Читать книгу Брошенный мир: Пробуждение - Владимир Андерсон - Страница 3

Чарли Хэддок был одним из тех, кто проснулся первым на станции. В тот день он, в отличие от большинства, не стал рыскать по всем помещениям в поисках живых людей, ответов на свои вопросы или чего бы то ни было похожего. Он нашёл капитанский отсек, выделявшийся на карте двумя жирными буквами «HQ» и стал разглядывать содержимое того компьютера, что показался ему главным в этом помещении. Разумеется, он ничего не помнил после креосна, как и все остальные, но что-то подсказывало ему, что искать надо там, а не по всей станции.

И он оказался прав. И потом он часто задавал себе вопрос, он оказался прав и потому стал настоящим правителем станции, или он и должен был в итоге стать настоящим правителем станции в силу своего характера, потому и нашёл всё то, что оказалось первостепенным в этой новой жизни, которая, как он точно знал, происходила на Луне, а не на Земле.

Именно он придумал когда-то считать то место, где они находятся планетой Земля, чтобы это лаконично выписывалось во всё, что только смогут найти на любом носителе информации на станции. Только так можно было всех убедить в том, что это место является автохтонным, самобытным для человека. Потому что только так, по ему мнению, можно было предотвратить возможный наступающий психоз от осознания себя покинутым.

Ведь причину, по которой они все оказались на этой станции одни, да ещё после сна, стёршего все воспоминания, Чарли тоже не знал. То что он знал укладывалось всего в несколько пунктов: во-первых, они находились на тёмной стороне Луны, а потому никогда не могли наблюдать на звёздном небе Землю, во-вторых, находились в состоянии крео-сна они один час или около того. Этот пункт был для него и вовсе удивительным – получается, что все добровольно залезли в эти капсулы, чтобы погрузить в сон, который заберёт все их воспоминания. Со временем он только больше убеждался в этом, потому что из всего того материала, который находили со временем на станции, и по его задумке, для начала приносили на изучение под страхом отправить в тюрьму, из всего этого материала не находилось ничего, что проливало бы свет на причины всего этого.

А потому ответ был именно таким, что все добровольно приняли такое решение. Уж непонятно, чем они руководились при этом, но только добровольно они могли удалить со всех своих носителей ту правду, которую запрещено было узнавать.

Чарли много об этом думал, и другого ответа у него не было. И получалось так, что и он сам был среди тех, кто добровольно когда-то отказался от правды и сел в эту капсулу на час, чтобы всё забыть… Но, с другой стороны, сейчас это полностью его устраивало, ведь сейчас он – настоящий правитель целого мира. Именно таковым он считал себя.

Ведь кем он был до этого? Кем угодно, но точно не тем, кем сейчас. Он бы точно не позволил всем забыть о тех правилах, которые ему так нравилось формировать. И совершенствовать со временем. Он заставил всех думать, что правит целый совет, Совет старейшин, которые своей мудростью оберегают общество. И ведь каково было ему, когда он организовывал это… Собирал самых старших среди всех, раскрывал им «тайны» станции и убеждал в необходимости сберегать их.

Он рассказал им, что место, на котором они находятся есть временная станция на Луне, спутнике Земли, которая отдана ему в распоряжение на тот момент, пока их не заберут. Забрать их должны при соблюдении ряда условий, известных только ему. И только он знает, как подать сигнал, после которого земляне проверят необходимые условия, и в случае их принятия, заберут людей обратно на Землю.

Как ему приходилось вечно ходить вокруг да около, выдумывая практически на ходу те самые условия, постоянно аргументируя тем, что без него в любом случае спасения не будет. Ведь первое условие – это сохранение его жизни и здоровья при полном и безоговорочном ему подчинении. С этим правда было сложно спорить, ведь он был тем, кто раскрыл первую для них тайну – где они находятся. Ту тайну, что была сокрыта для всех остальных, и которую старейшины могли хранить внутри себя. Тем более, что для всех именно старейшины были видимой властью – в этом Чарли Хэддок не прогадал. Он посчитал, что сможет сохранить свою теневую власть только в том случае, если видимая будет принадлежать группе лиц, которая станет твёрдо оставить свою правоту коллективно. Где каждый старейшина будет уповать на что-то особенное со своей стороны, придумывать свои сакральные эзотерические знания, которым он не может поделиться с другими.

Ничто так не скрывает настоящую правду, как наличие рядом нераскрытой лжи. Эт правило Чарли для себя установил железно. Надо всегда формировать сначала враньё, потом закрывать всем на него глаза, утверждая, что знать его всем нельзя по неким жизненно важным причинам. Все захотят узнать в итоге, что же за этим скрывается. Захотят это узнать у тех, кто сам и не знает, но не в состоянии признаться в этом. А это значит, что ложь будет жить вечно, подпитывая сама себя.

Отдельных мыслей стоило ему придумать Тоску. Тюрьму, в которую бы можно было прятать тех, кто не хочет действовать по его правилам. Официально туда попадали за фелонии, то есть тяжкие уголовные преступления, которым теперь считалось и невыдача найденного нового носителя информации. У него был один старейшина, Пейтон Кросс, который на совете вызвался объяснить всем рядовым членам станции, почему так важно изначально обрабатывать информацию именно старейшинам. Чарли выслушал сначала его лично, и ему показались донельзя убедительными его аргументы. Сам бы он так придумать не смог. Затем Пейтон выступил перед другими старейшинами, опровергая их доводы своими, и оказался победителем. И затем, когда он озвучил это решение всей станции, то буквально наступил его звёздный час – он формулировал уже множество раз до этого высказанные им мысли с таким мастерством и убедительностью, что даже Чарли в какой-то момент заслушался, и пару раз кивнул головой. Пейтон оказался настоящей находкой для манипулирования массовым сознанием. Хотя, надо признать, что и остальные вовсе не собирались сильно от него отставать.

Даже удивляло, насколько хорошо старейшины вжились в свои роли всезнающих и управляющих чином, что даже перестали и думать о том, чтобы на самом деле в чём-то разбираться. Ведь они, не считая первых нескольких месяцев своего становления Советом, ни разу не напоминали Чарли Хэддоку о том, что он обещал со временем поведать им об условиях, при которых их могут забрать обратно на Землю.

Что касается самой тюрьмы, то как отдельное сооружение, она появилась вовсе не сразу. Поначалу это был дальний грузовой отсек, следующий за техническими помещениями, где проходил фильтрацию кислород, добытый путём ряда манипуляций прямо на Луне. И, разумеется, случилось так, что некто сбежал оттуда. Причём на поверхность. А там сломал несколько солнечным панелей, повредил ряд кабелей после чего был пойман службой безопасности, которая спустя полчаса разбирательств выбросила беглеца снова на поверхность, но уже без скафандра.

Об этом спустя день сильно пожалели, когда обнаружили, что труп так и валяется возле входа. Все ожидали, что он испарится или что-то вроде того. Но в итоге пришлось его закапывать. И чтобы не повторять подобное, соорудили отдельно стоящий блок в пятнадцати километрах от Аполло-24, названный Тоска по причине того, что в представлении всех жителей станции в этой тюрьме можно было только тосковать по былым временам, которые могут никогда не вернуться. В этом даже было что-то странное, ведь все жители, произнося в слух это название, и без того понимали, что «былые времена» могут быть и те, что не возвраты для всех них. Те времена, которые, как им говорили, планеты, где есть моря, океаны, луга и горы, которых теперь им всем не видать.

Иногда по таким причинам Чарли даже казалось, что есть люди, которые знают его секрет, а не просто догадываются. Единственное, что ему при этом помогало, так это собственное самолюбие, которые говорило только об одном – только у него был тот мозг, который догадался в первый же деть исследовать капитанский отсек, а не что-то другое. Был бы кто-то ещё вроде него, и он бы это заметил ещё тогда – просто по желающему находиться там вместе с ним. Но таковых тогда не нашлось.

Со временем ему пришла идея возглавить секцию Просвещения, чтобы самому лично принимать участие в разработке программ для обучения, быть в курсе того, что именно в них есть, а чего нет. И, кроме того, ставить задачи по новым разработкам. Ведь теперь эта реальность принадлежала ему, и теперь хотелось в ней не просто существовать, а жить полной жизнью, а значит обустраивать её и создавать что-то новое.

И вполне можно было даже полноценно осваивать эту землю. Строить на ней. Делать его государство больше. Делать его могущественнее. Ведь ничего не мешало ему быть тем, кем он уже являлся – хотелось быть больше.

И теперь он был горд и очень доволен тем, что наконец исследования реголита дали возможности использования гелия-3, в том числе для ядерного реактора. Осталось только спроектировать правильную версию термоядерного реактора, чтобы можно было расширить его возможности при компактном использовании, ведь современные системы не позволяли ни добраться до светлой стороны Луны, ни проводить долговременные работы на поверхности.

А посмотреть своими глазами на Землю ему хотелось ещё больше, чем просто так скрывать её от других. Несмотря на то, что подобное изобретение в реальности способно было пошатнуть его власть, он определённо хотел собственными глазами увидеть её. Увидеть Землю. Чтобы в очередной раз получить то ощущение, что он получил в первые дни, когда очнулся ото сна, когда первым стал всем рассказывать, что мы на Земле, а не где-то ещё, когда смог скрыть от всех тайну того, что на самом деле это Луна. Он хотел снова почувствовать, каково это, когда нечто знаешь ты один. И как лишь ты один определяешь – знать это всем остальным или нет…

И в это самое время на Аполло-24 начало творить что-то очень странное. Разные люди начали самостоятельно резать себя буквально на куски хладнокровно и бескомпромиссно. Все они умирали от потери крови, причинив себе за несколько минут такой урон, какой за всю историю станции ещё не причинил ни один человек другому. Это были зверские самоубийства, объяснения которым не было ни с какой из возможных сторон.

Можно было представить, что кто-то доводил их до этого, но невозможно было понять, почему они совершали это столь фанатично. Ведь есть множество способов лишить себя жизни, и если уж к тому есть веские причины, то возможно увидеть также предсмертную записку. Но ничего подобного. Судя по записям с камер наблюдения, люди словно сходили с ума в какой-то момент, начиная производить над собой столь жуткие действия.

И Чарли начинало пугать не потеря нескольких ценных сотрудников – все они были высоко квалифицированными специалистами энергетической секции. Его начинало пугать то, что это никак не контролируется. За полгода он потерял трёх человек, и нельзя было понять, то ли это закончится само собой, то ли перейдёт в другие количества. И кто знает, может, и до него самого дойдёт, раз уж это настолько необъяснимое явление.

Может быть, это вообще какое-то подобие вируса, который через что-то передаётся. На это указывало то, что все убитые относятся к одной секции и жили в одном блоке Нью-Йорк. Но с таких же успехом, если это дело рук какого-то маньяка, то ничего не мешает ему изменить своё местоположение.

Вопросов было больше, чем ответов. Причём и возможные ответы явно не устраивали ни Чарли Хэддока, ни тех, кто в данный момент проводил расследование – секция безопасности. Таннет всегда хорошо выполнял свои обязанности – ему не надо было давать какие-то дополнительные объяснения, почему того или иного человека надо было засадить за решётку, а потом освободить, если понадобится, или удерживать дальше. У него вообще не возникало никаких вопросов. В этом был его грандиозный плюс. Но, видимо, эта же сторона давала о себе знать, когда надо было что-то выяснить, как, например, в этом случае. У него даже не было догадок. Он копал информацию бездумно и даже без версий. Просто спрашивал всё подряд, что приходило в голову, руководствуясь главной целью – не сболтнуть лишнего, и не дать возможности никому узнать, что происходило на станции. Такой, конечно, секреты не раскроет, но и нового ничего не узнает. Его шеф Пейтон Стерлинг был ещё тупее – он только и сидел что в кресле, да размышлял о том, как важно сохранять видимое спокойствие и ни при каких обстоятельствах не доводить дело до паники. Большего в голове у него не обитало. Словно, если придерживаться этого принципа, то можно и тысячу лет прожить без проблем.

Много от них не получишь – думал Хэддок. То, что они дают сейчас – и так максимум от ожидаемого. Глупо надеяться на большее. А значит придётся выяснять всё самому. Выяснять, а не дожидаться, пока эта чума придёт за ним лично. Как ни странно, но эта возможность ему тоже казалась не невозможной.

И теперь на столе у него лежало три папки с их личными делами: Генри Тандер, Саванна Блейз , Рейган Шадоу. Два мужчины и одна женщина. Причём самым ужасающим было именно женское – на записях с камеры было видно, как она режет себе левую грудь, пытаясь вырезать молочную железу, а затем протыкает левое бедро в районе артерии. Тандер от Шадоу принципиально отличался тем, что Шадоу проколол себе ещё и глаз. И в итоге это сатанинская манера причинять себе ранения до смерти был одним из немногих фактов, что связывал их всех – они все изничтожали свою левую половину острым предметом в правой руке. Все это делали планомерно и, словно не чувствуя боли.

Первый, Генри Тандер, сделал это больше пяти месяцев назад, у себя в квартире хорошо поужинав и посмотрев кино. Причём кино было комедийным – «Близнецы» с Арнольдом Шварценнегером и Денни де Вито в главных ролях. После этого он исполосовал себя кухонным ножом, завершив дело втыканием его себе в шею. Абсолютно ничего это не предвещало. На службе ценился он хорошо и даже планировался к повышению.

Вторая, Саванна Блейз, убила себя на рабочем месте. Она, как и Шадоу изучала чертежи разных моделей ядерных реакторов, выполняя задание по созданию резервных мощностей АЭС на случай поломки основных. До того, как начать себя кромсать перочинным ножом, лежавшим до этого в её личном сумочке, она не отходила от рабочего стола почти полтора часа, и заметить хоть что-то, что могло её сподвигнуть на это, не получилось просто по той причине, что этого и не было. Стоит отметить, что выковырять что-то из груди ей не удалось при всех её стараниях. Это наводило на мысль, что действие было больше спонтанным, чем преднамеренным – уж если она так не чувствовала ни боль, а рассудок был потерян на прочь, то решение сделать это должно было увенчаться успехом, раз уж она начала это делать. Эта особенность породила в голове Хеддока мысль, что все их действия по членовредительству своей левой стороны носило больше символический, нежели какой-то практический смысл – они не хотели сделать что-то принципиальное со своей левой стороной тела, кроме как истязать его. И, видимо, ответ ко всему крылся именно в этом.

Третий, Рейган Шадоу лишь повторял действия предыдущих: делать что-то спокойно и непринуждённо, а затем также непринуждённо себя убивать острым предметом. Отличался только во всём проколотый глаз, который в очередной раз навёл на мысль о том, что всё это лишь прелюдия, некое подобие демонстрации прежде, чем свести счёты с собственной жизнью. Видимо, глаз для Рейгана был также непринципиален, как грудь для Саванны. Он, вероятно, мог бы его и не трогать, просто каким-то рандомным образом жребий пал именно на него.

Хеддок отложил эти папки, раскинулся на спинке кресла и оглядел свой кабинет: при том, что кабинет был явно самым большим среди подобных на всей станции, а панорамной окно самым громоздким среди всех окон, где-либо установленных, какой-либо роскоши в его кабинете не было. Абсолютно ничего, что можно было бы назвать искусством или изыском. Все было строго и по делу. Это старейшины любили нагородить себе статуй из прессованного реголита или пурпурные мантии поверх комбинезона. А ему это всё было ни к чему – всё это лишь побрякушки, которыми разве что детей можно увлечь. Ну или дураков таких, как старейшины. Главное – власть, и сейчас возникает процесс на станции, который этой властью не контролируется вообще.

Хеддок поднялся и медленно подошёл к стеклу: ему простирался вид на море Москвы, которое всем называлось не иначе как «Атлантический океан». О том, что это море Москвы, один из самых больших углублений на поверхности тёмной стороне Луны, он узнал через несколько недель после того, как узнал, что это вообще Луна. Нельзя сказать, что быстро, но, учитывая, что время сейчас не имело никакого значения, достаточно для того, чтобы считать, что всё работает правильно.

Вид был прекрасный. Он настолько привык к естественному положению самого себя в качестве теневого правителя станции, что уже и окружающие территории рассматривал как свою собственность, и со временем наблюдения за этой поверхностью, у него уже очертились границы некоторых новых построек, которые он планировал уже в ближайшем будущем. И до этих построек будут проходить отдельные маршруты, где люди также будут работать, выполнять его указания и считать, что находятся под управлением Совета старейшин. Так можно развиваться бесконечно, и, кто знает, может быть, он сумеет создать целую империю, заняв всё пространство Луны. И это дело уже будут продолжать его потомки…

Кстати, вот о потомках следовало позаботиться. Ведь те мимолётные связи, что были у него, до сих пор ни к чему не привели. И хоть он не часто и пытался кого-то обрюхатить, но закрадывались сомнения, что это может и не получиться. С момента начала новой жизни прошло уже двадцать четыре года. На тот момент, ему уж точно было за тридцать, если не сорок. Значит сейчас уж как минимум пятьдесят. А с таким же успехом может быть и шестьдесят. Оглянуться не успеешь, а ничего уже и работать между ног не будет…

Он серьёзно заволновался и подошёл обратно к столу. Затем нажал на кнопку вызова. Ему хотелось увидеть ту, что была с его точки зрения достаточно здоровой и способной выносить его ребёнка, Сиерру Рейвенвуд. На вид ей было за сорок, сейчас она заведовала административной секцией, и была уверена, что Хеддок обладает каким-то весьма значительным влиянием на Совет старейшин. Об этом ей в скользь сообщил сам Хеддок, когда она торопилась на какое-то совещание. «Не волнуйся, одного моего слова достаточно, чтобы никто не сказал тебе и слова за любое опоздание», – сказал тогда Хеддок.

Стоило услышать её милый голос и позвать к себе, как он в тот же момент подумал о том, что возможно проблема с беременностью исходит вовсе не от него. Его, откровенно говоря, не особо волновали эти вопросы раньше, и из тех материалов, что у него имелись (и больше ни у кого), он ни разу не зондировал почву на предмет возраста беременности. Есть секс, оргазм приводит к семяизвержению, и это семя оплодотворяет женскую яйцеклетку. Судя по всем анализам, яйцеклетки у Сиерры имелись. У него тоже всё работало. Значит и результат должен был быть, но его не было. Может, хотя бы попробовать ещё с кем-то?

У него в непосредственном подчинении работало не мало девушек весьма молодых. Некоторые из них были весьма привлекательны. Но, как ни странно, ему не хотелось менять Сиерру на кого-то, тем более что минет, который ему нравился в её исполнении особенно, он не хотел получать ещё от кого-то. Ему казалось, что он будто бы променяет её на кого-то. И, хотя он определённо мог сказать, что каких-то глубоких чувств он к ней не испытывает, но терять точно не хочет.

И следующая мысль, которая возникла у него в мозгу, так это то, что вообще беременели на станции очень немногие. Если проснулось всего пять тысяч человек, то сейчас было семь тысяч, то есть всего две тысячи детей. И это при том, что никаких запретов или ограничений на это пока не было.

Хеддок видел несколько докладов Организации Объединённых Наций, где говорилось о перенаселённости Земли, и о том, что некоторые страны не контролируют рождаемость, а это значит, что подобная проблема носила весьма острый характер. Учитывая, что никаких противозачаточных средств, которые применяли на Земле, у них не было, то логичным вставал вопрос о причинах столько низкого количества родившихся детей. И эти причины Хеддок наконец стал увязывать и с собой.

Не только у него одного это не получается. Может быть, из-за Сиерры. Может быть, из-за него. Но процесс этот отнюдь не такой простой, как можно было предполагать. И очень странно, что он не задумывался об этом раньше. Очень странно для себя самого…

Он почувствовал, как что-то покалывает у него на левой щеке. Совсем чуть-чуть, словно даже и не внутри, а снаружи. Маленькие покалывания, которые и заметить-то не так просто… С чего бы это?

Хеддок потрогал щеку правой рукой, потом немного помассировал. Вроде прошло. Странно. Что это могло быть? В голову первым же делом полезли мысли про связь с недавними самоубийствами. Может быть, и у них было что-то похожее, прежде чем они дошли до такой стадии? Да нет, бред это… Причина в чём-то другом. А это просто самовнушение. Уж получишь себе такие ощущения, когда начитаешься о людях, которые вытворяет с самими собой такое, что и врагу не пожелаешь…

Раздался стук в дверь. Пришла Сиерра. Как обычно в прекрасном расположении духа. По-другому она и не появлялась. Если у неё что-то было не так, то она сразу говорила об этом, и переносила встречу. Хорошая манера для подобных отношений, и откуда только она взяла такой фокус?

– Ты прекрасно выглядишь… – Хеддок и делал комплимент, и говорил чистую правду. Ему казалось, что когда-то он очень хорошо к ней присмотрелся и застолбил за собой. Она отлично ему подходила: и по темпераменту, и по сексуальным предпочтениям, и по дистанции в отношениях. Такую не так просто будет найти, если вдруг окажется, что она не способна иметь детей… Хотя, впрочем, ничто же не мешает просто обрюхатить другую, а трахаться продолжать с ней. Ведь ребёнок нужен всё же ему, а не им обоим… Так даже, наверно, и удобнее… К тому же, она действительно не беременеет, сколько уж раз он в неё ни извергал своё семя. Не может такое быть случайностью… Хоть и хотелось бы, чтоб получилось с ней. Она ж и умна ещё. Такую женщину стоит держать поближе и не расстраивать…

– Спасибо, Чарли… Спасибо… – она мигом подошла к нему и устроилась у него на коленках, обвив руками вокруг шеи. – Скучал по мне, да?

– Конечно, дорогая… Дела были важные… Кстати, мне вот интересно твоё мнение… – в голову вдруг попала интересная мысль рассмотреть суицидные дела с женской стороны, в конце концов, какая разница, кто или что даст разгадку. – Мнение женщины с хорошими мозгами…

– Ты прям заинтриговал… – Сиерра улыбнулась и погладила его пальчиками по левой стороне головы, что вызвало в нём самом очень противоречивые ощущения. Что-то будто стало пробираться внутрь него, не показывая пока своей сущности, но чувствовалось настолько явно, что у него участилось сердцебиение.

– Эм… Знаешь… Я вот хотел спросить… – он хотел было сказать «почему люди могут причинять вред самим себе за пару минут перед тем как покончить с жизнью», но договорить не получилось. Это жуткое ощущение проникновения в него с левой стороны головы, с той, где только что гладила его Сиерра, стало настолько осязаемым, что ему уже стало казаться, что кто-то держит его левое полушарие мозга в своих руках, способных раздавить его в лепёшку. Хеддока мгновенно объял какой-то ужас, ему стало тяжело дышать, и он прижался поближе к своей женщине.

– Что с тобой? – удивлённо спросила Сиерра. – Я что-то не так сделала?

– Нет-нет… – Хеддок передумал спрашивать, что хотел, и тут же почувствовал, как невидимая сила отпускает его. – Я хотел спросить, что ты думаешь, если бы была у нас не одна станция, а несколько. Это повлияло бы как-то на Совет старейшин?

– Ах вот оно что… – улыбнулась Сиерра. – Ещё как повлияло бы. Даже не сомневаюсь… Понимаешь, я вот даже своих сотрудников, которые прекрасно знают, что я могу появиться в любой момент с трудом держу в узде, чтоб не бездельничали. Им же только дай волю, только отвернись, и они начинают заниматься чем-то своим, посторонним… И это я могу появиться в любой момент… А теперь представь, что не в любой момент, а они заранее будут знать об этом. Ведь всё ж видно снаружи, что я направляюсь к ним, что мне ещё надо пристыковаться. Пока ещё я там пройду стыковочные отсеки. И только потом буду у них. Они просто оставят одного на стрёме, а сами будут хоть спать, пока меня нет… Это вот на тот случай, если ты спрашивал, как руководить этим всем… Придётся выходить на совершенно иной уровень…

Она продолжила гладить его по голове, и в этот момент он начал осознавать, что она уже отсиживает ему колени. Всё же возраст у него уже не молодой, кровообращение оставляет желать лучшего.

– Сиерра, мне уже тяжеловато… – сказал Хеддок, и она тут же пересела на соседний стул.

– Ой, да… Не отсидела тебе ничего?

– Всё в порядке. – Хеддок немного размялся и с интересом посмотрел на неё. Ведь она действительно говорила дело. Он об этом и не подумал вовсе… Когда прикидывал все плюсы и минусы, ему и в голову не пришло, что люди могут хотеть и чего-то другого. Он привык вертеть старейшина, как ему вздумается, а через них вертеть и людьми. Но то касалось сознания, а не результата. Результат уже дело наживное, и его достижение – необходимость хорошего подсчёта всего, что есть, и чего нет… Люди и правда не захотят только работать в рабочее время, и мало того. Те старейшины, которые сейчас так стройно ходят у него под колпаком, не обязательно захотят вести себя также, будучи в несколько ином положении… Эту мысль Сиерра ему не высказала, оно и понятно, в виду того, что и не знает всех тонкостей ему положения. Но в реальности, именно это будет заботить его больше всего – насколько именно старейшина, оставленный за главного на такой отдельной станции, будет продолжать быть верным именно ему. Чихать уж на то, сколько там все будут работать. Лишь бы оставались в его подчинении. А, по сути, пока гарантировать это нельзя… Ведь придётся или полагаться на конкретных людей, и тут ему очень даже легко ошибиться. Либо придумывать новые методы контроля, а этого у него нет. Более того, сейчас он многие процессы контролировал лично, и сама власть держалась в том числе и на этом – он сам принимал решения по множеству частных вопросов. В ситуации отдельных станций этого не будет, и в этом случае, стоит вообще задуматься, а так ли уж нужны эти станции? Не лучше ли довольствоваться тем, что есть сейчас… Впрочем, нет. Не стоит. Это всё точно не вечно. И нужен же и запасной вариант… Очень нужен запасной вариант на случай того, что этот суицидальный психоз перейдёт границы… Да и это странное ощущение у него уже начинало проходить. Вроде вот и совсем прошло… Можно бы теперь и спросить про это у неё. Что она думает насчёт возможностей людей по собственному уничтожению.

– Дорогая, у меня к тебе ещё один вопрос… – начал он и тут же его правая рука потянулась само по себе к левой руке и начала давить пальцем на мягкие ткани в области основания большого пальца, а затем и продавила ногтем там ранку. В этот момент он обратил на это внимание и быстро одёрнул руку.

– Чарли, что ты делаешь?! – крикнула Сиерра и, пододвинувшись к нему поближе, начала разглядывать его ладонь, по которой совсем чуть-чуть, но струилась кровь. – Что с тобой? Ты перенервничал?

Хеддок не мог сказать ни слова. Только что его рассудок перевернулся с ног на голову, а потом обратно за считанные мгновения. Какая-то кровь на ладони, Сиерра так удивлённо смотревшая на него только что, уже побежала за какими-то медицинскими средствами. И вот эта тьма, которая всего секунду назад была настолько явной для него, внезапно полностью покинула его, выйдя с левой стороны головы. Там, где ещё недавно гладила его женщина.

Хеддок вздохнул, потом проморгался и взглянул на ладонь – он действительно сделал это сам с собой, не чувствуя никакой боли. Ничего этого он не помнил, но так же как порез был виден на левой ладони, так же под ногтем правого большого пальца была часть кожи и следы крови. Они смотрел на это и пытался осознать, что он только что сделал это сам. Пытался, но не получалось. Он не помнил это. Только какую-то чернющую тьму, которая теперь была в каком-то далёком прошлом.

Сиерра уже прибежала обратно с ваткой, перекисью водорода и пластырем. Всё же чудесная женщина. Так заботится и так беспокоится о нём. Будет очень обидно, если всё же у неё нет возможности рожать детей.

– Дорога, скажи мне… Почему у нас не получается сделать детей? – спросил у неё Хеддок, когда она уже прилепляла пластырь. – Мы же трахались достаточно.

– Мне прям даже странно это слышать от того, кто начальствует секцией просвещения. – слегка иронично ответила Сиерра. – Не знаю, чему ты хочешь учить всех. Какое образование давать им. И для чего. Но есть вещи, которых ни скрывать, ни специально открывать не получится… Есть месячные. У каждой женщины. Они периодически повторяются. Примерно раз в месяц. Это значит, что женщина может забеременеть. А потом, когда женщина становится старше, ну вот как я, то у неё перестают проявляться месячные. И это значит, что она уже не может забеременеть. Ну вот как я…