Читать книгу Пущенные по миру - Владимир Аполлонович Владыкин - Страница 20

Егор Мартунин довольно успешно развивал своё надворное хозяйство, с каждым годом увеличивалась отара овец. Через четыре года он уже имел две лошади, две коровы, два поросёнка и несчётное количество домашней птицы. А овец было больше, чем у самого Степана Горчихина, крупного, плечистого мужика. Но зато у того – с десяток коров да лошадей штук пять, не говоря уже об остальной несметной живности. И другие сельчане тоже зажили неплохо.

Конечно, за Степаном Егор особенно не гнался, так как у него была своя намеченная цель, и потому землю он обрабатывал не с прежней охотой, как раньше. Теперь ему было обременительно пахать, сеять, жать, обрабатывать культуры. Но без этого важного для селянина труда никак не обойтись, без хлеба ни за что не проживёшь. Земельный надел с братом у них был, как и раньше, один на двоих, чтобы его можно было сообща легче обрабатывать. И все-таки от полевых работ Егор порой отлынивал или в крайнем случае строго переказывал Насте не уклоняться от помощи Епифану, которому ремесло старшего брата только неприятно досаждало, из-за чего тот нарывался на скандал. Но он вовремя находил предлог уехать в Калугу, где у тамошнего выдельщика кож учился выделке овчины.

Епифан подчас не замечал хитрости брата, но его действий в освоении скорняжного ремесла полностью не одобрял, потому что как артелей, так и коммун Егор сторонился, считая себя вполне способным обойтись без такого членства, живя на особинку. Вот ежели бы Епифан не состоял в лесничестве, тогда он непременно вступил бы в артель или коммуну по выделке из конопли пеньки и крутил бы из неё канаты и шпагаты. Между прочим, он тоже по-своему считал своё дело лесника поглавнее других, словом, каждому ближе было своё предназначение.

А Егор и впрямь всё откровенней и уверенней проявлял себя этаким прижимистым и гребущим всё и вся под себя хозяином. И не мудрено, что многим в селе его хватка нравилась, да только не всем она была по плечу и потому вызывала зависть.

Бывало, Епифан под хмельком, но, правда, не столь злобно прозывал брата «кулацким элементом», которого пора к ногтю, как врага всех бедняков. По совести говоря, к тому имелись у брата скрытые мотивы. Епифан исподволь чувствовал, как Егор понемногу налегал на него, пока делая ещё несмелые, как бы разведывательные попытки вытеснить вон из его половины. И действительно, однажды в бражный день присоветовал брату срубить с его, Егоровой, помощью избу, на что он готов даже выделить денег, а потом с его кровной братской поддержкой они быстро возведут хоромину. Старая же половина дома брата перейдёт к нему. Ведь он, Егор, желает расширить свое подворье, у него овец теперь много, шерсти скоплено порядочно, уже наловчился овчину выделывать. Да так, что любой скорняк ему позавидует, и тогда он наладит шитьё тулупов, в чем тоже понемногу приобрел должный навык, и дело его закрутится с новым размахом. А в тесном закутке старой избы уже не развернуться, чтобы организовать и оснастить мастерскую под пошив тулупов и полушубков, которые будут иметь несомненный спрос и станут его основной доходной статьей. Недавно смастерил пробные, возил в город на продажу и увидел, что это вполне надёжное и прибыльное ремесло, а если его наладить с умом и с настоящим размахом, тогда можно жить припеваючи…

Для начала своего дела Егор объездил город, достал почти новую швейную машинку немецкого производства, да одной стало мало – съездил ещё в Москву и у одного нэпмана выторговал в обмен на хлеб в придачу с деньгами: «Вот сучье вымя, ему ещё и хлеб подай, а сам же его хлебушек втридорога продаст, нэпманы все пройдошливые. Из воздуха могут делать деньги. Вот, пожалуй, у кого следует поучиться оборотливости и смекалке». За машинку ему пожертвовал чуть ли не весь запас хлеба, а себе оставил на пропитание с гулькин нос. Жена Настя как увидела проделку мужа, так чуть в обморок не упала. Егор сначала было прикрикнул на глупую бабу, а потом проникся жалостью и стал бедную жену успокаивать, чтоб в себя пришла. И после, когда объяснил ей своё дело, кажется, она прониклась его верой и больше ни в чём мужу не перечила.

А спустя время посадил за машинки свою жену и братнину, Софью, дабы начали шить выкроенные им полушубки. А крою научился довольно примитивным и неловким способом, для чего пожертвовал личным тулупом – распорол его по частям, как он некогда был сшит умелым мастером. Затем прикладывал на картон эти части и по ним вычертил кройки, и вот они готовы. Потом сшил тулуп заново, уже вручную, когда у него ещё не было машинок. И теперь тулуп, сшитый некогда ладно, было невозможно узнать – прежде всего взгляд поражали неровные, неуклюжие швы. Одна пола стала почему-то несоразмерно длиннее первой, а один рукав короче второго. И спинка сзади по кокетке перекосилась, но вполне носить его ещё можно. Живёт же иной человек после ужасного ранения, когда его приходится сшивать практически заново. На таких Егор вдоволь насмотрелся в лазаретах в германскую и гражданскую.

Словом, научившись кое-как крою, теперь он ходил довольный, потирал ладони, испытывая удовольствие от обретённого прибыльного ремесла. А скоро жены – его и брата – в охотку взялись за пошив. При этом, правда, Егор видел ревнивое недовольство Епифана, что приобщил к своему рискованному ремеслу его жену. А у Софьи прямо-таки глаза загорались, когда, наскоро справившись с домашними делами, она собиралась на его половину. Однако сколько Епифан её ни ругал и даже руку прикладывал, стоило ему податься в лес на свой охраняемый кордон, как она, словно заговорённая, всё равно уходила, накрепко привязанная к затее брата, чем больше всего распаляла в нем ярый гнев.

– Ты вот что, Егорка, кончай жинку манить к сабе, – как-то не утерпел Епифан, накинулся на брата. – Она все свои дела запустила, тараканов развелось – тьма! Да, из-за твоего ремесла, мне оно больно надо?

– Ладно, ладно, братан, не злись, ещё один денёк, и баста, обещаю её не звать, – и при этом весело похлопывал брата по плечу.

Однако неуёмная Софья в свободные часы продолжала пропадать на половине Егора, тем самым помогала подвигать его ремесло, а за детьми присматривала свекровь и порой защищала невестку:

– Да чаво ж ты её ругаешь, она же к делу приучается?

– Ох вы умники нашлись, а за скотиной кто будет смотреть?!