, как нелегко

Удержать непослушный штурвал.

Под прикрытием тумана взбунтовался океан,

Сильным залпом урагана был разбужен капитан.

Вышел в рубку, оглянулся, пару слов таких «загнул»,

Что девятый вал споткнулся на крутых обводах скул.

Шлюпки в щепки превратились, мачты, точно захмелев,

То вставали, то ложились, то ревели, словно лев.

Капитан, качаясь, тоже пнул цензуру сапогом…

Кто годами помоложе, речь его поймут потом.

Ну а те, кто в жизни дрался, знают с опытом бойца —

Редко подвиг совершался без солёного словца.

Всё, держись, ввязались в драку, ну посмотрим, кто кого…

Дрожь прошла по штаг-карнаку аж до киля самого́.

Судно сильно накренилось, вот теперь уж точно всё…

Как шальное, закрутилось рулевое колесо.

Слышу в шуме чью-то фразу, не сказать такое рту:

«Руль заклинило – заразу, где-то «право на борту!»

Но с эМО доклад почище, легче в пиллерс головой:

«Через кап водища хлещет, струи – в руку толщиной!»

Бой тревоги, всё в привычку, с бо́рта мчатся тучи крыс…

Двигатель, глотнув водички, раза три чихнул и… скис.

«СРТ, браток, дружище, ой, родимый, выручай,

Не суши стальное днище, метацентр, не подкачай!»

Быть бы нам мормышкой в рыбе, с поворотом оверкиль,

Но с ударом новой глыбы ship встаёт на ровный киль.

Быстро парус смастерили, развернулись по волне,

Жадно «Приму» закурили – «На войне, как на войне!»

Моряки боролись стойко – успокоен океан,

Выбились из силы только ураган и капитан.

Вот такие были Были, что ни случай – чистый SOS.

Как смогли, как починили покуроченный штуртрос?

До сих пор в плену момента, тридцать лет в кошмарном сне:

Я держу куском брезента судно носом по волне.

А море берёт нас всё глубже в капкан,

Звенят и рвутся новенькие тросы,

На палубе судьбу клянут матросы,

Но видя, как спокоен капитан,

До минимума сокращают брань.

Читатель милый, на минуту стань

Хоть мысленно за рукоять штурвала,

И ты поймёшь с движением руки,

Как жизнь и смерть царапают виски.

Но надо нервы подзажать в тиски

И чётко вывести корабль на ветер.

Лишь ты один сейчас на целом свете

Жизнь утверждаешь смерти вопреки.

Бывает Вас от ломаной строки

Коробит, выворачивает душу.

Даже ребёнок оседлает сушу…

А вы б сумели море обуздать?

Нет, не тогда, когда морская гладь

Ласкает взор, а в шторм и в ураган,

Когда норд-вест безжалостно могуче

Волну вздымает и бросает к тучам?

Где тридцать шесть часов, увы, не – план…

Но фирма Ллойда сообщает нам

На этот промежуток – гибель судна,

И что ещё досадно и поскудно —

Виной тому, как будто, капитан…

Простите, но какой это болван

Придумал обвинение человеку,

Которое не отвечает веку?

Как часто мы бываем слишком строги

К тем первым, кто, конечно же, не Боги.

Далеко от родных берегов,

В чёрной пасти морской стихии,

Как мне хочется нежностью слов

Дотянуться до милой России.

Дотянуться и всё рассказать…

Ночь сегодня, как та, в Помпеях.

Пусть тебя, как любимую мать,

Теплота моих слов согреет.

Эта мысль далеко неспроста —

Под прицелом шальной погоды

Моя исповедь будет чиста,

Как твои ключевые воды.

Далеко от родных берегов,

В чёрной пасти морской стихии,

Я, как жизнь, свои строчки стихов

Положу на ладони России.

Зазвенели аврала звонки,

Дан приказ со швартовых сниматься,

И бегут по постам моряки,

Вряд ли ветру за ними угнаться.

Якорь поднят, и трап на борту,

За кормою волна заиграла…

Ты кричала мне: «Я тебя жду…!»

И платком долго с пирса махала.

Скрылся берег, потухли огни,

Перед нами раскинулось море,

И поплыли усталые дни

В этом шумном безбрежном просторе.

Утром встанет девчонка, глядит

Из окошка в открытое море,

А маяк всё горит и гудит

На высоком прибрежном пригорье.

И однажды на вечный вопрос

Долгожданный корабль показался,

За штурвалом – бывалый матрос,

Тот, что юнгою в рейс отправлялся.

Мелкой дробью стучат каблучки,

Ты летишь ко мне, словно птица.

Говорят, меж собой моряки:

«До чего хороша девица!»

Я любуюсь, родная, тобой,

Ты дороже и ближе мне стала,

Что тут думать…? Конечно, женой

Я повёл тебя в ЗАГС с причала.